— Другой вопрос — как дорого тебе это встанет.
— Да вы два покойника, — бросил пленный. — Потешься пока… Слушайте мое предложение. Вы меня выпускаете, отдаете девку, и мы расходимся.
— Зачем тебе девка?
— Пригодится, — «замшевый» в наглой ухмылке обнажил зубы — шикарные, белые, металлокерамические. — Соглашайтесь. Козырное предложение. Больше такое не предложат… Еще на бабки можем сторговаться…
Влад впечатал ему ботинок в ребра, пленник крякнул.
— Не надо, — сказал Гурьянов. Полез в сумку. Вытащил аптечку. Из нее достал инъектор. — Сейчас тебя подлечим от наглости. И ты все расскажешь, сынок. Сам. С радостью.
— Э… — пленный отодвинулся.
— Ничего не попишешь.
— Ну хорошо, хорошо… Чего вам?
— Ты убил бизнесмена? В «Саабе». С семьей.
— Не знаю вообще, о чем речь…
— Без инъекций не обойтись… Больно будет, но будь мужчиной, — Гурьянов взял «замшевого» за руку, тот тщетно попытался вырвать руку, но ему уже вкатили полную инъекцию.
Тактика допроса — это то, чем Гурьянов владел в совершенстве. С любыми подручными средствами — при помощи кулаков, предметов, фармацевтики, которую можно приобрести в любой аптеке, он мог выбить из человека все.
Через час все было известно. «Замшевый» в самом убийстве не участвовал. Он следил за обстановкой, наблюдая за ней с рацией в двадцатичетырехэтажной башне напротив. Он сек, когда Гурьяновы выйдут из подъезда, чтобы дать по сотовому телефону сигнал. После его сигнала подъехал «Иж-Комби» с киллерами и изрешитили «Сааб-9000».
— Им какие-то документы нужны были. Но у этого фирмача их не оказалось. А перед этим девка, Вика эта, вышла с сумкой через плечо из дома. Мы знали, что это его знакомая. Вот и подумали — документы у нее.
— Что за документы?
— Документы… Бухгалтерия какая-то. Я не знаю ничего. Ничего не знаю…
— На кого работаешь?
— На ахтумских.
— Ну-ка, — подался вперед Влад.
— У их пахана погоняло такое — Художник. Его я не видел. Сам он почти ни с кем не встречается. Хоронится по хатам, и никто не знает где. Но мы на него работаем.
— Вся бригада ахтумская хоронится?
— Когда столько врагов, чего не хорониться? Влад включил диктофон. Из «замшевого» вытащили все, что он знал. Из прошлых дел он участвовал с ахтумскими в трех убийствах, одном разборе. Влад кивал, потом обернулся к Гурьянову:
— Это самая отмороженная бригада в Москве. Перегрызлись со всей столицей. Все вопросы решают через стрельбу. Блатота от них сама стонет.
— Бабки-то хоть хорошие платят? — спросил Гурьянов «замшевого».
— Штуку-другую подкидывают. За заказы — отдельно…
Явки, схроны, склады оружия — ничего «замшевый» не знал. Он был москвичом, в бригаде наемником. А бригада была организована жестко, никто не знал больше того, чего положено. Так что стукач или просто разговорившийся соратник не мог причинить большого вреда. Когда «замшевый» был нужен, ему сбрасывали сообщение по пейджеру, и он появлялся в условленном месте для получения соответствующих инструкций. Главари команды с ним практически не общались.
— Что с ним теперь делать? — спросил Влад, глядя на потерявшего сознание пленника.
— Подождем, пока придет в себя, — сказал Гурьянов.
«Замшевый» пришел в себя через пару часов. Он стонал, полковник вкатил ему тонизирующий укол, и пленник быстро ожил.
— Пойди покури, Влад. И посмотри машину, — сказал Гурьянов.
Влад пожал плечами, но вышел.
— Как самочувствие, бандит? — спросил Гурьянов.
— Ну вы и суки… Что со мной делать будете?
— Земля таких носить не должна, — произнес негромко полковник.
И «замшевый» как-то обмяк. Обреченно вздохнул,
— Может, договоримся? Я все равно заложил корешей. Мне к ним хода нет. А на вас поработаю. Стреляю хорошо. Язык знаю.
— Что? — не понял Гурьянов.
— Английский, правда… Договоримся… Мне ни в ментовку, ни к своим…
— Нет, брат. Ты свою кровь уже перебрал. «Замшевый» побледнел, прижмурился…
— У тебя есть шанс, — Гурьянов снял с него наручники, усадил на табуретку, стоящую перед грубым, шатающимся столом, на котором светила керосиновая лампа, положил со стуком перед собой пистолет и сел напротив на скрипучий стул. — Пистолет заряжен.
— За дурака меня не держи, — нервно хмыкнул «замшевый».
Гурьянов взял пистолет и выстрелил в стену, у уха «замшевого», и произнес:
— Не держу. Остался один патрон. Кто-то из нас двоих останется жив.
