— Брат, прости… Я ничего никому не скажу…
— Правильно. Это ты молодец, — Художник закинул на плечо автомат. Наклонился над парнем, похлопал его по щеке. Взял за волосы. — Не бойся.
Парень с надеждой, заискивающе улыбнулся.
В пальцах Художника возникла финка.
Это был его клык. Орудие настоящих мужчин.
— Получи, — лезвие прочертило шею. Художник оттолкнул от себя задергавшееся тело. Глаза парня стали мутными.
Художник огляделся на своих подельников. Те все остолбенели, кроме Армена. Тот сочувствующе усмехнулся.
Художник посмотрел на своих корешей. Протянул автомат Блину, переставив на одиночные выстрелы.
— Добивать надо, — сказал он.
Заставил каждого высадить хотя бы по пуле. Мертвый или не мертвый — кто потом разберется. Главное, что все стреляли. Все кровью повязаны. И не водкой с кровью, а кровью настоящей. Никто не скажет потом, что случайно попал в эту компанию и не знал, что они убивать будут..
Хоша подошел, пнул безжизненного Саида.
— Вот так, бля, будет со всеми! Победно взмыл его кулак вверх…
Шестнадцатиэтажный дом был скучно стандартный, обыденно серый, в мокрых потеках, с неопрятно заляпанными швами между плитами, с сушащимся на балконах бельем и самостройными, уродливыми конструкциями лоджий — возможность отвоевать так не хватающие русскому гражданину вожделенные квадратные метры. В этом доме якобы проживает таинственная Вика. И Гурьянов собирался это пока что голословное утверждение проверить.
Он поднялся на четырнадцатый этаж. Вышел из лифта, его встретила надпись, коряво исполненная на стене: «2000 год конец света!» Слева лестничную площадку перекрывала массивная дверь, оборонявшая сразу три квартиры. Справа открывался проход в короткий коридорчик, так что полковник подошел к металлической двери, обитой черным дерматином и с бронзовой табличкой «114». Он прислонил ухо к двери и чутко прислушался.
Присутствие дома хозяина всегда выдают какие-то звуки — радио, льющаяся вода, шаги, вздохи, пение под нос. Через минуту Гурьянов сделал вывод, что в квартире никого нет.
С удостоверением оперативника МУРа он отправился в ремонтно-эксплуатационное управление, где хранились данные на жильцов дома. Подобные документы прикрытия сотрудники Службы использовали для проведения мероприятие на территории Российской Федерации. Правда, работать внутри страны запрещалось, и правило это Служба, чтобы не, подставляться, нарушала весьма редко. Но иногда возникали нештатные ситуации.
— Здравствуйте, девочки, — сказал он, заходя в тесное помещение архива, где перебирали толстые книги две работницы РЭУ. — А как бы мне присоединиться к вам в вашем нeлегком труде? С детства люблю копаться в бумагах.
— Это с чего это? — подозрительно осведомилась старшая из них — сухая и строгая, лет сорока. У ее напарницы — молоденькой толстушки — в глазах проскользнул нескрываемый интерес при виде мощного, плечистого мужчины. Видно было сразу, что ее томят эти бумаги, томит компания из пьяных слесарей, дворников и назойливых посетителей.
— Уголовный розыск, — Гурьянов продемонстрировал свое удостоверение. — Нужно шестнадцатый дом просмотреть. Там у вас маньяки завелись.
— Правда?! — удивленно воскликнула старшая.
— Еще как, — засмеялся он. — Я только что от вашего начальника. Он разрешил.
Вскоре он копался в пыльных документах. Книжная пыль вызывала всегда у него чих. И поделать он с собой ничего не мог
Он нашел что искал. Виктория Евгеньевна Уранская жила одна в однокомнатной квартире, которую приобрела год назад.
— Спасибо, девочки. Вы самые верные союзники Московской Краснознаменной милиции, — Гурьянов одарил откровенным взором молоденькую, та зарделась и, когда он выходил, вздохнула, заработав суровый взор своей начальницы. Для оперативника — хоть милицейского, хоть Службы — необходимое качество — находить общий язык с людьми в несколько секунд, особенно с представительницами слабого пола, которые очень часто служат незаменимыми источниками информации.
Полковник отправился в местный отдел милиции. В паспортном столе отксерил форму один — данные на Викторию Евгеньевну Уранскую, а также фотографию. Посмотрел на фото — симпатичное лицо, немножко удлиненное, большие, наивные глаза. Гурьянов был уверен, что раньше никогда ее не видел. Лицо запоминающееся.
Потом он вернулся к шестнадцатиэтажке. Занял удобную позицию. И расслабился на лавочке наедине с бутылкой пива «Балтика».
Двор был почти пустой, не считая мамаши, прогуливавшей двух похожих на колобков, в одинаковых комбинезонах близнецов, да троих мужчин, с матюгами и прибаутками красивших крыло у ветхого «БМВ».
Сколько ему так сидеть? На часах без десяти четыре. Если эта Вика на работе, то ждать ее еще и ждать.
