https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/100x100/
Я приеду… Ладно.Он хлопнул трубкой и торжественно заявил:— Есть у нее!— Когда продаст? — спросил я.— Через час.— Поехали, — сказал Арнольд.— Без меня, — произнес я.— Втроем? — укоризненно посмотрел на меня Арнольд.— Одну девку задержать — не хватит народу? — возмутился я.— Ладно, — вздохнул Арнольд.— Зайди к Татьяне, попроси поучаствовать. Арнольд отправился в ОРО. Это оперативно-розыскной отдел, занимающийся розыском беглых преступников и без вести пропавших. В ментовском народе его прозвали отделом реабилитации олигофренов. Там опером работала Татьяна, она нам помогала, когда задерживали женщин — мужчины обыскивать их права не имеют. Татьяна, ошалевшая от бумаг, которых в ОРО нескончаемое половодье, с Удовольствием принимала участие в нашей веселой работе. Вскоре Арнольд появился с Татьяной.— Порядок. Уговорил нашу красавицу, — он потянулся к Филейной части девушки и получил от нее по руке. Я кивнул Асееву:— Ты — старший. Отзвонитесь, если что будет. — Хорошо.Началась подготовка к мероприятию. А это всегда суета и шум. И, как правило, обязательно что-то забудут, разгильдяи.— Папку взяли? — спросил я.— Ага, — кивнул Арнольд.— Рации зачем вам?— На всякий случай.— Не посейте, — погрозил я кулаком.— Как можно.В прошлом году посеяли «Мотороллу» во время мероприятий. Полтысячи баксов легко так ушло. Хорошо, ту рацию спонсоры нам купили. Если бы наша, закрепленная была, то до сих пор бы нам за нее кренделей навешивали.— Не скучайте без нас, — Арнольд встал перед зеркалом, с любовью поправил свою джинсовку.— Красавец… Двигай, — махнул я рукой.В кабинете повисла невероятная тишина. Слышно было, как в коридоре шагают. Как Кикабидзе поет: «Мне тишина необходима»… Нужно справки писать. И запросы по порченому героину. — рассылаем их во все концы страны.Часа через два я совершенно ошалел от справок и запросов. Вывел на экран пасьянс и углубился в него.Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал голос Асеева:— Чего делаешь?— Вкалываю. Как там палка?— Средне. Подъедь сюда.— Чего у вас там?— Арнольду джинсовку разорвали…
Я остановил машину, вылез из салона, вздохнул прокаленный дневной воздух. Вокруг простирались девятиэтажки — похожие друг на друга, как детские кубики в конструкторе.Вот он, легендарный Холм, по поводу которого мы ломали вчера копья с Асеевым. Тут наркоман на наркомане. Героиновый заповедник…Димитский район. Раньше здесь деревня была под таким названием — Низкий холм. Потом пошли массовые застройки, которые пообзывали тоскливо-казенно — пятый, шестой микрорайон. Сюда с давних времен расселяли общаги. Родители нынешней молодежи в не такие и далекие времена сами были прыщавыми пэтэушниками, глушили вечерами на спортплощадках и на территориях опустевших детсадов плодово-выгодный портвейн, заканчивали школы, шли к станку, продолжали глушить тот же самый портвейн, уже не из куража, а из органической необходимости. Они растили детей для тех же самых ПТУ. Только вот времена менялись. И на завод, который многим вправлял мозги, молодому пареньку уже не устроиться — в лучшем случае наймешься таскать азербайджанцам ящики на рынке. И портвейн уже вышел из моды. А вошел в моду он, хозяин душ новых времен — ГЕРОИН!В принципе оценкам, что тут половина молодежи на игле, поверить можно. Вон, двое чад сидят на скамейке — глаза осоловевшие. Им хорошо. Явно укололись, сопляки. Им лет по четырнадцать, не больше.