душевая кабина 100х100 с низким поддоном
Луна стала полной, что сулило удачу, и вождь пожелал проследовать по старой проторенной тропе прямо в Мексику и привезти назад с собой новых пленников, в основном детей, которых можно сделать рабами или же продать торговцам из метисов в местечке, называемом Грусть, расположенном поблизости от бывших ключей, где обычно останавливались путники, пересекающие великие равнины, чтобы передохнуть и напоить лошадей и мулов.
Бизоньему Горбу не понравилось, что приходится задерживаться ради того, чтобы поймать какого-то охотника за скальпами, человечка столь слабого, что он убивал лишь мексиканцев и редко когда отваживался напасть на апачей или же на команчей. Сначала вождь решил посадить в засаду трех своих воинов, а самому с отрядом двигаться дальше. Когда Киркер сочтет, что опасность миновала, и вылезет из потайного Места в скалах, трое команчей убьют его и нагонят группу, направляющуюся на юг.
Однако этому решительно воспротивился Брыкающийся Волк, и Бизоний Горб вынужден был пойти на уступки. Киркер убил у Брыкающегося Волка двух его жен и одного сына, снял с них скальпы и продал их. Брыкающийся Волк был не из тех индейцев, которые забывают про обиды и прощают их; он захотел лично принять участие в смертельных пытках Киркера. Луна команчей стала полной только что, поэтому у них будет достаточно времени, чтобы незаметно проскользнуть в Мексику и захватить там пленников.
Брыкающийся Волк придумал, как выгнать Киркера из его норы в скалах, и осуществил свою идею в самом начале вечера, еще до восхода луны. Он отправил молодых воинов поймать несколько змей и приказал связать их хвостами вместе, да покрепче, чтобы они не гремели своими погремушками. Затем всех этих гремучих змей следовало нацепить на палку головами вниз — от такого непочтительного с ними обращения они становились еще злее.
Воины поймали семь змей. Когда хвосты всех семерых связали вместе, молодой храбрец по прозвищу Шустряга забрался на скалу выше убежища Киркера и швырнул связку змей вниз, угодив прямо на него. Киркер заорал, когда первая змея ужалила его, а заорав, тем самым открыл место, где скрывался.
Бизоний Горб сам прыгнул на него сверху и одним ударом выбил у него из рук ружье, чтобы тот не мог застрелиться. По счастью, змея ужалила Киркера лишь в ногу, так что рана оказалась не смертельной, и он не ослабел настолько, чтобы не воспринимать боль от пыток.
Киркера еще не дотащили до стоянки, а Брыкающийся Волк, рассвирепев от злобы, уже всадил ему в ухо острую палочку, проткнув барабанную перепонку, отчего кровь так и хлынула потоком из его головы. Киркер завизжал и завыл от боли, словно пойманный в капкан волк. Он принялся плевать на команчей, пока Бизоньему Горбу не надоело это. Тогда он взял иглу с суровой ниткой и зашил ему губы. После этого Киркер уже не мог кричать громко, но извивался, корчился и мычал, когда его резал и жег Брыкающийся Волк, взявший на себя основную заботу о пытках.
Некоторые смельчаки склонялись к тому, чтобы не замучить Киркера до смерти — они хотели переправить его в главный лагерь и отдать на растерзание женщинам. Одна из них, скво по имени Три Зернышка, в изощренности пыток превосходила даже мужчин. Она умела перекусывать пальцы истязаемых так ровно, будто какой-то ивовый прутик.
Однако Бизоньему Горбу не терпелось. Он считал, что Киркер — нехороший человек и заслуживает пыток со стороны скво, но до них нужно добираться целых четыре дня на север, а набег совершался в южном направлении. Может Брыкающийся Волк и уступал Трем Зернышкам по части изощренности пыток, но и он неплохо сумел заставить Киркера извиваться и мычать весь вечер. Киркер весь обгорел, был изрезан и ослеплен, когда его подвели к невысокому дереву на берегу Пекоса и подвесили на сук головой вниз. Затем под его мотающейся головой развели небольшой костер и приготовились тронуться в путь. Смолистые дровишки будут гореть всю ночь, и еще задолго до восхода солнца голова Киркера зажарится и закоптится как надо.
