В этом царстве электронных средств связи ему доставляло удовольствие таким архаичным способом вызывать слуг. Двое мужчин вошли так быстро, словно ожидали сигнала за дверью. Шан махнул рукой в сторону чемоданов, и слуги немедленно взялись за багаж. Шан отправлялся в опасное путешествие, в Бирму, чтобы проинспектировать одно из своих самых многообещающих вложений. Кроме одежды, он приказал упаковать мелкоячеистую сетку от москитов. Ему предстоит побывать среди грубых, злобных дикарей, которые побаиваются Шана, но еще больше считаются со своим предводителем. Для Шана, всю жизнь внушавшего окружающим безотчетный страх, положение обещало быть необычным — встать ступенькой ниже другого, высшего пугала. Кстати, одной из причин поездки было его желание выяснить, является ли такое соотношение авторитетов допустимым. Или требуются коррективы.
— В одном вопросе мы должны проявить предельную осторожность, — сказал Шан своему британскому служащему. Он сделал паузу, выделяя значение своих слов. — Мы не должны преждевременно вспугнуть Риччи. Чой — он давно у всех на виду — отлично это усвоил. Иметь агента в «Ричланд» заманчиво. Но только, не тогда, когда его второе имя — Шан. Иначе риск становится большим, чем даже в эпизоде с вертолетом.
Шан исчез. Лорд Мэйс моргнул и помотал головой. Только что он был здесь, громадный, заполняющий все пространство, выжигающий весь кислород вокруг себя, и вдруг исчез, испарился, оставив только ауру страха. На англичанина напала неукротимая дрожь. Потребуется несколько порций розового джина, чтобы прийти в себя, подумал он.
Чертов опиум.
Глава 13
Количество проблем возрастало пропорционально росту сети телевизионных студий на западном побережье. Разница во времени внесла полную сумятицу в расписание рабочего дня Чарли. На следующий день, утром, он сидел в кабинете Чио Итало в клубе «Сан-Дженнаро» на Доминик-стрит, изо всех сил стараясь выглядеть уверенно и внушительно. Но в сумрачном свете, цедившемся через пыльные окна, самым величественным в комнате выглядел не Чио Итало, а его огромный дубовый стол. Поглядывая на это громоздкое чудовище, Чарли вспомнил сцену из какого-то спектакля, где под таким же прятался наемный убийца.
— Дорогой Чио, — Чарли вложил исписанную страницу в руку старика, — здесь все подробности. Если перевести в доллары, твоя доля получается вдвое больше моей. Но я считаю, так будет справедливо.
* * *
Чарли слышал сухой шелест бумаги в дрожащей руке старика.
— Почему, Чарли? Объясни мне, почему?
— Поверь моему опыту, Чио, слишком многое в «Ричланд-холдингз» вышло за рамки допустимого. Некоторые направления нашего бизнеса... Понимаешь, мы не сможем долго делать вид, что чисты перед законом. Итало издал странный горловой звук — наполовину рычание, наполовину раздраженный смешок.
— Продолжай.
— Возьми пищевую промышленность, хранение мясных и молочных продуктов. Санитарные инспекторы — они как хищники в джунглях, кидаются на слабых. Я хотел бы, чтобы репутация «Фуд Ю-Эс-Эй» оставалась незапятнанной. Пусть нападают на других и не вмешиваются в дела Риччи. Понимаешь?
— Это отговорка.
— Да нет же. Я хочу спрятать наш... твой личный интерес за декорацией из производных структур, чтобы, сохраняя полный контроль, ты заслонился набором подставных имен. В общем-то это вопрос репутации.
Чарли умолк, чтобы перевести дух, и сразу же натолкнулся на взгляд суженных, горящих злобой глаз. Кажется, Гарнет была права.
— Чио, мы не собираемся оповещать о семейных планах редакцию «Уолл-стрит джорнэл». Для посторонних, черт возьми, даже для семьи версия такая: Чарли решил сконцентрироваться на финансах, поэтому весь остальной бизнес переходит в твои руки. Да так оно и есть на самом деле.
Мрачное молчание Чио разрасталось, пока не заполнило собой все пространство.
— На самом деле, — внезапно прохрипел он, меряя взглядом Чарли; сморщенная рука скомкала принесенный Чарли список с такой яростью, что он стал как тряпка, которой стирают кровь с пачки стодолларовых купюр, — на самом деле, ты так привык строить из себя безмозглого повесу-теннисиста, англосаксонского протестантского ублюдка, что ждешь не дождешься, чтобы поскорей пнуть по яйцам своих родных и обобрать их, потому что твоя шлюха-полукровка тянет из тебя деньги.
Снаружи по Доминик-стрит прокатил тяжелый грузовик, разразившись залпом оглушительных выхлопов. Чарли, с трудом удерживаясь, чтобы не вспылить, очень тихо проговорил:
— Чио, я служу семье уже два...
— Служишь?.. — Итало произнес это слово таким голосом, что оно просвистело в воздухе, как дротик. — Ты служишь?.. Ты наемный работник? Клерк? Что же такое тогда семья? Контора, из которой уходят на пенсию?..