С ревом на пригорок взмывает мотоцикл с оловянноглазым пацаном лет шестнадцати — как он не свернет себе шею? Когда-нибудь свернет… На тот же пригорок алкаш катит коляску, наполненную бутылками. Она катится с трудом, упорно цепляясь за камни. И алкаш начинает на нее страшно материться, как на опостылевшую жену. По нему видно, что он с удовольствием избил бы ее, если бы не знал наверняка, что тележке до фонаря — она железная, только руку отобьешь…Все, хватит любоваться провинциальными нравами. Дом Шестнадцать — вот он. Около него стоит наша машина.Я вошел в вонючий подъезд с выдернутой из стены проводкой, исписанными потолками и сгоревшим лифтом. Поднялся пешком на восьмой этаж — хорошо, что еще в спортивной форме. Местным жителям, особенно в возрасте, у которых лифты пожгли местные малолетние юмористы, подниматься, наверное, ох как нелегко.Вот и квартира. Дверь незаперта. Оттуда хай, женский писк, голоса. Я вошел. Все были в сборе — и наши, и задержанные. Крик, визг, слезы, сопли — все было привычно.К двум повязанным девкам лучше всего подходило название — телки. Притом те телки, которые по возрасту и весу ближе к настоящим коровам. Каждая — килограмм под сто весом. Одна сидела, размазывая обильную косметику по щекам и рыдая в три ручья. Вторая тупо молчала, как буренка в стойле.Та, что рыдала в три ручья, — это и была Люська, которую наркоманы прозвали Свинотой — она банковала с квартиры и славилась кулацкой жадностью.Однокомнатная квартира была вся забита умопомрачительным барахлом — пуфики, диванчики, разрисованные подносы на стенах, репродукции. Безвкусица царила страшная.— Что у вас тут произошло? — спросил я Арнольда.— Эта тварь… — Он покачал головой и показал на вырванный с мясом рукав. — Терентий, новая куртка, а…— Излагай.Провалилось мероприятие по-дурацки. Наши подъехали ко двору, вышли из машины, проинструктировали в последний раз Рока, он отправился в подъезд, и тут оттуда вырулили две девки. Чего их на улицу вынесло? Свинота обозрела сразу всю картину, тут же отнюдь не телячьим чутьем просекла, что к чему, и двинула с подружкой прочь.— Стоять! — заорал Арнольд.Крик этот прозвучал отмашкой в спортивном беге с препятствиями. Необычайно резво для своей комплекции Свинота с подружкой припустились бежать, как наскипидаренные бегемотики. Их настигли.— Милиция! — проорал Арнольд.И тут началась коррида. Джентльменам дам бить неудобно. Дамы же брыкались, как взбесившиеся кенгуру. А Свинота издавала визг, как сирена оповещения о воздушной тревоге.Рукав Арнольду оторвали сразу, когда он только руку потянул к Свиноте. И пошла куча-мала. Тут как по заказу появилась патрульная машина.— ОБНОН, — крикнул Асеев, показывая жетон, похожий на звезду шерифа — их нам недавно выдали, и указал на девок. — Взять.Патрульные попались хилые. Они навалились на Свиноту. А дальше, говорят, зрелище было достойное кинематографа. Свинота вращается, как ротор, а патрульные по инерции разлетаются по кустам.Дальше терпеть подобное было невозможно. Асеев залепил Свиноте такого пинка, что она устремилась вслед за патрульными. А Асеев невежливо заломил ее подружке руку. На пухлых руках щелкнули наручники.У Свиноты при себе был героиновый «чек» — его в присутствии женщин — понятых изъяла, как положено по правилам, Татьяна. И на хате нашли немножко наркоты.— Арнольд, тебе вообще нельзя на задержания ездить, — усмехнулся я, выслушав эту историю.— Источник повышенной опасности, — поддакнул Галицын.Это верно. Арнольд при задержаниях постоянно попадает в какие-то истории, которые потом передаются из уст в уста и становятся анекдотами.Ох, какие сцены украсили историю нашего отдела… Приоткрывается дверь наркопритона, Арнольд с криком «милиция» разбегается, дверь захлопывают, и он размазывается по ней мордой…Мы едем с ним на машине, по улице беззаботно фланирует под дождем барыга, которого нужно взять.