А как считаю я? Я не философ и служил не в ракетных войсках стратегического назначения, а в стройбате. Но… ОБНОН — это как противочумный отряд. Это не место для решивших удобно устроиться в жизни. Какого бы черта я делал на этой собачьей работе, если бы не считал так же, как Асеев?— Ну что, прозвонились они там? — спросил я, поднимаясь. — Пошли глянем.Ментенок все-таки дозвонился до барыги.— Кукиш говорит, весов у него нет, — произнес ментенок, сжимая трубку.— Героин вешать, — кивнул Асеев.— Да. Весы электронные нужны. У него сломались. — Ментенок был взъерошенный, нахохлившийся.— Вот, — Арнольд полез в сейф и извлек коробочку электронных весов, — мы их изъяли у азербайджанского барыги два месяца назад, к делу не приобщили, оставили в отделе как военную добычу. Вещь нужная. Скажи, что есть весы.— Сейчас.Ментенок вновь Набрал номер. Я нажал на кнопку магнитофонной записи.— Я нашел весы, — сказал ментенок в трубку.— Весы, чтоб вешать носы, — донесся хриплый голос. — Хи-хи… Весы, да… Леха, это ты? Я тебя люблю. Хи-хи…— Уже укололся, — прошептал Асеев. — Спроси, мать будет?— А где мать? — спросил ментенок.— Мама-мамуня… Хи-хи… Может, будет. Может, не будет. Маманя на даче. Маманя умная. А чего она тебе, хи-хи? Взвешу тебе «белого». На твоих весах. Бабки вези… Бабки вези, гад! Ты мне уже должен! Вези, говорю!!!— Все, крыша уехала, — покачал головой я.— Бабки, бабки, баксы!.. Я чего, за бесплатно работаю, гад?! — орал Кукиш. — Вези!— Привезу, — сказал ментенок. — Во сколько?— Сейчас утро или вечер?— День…— Ага. Часы остановились. Остановились, понимаешь… Электронные — и остановились!.. Хотя нет, не остановились… Точно, не остановились часы-то. Ну ты через час подъезжай. Есть «белый» — то. Есть. И денежки вези… Вези баксы!Раздались гудки.— Он всегда такой? — спросил Арнольд, отхлебывая из банки джин с тоником. Он был, как всегда, с похмелья. Вчера ментенок до барыги так и не дозвонился, и Арнольд с горя отправился на ночь «карнавалить» со следачихой из пятнадцатого отделения милиции.— Почти всегда. Он очень сильно на игле сидит, — сказал ментенок. — Ничтожество.— Ты сам-то — титан духа, — усмехнулся Арнольд.— Я же не колюсь! — гордо объявил ментенок.— Как бы нам еще мамашу его к делу пристегнуть? — задумчиво произнес Асеев.— Бесполезно. Она-же сама тебе «геру» не даст, — махнул я рукой. — Ничего. Нам и Кукиша хватит.— Адвокатша, — хмыкнул Арнольд. Когда ментенок в подробностях расписал нам этот семейный мини-синдикат, мы ушам своим не поверили. Горько вздохнув, я отправился к Романову, который по привычке коротал вечер на работе, и доложил обо всем. Мой начальник страдальчески скривился и отметил:— Это нам головной боли на год вперед. И на территории они торгуют не нашей, а Центрального района.— Так чего, не брать теперь их? — спросил я.— Брать. Только крепко. По всем правилам. На технику записывать. Чтобы не соскочили. Ты вообще представляешь, что начнется?— Представляю.— Мамаша его — человек известный. Вредная баба. Я о ней много слышал.— Старая школа, — кивнул я.