И даже когда Бизоний Горб вскочил на коня и объявил, что пришло время воспользоваться преимуществами луны команчей и заняться серьезным делом — начать набег, Брыкающийся Волк отказался ехать со всеми. Он твердо настроился насладиться муками Киркера до конца. И вонзил острую палочку в его другое ухо, чтобы кровь из головы капала в костер.
Бизоний Горб рассердился. Брыкающийся Волк, как воин, был волен поступать, как ему вздумается, но до определенного момента. Он знал дорогу в Мексику не хуже любых других. Вряд ли Киркер проживет до утра, а как только ему придет конец, Брыкающийся Волк отправится в путь и нагонит отряд на следующий день.
И тем не менее, прежде чем начать поход, Бизоний Горб строго-настрого наказал Брыкающемуся Волку присоединиться к остальным как можно скорее. Брыкающийся Волк был лучшим конокрадом во всем племени команчей, а также лучшим похитителем детей. Он умел передвигаться совершенно бесшумно. Раза два он проникал в дома через окна и захватывал ребенка в то время, как его родители тоже находились в этой же комнате и обедали или же переругивались в семейной ссоре. Бизоньему Горбу не хотелось, чтобы Брыкающийся Волк задерживался слишком долго, истязая какого-то жалкого охотника за скальпами. Тот уже слишком ослабел и не мог выносить смертельные пытки. Он лишь слабо дергался да тихонько мычал сквозь зашитые губы, когда пламя лизало его голову.
Брыкающийся Волк не обращал особого внимания на Бизоньего Горба и других воинов, когда те поскакали на юг. Он даже обрадовался, что военный вождь уехал — Бизоний Горб был великим воином, но при медленных пытках проявлял нетерпение. Из-за своего нетерпения Бизоний Горб не был, в частности, и хорошим охотником — он слишком рано срывался. Для пыток нужно терпение, а у Бизоньего Горба его не хватало.
Воины еще не успели скрыться из виду, а Брыкающийся Волк вынул из костра пару головешек и стал тыкать ими там и сям в тело Киркера, заставляя его корчиться, словно выброшенная на берег рыба. Брыкающийся Волк получал удовольствие, наблюдая, как извивается истязаемый. Как хорошо, что рядом нет нетерпеливого военного вождя, хорошо быть одному и заставлять испытывать жуткую боль человека, который оскальпировал его жен и маленького сына. Немного времени спустя он разрезал суровую нить, которой Бизоний Горб сшил губы Киркера. Затем подбросил дров в костер и, схватив Киркера за волосы, стал держать его голову так, чтобы лицо горело в пламени. Брыкающемуся Волку хотелось услышать стоны и вопли белолицего.
Когда вопли затихли, Брыкающийся Волк немного пригасил костер и принялся опять коптить голову Киркера, потом встал и зашагал к ближайшим скалам, освещая себе путь горящей палкой как факелом. Ему хотелось поймать маленьких скорпионов и посадить их на подвешенного над костром. Скорпионы ужалят его, но не убьют, и пытки можно будет продолжать.
2
Калл весьма удивился, увидев, как умело ездит верхом леди Кейри. Сидела она, разумеется, в дамском седле, но правила своим вороным мерином не хуже любого мужчины. Она даже могла заставить лошадь перепрыгивать на всем скаку через неширокие канавы и низенькие кустики. Калл подумал, что так поступать довольно глупо, но вынужден был признать, что проделывала она это мастерски и красиво. Уилли тоже пытался заставить своего пони прыгать, как мамин мерин, но, конечно же, пони так прыгать не мог. Миссис Чабб ехала на ослике и все время жаловалась на его непослушание, хотя Гас и говорил ей, что ослик ведет себя не хуже и не лучше любых других ослов.
— Нет, сэр, в Англии они ведут себя гораздо лучше, — не соглашалась с ним миссис Чабб. — Этот все норовит укусить меня за ногу.
Эмеральд, высокая негритянка, ехала на крупном белом муле; Гас весьма удивился, когда она сказала, что этот мул приплыл сюда из Ирландии вместе с пони для Уилли и вороным мерином леди Кейри.
