— Еще одно слово, падаль! — Его голос упал от... страха? — Еще одно слово, и я сброшу тебя со скалы!..
Страх прополз между ними, как скорпион, размахивая хвостом. Этот горячечный жар в темных глазах Винса! Баз поднял руки ладонями вверх — молчаливый знак капитуляции.
Он лег на спину и подставил себя солнцу. Чтобы не вытворял Винс, с ним все о'кей. Баз вспомнил последние месяцы, болезненные, лихорадочные. Когда его вышвырнули из всех казино, он чувствовал себя издыхающей крысой на дне глубокой шахты — ни света, ни воздуха. Винс спас его. Поэтому он имеет право вести себя как заблагорассудится. Даже как загнанное в угол, затравленное, но смертоносно ядовитое животное.
Налицо еще один побочный эффект МегаМАО: беспричинный страх. Белой склерой залеплено все вокруг радужки. Угрожающая складка губ. Оскаленные зубы... Состояние «беги-или-дерись!». С учетом характера Винса — постоянное «дерись!».
Баз погрузился в полудрему, когда прошлое по капле просачивается в настоящее. Винс всегда был его другом. Он имел право задать Базу маленькую трепку — после всего! Баз ему очень обязан. И не только ему. Еще больше он обязан Эйлин.
Эйлин уладила все его неприятности. Только благодаря ей он мог свободно существовать в обществе. Весь этот год казался фантасмагорией — как Ле-Рефьюж, оазис подавляющих излишеств, в котором все реальное — жена, сын, карьера, даже инстинкт самосохранения — казалось миражем, призраком из прошлого. В этом искаженном мире правдой было одно: Винс спас его.
Баз вдруг заплакал, слезы катились по его щекам.
— Эй, — позвал Винс. — Прости, что нарычал. Ты же меня знаешь.
— Я не из-за тебя. Эйлин... Я сломал ей жизнь, Винс. Уничтожил ее.
— Чепуха. Все бабы хотят, чтобы мы чувствовали себя из-за них виноватыми.
— Я действительно виноват. Ты... Я никогда не говорил тебе...
— Избавь меня от этих сопливых откровений, парень. Все то же самое. Еще одна кошелка добилась, чтобы отличный парень из-за нее чувствовал себя плохим парнем. Забудь про нее.
— Ты не... Ты знаешь, у нее есть своя работа, которую она из-за меня...
— У них одна работа — вести дом. Ради этого они живут на земле. Ради этого мы позволяем им жить. О черт, и этого они не делают!
— Я завидую тебе, Винс.
— Не завидуй. Будь мужчиной, Баз. — Он так сильно шлепнул его по плечу, что Баз скривился. Винс снова откинулся на спину. Баз смотрел на него взглядом, в котором читались одновременно и благодарность, и ненависть. Вот лежит человек, подцепивший его на крючок «блэкджека» и разрушивший карьеру Эйлин. Человек, намертво связавший его судьбу с судьбой детоксикационных центров, замаскированных толкачей МегаМАО. Вот его дружок, вечно благодарный ему за зачатого Ленорой ребенка. Вот его смертельный враг, если каким-то образом всплывет его истинная роль в этом зачатии... Вот двое мужчин, думал Баз, греющихся на солнышке, чьи судьбы так тесно переплелись, что расплести их может только смерть.
Странно, что Винс, такой стойкий против алкоголя и никотина, сорвался на МегаМАО. Но новый наркотик значил для него все: власть над растущей армией наркоманов, которой он дарил силы и покой не на короткие десять минут, а на целые дни. Свободу от всех источников снабжения, кроме собственных. Управление всем процессом, от начала и до конца, до уличной продажи. А сейчас, в его венах, МегаМАО освобождал и душу...
В следующем году они возможно обзаведутся собственным сенатором от МегаМАО. Огромные корпоративные начинания требуют постоянного представительства в стране настоящей демократии!
— Господи, какая красная спина! — воскликнула женщина.
Баз поднял голову и увидел очаровательное лицо Леноры Риччи. Она была в купальнике без верха, но ее маленькие голые груди закрывал шестимесячный голый мальчик.
Винс повернул голову одновременно с ним.
— Иисус Христос! — завопил он. — Кто вас двоих сюда пустил?
— Я устала, и меня тошнит от манхэттенского снега. Я считаю, что Юджин имеет право провести Рождество на солнышке, как его старик.
Винс сел и протянул руки к малышу.
— Эй, толстяк Юджин, иди к папочке! Поцелуй папу, ты, маленький гангстер, ты!
Ленора улыбнулась обоим — и Базу, и Винсу. Ее присутствие разволновало База. Эта женщина держит в руках его жизнь. А он — ее жизнь. У него закружилась голова. Исчезли угрызения совести, сожаления об Эйлин, жалость к себе. Он смотрел, как Ленора медленно массировала свои груди. Баз с ужасом сообразил, что она заигрывает с ним в присутствии собственного мужа. Может, от нее требуют второго ребенка? В таком случае...
