Глупо. Что остается ему, старику, как не смириться с неизбежным?
— Стефания, tesoro, знаю, что тебя беспокоила земля...
— Земля?.. — Стефи подняла брови. Она обвела взглядом полки с книгами и выглянула в окно, на поблескивающую под солнцем водную гладь.
— Те три тысячи гектаров виноградников под Кастельмаро.
— Чио, ты не поверишь, но я неделями об этом не вспоминаю. — Стефи со своей стороны попыталась прощупать старика. Если после этих ее слов он не усмехнется, значит, она попала в переделку.
— Отец твоей матери, Уго Фулгаторе, заложил эти виноградники. По всему миру люди пьют вино и видят его имя на этикетках бутылок. А если еще вспомнить о чеках, которые вы с Изабеллой получаете четыре раза в год...
Стефи закатила глаза. Отвратительная манера стариков — напоминать, во сколько вы им обходитесь. Она искренне надеялась, что сумеет избежать этого в отношениях со своими мальчиками. Словно прочитав ее мысли, Итало добавил:
— А мальчики — подумай, какие возможности это открывает для них!
— Возможности?.. — Она постаралась, чтобы сарказм не угадывался в ее тоне. — В такой компании, как ты, Винс и Чарли, у мальчишек море возможностей.
Стефи заставила себя успокоиться и присела на скамеечку около телефона. Этот разговор может продолжаться сто лет.
— Ты не можешь не согласиться, что вы нуждаетесь в отдыхе, все трое.
— Ах, на Сицилии, конечно?
— Где же еще? — Теперь Итало говорил требовательно, строго. — Все расходы будут оплачены.
По плечам Стефи пробежал холодок. Последняя фраза довершала картину. Она означала, что Стефи не имеет права отказаться от «отдыха». К такому судье, как Чио Итало, не обращаются с апелляцией.
* * *
— Теперь я убеждена, что мы задействованы в какой-то комбинации, — сказала Стефи.
Они приземлились в аэропорту Фьюмичино после четырехчасового полета. Их встречал лимузин с шофером, доставивший Стефанию с близнецами на вершину Спаниш-Степс, в отель «Хасслер». Для них был заказан номер с тремя спальнями.
Высунувшись из окна огромной гостиной, Стефи наблюдала за оживленной жестикуляцией таксистов внизу, у входа в отель, убивавших время в болтовне, ожидая клиентов.
Во время ночного перелета ей не спалось. А вот мальчишки спали, и теперь тоже — в своих комнатах, а Стефи так и не смогла сомкнуть глаз.
Так всегда с Чио Итало: никогда не угадаешь, с какой карты он зайдет. Она прищурилась из-за апрельского солнышка, низко наклонившись над подоконником. Крики внизу становились все ожесточенней. Из долетевших до ее окна слов Стефи заключила, что причиной спора был футбол, а накал страстей — такой, будто затрагивалась честь сестер и матерей.
— Шума больше, чем в Манхэттене! — пожаловался Керри, сонно высунувшись из своей комнаты. На нем были только шорты и высокие грубошерстные носки.
— Если б я столько спала... — Стефи смотрела, как сын достает из бара кувшин с красноватым апельсиновым соком. — И мне налей, — сказала она.
Они сидели, потягивая сок.
— Кевин тебе ничего не говорил относительно этого так называемого «отдыха»?
Керри пожал плечами.
— Только то, что поступило предложение относительно виноградников. От человека из Корлеоне, который выращивает виноград для марсалы. Он хочет делать классическое vino da tavola. Сложный путь — садить новый виноградник. Легкий — купить Фулгаторе.
— Предполагается, что я соглашусь? И уговорю Из?
— Ты думаешь, Чио перед кем-нибудь раскрывает свои карты?
— Случается ему показать хоть одну свою карту?
Они сидели молча. К перебранке внизу подключилось еще несколько голосов. В гостиную вышел Кевин, в высоких носках и шортах, морщась, налил себе сока и звучно шлепнулся в свободное кресло.
— Ты говорить по-итальянски, ма. Чего они орут?
— Из-за футбола.
Все трое погрузились в молчание, уставившись на красноватый сок сицилийских апельсинов.
— Чио не говорил тебе о кровной вражде? — спросил Кевин. — Его беспокоит вендетта между Корлеоне и Кастельмаре.
Стефи уже привыкла к телепатической связи между сыновьями. Кевин наверняка крепко спал и не слышал их разговора, но знал точно, о чем шла речь.
— Как раз человек из Корлеоне хочет купить наши виноградники, — напомнила Стефи. — Начинаешь постигать замысел Итало?
— В какой-то степени. Он хочет, чтобы ты продала им Фулгаторе и закончила вендетту. А ты что предполагаешь делать, отказаться?
Стефи медленно покачала головой.
— Это не способ, чтобы заставить сицилийца отказаться от вендетты.
— Покупателя зовут Чертома. Лукка Чертома. — Кевин покосился на мать, удивленный ее улыбкой. — В чем дело?
— Чертома — странное имя для решительного человека. — Стефи допила сок и поставила стакан на стеклянный столик. — По-итальянски это значит: «да, но...» Такое имя — отличный повод для шуток.
