– Господи, пошли ты мне смерть, чтобы не терпеть этого позора!
Дядюшка повернулся к ней:
– Так значит вы… вы этих англичан…
Говорить дальше он не мог: прижал руку к сердцу, с трудом сделал два шага к дивану, побледнел и упал на сиденье. Глаза его закатились. Все подбежали к нему, наперебой крича: «Ага… ага!»
– Ага, что с вами?.. Воды, воды принесите!
– Маш-Касем, воды!
Маш-Касем принес стакан с водой. Но губы дядюшки были плотно сжаты. Побрызгали ему в лицо – он не двигался.
Отец объявил:
– Это сердечный приступ, водой тут не поможешь Маш-Касем, сбегай за доктором Насером оль-Хокама!
Торопливо выбегая из гостиной, Маш-Касем успел, однако, сказать:
– Ох, голубчики! Все-таки довели агу до смерти…
Я пробрался к Асадолла-мирзе и рассказал ему про фотографа, появление которого в саду так встревожило дядюшку. Тем временем все разом заговорили, засуетились, забегали, только Гамар, сразу успокоившись, с аппетитом поглощала сласти. Эти кретинка даже не могла понять, что вся каша заварилась из-за неё…
Дядя Полковник, едва овладев собой, тотчас вспомнил о присутствии младших:
– Прошу детей удалиться в соседнюю комнату!
Асадолла-мирза вмешался:
– Моменто, господин Полковник, ведь они уже не младенцы, только что слышали обо всем… Или вы отсылаете их, чтобы избежать кривотолков? Нет, пусть уж лучше останутся, только нигде ничего не рассказывают.
Дяде Полковнику пришлось согласиться с этими логичными доводами, и Асадолла-мирза, улыбаясь, обратился к детям:
– Господин Полковник просит вас ради чести семьи ничего не рассказывать о том, что случилось с Гамар-джан.
Гамар, громко смеясь, заявила:
– Я обещаю, что никому ничего не расскажу.
Неожиданная реплика Гамар рассмешила всех, и сама она тоже захохотала.
Доктор Насер оль-Хокама сделал дядюшке укол, и немного погодя тот открыл глаза. Едва придя в себя, дядюшка провозгласил, что в докторе не было необходимости, а колоть его и вовсе было незачем. Доктор Насер оль-Хакама, явно раздосадованный этими словами, захлопнул свой саквояж и встал:
– Ну, жить вам не тужить, да… Прошу вас обеспечить аге полный покой, а у меня гости дома, мне пора. Благодарю вас, господа, будьте здоровы!
И, нахмурившись, он вышел из комнаты. Отец обратился к дядюшке:
– Эти неприятности касаются всех, конечно. Но вы все же не должны так нервничать – в вашем возрасте сильное волнение может стоить жизни.
Дядюшка отпил глоток воды:
– Вы правы. Мы не должны впадать в растерянность… А вы, ханум Азиз ос-Салтане, не плачьте понапрасну.
Моя мать под предлогом, что пора ужинать, увела из комнаты детей, а дядюшка, повернувшись к Гамар, мягко сказал:
– Детка, подойди ко мне, – давай немножко поговорим. А вы, Азиз-ханум, пожалуйста, не вмешивайтесь.
Гамар, которая по-прежнему была занята сластями, без всякой боязни встала, подошла к дядюшке и уселась возле него.
– А теперь, детка, скажи дяде, почему ты догадалась, что беременна?
– Да потому, что он зашевелился у меня под сердцем, – со смехом отвечала Гамар.
– А когда ты это узнала?
– Несколько дней назад… Я пошла, вытащила из копилки свои деньги, купила красной пряжи, связала моему ребенку рубашечку… Хочу еще одну связать.
– Милая, а ведь девушка, пока замуж не выйдет, не беременеет. Когда же ты замуж вышла, что мы об этом и не знали?
– А в начале лета.
При всех усилиях дядюшки сохранять спокойствие видно было, что внутри у него все кипит. Он стиснул зубы. Потом опять заговорил, почти ласково:
– Кто же твой муж? И где он сейчас?