— Сомневаюсь, чтобы мне понравился мул, которого привезли сюда на судне, — произнес он.
Гас ехал на гнедой лошади, купленной в Эль-Пасо. По правде говоря, у всех рейнджеров были, благодаря щедрости леди Кейри, гораздо лучшие лошади по сравнению с теми, на которых им приходилось когда-либо ездить во всех предыдущих походах. У каждого теперь было по две лошади — основная и запасная; грузы перевозились на четырех мулах: на одном везли палатку леди Кейри, а на остальных — продовольствие, разное снаряжение и большой запас боеприпасов. Все были вооружены первоклассным оружием — ружьями и пистолетами последнего образца, имелся также великолепный дробовик для охоты на дичь. Гасу не терпелось опробовать дробовик и поохотиться на степных тетеревов — ему уже понравилось лакомиться дичинкой; но, к сожалению, на востоке от Эль-Пасо, где они ехали, тетеревов не водилось, там расстилалась голая пустыня. Тем не менее Гас умудрился подстрелить из охотничьего ружья тощего зайца, но Эмеральд, осмотрев зверька, отказалась стряпать из него что-либо. — Леди Кейри ничего не имеет против зайцев, если только они не тушеные, — заявила она.
Леди Кейри в это время ускакала далеко вперед. Она не снимала густую вуаль, так что Калл никак не мог взять в толк, как же она умудрялась замечать норы степных собачек и другие опасные препятствия на своем пути. Носилась она довольно быстро, покрывала на ней раздувались, и тем не менее вороной мерин редко спотыкался.
Ровно в четыре часа вся группа, к удивлению рейнджеров, остановилась на бивак, чтобы попить чаю. Поставили небольшой столик, накрытый белой камчатой скатертью. Пока Эмеральд нарезала ветчину тоненькими ломтиками и делала небольшие бутерброды, рейнджеры разожгли костер, на котором миссис Чабб принялась кипятить воду для чая. Принесли сахарницу и щипчиками положили кусочки сахара в чашки.
Чай понравился всем рейнджерам; выдув по нескольку чашек, они объявили, что одобряют английские обычаи. Калл же, хотя ему тоже понравился чай, подумал, что глупо тратить попусту целый час дневного времени, просиживая за столом в пустыне. И вечером можно гонять чаи сколько душе угодно — зачем же пропускать светлые дневные часы? Но все же он должен был признать, что во всех других отношениях мероприятия, организованные леди Кейри, были просто великолепны.
В Эль-Пасо они приобрели самые лучшие седла, какие только нашлись, не забыли также и о том, что зима не за горами. Леди Кейри настояла, чтобы они купили дождевики, теплые куртки и целую кипу одеял. Да если бы экспедиция Калеба Кобба была хоть наполовину экипирована так, она, может, и осуществилась бы, считал Калл. С надлежащим материальным обеспечением она имела бы реальные шансы на успех.
Вечером Эмеральд установила, с помощью Верзилы Билла и Гаса, палатку для леди Кейри. Когда растяжки палатки прочно укрепили, леди Кейри присела у лагерного костра и стала читать сыну Уилли рассказы из книг, которые они прихватили с собой. Рейнджеры, которым никогда прежде не доводилось близко сталкиваться с дамой, умеющей читать, внимательно слушали ее и чтение им нравилось не меньше, чем Уилли. А что касается Матильды Робертс, то ей книга нравилась даже больше, чем Уилли, — маленький виконт уже не раз слышал эти рассказы, а Матильда не знала ни про Красную Шапочку или про Джека и бобовое зернышко. Пока леди Кейри читала, Матильда сидела, словно завороженная, не обращая внимания на то, что ее чай давно остыл.
Но еще больше, чем чтение, завораживало их пение леди Кейри. В основном та исполняла легкие веселые песенки вроде «Анни-Лори» или «Барбара Аллен», так как мужчинам нравились именно такие песни. Но когда сентиментальные песенки надоедали, голос леди Кейри внезапно становился все громче и громче, пока, как казалось, не заполнял все безбрежное пространство пустыни. На этот раз она запела на незнакомом им языке, но при первых же звуках встал во весь рост Брогноли и стал подпевать ей. Пел он невнятно, голос его оказался хриплым и скрипучим, но он старался как мог, а глаза его ожили и засверкали. На лбу вздулась вена, когда он начал подпевать.
