Лучше в каком-нибудь метро. Я тебя буду контролировать.
— Если решили грохнуть, и в метро грохнут.
— Не грохнут, Влад… Давай так. Метро «Тушинская». У первого вагона. На скамейке. По сотовому телефону постепенно выведешь его к цели. Мы будем ждать там. При первой опасности — отход.
— Перестраховщик, — сказал Влад.
— Просто жизнь люблю.
— Я тоже, — Влад взял телефон и набрал номер Крошки.
— Еще раз привет, Крошка. Значит, так, ты выдвигаешься сейчас к метро «Баррикадная» и ждешь там. В два часа я тебе звоню, и мы договариваемся где и как.
— Это еще что? — возмутился Крошка. — Давай сразу. Чего меня как пацана гонять?
— Я тебе все сказал, дружище. Понимаешь?
— Да не лох. Понимаю…
Гурьянов покопался в гардеробе хозяина квартиры. Извлек кожаную безрукавку — та была тесновата, но подходила. Нашел просторную клетчатую рубашку. Джинсы не налезли, пришлось оставить свои брюки. В серванте он присмотрел серебряную клипсу, которую прицепил к уху, и еще синие, круглые, как у кота Базилио, очки, устроившиеся на носу. И приобрел вид хиппи-оригинала, пытающегося молодиться и не выпадать из доброй хиппюжной тусовки.
— Тебе идет, — улыбнулась Вика, пристально разглядывая его.
— А что? Когда дела закончим, уйду хипповать. От кого из рок-певцов сейчас девахи балдеют?
— От Кая Метова. И от «На-На».
— Во-во, — он поцеловал ее. — Буду похож на них.
— Хватит ворковать, голубки, — зашел в спальню Влад. — Поехали. Нас громила заждался.
— Поехали, — Гурьянов спрятал пистолет за поясом под рубахой.
Преодолев пробки, они доехали до «Пушкинской», оставили в переулке машину и сели в метро. Народу там было полно, несмотря на то что час пик давно минул. Они добрались до «Тушинской».
— Давай наверх. И веди Крошку по телефону сюда, — велел Гурьянов. — Но постепенно. Чтобы до последней минуты не знал место встречи. Встречаетесь в конце зала. Держись так, чтобы во все стороны был маневр — на эскалатор, в вагон. Понял?
— Не дурной.
— Вот и отлично. Я вон там жду, контролирую. Гурьянов тоже поднялся наверх, купил букет гвоздик и книжку в яркой обложке. Уселся на лавочку.
До встречи оставалось пятнадцать минут. И нужно было сделаться к этому времени совсем незаметным. Если Крошка приведет за собой людей, что-то соображающих в конспирации, их маскарад стареющего хиппи не введет в заблуждение.
Рядом ждали кого-то две девчонки лет по двадцати, смешливые, жизнерадостные.
— Девушки, я обожаю Кая Метова, — подкатил он к ним, включаясь на максимальное обаяние — уж в этом режиме перед ним не мог устоять никто. — А вы?
Они ошарашенно посмотрели на него. Он улыбнулся. Одна доверчиво сказала:
— Старье.
— А нанайцы?
— Это для пэтэушниц.
— А для вас?
— «Синий Ватерклозет». Вот это класс. И Арина. Голос. Манера. Класс!
— А вы кого-то ждете так трепетно? — спросил Гурьянов, обмахиваясь букетом с цветами.
— Ну уж не вас, — буркнула вторая девчонка.
— Я в печали.
Еще несколько слов — и девчонки втянулись в разговор. И теперь он был не одиноким подозрительным мужчиной, а добрым молодцем с двумя молоденькими девушками.
Наконец спустился Влад. А через пять минут Крошка устремился вниз по эскалатору. Он двигался, как танк, с недовольными видом человека, который давно забыл, для чего это под Москвой нарыли столько тоннелей и чего там толпится столько людей.