— Ты псих. Ты просто психический.
— Я отойду на расстояние, так что можешь успеть, — Гурьянов сделал два шага назад.
— Ха, — бандит провел дрожащей ладонью по рукоятке пистолета. — Рэмбо, да?
— Рэмбо — просто жалкий уродец. Он сдох бы за час там, где мы спокойно работали.
— Я тебя пристрелю, а тот бык меня замочит.
— Не замочит, — Гурьянов взял рацию. — Влад. Если его возьмет отпустишь.
— Никита! — донеслось из рации, но он уже отложил ее сторону.
— Крутой, — «замшевый» расслабился.
Гурьянов видел, что этот человек тренирован. И знал толк в действиях в сложной обстановке. И сейчас он заговаривал зубы. И полковник прекрасно знал, когда он рванется.
«Замшевый» рванулся к пистолету. Гурьянов кинулся ему навстречу.
Парень отклонился в сторону, махнув рукой, будто ударяя, но он просто отвлекал внимание, а другой рукой сграбастал пистолет.
Полковник заработал в боевом режиме. Поставил блок.
Вышел на линию атаки… Стук падающего пистолета. Хруст I ломающихся костей… Довершающий удар. Все, сделано…
Влад ворвался в подвал:
— Никита, ты взбесился?
— Ты знаешь, Влад, ведь это моя война, — устало произнес Гурьянов, перевернув ногой безжизненное тело. — Не чужая. За мной не стоит государство. Это мои личные долги. Я решил просчитывать каждый шаг с точки зрения целесообразности и делать только то, что нужно, дабы не сорвать операцию. Тут — другое. Знаешь, как на Руси определяли правого и виноватого?
— Ну и как? — Влад поморщился, покосившись на труп.
— На честном поединке. Один на один. Кто побеждал, тот и прав. Потому что побеждает не сильнейший, а тот, за кем бог. Не такая дурная мысль.
— Может быть…
У каждого коллектива возникают со временем определенные традиции. У спортсменов одной из главных традиций стало проводить сходняки в спортзале ахтумской школы бокса.
В тот памятный день в спортзале собрались паханы и бригадиры сильно разросшейся организации.
Боксер как-то признавался, что организация настолько расширилась, что даже бригадиров он не всех в лицо знает, не то что обычных бойцов. У спортсменов сегодня была достаточно разветвленная и сложная структура. Были и быки для массовок. И киллеры, глушившие недовольных в городе и даже выезжавшие для выполнения заказов в рамках бандитского обмена специалистами с другими дружественными бригадами в другие регионы. И коммерсанты. И адвокаты. И бригады по выбиванию долгов, по разрешению споров.
Система у спортсменов была отлажена так, чтобы в течение часа поставить под ружье около сотни бойцов, а всего могли задействовать до трех сотен человек. Практически у всех бойцов был автотранспорт, имелось несколько складов с оружием, так что времени на вооружение много не понадобилось бы. Спортсмены ныне пытались организовать свое частное охранное предприятие, чтобы за Боксером и другими авторитетами ходили быки с зарегистрированным табельным оружием.
Сходняк представлял нечто среднее между производственным совещанием, встречей старых друзей, заседанием бухгалтерской комиссии и товарищеским инквизиторским судом. Морды присутствующих были по большей части мятые, с переломанными носами — костяк организации составляли действительно боксеры, хотя была в ней теперь и масса другого люда — и бывшие офицеры вооруженных сил, и уголовники, и чекист в отставке, и пара действующих сотрудников милиции, да много кого еще. Всего собралось человек тридцать.
Несмотря на видимую простоту обстановки, здесь в воздухе витал запах больших шальных и не праведных денег.
Собравшиеся по традиции сначала припомнили своих тренеров, которым они обязаны воспитанием спортивного бойцовского характера. Потом помянули павших соратников.
А затем перешли к делам. Главный вопрос — как урвать еще кусок. Спортсмены, не желая довольствоваться малым, постоянно находились в состоянии войны. В последнее время их сильно донимали черные. Правда, чеченцы с началом боевых действий в их мятежной республике притихли. Да и интересы у них были иные — они активно приватизировали шинный завод, гоняли какие-то банковские документы. Таких выбрыков, как раньше, когда они заявили, что не потерпят в бандитском промысле конкурентов и чтобы славяне знали свое место, уже не возникало. Но зато начали сверх меры наглеть татары, у которых в городе была большая община, да еще стали поднимать свой голос цыгане. Их всех надлежало ставить на место как можно быстрее, чтобы потом проблемы не утроились.
Возникла еще одна проблема — героин.
— Нигеры детей травят, — сказал Робот, один из подручных Боксера. — А на крытом стадионе на рок-концертах фантики с ЛСД и таблетки экстази бесплатно раскидывают, пацанва тут же на наркоту и садится. Детей-то жалко.
— Эти сопляки если не будут колоть героин, будут нюхать клей. И ничего тут не попишешь. А деньга длинная, — сказал Боксер. — Так что от этого дела мы никуда не уйдем. Нигеры и азеры с героина исправно платят?