— Я выскакиваю, бью по ногам, заваливаю, — возбужденно потирает руки Арнольд.Я торможу. Арнольд выскакивает. И пропадает. Оглядываюсь — нет Арнольда, один барыга стоит. Ну все, думаю, убил, гад, боевого товарища. Пистолет выдергиваю:— Руки на капот, — ору, целясь в чурбана. Тут Арнольд появляется:— Все в порядке.Оказывается, он выскочил из машины, поскользьнулся и плюхнулся в самую глубокую на улице лужу. Чурка-барыга над ним нагнулся и спрашивает с сочувствием:— Молодой человек, вам помочь?..А еще раз на улице брали троих барыг на тачке. Арнольд сидел в засаде. Даю приказ — задержание. Барыга врубает мотор, пытается тронуть машину с места. Арнольд выскакивает из укрытия и мчится навстречу. Хотел продемонстрировать коронный номер — вскочить на капот и вышибить ногой лобовое стекло. Разбежался, как локомотив. Князь тем временем барыге по балде съездил, выдернул ключ из гнезда, машина заглохла. А Арнольд остановиться не может — скорость большая. По инерции тыкается в машину, бьет ногой в бампер и кричит:— Стоять, сука!..И вот теперь этот рукав злосчастный.— Ай, что будет, что будет, — надрывалась Свинота, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону.— Чего надрываешься? — спросил я. — Не хочется в тюрьму?— Не хочу-у-у!— Сама колешься?— Не колю-ю-юсь!— Просто торгуешь?— Мужа кормить надо. Дочь надо кормить! Ай, что бу-де-е-ет?— Скажешь, где оптом берешь, — помилуем, — кивнул я.— Ай, скажу. Ай, скажу… Ноги целовать буду, если выпустишь… Ай, что буде-е-ет!— Все, прикрой фонтан, — велел я. — Рассказывай, где «геру» берешь.— У Софы. Таджикский «гера». У нее еще дешевле, чем у таджиков.— Почему? — поинтересовался Асеев.— У Софы знакомый — Пистон, — он на какого-то Моджахеда работает. Хранит наркоту, которую таджики привозят. Ну и с веса получает…— Что, втихаря бадяжит таджикскую «геру»? — удивился я.— Ага-а…— Значит, самого Моджахеда накалывает?— Да-а-а.— Моджахед ему голову-то отрежет, — усмехнулся я. — Откуда ты это знаешь?— Как откуда? — удивилась Свинота. — Софа под Пистоном лежала. Все знает.— Как Пистона звать? Фамилия?— Колян. Фамилию не знаю.— Где живет? — напрягал я ее. — Телефоны?— Ничего не знаю-ю, — вновь заголосила Свинота.— И где сейчас твоя Софа? Лежит?— Под кем лежит? — не поняла Свинота.— У тебя хочу узнать.— Она дома-а.— Ладно, мы тебе поможем, девушка, — я присел около Свиноты и потрепал по похожей на свиной окорок коленке. — Мы тебе даем деньги. Ты у Софы героин берешь. Мы берем Софу. Вопросы есть?— Это я ее заложу, получается?— Получается… Понимаешь, жизнь такая. Или ты ее продашь. Или твоя дочка будет с мужем-алкашом расти. Глядишь, тоже алкашкой станет.— Я согласная! — громко и решительно произнесла Свинота.У меня внутри подвело от ощущения, что нежданно — негаданно свалилась удача. Мы неожиданно получили доступ к окружению Моджахеда. Теперь только надо использовать Рсдставившийся шанс. Может, тут и разберемся с порченым героином.— Boт и отлично, — сказал я. — Сейчас придешь в себя и будешь звонить.— Буду, — Свинота всхлипнула.— А то куртки рвать. Шустрая, — Арнольд зло посмотрел на нее.— А чего вы?..— Ну что? Что теперь с курткой делать? — никак не мог успокоиться Арнольд, держа в руке свою новенькую джинсовку с оторванным рукавом. — Теперь не пришьешь нормально.— Дай, — я взял у него куртку. И рывком оторвал другой рукав.— Ox, — как от боли вскрикнул Арнольд.— Нормальная безрукавка, — сказал я. — Можно даже сказать — жилет.— А, — махнул рукой Арнольд и напялил ее. — Буду хипповать.
