Качество супер, реально дешево
Они же, в конце концов, трудящиеся – как и все в Советском Союзе.
Тогда Мартин вызвался отправиться к ним на рабочие места.
– Но это же так неудобно для вас, – заметил Душенкин. – Позвольте нам организовать вам встречу с ними. Но, конечно же, мы должны подключить к этому делу наше Министерство иностранных дел, а вы знаете, как медленно раскручивается бюрократическая машина.
– Да, бюрократическая медлительность достойна сожаления, – согласился Мартин.
– Мы предпримем все усилия, – продолжал далее Душенкин. – Что касается других путей сотрудничества, то хотелось бы отметить, что американские достижения в технике, конечно, хорошо известны всему миру. Могут высветиться многие другие подходы, которые мы не заметили раньше. Мы, конечно же, сразу опечатали помещения кафе в интересах следствия, и вы найдете там все нетронутым.
– Жаль, что вы не приняли аналогичных мер по сохранению в неприкосновенности тела, – подковырнул Мартин.
– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что если бы тело не подвергалось вскрытию, то мы, возможно, смогли бы отыскать причину и характер смерти, а там, как знать, – может, и убийцу.
– Вскрытие обязательно по советскому законодательству в случае насильственной смерти. Мы располагаем всеми медицинскими документами и результатами вскрытия.
– Это не совсем то. Если бы к телу не прикасались…
– Да, не совсем то, если вы полагаете, что патологоанатом, проводивший вскрытие, написал неправду, – Соколов произнес эти слова холодным тоном. – Не это ли вы имеете в виду?
Мартин промолчал, но Душенкин, чтобы сгладить перепалку, сказал вкрадчивым голосом:
– Уверен, что господин Мартин имеет в виду, что их новые технические средства могли бы при вскрытии помочь получить дополнительную информацию. Мы тоже сожалеем, что этого сделать уже нельзя. Да, у нас было тело – неопознанное, мы не знали, кто это, а нам нужно было установить его личность и определить причину смерти. Если бы нам быстренько сообщили об исчезновении господина Хатчинса, тогда бы мы, конечно, обошлись без вскрытия. К сожалению, вы этого не сделали, личность убитого в тот момент другими средствами установить было невозможно, а теперь нам нужно танцевать от того места, где мы стоим. Ну, а что касается помещений кафе, то к ним не прикасались. К сожалению, упущено время, но если вы желаете провести расследование своими техническими средствами – анализ крови, разные химические пробы, – то ограничивать вас я не собираюсь. Не знаю, что еще предложить, но вы можете быть уверены в нашем содействии.
– Мы хотели бы осмотреть помещение, – ответил Мартин. – Может, после этого мы и порекомендуем что-то.
– Осмотр кафе будет организован. Как насчет завтра? К тому времени мы подготовим график проведения дальнейших переговоров на основе расследований, которые вы пожелаете провести.
– Как нам назвать наши совместные операции? – спросил Бирман, отрываясь от блокнота с записями.
– Сначала мы зашифровали наши действия как «расследование Икс».
Конечно, следственная операция имела свой порядковый номер, но полковник вовсе не хотел называть его: ни словечка о методах работы КГБ агентам ЦРУ у него не выведать.
– Мы назвали их так по имени убитого «господина Икс», хотя теперь и знаем его имя, – пояснил Душенкин.
– В таком случае, предлагаю закодировать наше совместное расследование как «операцию Икс», – предложил Бирман.
– Не возражаю.
Бирман опять наклонился к блокноту.
КГБ по-прежнему продолжал утверждать, что американцы получили полный отчет о случившемся, а это искажало правду. В действительности в отчете говорилось не все. Его подправили и пригладили таким образом, чтобы придать ему приемлемый, с политической точки зрения, вид.
В частности, в отчете нигде не упоминался Максим Градский, сын первого заместителя министра общего машиностроения.
