Гас сделал несколько шагов и остановился. В конце концов ночь не будет тянуться вечно, и он не успеет отойти от лагеря на приличное расстояние. Лучше всего в данной обстановке, видимо, завернуться в пестрое пончо, приобретенное в Сан-Антонио, и соснуть несколько часов. А когда займется заря, он доберется до лагеря за несколько минут. Если же продолжать движение, то можно бродить по кругу, заблудиться так, что никогда не найти дорогу назад. Так что самым разумным было бы ждать. Можно, конечно, закричать в надежде на то, что Вудроу Калл откликнется на зов, но тот слишком туп и не двинется со своего поста. Он даже может не догадаться крикнуть что-нибудь в ответ.
Вспышки молний, похожие на выстрелы пушек при салюте, приблизились. Нет, надо все же набраться терпения, наметить направление и двигаться в момент вспышек. На лицо упали первые капли дождя. На западе, не так далеко, послышался шум сильного ливня. На мгновение Гас припал к земле, закрывая пончо от дождя. Ярчайшая вспышка молнии озарила все небо и на мгновение стали видны, словно в яркий солнечный день, бескрайние прерии. И все же Гасу не удалось заметить вокруг ничего знакомого — ни реки, ни костра, ни кустарника, ни Калла.
Даже не завернувшись в пончо, он вскочил и быстро зашагал по полынным кустам. Сперва Гас решил стоять на месте — так было бы разумнее, но внутренний голос говорил ему, что надо двигаться побыстрее, даже бежать. Он остановился на секунду, чтобы поставить на предохранитель курок пистолета. Гас боялся нечаянно прострелить на ходу ногу, как прострелил палец молодой Рип Грин. Затем опять поспешил вперед, переходя на бег.
Гас догадывался, что запаниковал. Чувство, охватившее его и заставившее вскочить и бежать, был страх. Ощущение оказалось таким неожиданным и незнакомым, что сперва он даже и не понял, что это такое. С раннего детства ему редко приходилось чего-нибудь бояться. Скрипучие полы в старом сарае семейной фермы вынуждали его думать о привидениях, поэтому, будучи еще маленьким, он всячески избегал там появляться, даже под угрозой порки за отказ пойти туда, чтобы что-то сделать. Ну а после тех далеких дней ему крайне редко доводилось встречаться с чем-то таким, чего следовало бояться. Как-то раз в Арканзасе он напоролся на медведя, пожиравшего задранную лошадь, и даже не испугался, а лишь с опаской обошел его — в тот момент у Гаса не было при себе оружия, и он достаточно хорошо представлял себе, что с медведем ему не справиться. По мере того, как он взрослел, ему лишь изредка приходилось сталкиваться с настоящей угрозой для своей жизни — скажем, такой, как тот арканзасский медведь.
Теперь настоящий страх заставлял его учащенно дышать и бежать, спотыкаясь, — кто-то был совсем рядом, кого он пока еще не сумел разглядеть. Когда он сказал, что волк мог оказаться индейцем, он просто беззаботно шутил, потешаясь над Каллом. Почувствовав неясное беспокойство, Гас захотел тогда немного поразмяться и походить. Если бы ему попался при этом золотой рудник, — значит повезло. Тем не менее он не задумывался всерьез, что может встретить на пути индейца, никакого желания наткнуться на команчей или представителей любого другого племени у него не было Ему просто хотелось подзадорить Калла и посмеяться над ним. Ни разу в жизни ему еще не доводилось увидеть живого индейца команча, он даже не мог четко представить себе его образ и, конечно же, думать не думал, что индеец мог бы оказаться таким же огромным или свирепым, как тот медведь.
Теперь, когда он быстро двигался в темноте, подгоняемый сильнейшим страхом, что кто-то преследует его по пятам, он решил, что за ним гонятся не иначе как команчи. Это не Калл — присутствие Калла не испугало бы его. И все же почти рядом кто-то был, кто-то такой, кого он не хотел иметь у себя за спиной, кто-то, кто мог напасть на него. Чадраш и Длинноногий, как говорили, чуяли индейцев издали, на приличном расстоянии, а вот он такой способностью не обладал! Он мог унюхать лишь запах мокрой полыни да влажных прерий. Но сейчас близость чужого он чуял не по запаху. Он ощущал его присутствие, и это чувство исходило из какой-то части его тела, откуда конкретно — он не знал. Он знал только, что инстинкт заставляет его бежать, двигаться, удирать, хотя ночь теперь уже разделилась на две части: на кромешную тьму и на сверкающий яркий свет. Сверкающий свет — это, конечно же, вспышки молний, которые блистали все чаще, заливая прерии столь ярко, что Гас вынужден был закрывать глаза. Но ослепительная полоса света все равно оставалась в глазах, даже когда равнина снова погружалась в темноту, да еще такую густую, что он на бегу натыкался на кусты и коряги, а однажды чуть было не упал, угодив в высокую кучу песка.