— Смотрите, он итальянец и знает итальянские оперы, — удивилась леди Кейри. — Теперь, когда он обрел снова голос, думаю, через денек-другой запоет и арии.
Ее предположение не оправдалось, ибо интендант Брогноли в ту же ночь умер. Утром Калл взглянул на него и сразу догадался, что тот неживой. Голова Брогноли откинулась далеко назад и вбок.
— Думаю, что это дерганье и довело его до ручки, — решил Гас, когда услышал печальную весть.
— Нет, это все опера наделала, — возразила леди Кейри. — А может, он умер от того, что услышал родную речь.
Интенданта Брогноли похоронили в твердом каменистом грунте — четверо оставшихся рейнджеров по очереди рыли для него могилу. Леди Кейри на процедуре погребения пела тот же самый реквием, который они слышали, когда хоронили Длинноногого Уэллейса и других техасцев, расстрелянных мексиканскими солдатами. Мужчины не могли сдержать слез, даже Уэсли Баттонс, хотя он и недолюбливал Брогноли. Как-никак они вместе прошли большой путь, и вот теперь тот умер. На просторах пустыни каждый человек на счету, уход из их рядов даже одного рейнджера сразу же сказывался и заставлял понимать, как же малочисленна их группа, как она ничтожна по сравнению с бескрайним пространством, которое они преодолевают
— Вот мы и вернулись в дикие места, — промолвил Гас
Леди Кейри случайно услышала его реплику и, натянув поводья, остановила лошадь, чтобы осмотреться и получше разглядеть смутные очертания далеких гор на востоке.
— Да, места здесь довольно дикие, — подтвердила она. — Какой-то особенный запах. Я чувствовала такой же дикий запах в Африке и сейчас вновь вдыхаю его.
— А это значит, что мы должны теперь соблюдать особую осторожность, — предупредил Калл.
Леди Кейри, еще раз взглянув на далекие горы, заметила:
— Все как раз наоборот, капрал Калл. Это значит, что и мы должны стать дикими, как местные дикари.
Она повернулась и некоторое время смотрела на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Бизоньему Горбу не понравилось, что приходится задерживаться ради того, чтобы поймать какого-то охотника за скальпами, человечка столь слабого, что он убивал лишь мексиканцев и редко когда отваживался напасть на апачей или же на команчей. Сначала вождь решил посадить в засаду трех своих воинов, а самому с отрядом двигаться дальше. Когда Киркер сочтет, что опасность миновала, и вылезет из потайного Места в скалах, трое команчей убьют его и нагонят группу, направляющуюся на юг.
Однако этому решительно воспротивился Брыкающийся Волк, и Бизоний Горб вынужден был пойти на уступки. Киркер убил у Брыкающегося Волка двух его жен и одного сына, снял с них скальпы и продал их. Брыкающийся Волк был не из тех индейцев, которые забывают про обиды и прощают их; он захотел лично принять участие в смертельных пытках Киркера. Луна команчей стала полной только что, поэтому у них будет достаточно времени, чтобы незаметно проскользнуть в Мексику и захватить там пленников.
Брыкающийся Волк придумал, как выгнать Киркера из его норы в скалах, и осуществил свою идею в самом начале вечера, еще до восхода луны. Он отправил молодых воинов поймать несколько змей и приказал связать их хвостами вместе, да покрепче, чтобы они не гремели своими погремушками. Затем всех этих гремучих змей следовало нацепить на палку головами вниз — от такого непочтительного с ними обращения они становились еще злее.
Воины поймали семь змей. Когда хвосты всех семерых связали вместе, молодой храбрец по прозвищу Шустряга забрался на скалу выше убежища Киркера и швырнул связку змей вниз, угодив прямо на него. Киркер заорал, когда первая змея ужалила его, а заорав, тем самым открыл место, где скрывался.