– 16 –
Пятница, 27 января 1989 года,
5 часов вечера,
Комитет госбезопасности
– Градский! Что нам делать с этим Градским? – Чантурия, сердито глядя на сотрудников своего отделения, очень похоже передразнил полковника Соколова. – Я не знаю, что этот чертов сын замышляет, но если американцы начнут им интересоваться – мы погибли. Как мы будем убеждать их, что стараемся распутать преступление, а сами получили указание упрятать главного подозреваемого?
– А что? Разве нельзя допросить сынка первого замминистра? – подал голос Крестьянин. Услышь Чантурия такие слова от большинства своих сотрудников, он счел бы их шуткой, но у Крестьянина-то чувства юмора было не больше, чем в каменной стене. Крестьянин просто не мог представить себе, что есть такая страна, в которой на сыновей первых заместителей министров общие правила не распространяются.
– Вы доложили, что удалось выяснить, пока вы топтались вокруг дачи его папы?
– Нас пока не спрашивали.
– Черт побери, так что же творится на даче? Если наблюдение ничего не дает, нам придется убирать людей оттуда.
– Татарин, что ты можешь сказать об этом? – спросил Орлов.
Тимур Ицкаков поднялся. Чтобы как-то компенсировать свой маленький рост, он старался держаться прямо, стоять по струнке, расправив плечи. Говорил он сжато и точно, избегая эмоций, хотя был романтиком своей профессии, где романтике вообще-то места оставалось не так уж и много. Свой романтизм он предпочитал не высказывать.
– Градский очень обеспокоен, – кратко доложил он. Загородный дом первого заместителя министра Градского – одна из многих подобных дач, построенных государством для номенклатурных работников – высших партийных деятелей и членов правительства – в Подмосковье. Прочные, просторные, одно– или двухэтажные, приспособленные для круглогодичного проживания дома были обставлены мебелью, изготовленной на специальных фабриках, которые выпускали отличную продукцию для привилегированных покупателей. Обслуживающий персонал проживал поблизости в более скромных домах. Тут же в сторонке, но так, чтобы их не было видно из окон дач, размещались теплицы, парники и медицинские пункты.
Вся лесистая территория, где расположены загородные дачи, окружена высоким забором из колючей проволоки и патрулируется специальной охраной: не дай Бог, простые трудящиеся, случайно забредшие на территорию, увидят эту роскошную жизнь. Охрану из домов не видно, так же как не видно и соседние дачи. Таким образом, создается впечатление, будто каждый дом стоит отдельно посреди идиллической поляны, где зимой лунный свет освещает нетронутый белый снег, а весной на сказочных лужках распускаются яркие цветы.
Тимур Ицкаков, переодевшись в форму охранника, долго любовался чудесным зимним пейзажем. Для наблюдения он выбрал место, откуда хорошо просматривалась дача, его же самого обнаружить было нельзя, и терпеливо следил за тем, что происходит вокруг. Было холодно, но Ицкакову к этому не привыкать. Отстояв смену, он уходил, а на его место заступал другой сотрудник КГБ – наблюдение продолжалось круглосуточно и беспрерывно день за днем.
Макс Градский, похоже, был не склонен любоваться великолепной природой: он не вылезал из дома, куда приехал сразу же после беседы с капитаном Чантурия. Тимур не слышал беседы капитана с Градским, но он знал, как ведет себя человек, у которого есть основания опасаться сотрудников КГБ. Именно так вел себя Градский; создавалось впечатление, что он ушел в глубокое подполье.
– 17 –
Пятница, 27 января 1989 года,
5 часов вечера,
Посольство Соединенных Штатов
– Ну хорошо, кто же мне доложит, что там было? – спросил посол. – Ролли, я вижу, вы здесь старший по рангу, хотя вы и ненастоящий «призрак». Что же порассказали вам Иваны? Куда они гнут?