— Чего за игры? — скривился он, подходя к Владу.
— Опасные игры, — сказал тот. — Ну, выкладывай.
— Слухов много ходит. Ахтумские на ножах с Киборгом и его бригадой. Доходило до горячих действий. Как бульдоги цеплялись друг в друга. Ахтумские офис, который под Киборгом был, расстреляли — наняли для этого какого-то безбашенного козла, того убили менты при задержании. Киборг у них три фуры с левой водкой увел. А ахтумские его магазин сожгли. Но нейтралитет сейчас. Вооруженный нейтралитет. Миротворцем между ними Сахо Старый выступал.
— Примирил?
— Временно. Ахтумские и Киборг они же безбашенные. Их ничего не остановит.
— Что за коммерция у ахтумских?
— Одно время они по заказам каких-то шишек нефтяных работали. Убрали несколько человек. Ресторан «Шанхай» под ними был. Долги вышибают. Но главное — они с одним чудиком работают. Есть такая гнида политиканствующая. Кандидат в депутаты от ЛДПР. На водке деньги делает.
— Кто?
— Да есть такой Маничев. Влад изменился в лице.
— Что, знакомый? — спросил Крошка.
— Встречались, — кивнул Влад.
— Но не это самое интересное. По водочным делам Маничев этот деньги качает из Свердловской области. Частью они идут на поддержку партии. Частью делит их с ахтумскими. И привозят их наликом! В чемоданчике — как в кино. Раз в месяц.
— Много денег?
— Ты таких не видел.
— И что, нет желающих позаимствовать?
— Никто не знает, когда привезут и куда.
— Откуда такие сведения?
— От хороших людей.
— Хорошо. Молодец, — Влад хлопнул собеседника по могучему плечу.
— Ты обещал про Васька и Лелика прояснить.
— А чего тут прояснять. Они тебя за дешевого лоха держат. И твое родное ТОО «Барс» стремятся на бабки приспустить.
Влад выдал информацию, какую махинацию лучшие друзья Крошки решили провернуть, чтобы прикарманить большой кредит. Бандит покраснел и сжал кулачищи.
— Ну, спасибо, Бронепоезд. Выручил. Ну, Васек, посмотрим, кто из нас лох. Влад усмехнулся.
— Давай, Крошка. Еще поспрашивай.
— Поспрашиваю, — произнес Крошка рассеянно — его мысли были заняты тем, как он в свою очередь опустит своих корешей на деньги.
Влад пошел к вагону.
Крошка постоял немножко, задумчиво глядя перед собой. Потом побежал вверх по эскалатору.
Гурьянов, все еще трепавшийся с девчонками, вручил одной из ней букет.
— Не скучайте. Пока, — и устремился к подъехавшему поезду.
Девчонки озадаченно посмотрели ему вслед и прыснули. Хипующий старикашка — все, что выше тридцати, виделось им как древняя древность, — им понравился. Вот только что сдернуло его с места, когда разговор едва наладился?
Гурьянов присмотрел за Владом, когда тот сделал пару пересадок, и признаков «хвоста» не обнаружил. Подошел к нему, сорвав осточертевшие очки и клипсу.
— Ну чего, панк? — спросил Влад.
— Крошка, похоже, чист. Иначе обязательно притащил бы за собой наших недругов. Что, сказал интересное?
— Еще как… Скажи, что бога нет.
— Вопрос дискуссионный, — сказал Влад.
— Есть. И играет нами, как в шахматы… Никита, ну кто мог подумать?
— Объясни.
— Да есть такой любитель детей. Маничев.
— Тот, из-за которого тебя с работы поперли?
— Да. Так вот — он в наших делах завязан.
— Да. Судьба…
— Здорово, Художник, — Тимоха, одетый в строгий костюм-тройку, диссонирующий с его густо татуированными руками, развалился в низком кресле, положив ноги на журнальный столик.
