Конечно, первым заместителям министров и не нужно зарабатывать таких денег. Им не требовалось покупать за границей какие-то вещи – их покупали для них другие. Но сказать вслух об этом никто не решился.
– Не думаю, что он живет на отцовские доходы, – закончил Чантурия свою мысль.
– Не на них? – переспросил Крестьянин. – А на что же тогда?
– На легкие деньги. Но пока я не знаю, что это за деньги.
– Вы полагаете, что он как-то связан с тем нападением?
– Не знаю. Что нам известно о нем? Только то, что он сынок первого замминистра, работа у него, как говорится, не бей лежачего, а одевается он будь здоров, но только не тогда, когда хочет запудрить нам мозги баснями о своих симпатиях к рабочему классу. Кого он пытается обмануть? Он мог бы получить любую работу по душе. Запросы его обходятся дорого, следовательно, и ежу понятно, что ему нужны деньги – гораздо больше, нежели он зарабатывает. Насколько мне известно, на его работе не подхалтуришь и взяток не получишь. Тогда почему же он цепляется за нее?
Крестьянин лишь недоуменно пожал плечами:
– Может, ради свободного времени?
– Вот-вот. Точно! – подтвердил Чантурия, указывая пальцем на Крестьянина. Тот прямо засиял: надо же, прямо в яблочко попал.
– Свободное время! – воскликнул Чантурия. – По закону он обязан работать, но закон не требует, чтобы он работал каждый день. На этой своей работе он вкалывает сутки – двадцать четыре часа подряд, – а потом у него получаются три выходных. Вот оно, свободное время. А зачем оно нужно?
– У него же есть подружка, – размышлял вслух Крестьянин.
– К тому же знающая английский язык, – добавил Орлов.
– Правильно. Может, и ее Знания ему для чего-то нужны, – предположил Чантурия. – Но все же, для чего ему свободное время? Конечно же, не для ухаживания за Светланой, он много времени с ней не проводит. Для чего же? Чтобы заработать те «легкие деньги», о которых мы пока не знаем, вот для чего. Но вполне может статься, что и его подружке, знающей английский язык и работающей над переводом всяких соглашений и документов по химии по большей части дома, по своему собственному графику, тоже нужно уделять определенную толику времени. У нее ведь есть великолепный предлог для встреч с иностранцами.
– Но в кафе-то он не общался с иностранцами, – возразил Крестьянин.
– Точнее сказать, не был в этом замечен. Но что же он делал там? Сын первого замминистра – и на дне рождения какого-то официанта? Да, его девушка – сестра приятеля этого официанта. Но этого далеко не достаточно, чтобы тебя пригласили на праздничную вечеринку, где расходы на каждого приглашенного на особом счету. В разговор встрял Орлов.
– У официанта Стонова денег полны карманы. Это и не удивительно, он работает в ресторане, который любят иностранцы. Возможно, у него даже немалые накопления в валюте. А что, если он замыслил какую-то сделку с Градским?
– Или с кем-то еще, кто хотел встретиться с ним, а может, и с ними обоими, да так, чтобы их не заметили.
– Ха, – промямлил Орлов.
– Я не верю в это, – подал голос Крестьянин. – Они же ни с кем не встречались. Никто не видел их с кем-то.
Чантурия в нетерпении махнул рукой:
– Они могли пойти в туалет в одно и то же время. Или же один из них танцевал со спутницей иностранца, или же иностранец танцевал с одной из них… Да они могли проделать такой шахер-махер десятками способов!
– Что проделать? – переспросил Крестьянин.
– Наркотики передать, вот что, – высказал предположение Орлов.
– Нам это пока неизвестно, – предостерег Чантурия. – Но давайте выделим кого-нибудь, чтобы он несколько дней последил за Градским.
– А за девушкой Градского? – спросил Орлов. Чантурия задумался. Затем принял решение.
– Нет. У нас пока руки коротки. Но давайте проверим ее с помощью нашего представителя в ее институте. Посмотрим, что он скажет о ней.