– Я бы сказал, что принимали нас на высшем уровне, – начал Таглиа. – Встретили нас два опечаленных полковника и два младших офицера со скорбными лицами. Их, должно быть, лепили из одного теста. Сперва мы уставились друг на друга и удерживались от того, чтобы, упаси Бог, сказать что-либо существенное, – по принципу «сперва покажи мне свои карты, тогда я раскрою свои». Короче говоря, договорились мы вот о чем: нам позволили побеседовать со свидетелями и вызвать наших фокусников из ЦРУ, чтобы те сняли отпечатки пальцев, вообще делали бы все, на что они способны, – они и впрямь горят желанием узнать, что же произошло, поскольку, по-видимому, никакого готового ответа на этот вопрос у них нет. Мы продолжим переговоры, обменяемся на них новой информацией. А потом мы все после этого заживем счастливо и никогда больше не станем снова враждовать. И мы будем радоваться, что не зря старались.
– Вы полны радужных надежд, – заметил посол.
– Когда играешь на поле противника, да еще по его правилам и под присмотром его любимой мамаши, на такую игру больших надежд возлагать не приходится.
– Да, я тоже так считаю. У них есть какая-нибудь версия?
– Да, та же самая, что возникла сразу после нападения: все это, дескать, дело рук банды рэкетиров, требующих повысить отступные.
– Ну, а что скажете вы, Бирман?
– Только то, что они допускают возможность нападения на иностранца. Ну, а что касается версии об организованной преступности… О росте количества преступлений все время пишут в газетах. Даже КГБ теперь вынужден согласиться, что организованная преступность существует.
Таглиа уточнил:
– Все эти годы они довольно успешно справлялись с преступностью на улицах и в государственных органах. Теперь, когда появилось столько соперничающих группировок, их все труднее держать в узде.
– Ну ладно, внутренние помещения кафе вы осмотрели, Бирман? – спросил посол. – Есть ли там, за что зацепиться фокусникам из ЦРУ? Сохранились ли отпечатки пальцев, пятна крови и прочее, что можно выявить приборами и анализами?
– Стол и стулья, где сидел Хатчинс, поломали и сожгли, – принялся рассказывать Бирман. – Сомнительно, чтобы можно было что-то выявить. Если бы мы занимались расследованием с самого начала, то некоторыми предметами стоило бы заняться. Об этих предметах мы, конечно же, не скажем сотрудникам КГБ, но, разумеется, нет никаких надежд на успех без помощи серьезных специалистов-исследователей из ЦРУ. Однако, чтобы организовать помощь даже на низшем уровне, потребуется не меньше недели.
– Может, именно такая реальная помощь и поможет разыскать преступников, убивших Хатчинса, – подал реплику Мартин.
– В нашем деле, Мартин, сначала ставятся задачи, а под них уже подбираются исполнители, особенно когда расследуются убийства. И наше дело – выявить у советских их секреты и помешать им раскрыть наши.
– В таком случае я рад, что не занимаюсь вашими делами.
– Хорошо, остыньте немножко. От Нас ждут сотрудничества в этом расследовании, так давайте же сотрудничать. Прикиньте, чего бы мы добились без компромиссов, Бирман, если пустить дело на самотек. Так давайте спокойно отнесемся к тому, что на организацию работы фокусников потребуется какое-то время – на то, чтобы приехать сюда из Штатов и на всякое такое прочее. Ну что там еще нам предстоит сделать?
– Кого послать на беседы со свидетелями? – спросил Таглиа.
– Я сам поговорю с ними, – вызвался Бирман. – Я уже побеседовал, но с иностранцами – это два японца. Они подтвердили все, что говорили в КГБ и что отражено в докладной записке. Похоже, они говорят правду. Немец и финн уже уехали. С ними побеседуют наши люди за рубежом, но нового я не жду. Нет-нет, в рассказах свидетелей лжи явно не содержится. Просто я их поглубже покопаю.
Он сел на диван и откинул руки на спинку.
– Я думаю, здесь и впрямь замешана женщина, – сказал он чуть погодя, прикрыв глаза, будто так четче можно разглядеть правду. – Сотрудники КГБ написали, что Чарльз был с женщиной, а теперь смотрят за нами и ждут, что мы будем предпринимать. Они хотят посмотреть, можно ли у нас еще что-то выведать.
– Вы полагаете, что они заманили Хатча в кафе в два часа ночи и прирезали его? – спросил Мартин.