Встретились эти двое в зале для приемов фирмы, работавшей под крышей воровского положенца. Обстановка была дорогая, офисная — мягкая мебель, сталь, пластик, вышколенные секретарши, готовые на все, прилизанный хозяин, называвший всех по имени-отчеству.
— День добрый, — Художник присел в низкое желтое с зелеными полосками кресло, которое приняло его ласково-мягко.
— Хороша хата. Если бы на Сосьме я думал, что в таких апартаментах буду толковище вести, кореша бы решили, что с головой у Тимохи плохо, — улыбнулся томно положенец. — А я здесь. И фраера с башлями и властью передо мной стелются. И баксы в карманах шуршат. И тачка навороченная. И хата с евроремонтом, четырехкомнатная, которая секретарю обкома не снилась. И быков подо мной целый полк, да все не с перьями, а со стволами. И из мэрии городской ко мне втихаря за советом бегают. Хорошо?
— Неплохо, — кивнул Художник.
— Да вот только жаба давит, понимаешь. Проще надо быть. Гордыня — она от черта. Скромнее надо быть. Проще…
Одна из любимых тем старых авторитетов — о пользе скромности. Она — отголосок тех застойных лет, когда ни одному братану, сколько бы денег он ни нагреб, не пришло бы в голову нацепить на шею цепь толщиной в руку, купить «Мерседес» и пальцевать принародно — мол, я тут самый крутой. Тогда это означало одно — спалить не только себя, но и всю шайку. Однако времена меняются…
— Наш дом сам знаешь где, — постучал по столу указательным пальцем Тимоха.
— Отечество нам Царское Село, — хмыкнул Художник.
— А вот над этим лыбиться не надо, — укоризненно покачал головой Тимоха. — Зона для вора — это свято. Над этим не лыбятся.
— И в мыслях не было, — сказал Художник. Он никогда не разделял умиления воров по поводу зоны. Больше того, он бы с удовольствием сбросил на свою родную ИТК-6 нейтронную бомбу, чтобы жесткое излучение вывело враз там всех — и администрацию, и весь сброд, который злой волей народного суда был закинут туда. Никого ни на йоту не жалко…
— Э, за мысли не подписывайся. Мысли ох какие бывают… Ты чего с армянами не поделил?
— С армянами?
— Да. Несчастье в городе. Большого человека убили. Директора ликерки. Ашота.
— Читал. Из-за водки вон столько народу покрошили.
— «Эльбрус» — твой интерес. Или я запамятовал?
— Мой. И что?
— А то, что армяне считают — ты взял там слишком много. Слишком.
— Я взял? — Приподнял бровь Художник.
— Я тебе не в упрек, Художник. Я все понимаю. Племя молодое. Алчущее. Да вот только… Художник молчал.
— Гарик Краснодарский должен приехать. Рассудить вас, неразумных.
— Гарик? — недоуменно повторил Художник.
— Не слышал о нем? — спросил Тимоха.
— Что-то слышал.
— Он из новых воров. Его четыре года назад в Краснодаре короновали. Так что он вправе вопрос решать.
— Значит, к нам едет ревизор. Ну а ты что?
— А я что? Мое дело — общак собрать. И чтоб зоны в области были подогреты. Чтобы сыты, обуты там люди были. Кроме того. Художник, слишком тяжело тебе. Одному ликерку тянуть…
— Понятно, — кивнул Художник.
Недвусмысленный намек на участие в прибылях. Выпихнуть его оттуда Тимоха не мог, тем более был уговор, что комбинат достанется руднянской команде. А видеть, как такие куски да мимо рта пролетают, положенцу обидно. И уже забываться начало, кто такой Боксер был, и как он Тимоху прижал, и как авторитет его топтал, где только придется. Все забывается — и обиды, и благодарность. Остается только выгода. Итак, намек Тимохи предельно ясен: «Мы делим по-братски прибыли с завода, я решаю проблемы с заезжими варягами».
— А когда он будет? — спросил Художник.