— Да уж. Прокурорша, етить ее…Действительно, мамаша Кукиша, которую наркоши прозвали Мегерой, — человек небезызвестный. В прошлом в Прокуратуре области она надзирала за милицией, потом была прокурором-криминалистом, то есть человеком, ответственным за раскрытие самых тяжких преступлений, работала и следователем, и заместителем районного прокурора, а сейчас — адвокат. История по всему получается такова: ее сыночек Кукиш с детства был шпаной и раздолбаем, после школы в институт не пошел, шоферил, развлекался тем, что женился и разводился. После последнего развода прочно засел на иглу и вскоре уже был полностью раздавлен наркотиками. Ему требовалось столько героина, что ни одна материнская адвокатская зарплата не выдержит, сам же он с работой шофера расстался навсегда — таким руль доверять нельзя. И он понял, что единственный способ продолжать уютно болтаться на игле — это торговать самому. Чем он активно и занимался, пока окончательно не растерял остатки всех деловых качеств. Мегера его четыре раза лечила. Плюнула — бесполезно. И тогда бизнес стал семейным — его взяла в свои хотя и женские, но стальные руки Мегера. Они покупали героин по сорок долларов за грамм, продавали — по семьдесят. Товар давали на реализацию. То есть мелкие сбытчики приносили им деньги после продажи.Этот способ хорош, когда есть уверенность, что тебя не кинут, что деньги отдадут вовремя. Для этого мелкие распространители должны быть уверены, что за оптовиком сила и в случае чего со злостного неплательщика снимут шкуру.Мы прикинули, что за месяц они загоняли от двухсот до пятисот грамм, а это чистая прибыль за год под сотню тысяч долларов. Купили «Мерседес», «Тойоту», пару «Жигулей», мотоцикл «Хонда». Кукиш с готовностью размолотил на дорогах половину этого автопарка.Семейка предпочитает давать на реализацию героин приличными партиями — по десять-двадцать грамм, это сто-двести порций. Торгуют прямо с квартиры — нагло, бесцеремонно, ничего не боясь.Приближалось время встречи, и ментенок все больше нервничал.— Чего трясешься? — спросил я, глядя, как он барабанит пальцами по колену и смотрит из окна нашего кабинета на золотой купол церкви, скрывающейся за деревьями.— Боюсь. Убьют они меня, — ментенок перекривил физиономию — сейчас заплачет. — Завалят, как лося.— Чего это они тебя завалят? — спросил Асеев.— Подумают, что это я их заложил. И убьют. Они с крутыми бандитами якшаются. Урки на «Жигулях», в коже.— Какие такие бандиты? — спросил я, привстал, положил руку на плечо ментенка, развернул его к себе.— С «Тунгуски» поднялись. Балык и его парни.— Бандиты? Это бандиты? Ты что, сынок, — я потрепал его по плечу. — Вон, о Жоре Рулеве слышал?— Вор в законе, — кивнул ментенок.— Все знаешь. В колледже научился?— Нет.— Жизнь научила… Хочешь, Жоре позвоним. Скажу, на его территории отморозки беспредельничают, «белым» занимаются тут. Кстати, Жора вот на этом ковре ползал, я ему ребра пересчитывал. А ты мне что-то о шпане дворовой талдычишь. Зачем? Это все шушера. А за тобой фирма стоит. За тобой ОБНОН стоит. Понял?— Понял… Кстати, у Мегеры на даче автомат, «ТТ» и несколько гранат.— Чего? — отодвинул от себя бумаги Асеев.— Точно. Мне Кукиш показывал сам. Я к нему на дачу однажды за «герой» ездил. Он мне пострелять предлагал. Но я не стал. Соседи услышат.— Не свистишь?— Не свищу…— И сейчас там арсенал? — спросил я.— Не знаю, — вздохнул ментенок. — Если они не успели его продать.— Все, пора, — сказал я, посмотрев на часы. — По машинам, братва.Рации, пистолет, папка с документами. Галицыну в руки — видеокамеру. Он у нас ответственный за технику.— На, — я прилепил к карману рубашки ментенка булавку с микрофоном. — Осторожнее, не стряхни.Кавалькада машин отчалила от здания РУВД. Народу набралось — как на хороший массовый пикник. Я, Арнольд, Асеев, ментенок, двое наших штатных понятых — это тот случай, когда химичить нельзя, когда понятые нужны не фантомные, а действительно присутствовавшие при всем и которые всегда все подтвердят. Теперь главное не привлечь излишнего внимания. Надо машины расставить аккуратно. Кукиш нас не срисует — он вообще, судя по разговору, плохо соображает, кто он и где он. А вот его мамаша — дело иное.Я прибавил газу и включил радио.— Сколько водки ни бери, все равно два раза бегать, — диким голосом заорал динамик. — Русское радио!