Бизоний Горб сам прыгнул на него сверху и одним ударом выбил у него из рук ружье, чтобы тот не мог застрелиться. По счастью, змея ужалила Киркера лишь в ногу, так что рана оказалась не смертельной, и он не ослабел настолько, чтобы не воспринимать боль от пыток.
Киркера еще не дотащили до стоянки, а Брыкающийся Волк, рассвирепев от злобы, уже всадил ему в ухо острую палочку, проткнув барабанную перепонку, отчего кровь так и хлынула потоком из его головы. Киркер завизжал и завыл от боли, словно пойманный в капкан волк. Он принялся плевать на команчей, пока Бизоньему Горбу не надоело это. Тогда он взял иглу с суровой ниткой и зашил ему губы. После этого Киркер уже не мог кричать громко, но извивался, корчился и мычал, когда его резал и жег Брыкающийся Волк, взявший на себя основную заботу о пытках.
Некоторые смельчаки склонялись к тому, чтобы не замучить Киркера до смерти — они хотели переправить его в главный лагерь и отдать на растерзание женщинам. Одна из них, скво по имени Три Зернышка, в изощренности пыток превосходила даже мужчин. Она умела перекусывать пальцы истязаемых так ровно, будто какой-то ивовый прутик.
Однако Бизоньему Горбу не терпелось. Он считал, что Киркер — нехороший человек и заслуживает пыток со стороны скво, но до них нужно добираться целых четыре дня на север, а набег совершался в южном направлении. Может Брыкающийся Волк и уступал Трем Зернышкам по части изощренности пыток, но и он неплохо сумел заставить Киркера извиваться и мычать весь вечер. Киркер весь обгорел, был изрезан и ослеплен, когда его подвели к невысокому дереву на берегу Пекоса и подвесили на сук головой вниз. Затем под его мотающейся головой развели небольшой костер и приготовились тронуться в путь. Смолистые дровишки будут гореть всю ночь, и еще задолго до восхода солнца голова Киркера зажарится и закоптится как надо.
И даже когда Бизоний Горб вскочил на коня и объявил, что пришло время воспользоваться преимуществами луны команчей и заняться серьезным делом — начать набег, Брыкающийся Волк отказался ехать со всеми. Он твердо настроился насладиться муками Киркера до конца. И вонзил острую палочку в его другое ухо, чтобы кровь из головы капала в костер.
Бизоний Горб рассердился. Брыкающийся Волк, как воин, был волен поступать, как ему вздумается, но до определенного момента. Он знал дорогу в Мексику не хуже любых других. Вряд ли Киркер проживет до утра, а как только ему придет конец, Брыкающийся Волк отправится в путь и нагонит отряд на следующий день.
И тем не менее, прежде чем начать поход, Бизоний Горб строго-настрого наказал Брыкающемуся Волку присоединиться к остальным как можно скорее. Брыкающийся Волк был лучшим конокрадом во всем племени команчей, а также лучшим похитителем детей. Он умел передвигаться совершенно бесшумно. Раза два он проникал в дома через окна и захватывал ребенка в то время, как его родители тоже находились в этой же комнате и обедали или же переругивались в семейной ссоре. Бизоньему Горбу не хотелось, чтобы Брыкающийся Волк задерживался слишком долго, истязая какого-то жалкого охотника за скальпами. Тот уже слишком ослабел и не мог выносить смертельные пытки. Он лишь слабо дергался да тихонько мычал сквозь зашитые губы, когда пламя лизало его голову.
Брыкающийся Волк не обращал особого внимания на Бизоньего Горба и других воинов, когда те поскакали на юг. Он даже обрадовался, что военный вождь уехал — Бизоний Горб был великим воином, но при медленных пытках проявлял нетерпение. Из-за своего нетерпения Бизоний Горб не был, в частности, и хорошим охотником — он слишком рано срывался. Для пыток нужно терпение, а у Бизоньего Горба его не хватало.