Затренькал телефон в кармане.
— Никита, ты где? — донесся в трубке голос Влада.
— Выставился под окнами Вики.
— Она действительно живет по адресу?
— Да. Я пробил ее через РЭУ и ОВД. Теперь сижу. Жду.
— Какие планы?
— Надо бы присмотреться к ней. Потом решу.
Гурьянов намеревался прощупать барышню — может быть, походить за ней денек, установить, кто она, где работает, какие контакты. Можно подработать соседей — провести установочку под легендированным предлогом. Заодно подключиться к телефону и установить жучок в квартире, благо доступ к такой технике он имел. Всеми подобными премудростями он владел в совершенстве. И при желании мог за пару часов соорудить любой жучок, заглянув в магазин электроники, а также подключиться к любому кроссовому телефонному щиту.
Правда, вести наблюдение в одиночку — занятие нелегкое. Но если поможет Влад — справятся. Гурьянову приходилось работать в куда более худших условиях. Например, проводить подобные мероприятия, когда тебя ищет полиция и служба безопасности страны заброски и твою морду показывают по телевидению. Было такое одиннадцать лет назад, в одной душной, диковатой, негостеприимной латиноамериканской стране, когда СССР уже шел ко дну, но по инерции вел еще войны на всех континентах с главным стратегическим противником…
— Сейчас дела, — сказал Влад. — Я к шести подъеду.
— Жду…
Впрочем, Влада дожидаться оказалось излишним. Вика появилась через пятнадцать минут. Она подъехала на малогабаритном словацком «Рено-Клио» яркого канареечного цвета, захлопнула дверцу и направилась к подъезду. Тоненькая, строгая, в тесном костюме с длинной юбкой и туфлях лодочках, не глазеющая по сторонам, устремленная вперед — деловая женщина, обремененная служебными заботами.
А Гурьянов понял, что карты все вдруг перемешались и что нужно действовать. Он поднялся со скамейки и быстрым шагом устремился вперед.
Он уже видел, что творится. Сработала отшлифованная за многие годы до совершенства способность видеть ситуацию в пространстве — на «шахматной доске» в целом, также представлять, как будут двигаться остальные фигуры. А фигур он пока разглядел четыре — он сам, Вика и двое типов, которые двинули за ней — они были заряжены агрессивной самоуверенностью, широкоплечие, лет по двадцать пять. Один сутулый, другой повыше его ростом, с бритой головой. Так выглядят люди, рванувшие в атаку.
Что будет дальше — Гурьянов прекрасно представлял. Где-то еще должна быть машина. Скорее всего за углом примыкающего к шестнадцатиэтажке пятиэтажного дома.
Также ясно как день, что минимум у одного из этих типов оружие — сзади за поясом у сутулого имелось характерное утолщение, прикрытое пиджаком. Это значит, сзади за поясом пистолет. Бандиты так засовывают пистолеты. У мента пистолет в подмышечной кобуре или сумке на поясе, притом на тренчике, пристегнутом к ремню, чтобы не потерять. А бандиту пистолет потерять не жаль. Бандиту нужно одно — чтобы быстрее выхватить оружие и разрядить его в соперника на разборке. И прожить еще чуть-чуть, до следующей разборки… Все произошло так, как просчитал полковник. Эти двое убыстрили шаг и настигли девицу, подхватили ее под руки. Бритоголовый что-то продемонстрировал ей — скорее всего нож. Пистолет женщине демонстрировать бесполезно. У женщин мышление конкретное. Она всерьез не воспримет, что пистолет способен выбить из человека душу в два счета, хотя и знает это. А вот нож с острым лезвием — она знает, как хорошо он проходит сквозь мясо.
Вика ойкнула, и сутулый саданул ей резко кулаком под дых.
Сейчас подъедет машина. Ага, вон она уже трогается. Мятый «Москвич», явно угнанный. Бандатва на таких машинах не ездит — это ниже их достоинства.
Сутулый оглянулся, мазанув взором по приближавшемуся Гурьянову.
Полковник качался из стороны в сторону, двигаясь неуверенной походкой пьяного человека.
— Э, пацаны, а закурить? — протянул он.
— Вали, гнида, — бросил сутулый.
— Ты чего? За гниду ответишь, — Гурьянов приблизился ближе.
— Отвали. Милиция, — кинул бритоголовый. Ха, милиция. Такие в милиции бывают только в наручниках. Но Гурьянов поддержал эту идею и пьяно икнул:
— Менты клятые.
Неважно, что говорить. Важно, что с каждой секундой он сближался с этими двоими.
А мятый «Москвич» уже подъезжал. И надо было действовать быстрее.
— А за гниду все равно ответишь, — Гурьянов шагнул, протянул разлаписто руки к бритоголовому. Естественно, тот отвлекся от Вики. Он действительно прижимал к боку девушки нож, а у нее был вид такой, будто ее только что зарезали.
— Получи, — он ударил с размаху ногой Гурьянова, небрежно, умело, рассчитывая снести с ног.