— Ю-юджин, — ворковал Винс. Он откинулся на спину и со звонким шлепком плюхнул малыша к себе на грудь. — Хай, Юджин! Улыбнись мне! Ну, еще! Еще, Юджин! — требовал он, щекоча маленькие гениталии. — Улыбнись, а то отщипну эту штучку!
Ленора медленно опустилась, скрестив ноги, на подстилку, между двумя мужчинами. Она заметила взгляд База, скользнувший от пальчиков ее ног, через лодыжки и икры, к тонкой полоске бикини, скрывавшей подбритые с боков волоски. Ленора открыла сумку, достала пачку сигарет и бледно-голубую коробку спичек и протянула ее Базу.
— Когда это вы начали курить? — сдвинув брови, поинтересовался экс-гинеколог. — Вы же знаете, как это вредно! — добавил отец МегаМАО.
— О, я не затягиваюсь, — заверила его Ленора, наклоняясь к зажженной спичке.
Она взяла у него из рук коробочку, спрятала в сумку и медленно выдохнула дым в глаза им обоим.
Глава 53
"Дорогой отец.
Я пал низко. Я не говорил с Банни, не виделся с ней и маленьким Лео так долго, что уверен, он не узнает меня. Когда увидимся, ты меня узнаешь?
Это новый я, как ты увидишь из нижеследующего эссе. В некоторых отношениях я полностью переменился. И хочу доказать тебе завершенность этих перемен.
Как только одни люди завели бизнес по организации преступлений, другие люди придумали бизнес по защите от преступников. Правительства обещают покончить с преступностью, тратят на это миллиарды долларов в год, а преступления набирают обороты и размах.
Размеры законопослушного истеблишмента и сил правопорядка — полиции, армии, тюремного персонала, суда — не соответствуют действительному подъему криминального уровня. Почему?
В силу основополагающей договоренности. Обе стороны объединились, чтобы создать по-настоящему мощную индустрию.
Преступление изначально несвободно от риска — а что свободно? — но от его гротескно огромных прибылей толика отчисляется правительству. В этом мире нет совершенства. Всегда найдутся несколько честных конгрессменов, полицейских, членов парламентской комиссии.
Возможны несчастные случаи. Но общее правило — каждый отщипывает по кусочку.
Америка слишком далеко зашла, чтобы возвращаться, за демаркационную линию между законом и беззаконием. Когда начинается война против преступности, Америка терпит поражение, как во Вьетнаме. Это поражение заметно всем. И перенести его невозможно без наркотиков. Глупо в таких обстоятельствах сетовать на продажность полицейских. Когда все стандарты отброшены, кто скажет, что такое продажность, что — честность?
Как сказал один античный скептик — уверен, что в предвидении Великого Запрета, — «где виновны все, невиновен никто».
Ты проявил огромное терпение, хотя отсутствие связи со мной — наверняка выражение неудовольствия. Отлично. Я отвечаю — заметь, в предельный срок! — утвердительно.
Да. Да, я готов со всей ответственностью принять на себя обязательства обеих семей. Все трудности были в мотивировке, в противоречии мотивировки, в стремлении прославиться в журналистике и... Это из прошлого.
Впереди поджидают события. Новая ответственность стала срочной, обеспечив новую мотивировку. Я стремлюсь быть с Банни и Лео. Я стремлюсь участвовать в твоих делах. Да! Да!
Пожалуйста, отец. Мама сказала мне, что есть свободный коттедж по соседству с тем, который занимают они с Банни и Лео. Она может нанять его. Скажи слово ей или мне. Мы не обязаны ждать марта. Как было бы чудесно вместе провести Рождество!
С глубочайшей привязанностью".
Если б Уинфилд не задержалась допоздна, печатая справку, Банни не смогла бы ей дозвониться. Ее представления о времени, и раньше не очень определенные, после жизни в тропиках стали совсем размытыми.
— ...страшно вкусные плоды манго и хлебного дерева, — объснила она.
— Которые тебе приходится готовить самой, — добавила Уинфилд. — Вы с Николь большую часть жизни проводите в качестве hausfrau.
— Мы это любим.
Уинфилд помолчала. Личность ее сестры претерпела серьезные изменения. Раньше она проявляла способность привязываться к месту не большую, чем ориентироваться во времени.
— Тебе нравится кухонно-домашняя рутина?
— Мы это любим.
— Перестань говорить «мы». Николь это любит.
— Мы это любим, — повторила Банни. — Как ты поживаешь? Скорость, стресс и достижения?
— Все это несопоставимо с укачиванием юного Лео.
— Мы это любим, Уинфилд. — В голосе Банни прорезалась упрямая нотка. — Мы пытаемся создать здесь дом. Николь и Никки жили везде. Шан живет в самолетах. Мы пытаемся собрать всех вместе, на настоящей семейной основе.
Старшая сестра помолчала, натолкнувшись на кирпичную стену там, где ожидала понимания.
— Никки наконец поддался? В этом все дело?
— Тебе обязательно нужно было использовать это слово? Он наконец решил принять на себя обязательства.
— Мы любим это, — насмешливо продолжила Уинфилд.