— Не думаю, чтобы кто-то подшучивал над Луккой Чертомой, — сказал Кевин. — Он — капо клана Корлеоне. Грубый дикарь, заправляющий шайкой таких же грубых дикарей. Они не только торгуют травкой, но и сами балуются.
— Откуда ты столько знаешь о старой родине? — спросила Стефи. — Когда я была маленькой, сюда из Америки приплывали только старики. Все Риччи, начиная с Итало и вашего дедушки Карло, родились в Штатах. Для них Сицилия — что-то вроде колонии. А для моего поколения Сицилия... как летний лагерь. Каникулярное настроение, множество живописных развалин, вкусная еда... — Она сонно зевнула и умолкла.
— Сицилия — этнический источник мафии, — сказал Керри. — Все семьи работают по шаблону, разработанному на старой родине. Другие страны — это просто новые рынки. Ось Палермо — Нью-Йорк по-прежнему сердце мироздания. Вот почему, — добавил Керри с откровенно злой усмешкой, — сегодня мы тут.
Телефон звякнул. Все трое подскочили. Стефи медленно встала и подошла к телефону.
— Pronto.
— Синьора Риччи? — спросил мужчина с сильным южно-итальянским акцентом, с растянутыми гласными и зубными звуками. «Риччи» у него звучало как «Рииджии».
— Нет.
— Нет? — В его голосе послышалось сомнение.
— Sono la Signorina Ricci.
— Mi scusi! Lucca Certoma qua.
— Veramente? — с насмешливой почтительностью произнесла Стефи. — Е certo? Ma?
Кевин нахмурился, вскочил и помахал пальцем у нее перед носом.
— Веди себя прилично! — прошипел он. — Дикари не любят шуток!
Но Чертома уже хохотал. Он без предупреждения переключился на скверный английский:
— Я в отель. Пьем вместе, si?
— Это было бы чу...
— Вы приходите с ваша милая мальчики.
— О'кей. Через полчаса, — согласилась Стефи. — Как я вас узнаю?
— Просто. Я очень красивый.
Стефи кивнула, словно заранее зная, каким будет ответ. Она повесила трубку и бессмысленно уставилась на дверь в ванную.
— Мальчики, — произнесла она после паузы. — Итало пытается выдать меня замуж.
Глава 38
— ...уверена, что с тобой хорошо обращаются? — повторил Чарли. Трубка в его правой руке стала влажной и скользкой.
— Просто отлично, — сказала Банни. — Если хочешь сделать мне приятное, проследи, чтобы Никки поднял свою задницу из Бостона и приехал сюда.
— Он до сих пор не появлялся у тебя?
— Как и ты, — кольнула Банни. — Только Уинфилд, отягощенная угрызениями совести, приехала повидать похищенную.
— Знаю, знаю. Я ее просил передать привет.
— Мне бы страшно хотелось заполучить сюда племенного производителя.
— Никки не сможет. Когда ты пропала, он просто развалился на куски. Только ты сможешь собрать все заново, и то не уверен, что получится.
— Приблизительно так же выразился его папашка.
— Ты... Шан навещал тебя?
— Нет. Он прислал Николь.
— Понятия не имел, что она с тобой. — Чарли сам почувствовал свою гнусную — «ох, как отлично вышло» — интонацию. Не очень приятно понимать, что дочка «спускает с крючка» отца, по собственному ее выражению.
— Без нее у меня бы крыша поехала. Они с Великим Шаном пытаются, усыновив меня, вернуть Никки в семью. Что-то вроде теории пересекающихся кругов, это Николь так сказала. Если Шан правильно придумал, мы все только выиграем.
— Очень точно подмечено, детка. — Чарли поднял глаза и увидел перед собой Гарнет, несущую две сумки с провизией. — Пришла одна очень мощная особа, хочет сказать тебе пару слов. — Он протянул трубку Гарнет. — Это Банни.
— Как дела? Никки уже с вами?
— Никки вмерз в глыбу льда в Бостоне. Не могу его вытащить.
— Ну-ну, — вздохнула Гарнет. — У меня приблизительно та же проблема с вашим дорогим старым папочкой. Почему мужчины такие бездельники?
— Я бы предпочла другое слово.
* * *
— Все дело в том, Чарли, — сказала Гарнет, — что ты позволил Итало похитить твою бессмертную душу. За последние несколько месяцев, когда у тебя была полная возможность перевести собственность десятка компаний на Итало, ты не прикоснулся ни к одной. Ты жалуешься на обстоятельства. И страшно напоминаешь мне Никки. — Она раскладывала провизию по местам. Утреннее солнце зайчиками разбежалось по стенам гостиной, подслушивая разговоры.
— Я все же могу...
— Чарли, ты что, собираешься читать мне лекции о жизни в стране невежд?
— Я могу...
— Ты говорил — нация недоучек, настолько невежественных, что они не в состоянии оценить масштабы своего невежества...
Он молчал, залитый солнцем, словно актер на сцене. Но это была всего лишь небольшая размолвка, публика не планировалась.