Это все дурь — кия, захваты. Это для татами или, в лучшем случае, для площадной потасовки. В пивной с такими фокусами можно сойти за крутого. Но не в поединке со спецом из «Бурана». У спеца главная задача — выход на рубеж атаки. А дальше — одно точное движение хоть рукой, хоть ногой, хоть зубами — чем придется. Главное, что после этого противник в отключке или мертв. Каждое движение для полковника в поединке было так же естественно, как зевнуть или прижмуриться. Он начал действовать, как действовал не раз.
Гурьянов ушел от удара и ударил бритоголового костяшками по шее, выключив дыхание. Сутулый, поняв, что им попался не обычный пьяный, отскочил и дернулся было за пистолетом. Гурьянов двинулся вперед, вошел в клинч с парнем, сделал резкое движение, а когда шагнул назад, сутулый рухнул на землю. Гурьянов раздавил ему кадык, размозжил шею, и теперь противнику не светило ничего.
Гурьянов видел, как «Москвич» рванул вперед, простуженно взревев мотором на весь двор, как гоночный кар. До подъезда было рукой подать.
— За мной! — Гурьянов схватил Вику за руку и повлек в подъезд.
И успел вовремя. Послышались громкие хлопки, которые не спутаешь ни с чем. Стреляли из пистолета Макарова.
— Быстрее! — он втолкнул ее в дверь подъезда. Она споткнулась, он рывком поднял ее на ноги. Положение у них было не ахти. О сопротивлении нечего и думать. В «Москвиче» — двое. У обоих оружие. У него же — ничего, кроме перепуганной девицы на шее. В такой позиции делают ноги — единственная возможность выжить.
Выход из подъезда с другой стороны был грубо закрыт на увесистый замок, и еще для верности заколочен.
— Не спи, — прикрикнул он снова замешкавшейся Вике. Они двинули на лестницу, на пролете между вторым и третьим этажами окно было выбито и заколочено картоном. Гурьянов ударил ногой и высадил картон.
— Туда, — крикнул он.
Девушка уперлась. Глаза распахнуты — по пять копеек.
— Не хочу! — крикнула она. — Отпусти! Отпусти! — рванулась от него.
Внизу хлопнула дверь подъезда. Это киллеры шли по их следам.
Он тряхнул ее, ударил по щеке и вытолкнул на козырек.
— Давай руку!
Взял ее за руку, спустил вниз, отпустил ее — Вика упала на мягкую землю.
Он как кошка спрыгнул следом, мягко, пружиняще приземлился.
— Вставай! — он поднял девчонку.
Тут им повезло. У ларька через дорогу стояла серая «Волга», парень пил «пепси», врубив на полную мощь динамики. Он наслаждался тем, что сидит на виду у всех в новой «Волге» с противотуманными фарами и слушает музыку. В такт новой песне «Мумия тролля» барабанил ладонью по рулевому колесу.
— Подвинься, сынок, — Гурьянов вышвырнул его с водительского кресла и кинул на газон, как надоевшего котенка.
— Э! — крикнул парень, приподнимаясь.
Гурьянов распахнул дверь, толкнул в салон девушку, ударил в грудь парню, пытавшемуся подняться с газона и вступиться за свою собственность.
Хлоп, хлоп — два выстрела из Макарова. С козырька дома стрелял парень в кожаной куртке.
Но он припозднился. Ключи были в замке зажигания. «Волга» рванула вперед.
Еще два выстрела.
Все, парень, свою добычу ты упустил.
Вика съежилась на заднем сиденье и только всхлипывала. Ее бил колотун. Зуб на зуб не попадал, как при морозе. Теперь это не была деловая, неприступная дама. Это была перепуганная девушка, которая отдалась на милость победителя.
— Бывали дни веселые, — улыбнувшись, пропел Гурьянов, выруливая на трассу перед носом трейлера и наддавая газу.
В зеркало заднего вида было видно, что Вика смотрит на него, как на привидение.
После того как расстреляли Саида, поползли смутные слухи, что появились новые крутые, которые могут решить разные вопросы. Дядя Леша был прав. Репутация в этом мире значит немало. К ним стали обращаться все чаще — выбить деньги, поставить конкурента на место. Потом начали предлагать взять фирму под покровительство и отшить жадных претедентов держать крышу.
Руднянские прибарахлились. Прикупили автомобили. И однажды, решив передохнуть от праведных трудов, всей командой укатили на Кипр. Через три месяца, к зиме, отправились покорять Таиланд, где опробовали хваленых таек. Художник с ними никуда не ездил. Он терпеть не мог таких колхозов. И, положа руку на сердце, терпеть не мог и своих корешей, про себя именуя их не иначе, как рвань и быдло.
Ему нравилось одиночество. Ему нравилось оставаться один на один с ватманом и тушью и выкликивать живущие в дне образы. А еще он пристрастился рисовать карикатуры. Онажды собрал их и отправился в газету «Вечерний Ахтумск».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37