Дом был серьезный, сталинский, с архитектурными излишествами. Почти во всех окнах стекла заменены на дорогие стеклопакеты. Место престижное, «новорусское» — центр города, рядом с бульварами. Живут здесь люди солидные. Дверь в подъезд тяжелая, стальная. И как назло — хоть бы один житель дома прошел, отпер ее. Как вымерли все.— Черт, может, ему позвоним? — спросил Арнольд, глядя через стекло машины на подъезд.— Подождем, — я обернулся к ментенку. — Ты въехал, что от тебя требуется?— Въехал.— Все равно повторяю. Заходишь. Заводишь Кукиша на разговор о наркотиках. Он тебе должен в микрофон сказать, что продает тебе именно героин.— Да он начнет болтать, его не остановишь.— Мы его откровения наркошские записываем на ленту. Потом ты отдаешь деньги, собираешься резко домой, открываешь дверь, дабы выйти из квартиры. И мы входим. Ты сразу отскакиваешь в сторону, под ногами не путаешься. Понял?— Понял.— Вон, гляди, кажется, люди в подъезд идут. Давай.Бодрая старушенция открыла ключом дверь в подъезд, ментенок заскочил за ней. Вслед за ним входим в подъезд и мы и рассредоточиваемся по двум этажам. Вдоль стеночек. Ментенок подошел к нужной двери. Прозвонил. Сказал:— Добрый день.И вошел в хату.Я, присев на подоконнике, приложил наушник к уху и включил клавишу записи. Микрофон работал отлично. Были слышны мужские голоса, принадлежащие ментенку и Кукишу. Встревал еще женский голос — Мегеры. Значит, приехала с дачи. Ну что ж…— Мальчики, вы побеседуйте с глазу на глаз, а я пока делами займусь, — произнесла она.Ментенок начал разводить барыгу на разговор о наркоте, о ценах на нее. О том, нельзя ли сделать скидку на эти три грамма. Кукиш отвечал охотно. Он немножко пришел в себя, но все еще летал где-то в облаках. Они начали вешать героин на наших весах. Ментенок отдал часть денег — сто пятьдесят баксов. Всем отделом скидывались. Денег на контрольные закупки наркотиков нам в последнее время вообще не выдают. Приходится платить свои, кровные.— Ну давай, — сказал Кукиш. — Судя по всему, это уже прощание. Действительно, тяжелая металлическая дверь начала открываться.— Пошли, — махнул я рукой.Арнольд и Асеев рванули вперед. За ними, снимая все на видео, неторопливо следовал Галицын. Ментенок с писком отскочил в сторону. На пороге стоял Кукиш — иссохшее, небритое, трясущееся существо в пижаме, напоминающее мумию.— К стене! Стоять! Милиция! — Асеев раскатал Кукиша мордой к стене. Арнольд проскочил коридор и залетел в комнату. Я проследовал за ним.В большой комнате за столом сидела худая, с прямой осанкой, строгим лицом пожилая женщина в просторном толстом махровом халате. Она толкла в фарфоровой чашке героин, размешивая его с сахарной пудрой. Завидев нас, она быстро отставила от себя «инструментарий».— Здрасьте. Милиция, — поклонился Арнольд, беря со стола фарфоровую чашку. — Оружие, наркотики в квартире есть?