— Ты чертовски хорошо знаешь...
— Я знаю, как ты жаждешь респектабельности, — вспомнив о молодых Риччи, играющих в карты в коридоре, Итало понизил голос почти до шепота, но тут же снова заговорил громче: — Я наблюдаю за тобой годами, Professore mio. И давно заметил пожирающую тебя хворь — ты заразился от своей англосаксонской жены. А индианка прикончит тебя. Ты сгоришь, Чарли. Ты покупался задешево — на лицемерие, на котором построена эта страна.
— Чио, послушай, ты...
— Послушай ты. Эта страна построена на воровстве, предательстве и рабовладении. Как все страны. Ниггеры и краснозадые вроде твоей красотки подохли первыми ради Великой Америки. Власть сейчас в руках кучки негодяев. Пока они время от времени позволяют нам подбирать под себя города, создавать корпорации... Очковтиратели! — Он сделал глубокий, прерывистый вдох. — Скажи мне вот что, тупой копеечный ублюдок: Ли Лакока, присвоил себе респектабельное имя — Крайслер. Удалось бы тебе создать «Ричланд-холдингз», если б ты не позаботился украсть симпатичное, белое, англосаксонское протестантское имя Ричардс?
Близилось время ленча, но проблем становилось все больше, напряжение возрастало. Телевизионные студии западного побережья оказались под контролем Федеральной комиссии по связи. Как всегда, проблемы создавали не финансовые, а совсем другие подразделения империи Риччи.
Начиная с телестудий и кончая агентствами по найму рабочей силы — все, абсолютно все могло стать источником серьезных неприятностей. Голова у Чарли была как кипа хлопка, на которой лопнули железные скобы. Клочья ваты из головы Чарли трепал налетающий ветер.
Он потянулся к телефону и набрал номер.
— Адвокат, ваше расписание позволит вам встретиться со мной за ленчем?
— Па? — переспросила Уинфилд.
Какой бы ни была погода, подумала Уинфилд, направляясь к Центральному парку, они с отцом встретятся на углу Шестидесятой и Пятой авеню. И ограничатся легкой закуской — что-нибудь вроде сосисок, или «чисто говяжьих» колбасок, все как на подбор — псевдофаллические символы.
Один парень по имени Алек из Кембриджа настойчиво втолковывал ей, что она патологически сконцентрирована на отце, просто помешана на нем, что она определенно имела с ним сексуальные отношения в ранней юности, но подсознательно подавила все связанные с этим воспоминания и что она уже большая девочка и вполне в состоянии оторваться от папиного пениса. И переключиться на пенис Алека.
Уинфилд с удовольствием вспомнила, как столкнула Алека в Чарльз-Ривер при последней их встрече. Бедняга чуть не умер от переохлаждения. Несмотря на такое обхождение, Алек продолжал регулярно названивать ей из Небраски. Один раз он заявил, что твердо решил приехать в Нью-Йорк и встретиться с ней.
— Поплаваешь в Гудзоне, — мрачно пообещала Уинфилд и бросила трубку.
Она добралась до условленного места немного раньше, чем рассчитывала, и теперь стояла, разглядывая прохожих. Часто попадались пары — пожилой мужчина с молоденькой девушкой. Уинфилд подумала про себя, что, возможно, в какой-то степени Алек прав.
Самые первые ее воспоминания относятся ко второму году жизни (только с коэффициентом интеллекта 150 можно сохранить впечатления раннего младенчества). Поцелуи и объятия и больше ничего такого... подозрительного. Может, Банни могла бы что-нибудь подсказать, но чтобы задать такой вопрос Банни, нужно быть совсем сумасшедшей.
Уинфилд заметила отца раньше, чем он ее. Чарли выглядел подавленным, он шел, сутулясь, опустив плечи. В руках у него были две банки диетической кока-колы и два больших бутерброда, из которых сыпались на ходу листики латука.
— Выпрямись немедленно! — потребовала Уинфилд. — Ну и вид у тебя сегодня.
Чарли нахмурился:
— Соответствует обстоятельствам.
Они выбрали себе скамейку невдалеке от торговца воздушными шариками.
— Когда день начинается с оскорблений Чио Итало... — пробормотал Чарли.
— Не согласен на раздел?
— Нет. Пытался сегодня как мог убедить его, рассыпался мелким бесом... Он, конечно, не поверил ни единому моему слову. Этого следовало ожидать. Он не хочет понять меня.
— И не поймет никогда в жизни. — Уинфилд выковыряла из бутерброда кружок сырого лука и швырнула в сторону контейнера для мусора. — Никогда. До него никогда не дойдет, как это симпатяга Эль Профессоре, в которого он инвестировал кучу денег, может ни с того ни с сего заявить, что его от этих денег тошнит.
Чарли вздохнул и переменил тему.
— Я говорил тебе, что прочитал еще одну лекцию в Нью-йоркском университете?
— И какие кошмарные сюрпризы ожидали тебя на этот раз?
— Ни один студент не знает, что такое экватор и где он находится. А также что такое Общий рынок. И Солнечная система. И сифилис. И кто такая Лилиан Гиш.