Вскоре молнии стали сверкать так близко и часто, что у Гаса возникло новое опасение: а не притянет ли ствол ружья к себе молнию и тогда он изжарится на месте. Три дня назад блеснула такая молния, и рейнджеры, в частности Длинноногий, рассказали несколько случаев, когда молнии поджаривали людей. А Длинноногий добавил, что молнии иногда поджаривают и лошадей, а всадники на них остаются невредимыми
Теперь Гас пожалел, что не скачет на лошади, черт с ней — пусть молния поджаривает лошадь вместе с ним, лишь бы поскорее удрать отсюда. Не успел он подумать об этом, как всего ярдах в пятидесяти от него в землю ударила огромная молния, и в ее белом свете он отчетливо заметил фигуру человека, которого больше всего и опасался: индейца с большущим мускулистым горбом между лопатками, столь большим, что голова человека, сидящего на земле, едва виднелась из-за него, как у бизона.
На конской попоне сидел в одиночестве Бизоний Горб и смотрел на Гаса, склонив тяжелую голову. Горб его намок под проливным дождем. Он сидел не далее чем в десяти футах, как тот барсук, и в упор смотрел на Гаса остекленевшими глазами, словно ожидая, когда тот приблизится вплотную.
В эту же секунду в прериях опять воцарилась темнота. Гас помчался во весь дух, как никогда прежде еще не бегал, прямо мимо сидящего индейца. Опять вспыхнула молния, но Гас даже не обернулся назад, чтобы еще раз посмотреть на горбуна, он упорно бежал вперед. Что-то впилось в ногу, когда он продирался сквозь колючие кусты, но он не замедлил бега. В свете полоски молнии, оставшейся в его глазах после огненной вспышки, теперь запечатлелся индеец команч, великий горбатый индеец, самый свирепый человек в приграничье. Гас оказался так близко, что мог бы перепрыгнуть через него. Он боялся, что Бизоний Горб тоже бежит за ним, отбросив назад развевающиеся волосы. Теперь вся надежда на скорость. С таким горбом человек вряд ли его догонит.
Гас забыл обо всем, голову сверлила единственная мысль — бежать и бежать. Нужно во что бы то ни стало оторваться от человека с горбом — бежать всю ночь без остановок, а утром рейнджеры проснутся и придут к нему на помощь. Он не знал, куда движется: к реке или от нее. Он не знал, преследует ли его Бизоний Горб, а если да, то далеко ли он за спиной. Гас просто бежал и бежал, боясь остановиться или крикнуть. Он подумал, не бросить ли в сторону ружье, тогда бежать будет легче, но не сделал этого — ведь нужно иметь в руке оружие, если его загонят в угол или подстрелят.
У сторожевого поста позади кустов чапараля Калл почувствовал, как его охватывают раздражение и тревога. Он был уверен, что его друг, хотя у того не имелось причин покинуть пост, умотал куда-то в прерии и там пропал. До наступления рассвета не было никаких надежд отыскать его, да и поиски сами по себе представлялись унизительным занятием. Чадраш был великолепным следопытом и, вне всякого сомнения, мог легко отыскать следы Гаса, но в таком случае всему отряду пришлось бы задержаться с выступлением, что вызвало бы ропот недовольства.
Майор Шевалье мог бы запросто пристрелить Гаса, а заодно и Калла за то, что он не помешал тому покинуть пост и шататься без толку по прериям. Майор считал, что приказы на то и существуют, чтобы их выполнять, и Калл не стал бы винить его. Майор может и простил бы какого-нибудь рыскающего в прериях разведчика — собственно, в этом и заключалась их служба, — но ему вовсе нет нужды терпеть такого нарушения долга со стороны рядового рейнджера.
Когда разразился ливень, Калл мало что мог поделать, разве только втянуть голову в плечи, чтобы меньше мокнуть. Спрятаться под кустом нельзя — мешали колючки, а плаща или накидки у него не было. Хотя молнии блистали ярко, а гром гремел оглушительно, страха Калл не испытывал.
Во время ярких вспышек он хотя бы мог оглядываться вокруг и наблюдать. Во время очередного разряда молнии он уловил какое-то движение и решил, что это тот самый волк, чье завывание раздавалось перед ливнем.
Вновь местность озарила яркая молния, и он увидел бегущего Гаса. Когда сгустилась темнота, Калл стал сомневаться, был ли это Гас на самом деле или ему лишь померещился Гас, несущийся сломя голову. Каллу оставалось только дожидаться следующей вспышки молнии, а когда та осветила окрестности, он снова увидел Гаса, уже ближе, но тут он заметил и кое-что другое — команча.