Гамар задумалась ненадолго, потом ответила:
– Не скажу.
– А ты только дядюшке на ушко шепни.
Тут выступил Дустали-хан:
– Как мы ни бились, она не желает назвать его имя, так что вы только себя зря измучите.
– Ну, а мне скажет, – заявил дядя. – Правда, детка?
Все взгляды обратились к Гамар, все напрягали слух. Гамар с прежним простодушием повторила:
– Не скажу!
И встала, чтобы взять еще одну конфету. Но дядюшка быстрым движением приподнялся, схватил ее за руку и заорал:
– Ты должна сказать! Понимаешь, должна мне сказать!
Гамар другой рукой прихватила с подноса конфету и, запихивая ее в рот, промычала:
– Не скажу.
У дядюшки глаза вылезали из орбит, губы дрожали. Он грубо рванул толстуху к себе и закатил ей крепкую пощечину:
– Должна сказать!..
Гамар так и замерла, приоткрыв рот. Она насупилась, как ребенок, в уголке губ вместе с непрожеванными сластями повисла капелька крови. Потом невнятно пробормотала:
– Не скажу. Если сказать, они убьют моего ребеночка… А я хочу ему рубашку связать.
Не знаю, что чувствовали остальные, но у меня от этого душераздирающего зрелища сердце готово было лопнуть или выпрыгнуть из груди. Почему никто не вступится? Почему они разрешают истязать эту бедную девушку?
Отец подбежал к дядюшке и сказал:
– Ага, она виновата. Но ведь девочка не в себе, не бейте ее.
– А вы не вмешивайтесь! – резко сказал дядюшка.
Тут Азиз ос-Салтане, которая тихо плакала, вдруг вскинулась и закричала:
– Думайте, что говорите! Сами вы не в себе… Что же это. – моя дочь, значит, ненормальная?! Чтоб тебя гром разразил, дрянная девчонка, по твоей милости все эти родственнички начнут теперь обо мне злословить!
Асадолла-мирза счел, что пришло его время вмешаться:
– Моменто, ханум, не надо шуметь, успокойтесь. Криками делу не поможешь.
Потом он подошел к Гамар, своим платком утер ей рот, ласково обнял:
– А ты, милая, не тревожься. Никто твоего ребенка не убьет. Ведь деток, у которых есть отец, никто не трогает. И если ага тебя спрашивает, кто отец ребеночка, так это только для того, чтобы его разыскать, чтобы он пришел к жене и младенцу. Чтобы он жил с тобой и с маленьким, понимаешь?
– Но ведь его здесь нет.
– А где же он, радость моя?
– Оставьте ее, девчонка не в состоянии ничего объяснить, – раздраженно произнес Дустали-хан. – Мы всю ночь до самого утра ее выспрашивали.
– Заткнись, советник Черчилля! – крикнул Асадолла-мирза. Дустали-хан бросился на него, но Асадолла-мирза, продолжая одной рукой обнимать Гамар, оттолкнул его, приговаривая:
– Господи, да заберите кто-нибудь этого Дустали – хама!
Когда Шамсали-мирза и отец усадили Дустали-хана на место, тот сквозь зубы прорычал:
– Ну, только ради светлой памяти отца твоего… А не то я бы тебе зубы в глотку вбил!
Асадолла-мирза, не обращая на него внимания, все так же ласково говорил Гамар:
– Дорогая, если ты скажешь, где он, мы сумеем его найти.
– А если скажу, обещаете, что не тронете моего ребеночка?.. Я ему рубашку приготовила, только один рукавчик осталось связать.
– Обещаю тебе, милая.
Дядюшка Наполеон был бледен как мертвец. Он молчал, но его судорожные движения, весь его вид выдавали внутреннее напряжение.
Губы Гамар приоткрылись в невинной улыбке, и она негромко проговорила:
– Его звали Аллахварди.
Все уставились на нее. А она слегка изогнулась, чтобы дотянуться до подноса со сластями, взяла оттуда что-то и положила в рот. Тут выступил вперед Маш-Касем:
– Неужто это она про Аллахварди, слугу индийского сардара говорит?