Бирман открыл глаза и сказал:
– А вы полагаете, что он просто так оказался в кафе, когда туда ворвалась банда и случайно ухлопала его? По случайному совпадению. Так я и поверил!
Бирман, похоже, обиделся, что кто-то – в данном случае Мартин – мог подумать, будто оперативного сотрудника Центрального разведывательного управления можно сбить с толку такой нелепицей, как понятие «совпадение».
– Да, но зачем им надо было все так усложнять? Почему бы не пырнуть его ножом в темном переулке, или у нее на квартире, или…
– Он бы, в конце концов, принял меры предосторожности, – ответил Бирман. – Как говорится, даже бездарного собрата по искусству нужно критиковать осторожно, щадя его самолюбие, несмотря на то, что он туп и мало что соображает в искусстве. Конечно же, шумное наглое нападение на Хатчинса отводит всякое подозрение от КГБ.
– Этот аспект нападения, кажется, не прорабатывался – заметил Мартин. – Или же я не улавливаю подозрительности в тоне вашего голоса?
– Это профессиональная ревность, – ответил Бирман. – Вы должны им намекнуть на наши сомнения. Работу они провернули ловко и не оставили нам ни малейших зацепок, чтобы мы могли выразить какие-то подозрения официально. Хитрая и тонкая работа.
– 18 –
27 января – 3 февраля 1989 года,
Комитет госбезопасности
Целую неделю люди Чантурия следили за Максом Градским. Тот не показывал носа из дома, но мог вести телефонные разговоры, поэтому сотрудники КГБ обратились за санкцией на установку в его домашнем телефоне подслушивающего устройства. Разрешения они не получили, но все же к тому времени путем неофициального подслушивания удалось кое-что узнать. Градский звонил трем иностранным гражданам – двум финнам, работающим на реставрации гостиницы «Метрополь», и немцу – представителю западногерманской станкостроительной фирмы в Москве. Градский говорил с ними иносказательно, тщательно подбирая слова, явно имея в виду, что его могут подслушать. Уже одно это могло свидетельствовать о важности этих разговоров. Градский сообщал о переносе встреч и о задержке поставки товара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Тогда Мартин вызвался отправиться к ним на рабочие места.
– Но это же так неудобно для вас, – заметил Душенкин. – Позвольте нам организовать вам встречу с ними. Но, конечно же, мы должны подключить к этому делу наше Министерство иностранных дел, а вы знаете, как медленно раскручивается бюрократическая машина.
– Да, бюрократическая медлительность достойна сожаления, – согласился Мартин.
– Мы предпримем все усилия, – продолжал далее Душенкин. – Что касается других путей сотрудничества, то хотелось бы отметить, что американские достижения в технике, конечно, хорошо известны всему миру. Могут высветиться многие другие подходы, которые мы не заметили раньше. Мы, конечно же, сразу опечатали помещения кафе в интересах следствия, и вы найдете там все нетронутым.
– Жаль, что вы не приняли аналогичных мер по сохранению в неприкосновенности тела, – подковырнул Мартин.
– Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что если бы тело не подвергалось вскрытию, то мы, возможно, смогли бы отыскать причину и характер смерти, а там, как знать, – может, и убийцу.
– Вскрытие обязательно по советскому законодательству в случае насильственной смерти. Мы располагаем всеми медицинскими документами и результатами вскрытия.
– Это не совсем то. Если бы к телу не прикасались…
– Да, не совсем то, если вы полагаете, что патологоанатом, проводивший вскрытие, написал неправду, – Соколов произнес эти слова холодным тоном. – Не это ли вы имеете в виду?
Мартин промолчал, но Душенкин, чтобы сгладить перепалку, сказал вкрадчивым голосом:
– Уверен, что господин Мартин имеет в виду, что их новые технические средства могли бы при вскрытии помочь получить дополнительную информацию. Мы тоже сожалеем, что этого сделать уже нельзя. Да, у нас было тело – неопознанное, мы не знали, кто это, а нам нужно было установить его личность и определить причину смерти. Если бы нам быстренько сообщили об исчезновении господина Хатчинса, тогда бы мы, конечно, обошлись без вскрытия. К сожалению, вы этого не сделали, личность убитого в тот момент другими средствами установить было невозможно, а теперь нам нужно танцевать от того места, где мы стоим. Ну, а что касается помещений кафе, то к ним не прикасались. К сожалению, упущено время, но если вы желаете провести расследование своими техническими средствами – анализ крови, разные химические пробы, – то ограничивать вас я не собираюсь. Не знаю, что еще предложить, но вы можете быть уверены в нашем содействии.