Дальше все пошло как по маслу. Вечером мы уже стояли у машины, защелкнув браслетики на черноволосой, похожей на ведьму с Брокена, но на ведьму привлекательную, Софе. Она только что толкнула Свиноте полграмма зелья.— Продала меня, блядь такая! — покачала головой Софа, ошпаривая глазами Свиноту.— Меня тоже продали, — заголосила Свинота. — Все друг друга продают.— Ничего, я тебе устрою, блядина! — пообещала Софа.— Что ты? — осведомился я у нее. — Ты в тюрьме на пяток лет зависнешь.Софа раскрыла рот. Так с раскрытым ртом и запихали ее на заднее сиденье моей машины. Я уселся на переднее сиденье. Асеев присел рядом с задержанной. Арнольд прислонился к открытой дверце.— Пистон — твой хахаль? — спросил я.— Кто? — с нарочитым непониманием воскликнула Софа.— Что, забыла благодетеля своего?— Ну, хахаль.— Давно?— Уже год.— И как мужик? — гыкнул Арнольд.— Он меня любит!— Прав-да-а? — всплеснул руками Арнольд, глядя на ее как на сказавшего милую глупость трехлетнего карапуза.— Да, — с вызовом ответила она.— Интересен нам Пистон, — сказал я.— Чем это? — поджала губу Софа.— С научной точки зрения. Как одичавший подвид гомо сапиенса.— Чего?— Притом подвид вымирающий.— Почему вымирающий?— Потому что Моджахед, заметь, кличка к нему не зря прилипла, он действительно кровавый дикарь с гор… Так вот Моджахед ему отрежет голову. На хрен, чтобы не мешалась, — зловеще улыбнулся я.— Почему? — ошарашенно посмотрела на меня Софа.— Потому что Моджахед не любит, когда его товар — прекрасный товар, высококачественный товар — какой-то Пистон бадяжит вечерами.— С чего вы взяли? — неуверенно возмутилась Софа.— Кстати, он и тебе голову отрежет. Потому что ты продавала ворованный у него героин. Нет, ну воровать у Моджахеда — это нужно совсем с дуба рухнуть, — покачал я головой.— Пистон решил умереть молодым, — кивнул Арнольд. — и тебя, красавица, с собой взять, чтобы на том свете ему одному не скучно было.— Но… Моджахед же не узнает, — растерянно произнесла Софа.— Еще как узнает, — сказал я. — Нам зарплату не выкатили, я ему за пару сотен баксов эту информацию спокойно продам.— У, мент, — прошипела она.— А тебя в камере подержу, пока он не решит, как тебя побольнее прирезать. А потом выпущу. Годится, красотка? — осведомился я.— Что вы от меня хотите? — воскликнула она.— Ты нам расскажешь, чем дышит Пистон, как «геру» берет. А мы подумаем, как тебе помочь.Софа расслюнявилась. Та же картина, что и у Свиноты — текущие по щекам слезы, размазанная по всему лицу косметика.— Давай, давай, дуреха. Ни у тебя, ни у меня времени нет, — кивнул Арнольд. — Тебе уже на панель пора. А нам в театр.— В какой театр? — посмотрела Софа на Арнольда ошалело.— В оперный.— И что говорить? — спросила она.— Как познакомилась с хахалем. Где бывает Пистон. Как нам его сейчас найти, — перечислял Арнольд.— Ладно…Напрягать ее больше не пришлось. Видно, до любовной идиллии этой ведьме и Пистону было далеко, поскольку она вошла в раж и начала сливать на него всю компру, которую знала.— Он принимает товар, который привозят таджики. И хранит его, пока за ним не придут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Я остановил машину, вылез из салона, вздохнул прокаленный дневной воздух. Вокруг простирались девятиэтажки — похожие друг на друга, как детские кубики в конструкторе.Вот он, легендарный Холм, по поводу которого мы ломали вчера копья с Асеевым. Тут наркоман на наркомане. Героиновый заповедник…Димитский район. Раньше здесь деревня была под таким названием — Низкий холм. Потом пошли массовые застройки, которые пообзывали тоскливо-казенно — пятый, шестой микрорайон. Сюда с давних времен расселяли общаги. Родители нынешней молодежи в не такие и далекие времена сами были прыщавыми пэтэушниками, глушили вечерами на спортплощадках и на территориях опустевших детсадов плодово-выгодный портвейн, заканчивали школы, шли к станку, продолжали глушить тот же самый портвейн, уже не из куража, а из органической необходимости. Они растили детей для тех же самых ПТУ. Только вот времена менялись. И на завод, который многим вправлял мозги, молодому пареньку уже не устроиться — в лучшем случае наймешься таскать азербайджанцам ящики на рынке. И портвейн уже вышел из моды. А вошел в моду он, хозяин душ новых времен — ГЕРОИН!