— Завтра.
— На поезде?
— Обижаешь. Самолетом.
— То, что он армянами подмазанный, с самого начала ясно, так что какое решение будет — тут сомнений нет. Ну, а дальше что?
— За Гариком и закон. И сила.
— Ага, — согласился Художник. — Сила есть, ума не надо.
— Ты подумай, как вести себя, — посоветовал напоследок Тимоха. — Только думай не слишком долго.
— Я подумаю.
Теперь, когда Хоша исчез, все вопросы решались куда проще. Интересно, но пропажа Хоши никого не взволновала. Некоторые братаны попробовали поставить вопрос: куда делся главарь, но Художник быстро и четко поставил их на место. Родственников у Хоши, которых бы заинтересовала его судьба, не было. И милиция не горела желанием его увидеть. Вот только Галка, оставшись наедине с Художником, неожиданно сказала:
— Ты… Ты убил его, да?
— Ты что спрашиваешь, шалава? — грубо оборвал он ее.
— Я знаю. Чувствую.
— Жалеешь?
— Не знаю, — она задумалась. — Козел он… Но иногда бывал хорошим…
Она заплакала. Художник взял ее за плечи, встряхнул:
— Слушай меня внимательно. Если кому-нибудь проговоришься о своих умозаключениях — убью. Ты меня знаешь…
— Нет! Никому! — вдруг в порыве непонятной страсти она кинулась к нему, обвила его ногами. — Я тебя хочу, — зашептала она. — Я только тебя хочу!
В ту ночь она была в постели как бешеная… Гарик прилетел на следующий день после беседы с Тимохой. «ТУ-154» замер у здания аэровокзала. Из него потянулись цепочкой люди. Подмосковного вора в законе ждали встречающие — воровской положенец Тимоха и трое шкафов в камуфляже из охранного агентства. Гарик прилетел со своими подручными — одним невысоким, плотным, со сломанным носом, и другим — десятипудовым громилой.
Расположился он в трехкомнатном номере люкс гостиницы «Интер». Быки устроились в двухместном номере рядом. , В принципе, телохранители не особенно были и нужны Гарику — что может случиться с гостем? Ничего.
Культурная программа на вечер уже расписана — стол в ресторане, девочки, куда без них. Поездка в Ахтумск была легкая и необременительная. А деньги за посредничество в решении вопроса очень хорошие.
Гарик вышел из рэкетиров. Жег недовольных утюгами и делал соски — это когда жертву суют головой в ванную, потом дают секунду вдохнуть воздуха и окунают опять. Организовал через закрытый аэродром в Жуковском переправку спецрейсами ворованных машин в Ереван. На зоне он вообще не был. Прикупил звание вора в законе за две сотни тысяч зеленых, как прикупают часть акций в процветающей фирме. Сперва «лаврушников» — новых воров, которых короновали вопреки всем законам, — старые воры не признавали, что явилось причиной кровавых разборов. Упрощение порядка коронования и так привело к тому, что воров в законе в России стало в два раза больше, чем во всем СССР, и большинство из них — лаврушники. Звание обесценивалось, но изменить ситуацию старые воры были не в силах, поскольку за младым поколением стояли деньги, сила. Кто из старых воров не хочет остаться на полустанке, глядя вслед уходящему поезду, должен подстраиваться. Так что Гарика короновали, и постепенно тот обнахалился так, что начал выступать судьей. И следовал принципу, который что у государевых, что у воровских судей процветал все больше — судить не так, как подсказывает совесть, а так, как заплатят.
В успехе мероприятия Гарик не сомневался. Он навел справки — вроде руднянские отмороженные, но живущие по понятиям. Проигнорировать стрелку они не смогут, поскольку это означает признать свое поражение. А не исполнить?
Это они вряд ли решатся.
— Ну что, в кабак? — сказал, потянувшись, Гарик, одернул двухтысячебаксовый пиджак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37