– Мы хотели бы осмотреть помещение, – ответил Мартин. – Может, после этого мы и порекомендуем что-то.
– Осмотр кафе будет организован. Как насчет завтра? К тому времени мы подготовим график проведения дальнейших переговоров на основе расследований, которые вы пожелаете провести.
– Как нам назвать наши совместные операции? – спросил Бирман, отрываясь от блокнота с записями.
– Сначала мы зашифровали наши действия как «расследование Икс».
Конечно, следственная операция имела свой порядковый номер, но полковник вовсе не хотел называть его: ни словечка о методах работы КГБ агентам ЦРУ у него не выведать.
– Мы назвали их так по имени убитого «господина Икс», хотя теперь и знаем его имя, – пояснил Душенкин.
– В таком случае, предлагаю закодировать наше совместное расследование как «операцию Икс», – предложил Бирман.
– Не возражаю.
Бирман опять наклонился к блокноту.
КГБ по-прежнему продолжал утверждать, что американцы получили полный отчет о случившемся, а это искажало правду. В действительности в отчете говорилось не все. Его подправили и пригладили таким образом, чтобы придать ему приемлемый, с политической точки зрения, вид.
В частности, в отчете нигде не упоминался Максим Градский, сын первого заместителя министра общего машиностроения.
– 16 –
Пятница, 27 января 1989 года,
5 часов вечера,
Комитет госбезопасности
– Градский! Что нам делать с этим Градским? – Чантурия, сердито глядя на сотрудников своего отделения, очень похоже передразнил полковника Соколова. – Я не знаю, что этот чертов сын замышляет, но если американцы начнут им интересоваться – мы погибли. Как мы будем убеждать их, что стараемся распутать преступление, а сами получили указание упрятать главного подозреваемого?
– А что? Разве нельзя допросить сынка первого замминистра? – подал голос Крестьянин. Услышь Чантурия такие слова от большинства своих сотрудников, он счел бы их шуткой, но у Крестьянина-то чувства юмора было не больше, чем в каменной стене. Крестьянин просто не мог представить себе, что есть такая страна, в которой на сыновей первых заместителей министров общие правила не распространяются.
– Вы доложили, что удалось выяснить, пока вы топтались вокруг дачи его папы?
– Нас пока не спрашивали.
– Черт побери, так что же творится на даче? Если наблюдение ничего не дает, нам придется убирать людей оттуда.
– Татарин, что ты можешь сказать об этом? – спросил Орлов.
Тимур Ицкаков поднялся. Чтобы как-то компенсировать свой маленький рост, он старался держаться прямо, стоять по струнке, расправив плечи. Говорил он сжато и точно, избегая эмоций, хотя был романтиком своей профессии, где романтике вообще-то места оставалось не так уж и много. Свой романтизм он предпочитал не высказывать.
– Градский очень обеспокоен, – кратко доложил он. Загородный дом первого заместителя министра Градского – одна из многих подобных дач, построенных государством для номенклатурных работников – высших партийных деятелей и членов правительства – в Подмосковье. Прочные, просторные, одно– или двухэтажные, приспособленные для круглогодичного проживания дома были обставлены мебелью, изготовленной на специальных фабриках, которые выпускали отличную продукцию для привилегированных покупателей. Обслуживающий персонал проживал поблизости в более скромных домах. Тут же в сторонке, но так, чтобы их не было видно из окон дач, размещались теплицы, парники и медицинские пункты.