– 7 –

Четверг, 19 января 1989 года,
4 часа дня,
Суворовский бульвар
Уголовника по кличке Туз хорошо знали не только в милиции, но и в КГБ. Его настоящее имя – Валентин Петрович Морозов. На фотографии в заведенном на него деле он выглядел симпатичным малым с толстой короткой шеей и сердитым взглядом. В 1980 году он стал чемпионом Российской Федерации по боксу в супертяжелом весе. После этого он последовательно занимал ряд ответственных должностей в Российском спорткомитете, откуда его вышибли из-за драки. Затем завели дело в милиции по обвинению в причастности к трем налетам и по подозрению в совершении кражи со взломом. Позднее его дважды вызывали в КГБ на допросы в связи с хищением государственного имущества со станкоинструментального завода, где он в течение трех месяцев числился работающим, хотя за это время так и не появился на рабочем месте. С тех пор он вообще нигде не работал. Тунеядство, то есть уклонение от работы, считалось нарушением советского законодательства, но почему-то Морозову никогда не пытались поставить это в вину. Теперь считалось, что он связан с уголовной группировкой, о которой мало что было известно: не знали ни ее численности, ни чем она занимается.
На операцию по задержанию Морозова Орлов взял Крестьянина и Тимура Ицкакова, татарина по отцу, получившего поэтому прозвище Татарин. Обычно для таких операций Орлов брал с собой двух сотрудников атлетического сложения. Крестьянин был как раз такой, но Татарин едва дотягивал даже до половины его комплекции. Но зато он отличался безрассудной храбростью, которой с избытком хватало на двух силачей.
Они нашли Морозова на его «рабочем» месте, где он обычно проводил деловые встречи с членами своей группировки, – в кафе на Суворовском бульваре.
Морозов в компании трех мужчин пил водку. Все они были одеты в темно-синие трикотажные шерстяные спортивные костюмы и кроссовки восточногерманского производства. На вошедших сотрудников КГБ они не обратили внимания, пока Орлов не сказал им:
– Итак, граждане, судя по вашему виду, вы неплохо подготовились к тренировке.
Вся четверка моментально повернулась к Орлову. Чуть погодя Морозов ответил за всех:
– Да, я держу себя в форме, но это вовсе не преступление.
Он сразу усек, что Орлов и его сопровождающие – из правоохранительных органов, но беспокойства не проявлял.
– Конечно, за то, что вы в хорошей спортивной форме, вас забирать не станут, – сказал Орлов, показав удостоверение. – Мы придумаем другой повод.
– Я не знал, пойдет он с нами или нет, – позднее говорил Орлов Чантурия. – Полагаю, он подумал, будто мы из милиции, и собрался послать меня к Бениной матери. Затем увидел, что я из КГБ, и все думал и думал, куда меня послать еще подальше, пока Татарин не заломил ему руку. Что происходит на белом свете! Когда поганый бандит начинает раздумывать, а не посоветовать ли офицеру госбезопасности засунуть свое удостоверение…
– Что вам стало известно от Туза?
– Ничего заслуживающего внимания. И возможно, то, что мы узнали, – все ложь. Он не знает, кто поджег кафе. Он хотел бы сам выяснить кто, поскольку кафе находится на «его» территории и когда с его посетителями случаются неприятности, это плохо отражается на бизнесе, если только эти неприятности не подстроил он сам. По его словам, он не совершал ничего противозаконного.
– Как и где он зарабатывает себе на жизнь – не наше дело, если у него официально дозволенная работа, но у него же ее нет? Ты ему напомнил об этом?
– Да, напомнил.
– Тогда что же мы выяснили?
– Ничего, капитан, насколько мне известно.
– Ничего, насколько известно и мне. Полковник Соколов не обрадуется такому повороту.
– Да ладно. Мы же делом занимались, а не всякими пустяками.