Воины еще не успели скрыться из виду, а Брыкающийся Волк вынул из костра пару головешек и стал тыкать ими там и сям в тело Киркера, заставляя его корчиться, словно выброшенная на берег рыба. Брыкающийся Волк получал удовольствие, наблюдая, как извивается истязаемый. Как хорошо, что рядом нет нетерпеливого военного вождя, хорошо быть одному и заставлять испытывать жуткую боль человека, который оскальпировал его жен и маленького сына. Немного времени спустя он разрезал суровую нить, которой Бизоний Горб сшил губы Киркера. Затем подбросил дров в костер и, схватив Киркера за волосы, стал держать его голову так, чтобы лицо горело в пламени. Брыкающемуся Волку хотелось услышать стоны и вопли белолицего.
Когда вопли затихли, Брыкающийся Волк немного пригасил костер и принялся опять коптить голову Киркера, потом встал и зашагал к ближайшим скалам, освещая себе путь горящей палкой как факелом. Ему хотелось поймать маленьких скорпионов и посадить их на подвешенного над костром. Скорпионы ужалят его, но не убьют, и пытки можно будет продолжать.
2
Калл весьма удивился, увидев, как умело ездит верхом леди Кейри. Сидела она, разумеется, в дамском седле, но правила своим вороным мерином не хуже любого мужчины. Она даже могла заставить лошадь перепрыгивать на всем скаку через неширокие канавы и низенькие кустики. Калл подумал, что так поступать довольно глупо, но вынужден был признать, что проделывала она это мастерски и красиво. Уилли тоже пытался заставить своего пони прыгать, как мамин мерин, но, конечно же, пони так прыгать не мог. Миссис Чабб ехала на ослике и все время жаловалась на его непослушание, хотя Гас и говорил ей, что ослик ведет себя не хуже и не лучше любых других ослов.
— Нет, сэр, в Англии они ведут себя гораздо лучше, — не соглашалась с ним миссис Чабб. — Этот все норовит укусить меня за ногу.
Эмеральд, высокая негритянка, ехала на крупном белом муле; Гас весьма удивился, когда она сказала, что этот мул приплыл сюда из Ирландии вместе с пони для Уилли и вороным мерином леди Кейри.
— Сомневаюсь, чтобы мне понравился мул, которого привезли сюда на судне, — произнес он.
Гас ехал на гнедой лошади, купленной в Эль-Пасо. По правде говоря, у всех рейнджеров были, благодаря щедрости леди Кейри, гораздо лучшие лошади по сравнению с теми, на которых им приходилось когда-либо ездить во всех предыдущих походах. У каждого теперь было по две лошади — основная и запасная; грузы перевозились на четырех мулах: на одном везли палатку леди Кейри, а на остальных — продовольствие, разное снаряжение и большой запас боеприпасов. Все были вооружены первоклассным оружием — ружьями и пистолетами последнего образца, имелся также великолепный дробовик для охоты на дичь. Гасу не терпелось опробовать дробовик и поохотиться на степных тетеревов — ему уже понравилось лакомиться дичинкой; но, к сожалению, на востоке от Эль-Пасо, где они ехали, тетеревов не водилось, там расстилалась голая пустыня. Тем не менее Гас умудрился подстрелить из охотничьего ружья тощего зайца, но Эмеральд, осмотрев зверька, отказалась стряпать из него что-либо. — Леди Кейри ничего не имеет против зайцев, если только они не тушеные, — заявила она.
Леди Кейри в это время ускакала далеко вперед. Она не снимала густую вуаль, так что Калл никак не мог взять в толк, как же она умудрялась замечать норы степных собачек и другие опасные препятствия на своем пути. Носилась она довольно быстро, покрывала на ней раздувались, и тем не менее вороной мерин редко спотыкался.
Ровно в четыре часа вся группа, к удивлению рейнджеров, остановилась на бивак, чтобы попить чаю. Поставили небольшой столик, накрытый белой камчатой скатертью. Пока Эмеральд нарезала ветчину тоненькими ломтиками и делала небольшие бутерброды, рейнджеры разожгли костер, на котором миссис Чабб принялась кипятить воду для чая. Принесли сахарницу и щипчиками положили кусочки сахара в чашки.
Чай понравился всем рейнджерам; выдув по нескольку чашек, они объявили, что одобряют английские обычаи. Калл же, хотя ему тоже понравился чай, подумал, что глупо тратить попусту целый час дневного времени, просиживая за столом в пустыне. И вечером можно гонять чаи сколько душе угодно — зачем же пропускать светлые дневные часы? Но все же он должен был признать, что во всех других отношениях мероприятия, организованные леди Кейри, были просто великолепны.