Вся лесистая территория, где расположены загородные дачи, окружена высоким забором из колючей проволоки и патрулируется специальной охраной: не дай Бог, простые трудящиеся, случайно забредшие на территорию, увидят эту роскошную жизнь. Охрану из домов не видно, так же как не видно и соседние дачи. Таким образом, создается впечатление, будто каждый дом стоит отдельно посреди идиллической поляны, где зимой лунный свет освещает нетронутый белый снег, а весной на сказочных лужках распускаются яркие цветы.
Тимур Ицкаков, переодевшись в форму охранника, долго любовался чудесным зимним пейзажем. Для наблюдения он выбрал место, откуда хорошо просматривалась дача, его же самого обнаружить было нельзя, и терпеливо следил за тем, что происходит вокруг. Было холодно, но Ицкакову к этому не привыкать. Отстояв смену, он уходил, а на его место заступал другой сотрудник КГБ – наблюдение продолжалось круглосуточно и беспрерывно день за днем.
Макс Градский, похоже, был не склонен любоваться великолепной природой: он не вылезал из дома, куда приехал сразу же после беседы с капитаном Чантурия. Тимур не слышал беседы капитана с Градским, но он знал, как ведет себя человек, у которого есть основания опасаться сотрудников КГБ. Именно так вел себя Градский; создавалось впечатление, что он ушел в глубокое подполье.
– 17 –
Пятница, 27 января 1989 года,
5 часов вечера,
Посольство Соединенных Штатов
– Ну хорошо, кто же мне доложит, что там было? – спросил посол. – Ролли, я вижу, вы здесь старший по рангу, хотя вы и ненастоящий «призрак». Что же порассказали вам Иваны? Куда они гнут?
– Я бы сказал, что принимали нас на высшем уровне, – начал Таглиа. – Встретили нас два опечаленных полковника и два младших офицера со скорбными лицами. Их, должно быть, лепили из одного теста. Сперва мы уставились друг на друга и удерживались от того, чтобы, упаси Бог, сказать что-либо существенное, – по принципу «сперва покажи мне свои карты, тогда я раскрою свои». Короче говоря, договорились мы вот о чем: нам позволили побеседовать со свидетелями и вызвать наших фокусников из ЦРУ, чтобы те сняли отпечатки пальцев, вообще делали бы все, на что они способны, – они и впрямь горят желанием узнать, что же произошло, поскольку, по-видимому, никакого готового ответа на этот вопрос у них нет. Мы продолжим переговоры, обменяемся на них новой информацией. А потом мы все после этого заживем счастливо и никогда больше не станем снова враждовать. И мы будем радоваться, что не зря старались.
– Вы полны радужных надежд, – заметил посол.
– Когда играешь на поле противника, да еще по его правилам и под присмотром его любимой мамаши, на такую игру больших надежд возлагать не приходится.
– Да, я тоже так считаю. У них есть какая-нибудь версия?
– Да, та же самая, что возникла сразу после нападения: все это, дескать, дело рук банды рэкетиров, требующих повысить отступные.
– Ну, а что скажете вы, Бирман?
– Только то, что они допускают возможность нападения на иностранца. Ну, а что касается версии об организованной преступности… О росте количества преступлений все время пишут в газетах. Даже КГБ теперь вынужден согласиться, что организованная преступность существует.
Таглиа уточнил:
– Все эти годы они довольно успешно справлялись с преступностью на улицах и в государственных органах. Теперь, когда появилось столько соперничающих группировок, их все труднее держать в узде.
– Ну ладно, внутренние помещения кафе вы осмотрели, Бирман? – спросил посол. – Есть ли там, за что зацепиться фокусникам из ЦРУ? Сохранились ли отпечатки пальцев, пятна крови и прочее, что можно выявить приборами и анализами?
– Стол и стулья, где сидел Хатчинс, поломали и сожгли, – принялся рассказывать Бирман. – Сомнительно, чтобы можно было что-то выявить. Если бы мы занимались расследованием с самого начала, то некоторыми предметами стоило бы заняться. Об этих предметах мы, конечно же, не скажем сотрудникам КГБ, но, разумеется, нет никаких надежд на успех без помощи серьезных специалистов-исследователей из ЦРУ. Однако, чтобы организовать помощь даже на низшем уровне, потребуется не меньше недели.