– 8 –

Четверг, 19 января 1989 года,
5 часов вечера,
Посольство Соединенных Штатов
– Куда запропастился этот гребаный сельскохозяйственный атташе, мать его так? – шумел американский посол. – Похоже, никто не знает. А вам что известно?
Посол, крупный, высокий сквернослов из Техаса, полагал, что Линдон Джонсон обращался с руганью к общественно-политическим деятелям ради их же блага, и поступал так же со своими сотрудниками. Профессиональные дипломаты в большинстве своем считали его матерщинником и неотесанным грубияном, каковым он и был на самом деле. Ему хотелось иметь репутацию человека, которому не чужда черновая работа и который знает, как выбираться из дерьма, раз уж в него вляпался, без всяких подсказок и советов. За это он и нравился русским.
Мартину посол нравился тоже, и по этой же причине. Находясь в Советском Союзе, американцы испытывали некое странное чувство – даже профессиональные дипломаты, не говоря уже о таких сугубо штатских лицах, как Мартин, не могли противостоять ему. Они начинали ценить все, что относилось к исключительно американским реалиям, даже если на родине это вызывало у них отвращение. И Мартин тоже вспоминал об этих реалиях с тоской – просто как гражданин своей страны, а не помощник атташе по вопросам культуры.
Послу он ответил так:
– Как сообщают, ваш агроатташе отправился в поездку по стране считать крупный рогатый скот. Думаю, что уехал он в Ставропольский край.
Ставропольем обычно называли для маскировки действительное местопребывание кого-то, о чем нельзя было говорить вслух. Мартин, конечно же, не знал, где на самом деле находился Хатчинс. Поэтому он и назвал Ставрополье.
Посол воспринял его слова буквально:
– За каким хреном отправился Хатчинс в Ставрополье? Что, сотрудники ЦРУ все еще пытаются ухватить горсть мясных консервов в этом рае для трудящихся? Скажите, что им лучше следить за этими чертовыми спутниками, чем считать копыта и делить их число на четыре. Да пусть поторопятся, потому как в этой гребаной стране не хватит коров, чтобы заполнить приличный загон на моем дальнем ранчо. Если нам захочется отведать здесь зажаренного мяса, мы должны заказывать шашлыки на ребрышках на Западе. А собственно говоря, не так ли мы поступили в прошлом году на День независимости?
Мартин приложил палец к губам и многозначительно посмотрел на потолок, напомнив тем самым послу, что откровенно беседовать в этой комнате отнюдь не безопасно: следует предполагать, что КГБ подслушивает их разговор. Хатч вечно напоминал Мартину об этом точно таким же жестом. Посол же, однако, не считал себя обязанным соблюдать предосторожности и обычно говорил, что не скрывает своего мнения, а держит в секрете только факты, которые и должны храниться в тайне. Если Советам не нравится его точка зрения, они нипочем не скажут об этом.
– Проклятые, никому не нужные лестницы, – недовольно проворчал посол – еще одно его личное мнение, которое он не скрывал от русских.
Он вместе с Мартином пробирался но узкой винтовой лестнице в старом здании посольства, похожем внутри на муравейник с потайными комнатками, винтовыми лестницами, отлогими переходами и извилистыми коридорчиками. Посольство переделали из жилого дома, построенного еще в сталинскую эпоху. Совершенно новенькое здание посольства с широкими и прямыми коридорами в американском духе стояло пустующее совсем рядом. Считалось, что его нельзя использовать по назначению, за исключением жилых апартаментов, из-за того, что оно сплошь начинено подслушивающими устройствами, и это знали все. В то же время никто не мог сказать точно, установлены ли «клопы» «Клопами» называют миниатюрные подслушивающие устройства.

в старом здании, все только подозревали, что их полно и там.
Они пришли в кабинет помощника культурного атташе – небольшую каморку без окон. Книжные полки и шкафы в ней были забиты книгами под самый потолок – они стояли, лежали поверху стоящих книг, некоторые упали на пол. В большинстве своем книги были дешевыми изданиями, почти все – на русском языке.
– А нет у вас здесь чего-нибудь стоящего почитать? – спросил посол, с сомнением оглядывая книжные полки. – Про шпионов? Про бандитов?
– Есть «Война и мир», – ответил Мартин. – Очень интересный роман.
– Я его читал раньше, – отмахнулся посол. Он неплохо владел русским языком, говорил на нем без техасского акцента и прочел немало русских романов. – Неплохое произведение.
– Толстой был бы вам весьма благодарен за такую оценку.
– Возможно. Книга эта походит на «Даллас». Я имею в виду телевизионную постановку, а не город. Из «Войны и мира» можно было бы сварганить многосерийную «мыльную оперу». В одной части показать, как Наташа удирает с этим противным Курагиным. В другой – как граф Пьер сражается в Бородинской битве. Или как отец Курагина воспринял карточный долг сына. Показ по сериям раз в неделю.
– Хм… Такая мысль мне никогда в голову не приходила.
– Ну и что? Вот теперь и поразмыслите. Вам эта идея понравится.
– Искренне надеюсь, что нет.
Мартин сел за свой рабочий стол, а посол присел на стул напротив него и ногой захлопнул дверь.
– Думаете, они не исхитрились всадить «клопов» в эту комнату?
Мартин только пожал плечами:
– Их вычищают каждый год.
– Ну ладно. Их и следует вычищать до тех пор, пока не придумают лучшего способа избавиться от них.
Небольшая каморка прежде была закутком запасной секретной комнаты референтуры. Ее оборудовали после того, как обнаружилось, что в основную комнату референтуры, из которой поддерживалась связь с Вашингтоном, с помощью любвеобильных охранников из морской пехоты проникли женщины-агенты КГБ. Потом в конце концов выяснилось, что безопасность главной комнаты не пострадала, и референтура вновь перебралась в нее, и, когда посольству потребовались дополнительные помещения, а новое здание нельзя было заселять, запасную комнату референтуры разгородили на несколько клетушек. Мартину предоставили одну из них из-за отсутствия другого помещения. Теперь, поскольку его рабочее место по-прежнему считалось безопасным и очищенным от «клопов», сотрудники приходили к нему для конфиденциальных разговоров. Даже если агенты КГБ и исхитрились всадить новых «клопов» в разных кабинетах посольства, все равно – кто станет устанавливать их в комнатке какого-то мелкого специального помощника атташе по культуре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47