В принципе оценкам, что тут половина молодежи на игле, поверить можно. Вон, двое чад сидят на скамейке — глаза осоловевшие. Им хорошо. Явно укололись, сопляки. Им лет по четырнадцать, не больше.С ревом на пригорок взмывает мотоцикл с оловянноглазым пацаном лет шестнадцати — как он не свернет себе шею? Когда-нибудь свернет… На тот же пригорок алкаш катит коляску, наполненную бутылками. Она катится с трудом, упорно цепляясь за камни. И алкаш начинает на нее страшно материться, как на опостылевшую жену. По нему видно, что он с удовольствием избил бы ее, если бы не знал наверняка, что тележке до фонаря — она железная, только руку отобьешь…Все, хватит любоваться провинциальными нравами. Дом Шестнадцать — вот он. Около него стоит наша машина.Я вошел в вонючий подъезд с выдернутой из стены проводкой, исписанными потолками и сгоревшим лифтом. Поднялся пешком на восьмой этаж — хорошо, что еще в спортивной форме. Местным жителям, особенно в возрасте, у которых лифты пожгли местные малолетние юмористы, подниматься, наверное, ох как нелегко.Вот и квартира. Дверь незаперта. Оттуда хай, женский писк, голоса. Я вошел. Все были в сборе — и наши, и задержанные. Крик, визг, слезы, сопли — все было привычно.К двум повязанным девкам лучше всего подходило название — телки. Притом те телки, которые по возрасту и весу ближе к настоящим коровам. Каждая — килограмм под сто весом. Одна сидела, размазывая обильную косметику по щекам и рыдая в три ручья. Вторая тупо молчала, как буренка в стойле.Та, что рыдала в три ручья, — это и была Люська, которую наркоманы прозвали Свинотой — она банковала с квартиры и славилась кулацкой жадностью.Однокомнатная квартира была вся забита умопомрачительным барахлом — пуфики, диванчики, разрисованные подносы на стенах, репродукции. Безвкусица царила страшная.— Что у вас тут произошло? — спросил я Арнольда.— Эта тварь… — Он покачал головой и показал на вырванный с мясом рукав. — Терентий, новая куртка, а…— Излагай.Провалилось мероприятие по-дурацки. Наши подъехали ко двору, вышли из машины, проинструктировали в последний раз Рока, он отправился в подъезд, и тут оттуда вырулили две девки. Чего их на улицу вынесло? Свинота обозрела сразу всю картину, тут же отнюдь не телячьим чутьем просекла, что к чему, и двинула с подружкой прочь.— Стоять! — заорал Арнольд.Крик этот прозвучал отмашкой в спортивном беге с препятствиями. Необычайно резво для своей комплекции Свинота с подружкой припустились бежать, как наскипидаренные бегемотики. Их настигли.— Милиция! — проорал Арнольд.И тут началась коррида. Джентльменам дам бить неудобно. Дамы же брыкались, как взбесившиеся кенгуру. А Свинота издавала визг, как сирена оповещения о воздушной тревоге.Рукав Арнольду оторвали сразу, когда он только руку потянул к Свиноте. И пошла куча-мала. Тут как по заказу появилась патрульная машина.— ОБНОН, — крикнул Асеев, показывая жетон, похожий на звезду шерифа — их нам недавно выдали, и указал на девок. — Взять.Патрульные попались хилые. Они навалились на Свиноту. А дальше, говорят, зрелище было достойное кинематографа. Свинота вращается, как ротор, а патрульные по инерции разлетаются по кустам.Дальше терпеть подобное было невозможно. Асеев залепил Свиноте такого пинка, что она устремилась вслед за патрульными. А Асеев невежливо заломил ее подружке руку. На пухлых руках щелкнули наручники.