— Исправно, — поддакнул Жлоб, бригадир, отвечавший за эту часть работы. — Но таджики стали деньгу зажиливать. Чисто обурели. На прошлой неделе учить пришлось.
— Деньга длинная, — повторил Боксер. — А может быть еще длиннее. Нужно потихоньку начинать переключать на нас пути доставки зелья. Это не просто деньги. Это очень большие деньги. Кому не нравится?
— А чего тут может нравится? — поморщился Робот.
— Понравится, когда хрусты зашуршат, Робот. Мы уже немолоды. И не похожи на сопливых институток, падающих в обморок от вида человеческого порока, — Боксер похлопал своего товарища по плечу.
Вопросов накопилось немало. Пришлось попереть с бригадиров одного за дурной нрав и бездеятельность — понизили в должности. А Мерина — бригадира с авторынка — вышибли из команды.
— Я возьмусь… Я уже завязал, — лепетал Мерин.
— Наркошей в организации не будет, — отрезал Боксер. — Прочь с глаз.
— Пробросаешься, Боксер, — пробурчал Мерин. Он действительно в последнее время все глубже садился на иглу, а в серьезной организации наркомана терпеть не будут, потому как наркоман — это потенциальный предатель.
— Решил поспорить? — спросил Боксер.
Мерин посмотрел на него с ненавистью и произнес:
— Нет…
— Так иди. Иди…
Мерин что-то пробурчал под нос и вышел из спортзала. И этим спас себе жизнь.
Он направился к своему «БМВ». И тут его оглушило, толкнуло волной в спину. Он пролетел несколько метров и потерял сознание.
Хлестнуло пламя. И спортивный зал сложился аккуратненько, как карточный домик…
Художник верил в Шайтана. Как только увидел его в первый раз, сразу понял, что бывший вояка из тех ненормальных, которым по плечу любое дело. И оказался прав на триста процентов.
Шоферню и быков, сидевших в машинах или кучковавшихся на улице, частью смело взрывной волной. А оставшиеся на ногах обалдело смотрели, как огонь пожирает то, что недавно было спортзалом.
Вой сирен пожарной охраны, «Скорые» одна за другой, милиция — и все без толку. Из-под обломков спортзала извлекли изуродованные тела большинства тех, кто прибыл на сход. Выжили пять человек — два из них в течение месяца скончались в ожоговом центре.
На следующий день еще троих подручных Боксера отстрелили. И спортсмены перестали существовать как организованная мощная сила.
Начальник областного УВД генерал Копытин обронил при последних известиях:
— Ну, и кому премию от управления выписать за Боксера?
Генерал Боксера ненавидел, видя, как тот слишком быстро перекрашивается из бандита в солидного бизнесмена. В истории не раз бывало, что бандиты становились политиками, и те, кто в свое время безуспешно или успешно пытался их посадить за колючую проволоку, через некоторое время ожидали в приемной, когда их соизволят принять. Поэтому генерал милиции был в целом удовлетворен бойней. Сантиментов по поводу того, что бандит — тоже человек и у него есть мама, он давно не испытывал.
Оставшиеся в живых спортсмены попробовали было прибрать наследство Боксера, но много не получили. Обширные владения были поделены еще до того, как Шайтан заминировал спортзал.
После бойни Художник начал осуществлять свой план, обещавший золотой дождь…
Когда замдиректора по коммерции ТОО «Эльбрус», в народе известного как «Ликерка», приехал в свой излюбленный кабак «Ивушка», где обедал каждый день, к его столу подсели двое молодых людей, вполне прилично одетых, в дорогих костюмах, с галстуками.
— Извините, здесь занято, — несколько нервно произнес замдиректора Гринберг, похожий на колобок.
— Извиняем, — вызывающе хмыкнул Хоша, поправляя давящий его галстук.
— Лев Вениаминович, — произнес примирительно Художник. — Разговор на пять минут.
— Извините, но…
— Вы слышали, чтобы кто-то дурное о руднянских сказал? — взял быка за рога Художник.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — Гринберг начал нервно ковырять вилкой отбивную,
— Никто… Проблемы у тебя, Лева, — произнес, лыбясь предельно циничной своей улыбкой, Хоша. — Крышу твою унесло могучим ураганом. Нет больше Боксера.
— И что? — Гринберг ковырял вилкой отбивную все глубже.
— А то, что в нашем северном климате без крыши не живут, — Хоша взял бутылку минеральной воды, стоявшей перед замдиректора ТОО «Эльбрус», налил в фужер и выпил махом. — Теперь мы твоя крыша…
— Предложение несколько неожиданное, — Гринберг взял себя в руки, вытер салфеткой губы.
Ликеро-водочный комбинат был золотым дном. И заместитель директора по коммерции был там основным спекулянтом. За последние годы в ближайшем пригороде Ахтумска он отстроил кирпичный дом в стиле помещичьей усадьбы, не только с сауной, бассейном, даже сарай сложил из красного кирпича в два этажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37