— Не знаю, — пожала плечами Мегера. — Возможно, есть. Мой сын является наркоманом. Он больной человек. Если и есть наркотики, то исключительно для личного употребления, — бодро соскользнула она на не раз хоженную, истоптанную ею вдоль и поперек тропинку юридических понятий и терминов. Начался осмотр. У Мегеры спокойствие олимпийское. Самообладание — чудовищное. Никаких охов и ахов, никаких таблеток и валокордина. Никакой растерянности. Наоборот — четкое и ясное понимание ситуации. Глядя на нее, можно поверить, что эта женщина расследовала сложнейшие уголовные дела. И от этого понимания становится грустно и досадно. Гадко на душе. Фактически уже на склоне лет она отреклась от всего, чему посвятила жизнь, перешла на сторону врага. Все деньги, деньги. Они — орудие тьмы.Сама квартира — типичное жилье какого-нибудь преуспевающего профессора застойных времен. От пола до потолка идут полки с книгами. Старая мебель. Старые фотографии на стенах. Какая-то чинность и степенность есть в этой обстановке. Но ощущение, что все здесь принадлежит прошлому. А от современности — два дорогих цветных телевизора, видеотехника, огромный импортный холодильник на кухне. А еще затхлый, больничный запах. Пахнет медикаментами, какой-то гнилью. Это запах больницы, разложения и гибели.Тесть хозяйки квартиры действительно был известным профессором. Семья принадлежала к городской элите. И чем все закончилось… От этих мыслей становится еще грустнее.Искать ничего не надо. Все на виду. Вот она, ступка, полная белого с красноватым оттенком порошка.— Розовый героин, — торжествующе произнес Арнольд. — Считается самым качественным и чистым. Отличный товар у вас, мамаша.— Я вам не мамаша.На столе — тоже насыпан героин. И под столом рассыпан героин — кощунство для любого наркомана, который во время ломки готов все на свете отдать за одну дозу. А этих доз здесь просыпано немерено.Ментенок стоит в коридоре. Кукиша усадили на кровать в спальне. Он сидит, обхватив исколотыми руками голову. Его трясет. Ему нужно еще уколоться — утренней дозы маловато. Его остекленевшие глаза смотрят в стену.— А-а, — мелодично затягивает он, как чукча посреди тундры. — А-а…В общей сложности мы наскребли в квартире около полусотни грамм героина. Да на книжных полках нашли две тонкие серые трубочки — это гашиш.— Значит, торгуете «герой», — я присел в кресло рядом сидящей выпрямившись на диване Мегерой.— Только для собственного употребления моего сына, — жестко повторила адвокатша.— Как же так, боролись всю жизнь против этого, и вот, пожалуйста, — нахмурился Асеев.— Что поделаешь? — только на миг она изменилась в лице. — Это несчастье. Болезнь. Не дай вам Бог дожить до моих лет, если ваш сын станет наркоманом. Не дай Бог…Сказано это без надрыва, как-то обыденно, как констатация факта. Где-то я готов ей поверить.Пока шел осмотр, за окнами сгустилась темнота. Оглянуться не успели за всеми делами, за оформлением документов, как уже ночь. Кукиша стало трясти еще больше. У него не попадал зуб на зуб. Он ежился и не мог согреться. Мычал, раскачиваясь из стороны в сторону.— Сдохнет, — шепнул Арнольд.— Чего предлагаешь? — спросил я.— Дать ему пару колес. Транки, вон, в аптечке.— Ладно, хрен с ним, — кивнул я.Трясущаяся ладонь Кукиша отправила в рот две таблетки. И он немного пришел в себя. В его глазах какое-то вялое, обреченное безумие.— Одного раза в день уже мало, — выдавил он.— Куда тебе столько наркоты? — спросил я.— Я не зарабатываю на этом, нет, — закачал головой Кукиш, подтверждая истину, что в каком бы состоянии ни был героиновый наркоман, он всегда будет извиваться и хитрить. Контроль полностью над собой он не потеряет и не станет говорить что-то против себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20