В Эль-Пасо они приобрели самые лучшие седла, какие только нашлись, не забыли также и о том, что зима не за горами. Леди Кейри настояла, чтобы они купили дождевики, теплые куртки и целую кипу одеял. Да если бы экспедиция Калеба Кобба была хоть наполовину экипирована так, она, может, и осуществилась бы, считал Калл. С надлежащим материальным обеспечением она имела бы реальные шансы на успех.
Вечером Эмеральд установила, с помощью Верзилы Билла и Гаса, палатку для леди Кейри. Когда растяжки палатки прочно укрепили, леди Кейри присела у лагерного костра и стала читать сыну Уилли рассказы из книг, которые они прихватили с собой. Рейнджеры, которым никогда прежде не доводилось близко сталкиваться с дамой, умеющей читать, внимательно слушали ее и чтение им нравилось не меньше, чем Уилли. А что касается Матильды Робертс, то ей книга нравилась даже больше, чем Уилли, — маленький виконт уже не раз слышал эти рассказы, а Матильда не знала ни про Красную Шапочку или про Джека и бобовое зернышко. Пока леди Кейри читала, Матильда сидела, словно завороженная, не обращая внимания на то, что ее чай давно остыл.
Но еще больше, чем чтение, завораживало их пение леди Кейри. В основном та исполняла легкие веселые песенки вроде «Анни-Лори» или «Барбара Аллен», так как мужчинам нравились именно такие песни. Но когда сентиментальные песенки надоедали, голос леди Кейри внезапно становился все громче и громче, пока, как казалось, не заполнял все безбрежное пространство пустыни. На этот раз она запела на незнакомом им языке, но при первых же звуках встал во весь рост Брогноли и стал подпевать ей. Пел он невнятно, голос его оказался хриплым и скрипучим, но он старался как мог, а глаза его ожили и засверкали. На лбу вздулась вена, когда он начал подпевать.
— Смотрите, он итальянец и знает итальянские оперы, — удивилась леди Кейри. — Теперь, когда он обрел снова голос, думаю, через денек-другой запоет и арии.
Ее предположение не оправдалось, ибо интендант Брогноли в ту же ночь умер. Утром Калл взглянул на него и сразу догадался, что тот неживой. Голова Брогноли откинулась далеко назад и вбок.
— Думаю, что это дерганье и довело его до ручки, — решил Гас, когда услышал печальную весть.
— Нет, это все опера наделала, — возразила леди Кейри. — А может, он умер от того, что услышал родную речь.
Интенданта Брогноли похоронили в твердом каменистом грунте — четверо оставшихся рейнджеров по очереди рыли для него могилу. Леди Кейри на процедуре погребения пела тот же самый реквием, который они слышали, когда хоронили Длинноногого Уэллейса и других техасцев, расстрелянных мексиканскими солдатами. Мужчины не могли сдержать слез, даже Уэсли Баттонс, хотя он и недолюбливал Брогноли. Как-никак они вместе прошли большой путь, и вот теперь тот умер. На просторах пустыни каждый человек на счету, уход из их рядов даже одного рейнджера сразу же сказывался и заставлял понимать, как же малочисленна их группа, как она ничтожна по сравнению с бескрайним пространством, которое они преодолевают
— Вот мы и вернулись в дикие места, — промолвил Гас
Леди Кейри случайно услышала его реплику и, натянув поводья, остановила лошадь, чтобы осмотреться и получше разглядеть смутные очертания далеких гор на востоке.
— Да, места здесь довольно дикие, — подтвердила она. — Какой-то особенный запах. Я чувствовала такой же дикий запах в Африке и сейчас вновь вдыхаю его.
— А это значит, что мы должны теперь соблюдать особую осторожность, — предупредил Калл.
Леди Кейри, еще раз взглянув на далекие горы, заметила:
— Все как раз наоборот, капрал Калл. Это значит, что и мы должны стать дикими, как местные дикари.
Она повернулась и некоторое время смотрела на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71