— Как, в свете этого, назвать операцию, которую произвел над тобой Итало? — настойчиво продолжала Гарнет. — Как ты назовешь мужчину, который позволяет грязному старику уродовать свою жизнь? Чио Итало заставил меня уважительней относиться к человечеству. Если человеческая раса включает в себя экземпляры вроде него, тогда... — Ее голос сорвался.
Чарли откашлялся, прочищая горло.
— Старт был хороший, но потом он умыкнул Банни.
— Такие, как Итало, всегда держат заложников! Для того ему и нужны родственники. — Ее белые волосы, подстриженные по-прежнему не длиннее чем на дюйм, казались наэлектризованными. — Подумай, Чарли, он не тронет даже волосок на голове Банни. У тебя нет причин тревожиться, ты реагируешь автоматически, теряя голову от ужаса, что повелитель нахмурил брови.
Ее снова подхватил поток красноречия.
— Зачав священного малютку, Банни подарила тебе бесценную передышку, чтобы ты мог освободиться от своего дяди. Ты можешь сердиться на безответственное поведение Банни, но, пока она носит под сердцем инфанта и еще долгое время потом, она — предохранительный клапан для Итало. Она сделала то, чего он бы никогда в жизни не смог, — накинула узду на Великого Шана. Чио Итало застыл в благоговейном страхе. Шевелись, Чарли. Используй время!
Гарнет сделала глубокий вдох.
— Потому я и спрашиваю, не украл ли проклятый старик твою душу. Спрашиваю, смотрю я на настоящего Чарли Ричардса или на красивую картонную декорацию, которую держат в «Ричланд-холдингз», чтобы отгонять демонов.
Она усилием воли сдерживала себя, стараясь ни жестом, ни тоном не выдавать бушующую в ней ярость. Кто-нибудь на расстоянии, на котором не различить слов, обязательно догадался бы, до чего она сердита. Ну, а тот, кто оказался ближе, поспешил бы броситься на пол, чтобы очередь прошла над головой.
А Чарли только отвернулся к окну. Теперь солнце заливало его второй бок. Раньше, когда Гарнет говорила о его тщетных попытках стряхнуть со своей шеи Чио Итало, в ее голосе звучало сочувствие. Потом — появилась тревожная нота. Теперь — гнев и насмешка. То, что их совместная жизнь в будущем возможна, только если он победит Итало, было очевидным до боли. Именно смертельная важность победы заставляла его руку медлить, по крайней мере так он объяснял это себе.
Чарли искоса взглянул на Гарнет. Из ее окон открывался такой же вид, как и Уинфилд, только без Крайслер-Билдинг. Возможно, Гарнет права. Возможно, Чио запугал его своими шаманскими завываниями. Чарли вздохнул.
Маленькую квартирку две женщины переоборудовали в соответствии с эстетикой обычного окружения Гарнет, галереи и музея. Стены были побелены крупнозернистым мелом. Плакаты и картины в тонких алюминиевых рамах свисали, как в галерее, с потолочных угловых креплений. Черные плетеные циновки разного размера рельефно выделялись на черных пластиковых плитках пола. Одна из них служила подставкой для огромной керамической чаши, наполненной розовыми лепестками, измельченными сосновыми шишками и тоненькими веточками мескитового дерева. Старый друг присылал ей почти ежемесячно свежие ароматные ветки из Нью-Мексико. Такая же чаша украшала спальню с королевским ложем, не оставлявшим места ни для какой другой мебели. В доме не было ни инвалидной коляски, ни костылей. Гарнет обычно сидела в плетеном кожаном кресле, все деревянные детали которого были покрыты белой эмалью. Она все еще разрабатывала левую руку при помощи теннисного мяча, но теперь мячика ей хватало не больше чем на месяц.
— Вот тебе признание, — после паузы произнесла Гарнет. Темные глаза смотрели на него так сосредоточенно, что он невольно сделал движение ей навстречу, как замерзший к огню. — Я смертельно заблуждалась, считая Чио просто властным стариком. Ты знаешь, как я отношусь ко всему живому на земле, как я ценю неповторимость всего сущего... Но этот человек заставил меня задуматься над тем, что в любом Эдеме есть змея. Никто не может играть на равных с Чио Итало в его собственной команде. У него особый, макиавеллиевский ум, не запрограммированный ни на сотрудничество, ни на компромисс. Или ты его, или он тебя.
Чарли промолчал, главным образом потому, что был с ней согласен. Он попробовал ободряюще усмехнуться — сложный фокус, если не чувствовать ни капли бодрости.
— Я тоже заблуждался. Он одурачил меня маской, заготовленной для Дня всех святых. Ты права насчет Банни. Она обеспечила мне передышку. Я должен перехватить мяч и вступить в игру.
Гарнет встала из кресла и двинулась к нему, немного осторожно — не очень медленно, но и не быстро.
— Узнаю старину Чарли, — сказала она. — Личико эльфа, прижавшееся к его груди, утратило всю свою воинственность и стало беззащитным. — Ты не представляешь, до чего я волновалась за тебя, — продолжала Гарнет, а ее голос блуждал где-то между его рубашкой и кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68