– Может, именно такая реальная помощь и поможет разыскать преступников, убивших Хатчинса, – подал реплику Мартин.
– В нашем деле, Мартин, сначала ставятся задачи, а под них уже подбираются исполнители, особенно когда расследуются убийства. И наше дело – выявить у советских их секреты и помешать им раскрыть наши.
– В таком случае я рад, что не занимаюсь вашими делами.
– Хорошо, остыньте немножко. От Нас ждут сотрудничества в этом расследовании, так давайте же сотрудничать. Прикиньте, чего бы мы добились без компромиссов, Бирман, если пустить дело на самотек. Так давайте спокойно отнесемся к тому, что на организацию работы фокусников потребуется какое-то время – на то, чтобы приехать сюда из Штатов и на всякое такое прочее. Ну что там еще нам предстоит сделать?
– Кого послать на беседы со свидетелями? – спросил Таглиа.
– Я сам поговорю с ними, – вызвался Бирман. – Я уже побеседовал, но с иностранцами – это два японца. Они подтвердили все, что говорили в КГБ и что отражено в докладной записке. Похоже, они говорят правду. Немец и финн уже уехали. С ними побеседуют наши люди за рубежом, но нового я не жду. Нет-нет, в рассказах свидетелей лжи явно не содержится. Просто я их поглубже покопаю.
Он сел на диван и откинул руки на спинку.
– Я думаю, здесь и впрямь замешана женщина, – сказал он чуть погодя, прикрыв глаза, будто так четче можно разглядеть правду. – Сотрудники КГБ написали, что Чарльз был с женщиной, а теперь смотрят за нами и ждут, что мы будем предпринимать. Они хотят посмотреть, можно ли у нас еще что-то выведать.
– Вы полагаете, что они заманили Хатча в кафе в два часа ночи и прирезали его? – спросил Мартин.
Бирман открыл глаза и сказал:
– А вы полагаете, что он просто так оказался в кафе, когда туда ворвалась банда и случайно ухлопала его? По случайному совпадению. Так я и поверил!
Бирман, похоже, обиделся, что кто-то – в данном случае Мартин – мог подумать, будто оперативного сотрудника Центрального разведывательного управления можно сбить с толку такой нелепицей, как понятие «совпадение».
– Да, но зачем им надо было все так усложнять? Почему бы не пырнуть его ножом в темном переулке, или у нее на квартире, или…
– Он бы, в конце концов, принял меры предосторожности, – ответил Бирман. – Как говорится, даже бездарного собрата по искусству нужно критиковать осторожно, щадя его самолюбие, несмотря на то, что он туп и мало что соображает в искусстве. Конечно же, шумное наглое нападение на Хатчинса отводит всякое подозрение от КГБ.
– Этот аспект нападения, кажется, не прорабатывался – заметил Мартин. – Или же я не улавливаю подозрительности в тоне вашего голоса?
– Это профессиональная ревность, – ответил Бирман. – Вы должны им намекнуть на наши сомнения. Работу они провернули ловко и не оставили нам ни малейших зацепок, чтобы мы могли выразить какие-то подозрения официально. Хитрая и тонкая работа.
– 18 –
27 января – 3 февраля 1989 года,
Комитет госбезопасности
Целую неделю люди Чантурия следили за Максом Градским. Тот не показывал носа из дома, но мог вести телефонные разговоры, поэтому сотрудники КГБ обратились за санкцией на установку в его домашнем телефоне подслушивающего устройства. Разрешения они не получили, но все же к тому времени путем неофициального подслушивания удалось кое-что узнать. Градский звонил трем иностранным гражданам – двум финнам, работающим на реставрации гостиницы «Метрополь», и немцу – представителю западногерманской станкостроительной фирмы в Москве. Градский говорил с ними иносказательно, тщательно подбирая слова, явно имея в виду, что его могут подслушать. Уже одно это могло свидетельствовать о важности этих разговоров. Градский сообщал о переносе встреч и о задержке поставки товара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47