У Свиноты при себе был героиновый «чек» — его в присутствии женщин — понятых изъяла, как положено по правилам, Татьяна. И на хате нашли немножко наркоты.— Арнольд, тебе вообще нельзя на задержания ездить, — усмехнулся я, выслушав эту историю.— Источник повышенной опасности, — поддакнул Галицын.Это верно. Арнольд при задержаниях постоянно попадает в какие-то истории, которые потом передаются из уст в уста и становятся анекдотами.Ох, какие сцены украсили историю нашего отдела… Приоткрывается дверь наркопритона, Арнольд с криком «милиция» разбегается, дверь захлопывают, и он размазывается по ней мордой…Мы едем с ним на машине, по улице беззаботно фланирует под дождем барыга, которого нужно взять.— Я выскакиваю, бью по ногам, заваливаю, — возбужденно потирает руки Арнольд.Я торможу. Арнольд выскакивает. И пропадает. Оглядываюсь — нет Арнольда, один барыга стоит. Ну все, думаю, убил, гад, боевого товарища. Пистолет выдергиваю:— Руки на капот, — ору, целясь в чурбана. Тут Арнольд появляется:— Все в порядке.Оказывается, он выскочил из машины, поскользьнулся и плюхнулся в самую глубокую на улице лужу. Чурка-барыга над ним нагнулся и спрашивает с сочувствием:— Молодой человек, вам помочь?..А еще раз на улице брали троих барыг на тачке. Арнольд сидел в засаде. Даю приказ — задержание. Барыга врубает мотор, пытается тронуть машину с места. Арнольд выскакивает из укрытия и мчится навстречу. Хотел продемонстрировать коронный номер — вскочить на капот и вышибить ногой лобовое стекло. Разбежался, как локомотив. Князь тем временем барыге по балде съездил, выдернул ключ из гнезда, машина заглохла. А Арнольд остановиться не может — скорость большая. По инерции тыкается в машину, бьет ногой в бампер и кричит:— Стоять, сука!..И вот теперь этот рукав злосчастный.— Ай, что будет, что будет, — надрывалась Свинота, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону.— Чего надрываешься? — спросил я. — Не хочется в тюрьму?— Не хочу-у-у!— Сама колешься?— Не колю-ю-юсь!— Просто торгуешь?— Мужа кормить надо. Дочь надо кормить! Ай, что бу-де-е-ет?— Скажешь, где оптом берешь, — помилуем, — кивнул я.— Ай, скажу. Ай, скажу… Ноги целовать буду, если выпустишь… Ай, что буде-е-ет!— Все, прикрой фонтан, — велел я. — Рассказывай, где «геру» берешь.— У Софы. Таджикский «гера». У нее еще дешевле, чем у таджиков.— Почему? — поинтересовался Асеев.— У Софы знакомый — Пистон, — он на какого-то Моджахеда работает. Хранит наркоту, которую таджики привозят. Ну и с веса получает…— Что, втихаря бадяжит таджикскую «геру»? — удивился я.— Ага-а…— Значит, самого Моджахеда накалывает?— Да-а-а.— Моджахед ему голову-то отрежет, — усмехнулся я. — Откуда ты это знаешь?— Как откуда? — удивилась Свинота. — Софа под Пистоном лежала. Все знает.— Как Пистона звать? Фамилия?— Колян. Фамилию не знаю.— Где живет? — напрягал я ее. — Телефоны?— Ничего не знаю-ю, — вновь заголосила Свинота.— И где сейчас твоя Софа? Лежит?— Под кем лежит? — не поняла Свинота.— У тебя хочу узнать.— Она дома-а.— Ладно, мы тебе поможем, девушка, — я присел около Свиноты и потрепал по похожей на свиной окорок коленке. — Мы тебе даем деньги. Ты у Софы героин берешь. Мы берем Софу. Вопросы есть?— Это я ее заложу, получается?— Получается… Понимаешь, жизнь такая. Или ты ее продашь. Или твоя дочка будет с мужем-алкашом расти. Глядишь, тоже алкашкой станет.— Я согласная! — громко и решительно произнесла Свинота.У меня внутри подвело от ощущения, что нежданно — негаданно свалилась удача. Мы неожиданно получили доступ к окружению Моджахеда. Теперь только надо использовать Рсдставившийся шанс. Может, тут и разберемся с порченым героином.— Boт и отлично, — сказал я. — Сейчас придешь в себя и будешь звонить.— Буду, — Свинота всхлипнула.— А то куртки рвать. Шустрая, — Арнольд зло посмотрел на нее.— А чего вы?..— Ну что? Что теперь с курткой делать? — никак не мог успокоиться Арнольд, держа в руке свою новенькую джинсовку с оторванным рукавом. — Теперь не пришьешь нормально.— Дай, — я взял у него куртку. И рывком оторвал другой рукав.— Ox, — как от боли вскрикнул Арнольд.— Нормальная безрукавка, — сказал я. — Можно даже сказать — жилет.— А, — махнул рукой Арнольд и напялил ее. — Буду хипповать.