Гамар с полным ртом повторила:
– Аллахварди!
– Ох, родимые! Тот самый слуга – индиец, который обокрал своего хозяина и его выгнали?..
– Да, Аллахварди.
Возгласы присутствующих слились в общий крик. Дядюшка, казалось, вот – вот выйдет из себя, но по знаку Асадолла-мирзы он сдержался. Взорвалась Азиз ос-Салтане, до того словно онемевшая:
– О – ох, наказанье господне!.. Вот и воспитывай дочек – на свою беду… Со слугой индийцем… Господи, лучше бы мне умереть!
Тут уж дядюшка не мог больше терпеть. Голосом, который, казалось, исходил из глубокого колодца, он пророкотал:
– Слуга индийского сардара! Ясно… ясно… В меня метили! Я и моя семья обречены на уничтожение!
– И в этом англичане виноваты?.. – усмехнулся Дустали-хан. – Бедные англичане!
Дядюшка с мрачным видом шагнул к Дустали-хану, прошипев сквозь зубы:
– И ты?.. Ты тоже заодно с ними? Ты, сын моего дяди!..
Дустали-хан даже заикаться стал:
– Мм-не… н-не… не было этого!
Асадолла-мирза положил руку на плечо дядюшки:
– Простите его, ага, этот человек не силен разумом… Впрочем, сейчас не до него. Нам надо прежде всего отыскать Аллахварди.
– Асадолла прав, – поддержал его Шамсали-мирза, – Первым делом надо найти Аллахварди.
– Да зачем вам его искать? – вдруг завопил дядюшка. – Чтобы сын моего дяди об этого английского прислужника руки марал?!
– А вы можете предложить другой путь? – спросил отец.
– Настоятельно прошу вас не вмешиваться! Устои и репутация благородного семейства не такой предмет, чтобы…
Сердце у меня упало, но дядюшка, к счастью, не закончил фразы. С еще большей тревогой я ждал ответа отца, однако тут торопливо заговорил Асадолла-мирза – будто хотел возвести звуковую преграду между дядюшкой и отцом. Он снова взял руку Гамар и сказал:
– Ты, значит, справила свадьбу с Аллахварди… Наверное, как-нибудь, когда ты одна была дома, он пришел к вам и сказал: давай поженимся… Так ведь, деточка?
– Нет, – улыбаясь во весь рот, ответила Гамар.
– Тогда, значит, в тот день, когда его хозяина не было дома, он тебе сказал, приходи к нам, мы свадьбу устроим. Так, дорогая?
– Нет.
– Может, он поженился с тобой на базаре, перед пекарями, бакалейщиками и мясниками?
– Нет.
Маш-Касем, не в силах придержать язык, покачал головой и присовокупил:
– Господи помилуй, есть же такие негодяи!
– Ну так расскажи сама, как было дело, – настаивал Асадолла-мирза.
Гамар с бессмысленным видом продолжала поглощать сласти и ничего не отвечала. Асадолла-мирзе поневоле пришлось начинать свой допрос сначала. Но прежде он призвал присутствующих к терпению и выдержке.
– Значит, деточка, Аллахварди приходил на крышу, где ты спишь? – завел он опять.
– Нет, не приходил, – улыбалась в ответ Гамар.
– Говорю вам, вы от этой девчонки ничего путного не услышите, – снова запротестовал Дустали-хан. – Оставьте ее, подумаем лучше о другом.
– Пусть спрашивают! – рыдая, остановила его Азиз ос-Салтане. – У меня у самой сил больше нет еще одну ночь не спать до утра!
Асадолла-мирза отер пот со лба:
– Моменто, похоже, что это дух святой снизошел на нее… Видно, надумал еще разок прокатиться в Сан-Франциско!
Тут Гамар оживилась:
– Дядя Асадолла, а помните, вы мне обещали, если я буду хорошей девочкой, повезти меня в Сан-Франциско? Чего же не везете-то?
– Может, это дядя тебе гостинчик из Сан-Франциско привез? – язвительно спросил Дустали-хан.