Вспышка погасла быстро, и Калл подумал, что индеец ему, должно быть, привиделся. При свете молнии он заметил огромный горб, по массе своей не менее половины веса обычного человека. И все же индеец, несмотря на гигантский вырост, быстро мчался за Гасом с копьем в руке. Калл выстрелил в направлении индейца, прицелиться он не успел, поскольку местность снова погрузилась в темноту. Он подумал, что выстрел может привести горбуна в смятение. Однако при следующей вспышке молнии он увидел, что Бизоний Горб остановился и метнул копье в Гаса, который продолжал бежать, не разбирая дороги. Калл выстрелил снова, на этот раз из пистолета. Может, Гас услышит, подумал он, но надежда была слабая. Громовые раскаты раздавались беспрерывно, так что вряд ли он мог услышать выстрел.
Калл поднял ружье, навел его в примерном направлении и стал дожидаться, когда очередная вспышка молнии озарит прерии. Но когда молния сверкнула, на равнине никого не было. Бизоний Горб исчез. Волосы на голове у Калла встали дыбом, когда он не увидел горбатого индейца, который просто растворился на открытой местности. Даже если бы тот двигался с максимальной скоростью, все равно он должен был остаться в пределах видимости. Калл полез обратно в кусты, не обращая внимания на колючки, и затаился там. Никто, даже команчи, не осмелится полезть через кустарник и напасть на него сзади — и тем более человек с таким горбом за спиной.
Калл припомнил, как летело копье, рассекающее ливень. Он не знал, угодило ли оно в цель. Если угодило, то его друг Гас Маккрае, должно быть, уже мертв. Тогда Бизоний Горб наверняка побежал к нему и снял скальп или же поволок к своим, чтобы предать пыткам.
Сидя в ожидании, Калл подумал, что если бы товарищи пришли им на помощь, все равно было бы слишком поздно. Видимо, Гас уже убит. Калл ведь видел летящее в воздухе копье — Бизоний Горб не из тех, кто метнет копье зазря, он промаха не допустит.
Сверкнула еще одна молния, правда, послабее предыдущей, и Калл увидел, что равнина все еще пуста. Тогда он стад медленно продвигаться к тому месту, где заметил Гаса, — тем более, что это был путь к их биваку. Он дважды громко позвал Гаса, но ответа не последовало. И снова у него на голове дыбом встали волосы. Бизоний Горб мог затаиться в любом месте. Он мог сидеть на корточках позади любого кустика полыни, спрятаться за любым кустом чапараля, поджидая в темноте, когда мимо пройдет следующий беспечный рейнджер.
Калл вовсе не собирался стать таким беспечным рейнджером — он предпримет меры предосторожности, но какие меры можно предпринять на голой равнине, да еще ночью, когда где-то близко затаился опасный враг — индеец команч? Как жаль, что он не догадался подробнее расспросить Чадраша или Длинноногого о том, как следует поступать в подобных ситуациях. Они ведь воюют с индейцами уже несколько лет, поэтому знают все. Но до сих пор никто из них ничего путного не сказал, а если что и говорил, то только упрекая их за плохую ковку лошадей или за негодную хозяйственную работу.
Свет молний становился все более тусклым, гроза перемешалась на восток. Каллу никак не удавалось обнаружить следы Гаса, — равнина между вспышками погружалась в кромешную тьму. Гаса, возможно, уже убили и оскальпировали за любыми кустами полыни или за зарослями чапараля.
Калл прошелся туда-сюда, надеясь, что Гас услышит его шаги и откликнется. Стрелять он не решился, майор Шевалье начнет бранить его за пустую трату патронов.
У Калла душа уходила в пятки при мысли о том, что его друга, возможно, убили. С трудом он потащился обратно в лагерь. Он чувствовал, что по его вине случилась эта трагедия. Ему нужно было силой удержать Гаса на посту. Но он не настаивал — в результате Гас ушел, и теперь все пропало.
Пока Калл в подавленном настроении плелся обратно в лагерь, он не переставая думал, что Гасу следовало бы оставить его там, в кузнице, а не сманивать черт знает куда. Они оба толком не знали, что значит быть рейнджером. А теперь незнание обернулось тем, что Гас убит. У Гаса был громкий голос, громче даже, чем у черномазого Сэма. Если его не убили, он закричал бы.
В тот момент, когда подавленное настроение Калла достигло пика, до него донесся тот самый громкий голос, которого он не надеялся услышать: голос Гаса Маккрая доносился из лагеря. Калл изо всех сил припустился на голос — он мчался так быстро, что Верзила Билл Колеман принял его за врага и чуть было не спустил курок.
Слава Богу! Это и впрямь был Гас Маккрае, живой и невредимый, да еще стоящий со спущенными штанами. Копье индейца пронзило ему задницу. А кричал он оттого, что Длинноногий и Чадраш пытались выдернуть копье из тела.
4
Копье засело в задницу Гаса так глубоко, что Длинноногий и Чадраш вместе никак не могли его выдернуть. Оно оказалось длинным и тяжелым — Калл даже вообразить не мог, как это Гас бежал с такой тяжестью, болтающейся из его зада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71