— Понимаю. Жуткое потрясение. Подтверждаются твои худшие опасения.
— Прекрати, Уинфилд. С меня хватит стычки с Чио. Господи, я просто труба, по которой кровавые деньги Риччи перекачиваются в «Ричланд-холдингз». Я решил избавиться от этих денет и готов заплатить за это. Только бы не сорваться с поводка. Господи, как я этого хочу.
— Но Чио никогда не поймет, почему ты этого хочешь.
Чарли обреченно покачал головой Он едва надкусил свой бутерброд.
— Это все равно что просить рыбу описать воду. — Он так безрадостно хмыкнул, что проходившие мимо двое мужчин, высокий и коротышка, с любопытством посмотрели на него. — Это просто нечестно, Уинфилд.
Всю жизнь я обязан был сохранять свой безупречный имидж. Этой цели было подчинено все — образование, брак. Даже дети. Время, которое я мог провести с вами, оказалось украденным бизнесом. — Он умолк, потом заговорил снова: — Чио оскорблен тем, что я веду себя в соответствии с тем, как выгляжу. В соответствии с тем, какой я есть.
— По воскресеньям ты обычно был с нами, — сказала Уинфилд. — Помню, как мы вместе навещали дедушку. Послушай, ни к чему этот обреченный вид. Встряхнись, приди в себя. С чего ты взял, что Чио непобедим?
— Разве нет? — Он оборвал себя на полуслове, чтобы не рассказать, как умер кузен Пино. Не стоит напрасно пугать девочку. — Да, наш Чио — просто уютный старенький ворчун.
Уинфилд криво усмехнулась.
— Старенький ворчун, но такой раздражительный, что может прихлопнуть сгоряча шофера, чтобы преподать племянникам урок...
— Уинфилд, ты знала?..
— ...а кое-кто из племянников успел позаботиться о лицензии на ношение оружия — меча Парсифаля. Послушай, я на твоей стороне. Болею за тебя, ясно? Так что, если ты уже заказал знамена — обещаю отдавать салют при каждом случае. Но ты забегаешь вперед. Не нужно торопиться.
— Гарнет тоже так считает. — Он тяжело вздохнул. — А Стефи вообще... против. Вы, женщины, не понимаете, что единственный способ справиться с Чио — это налететь неожиданно и спутать ему ноги, как телку под тавро.
— Три ведьмы машут у тебя перед носом красным фонарем. Жми на тормоза.
— Чио сочтет это проявлением слабости.
— Какое невезение — уродиться мутантом, — хладнокровно заметила Уинфилд. — Ты движешься по одноколейке. Теперь вам с Чио не разойтись, пока один из вас...
— Договаривай.
Но она больше не доверяла своему голосу, его обычным холодным переливам. Она углубилась в свой завтрак и начала яростно жевать. Обоим было ясно, что договаривать не стоит.
Высокий мужчина и коротышка выбрали себе скамейку. Аппарат с гелием для воздушных шариков издавал истошные вопли, как душа, изгнанная с небес. Нос Кохен мрачно ел свою порцию колбасок, посыпанных скользкими кружками лука.
Кохен был слишком молод, чтобы помнить какие-нибудь другие роли Гэри Купера, кроме последних, вроде шерифа из «Высокого полдня». Поразительное сходство с прославленным актером наложило отпечаток не только на манеры, стиль поведения Кохена, но и на образ его мыслей.
Если когда-нибудь придется уйти из ФБР, обещал себе Кохен в минуты отчаяния, он напишет мемуары — что-нибудь вроде «Я был единственным евреем в ФБР» — и попробует издать их. На самом деле, в ФБР работал еще один еврей, и именно в его обществе Кохен собирался приступить к ленчу.
Спутника Кохена звали Гордон Стюарт — вернее, такими были его имя и фамилия; второе имя он просто опустил. Внешне коренастый, приземистый Гордон напоминал итальянца, обеспечивая этим себе высокую степень доверительности в уличных разговорах.
— Это не от Натана, — заявил он, прожевав кусок колбаски. — Они вообще не говяжьи, черт их возьми.
— Снова поражение, — трагическим тоном произнес Нос, подражая Куперу в тяжелую минуту, когда население маленького городка отказывается помочь шерифу в преследовании очень нехорошего человека. — А мне приходится все еще мучить ж... из-за умненького малыша, который трепанулся про госбюджет на семинаре. Гос-споди, директор семинара клялся, что все записано на видео и с идентификационной карточкой и фотографиями не будет никаких проблем.
— А записи нет. — Гордон вгрызся во вторую некондиционную колбаску.
— Неисправность, говорит Годдард. И сам он слишком занят, чтобы разобраться в этом безобразии. Это что, моя вина?
— Конечно, нет, Нос.
— У меня есть имя. Не называй меня так.
— Ладно, Ноа.
Они молча жевали колбаски. Потом Нос произнес, стараясь, чтобы его слова не звучали горько:
— Когда наконец в бюро поймут, что евреи изобрели организованную преступность?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68