Дальше все пошло как по маслу. Вечером мы уже стояли у машины, защелкнув браслетики на черноволосой, похожей на ведьму с Брокена, но на ведьму привлекательную, Софе. Она только что толкнула Свиноте полграмма зелья.— Продала меня, блядь такая! — покачала головой Софа, ошпаривая глазами Свиноту.— Меня тоже продали, — заголосила Свинота. — Все друг друга продают.— Ничего, я тебе устрою, блядина! — пообещала Софа.— Что ты? — осведомился я у нее. — Ты в тюрьме на пяток лет зависнешь.Софа раскрыла рот. Так с раскрытым ртом и запихали ее на заднее сиденье моей машины. Я уселся на переднее сиденье. Асеев присел рядом с задержанной. Арнольд прислонился к открытой дверце.— Пистон — твой хахаль? — спросил я.— Кто? — с нарочитым непониманием воскликнула Софа.— Что, забыла благодетеля своего?— Ну, хахаль.— Давно?— Уже год.— И как мужик? — гыкнул Арнольд.— Он меня любит!— Прав-да-а? — всплеснул руками Арнольд, глядя на ее как на сказавшего милую глупость трехлетнего карапуза.— Да, — с вызовом ответила она.— Интересен нам Пистон, — сказал я.— Чем это? — поджала губу Софа.— С научной точки зрения. Как одичавший подвид гомо сапиенса.— Чего?— Притом подвид вымирающий.— Почему вымирающий?— Потому что Моджахед, заметь, кличка к нему не зря прилипла, он действительно кровавый дикарь с гор… Так вот Моджахед ему отрежет голову. На хрен, чтобы не мешалась, — зловеще улыбнулся я.— Почему? — ошарашенно посмотрела на меня Софа.— Потому что Моджахед не любит, когда его товар — прекрасный товар, высококачественный товар — какой-то Пистон бадяжит вечерами.— С чего вы взяли? — неуверенно возмутилась Софа.— Кстати, он и тебе голову отрежет. Потому что ты продавала ворованный у него героин. Нет, ну воровать у Моджахеда — это нужно совсем с дуба рухнуть, — покачал я головой.— Пистон решил умереть молодым, — кивнул Арнольд. — и тебя, красавица, с собой взять, чтобы на том свете ему одному не скучно было.— Но… Моджахед же не узнает, — растерянно произнесла Софа.— Еще как узнает, — сказал я. — Нам зарплату не выкатили, я ему за пару сотен баксов эту информацию спокойно продам.— У, мент, — прошипела она.— А тебя в камере подержу, пока он не решит, как тебя побольнее прирезать. А потом выпущу. Годится, красотка? — осведомился я.— Что вы от меня хотите? — воскликнула она.— Ты нам расскажешь, чем дышит Пистон, как «геру» берет. А мы подумаем, как тебе помочь.Софа расслюнявилась. Та же картина, что и у Свиноты — текущие по щекам слезы, размазанная по всему лицу косметика.— Давай, давай, дуреха. Ни у тебя, ни у меня времени нет, — кивнул Арнольд. — Тебе уже на панель пора. А нам в театр.— В какой театр? — посмотрела Софа на Арнольда ошалело.— В оперный.— И что говорить? — спросила она.— Как познакомилась с хахалем. Где бывает Пистон. Как нам его сейчас найти, — перечислял Арнольд.— Ладно…Напрягать ее больше не пришлось. Видно, до любовной идиллии этой ведьме и Пистону было далеко, поскольку она вошла в раж и начала сливать на него всю компру, которую знала.— Он принимает товар, который привозят таджики. И хранит его, пока за ним не придут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20