— У Никки и его отца есть свои проблемы. Если ты думаешь, что хоть одного из них просто приучить к дому, ты не знаешь азиатских павлинов. Но их можно поддразнить и втянуть в это хитростью. В тандеме, что ли. Если один видит, что другой сделал шаг, он тоже продвигается на дюйм. Я думаю, — Банни шмыгнула носом, — мы с тобой, вышедшие из разрушенной семьи, должны особенно ценить прочную семейную основу.
Уинфилд вздохнула. Пустоголовая сестренка пытается поучать ее.
— О'кей, ты права. Желаю всех благ и большого терпения.
Униженное отступление возымело действие и побудило Банни переключиться на другие предметы, кроме собственного пупка.
— Как там продвигается большой процесс?
— Буксует. Финансовые проблемы валят нас с ног. Волнуемся, сможем ли выдержать аренду помещения. Понадобился ангел-аноним, чтобы купить ленту для машинки, но для больших свершений денег нет. Поэтому моральное состояние настолько низкое, насколько это возможно.
— Тебе нужно сменить обстановку. Мы снимаем соседний коттедж. Там прорва комнат.
В дверях кабинета появилась Эйлин, очень расстроенная.
— С кем вы говорите?
— Это Банни.
Женщины молча смотрели друг на друга. У Эйлин был безыскусно-растрепанный вид, черные волосы сзади стянуты разлохмаченной резинкой.
— Уинфилд? — жалобно позвала Банни. — Где ты там?
— Я тут. Мне нужно закончить работу... Спасибо, что позвонила.
— Помни, что тут всегда тебе рады.
— Не думаю, чтобы это было разумно, — проговорила Эйлин, как только Уинфилд повесила трубку. Эта девушка всегда была неуравновешенной.
— Я не так уж много ей рассказала. Что привело вас сюда так поздно? Куда вы дели Бенджи?
— Никуда. Спит в коляске около моего стола. Уинфилд, мы не сможем долго выдержать оплату офиса.
— Я этого боялась.
— Деньги Леноры — божий дар, но она не сможет постоянно отрывать от семейного бюджета такие суммы. Винс обязательно заметит. Да вы сами понимаете, из-за ошибочной стратегии может быть потеряна большая игра.
— Результат должен появиться очень скоро.
— Думаю, юридическую фирму следовало бы вести на более надежной основе. То, что происходит сейчас... Это все равно что держать пари, или как Б-баз за рулеткой... — И она разрыдалась.
В другой комнате проснулся и расплакался Бенджи Эйлер.
Глава 54
— Каждый, кто согласится провести Рождество в Атлантик-Сити, заслуживает смертной казни через... смертельную скуку, — произнесла Имоджин Рэсп.
Они с Пэм расположились в гостиной одного из лучших отелей Винса и заказали по второму ромовому пуншу, напитку такой обманчивой мягкости, что обычно спохватываются только на пятой порции. Пэм, в ее новом, задорном и знойном облике, выгодно контрастировала с обесцвеченной скандинавской красотой Имоджин.
Состоятельная еврейская семья, в которой родилась будущая издательница, обеспечила ей степени и бакалавра, и магистра гуманитарных наук, а потом и докторскую в Виттенберге, как Гамлету. Там она познакомилась с неофашистским поэтом Уго Рэспом и вышла на него замуж.
Развод с Рэспом состоялся через год, развод с высокой литературой занял больше времени.
— Правда-правда, я могу провести только один вечер с тобой и твоим великолепным любовником-мафиози, — контрабасом пророкотала Имоджин. — У меня есть серьезные причины, чтобы вернуться домой в канун Рождества. Будет большой прием. Это бизнес, лапочка. Ну, что слышно насчет твоего нового бестселлера? Какая тема? Инцест? Детские извращения? Мафиози — дрянные любовники? Моя жизнь в семье Риччи?
— Я еще думаю... — После двух коктейлей голос Пэм звучал на терцию ниже. — Как насчет каннибализма?
— Избито.
— Да ну, перестань.
— Имоджин Рэсп берется только за абсолютно оригинальные вещи! Мои читатели ждут новых трюков, совершенно свежих или трюков в свежей упаковке. — Она покончила с коктейлем и показала официанту два растопыренных пальца. — Ты еще не поняла, что подписала договор с сатаной.
— Да, как насчет сатанизма?
— Старо как мир. — Дорогой костюм Имоджин, шарф от Гермеса, изящно свисавший с левого плеча, все в ней давало знать жалкой деревенщине, пропускающей свою жизнь через щели игральных автоматов, что здесь — украшение одной из элитных пород Манхэттена, вершительница судеб, мод, рекламы и печати большого города.
— Детские извращения? — повторила Пэм. — Не знаю, с чего тут начать. Папа меня тискал, конечно. Но он...
— Дорогое дитя, — трубно воззвала Имоджин, — твой личный опыт не имеет никакого значения теперь, когда я все взяла в свои руки. Твои следующие пять книг полетят, как из пушки! Нужна идея, а не опыт!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68