Но Асадолла-мирза и все присутствующие так поглядели на него, что он опустил голову.
– Моменто! Значит, Аллахварди домой к вам не ходил, тебя к себе не приводил, на базаре вы с ним не были, на крыше – тоже, – снова обратился к Гамар Асадолла-мирза. – Куда же он тогда приходил и когда?
– Нет, – односложно ответила Гамар.
– Ну, может, в машине?..
– Нет.
Тут опять вылез Маш-Касем:
– Да откуда у этого нищего Аллахварди машина?! Господи, зачем врать?! До могилы-то… Этот мерзавец и мои двадцать туманов прихватил, когда сбежал.
Терпение Асадолла-мирзы подошло к концу. Срывающимся голосом он сказал:
– Ну, доченька, каким же образом тогда… Ведь по почте в Сан-Франциско не поедешь. Где ты видела Аллахварди, милая?
– А я не видела.
– Так – таки и не видела? На свете есть телефон, телеграф, а вот телесанфранциско, к сожалению, еще не изобрели. Ты вообще-то знаешь Аллахварди?
– Нет.
– Моменто, нет, действительно моменто! Так почему же Аллахварди – отец твоего ребенка?!
Набив рот сластями, Гамар ответила:
– Папа Дустали говорят, что отец ребеночка – Алахварди.
Тут все замерли, будто громом пораженные. На мгновение стало тихо. Азиз ос-Салтане, разинув рот и вытаращив глаза, медленно повернулась к Дустали, который суетливо озирался по сторонам, и хрипло произнесла:
– Дустали…
– М – м – мне… я… бог свидетель… Эта девчонка совсем полоумная… рехнулась… Совсем спятила! А я… м – м – не вообще… – заблеял Дустали-хан.
Асадолла-мирза не мог сдержать смеха:
– Моменто, моменто, моменто! Так это, оказывается, твоя работа?!
Дустали-хан еще раз попытался оправдаться перед застывшими в изумлении гостями:
– Отцом моим клянусь… Клянусь памятью Великого Праотца… Я…
Азиз ос-Салтане одним прыжком, словно шестнадцатилетняя девочка, перемахнула комнату и оказалась возле застекленного шкафа, стоявшего в глубине гостиной. Быстрым движением она повернула торчавший в дверце ключ, схватила одну из двустволок, которые всегда красовались там, и, прежде чем кто-нибудь успел пошевелиться, направила дуло прямо в живот мужу:
– Говори правду, а не то продырявлю тебя насквозь!
Дядя Полковник, который было сорвался с места вслед за ней, так и застыл на бегу, возопив:
– Осторожней, ханум, ружье заряжено!
– А вы стойте на месте, не то и вас пристрелю!
– Ханум, клянусь сыном: заряжено, ружье! Нынче вечером сам его заряжал – для пробы. А тут гости пришли, я и забыл вынуть патрон…
Но ни увещевания прочих родственников, ни повелительные указания дядюшки Наполеона не имели успеха: разгневанная супруга с трясущимися губами, вся бледная в ответ взревела:
– Заткнитесь вы все! Пусть этот павиан говорит.
В голосе у нее слышалась такая ярость, что никто не осмелился двинуться. Гамар было привстала, но Шамсали-мирза силой удержал ее. Дустали-хан, дрожа всем телом, отрывисто, будто из могилы, выговорил:
– Святым Кораном… душой отца клянусь! Вы мне только разрешите… я все скажу…
– Отвечай, убью! – рычала Азиз ос-Салтане. – Зачем ты велел Гамар свалить все на Аллахварди?
– Не… м – мне… я… я видел, что она… что она не знает имени того человека… забыла она! Я думал, по крайней мере… по крайней мере, позора меньше, ну, раз она сама про Аллахварди…
В это время Гамар залилась смехом:
– Ну и врун же этот папа Дустали! Будто не вы говорили: если не скажешь, что Аллахварди отец ребенка, я твоего младенчика убью?
– Заткнись!.. – завопил Дустали-хан. – Поверьте… Ага, скажите вы хоть словечко! Да не стану я со своей же падчерицей… Разве можно это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64