Что тут скажешь? Тут надо брать пулемет и топать на перекресток – кооперативщиков стрелять. Хотя причем здесь они? Не причем. Крутанулись ребята, вовремя поняли, откуда дует ветер перемен. А если ты этого не сделал: не успел, не захотел или не смог – это уже твои проблемы.
– Ладно, давай спать ложиться, – выдавил я из себя.
– Не, ты погоди, – остановил меня Сергей.
Я недовольно поморщился: главное сказано, сказанное общеизвестно, обсуждению не подлежит, а посему заседание закрывается.
– Дело-то вообще не во мне и не в Людке, – торопливо продолжил мой друг, – Ты ведь в N – ской мотострелковой дивизии служил?
– Ну.
– «Вэ-че» номер…
– Ну.
– Ты еще «и-го-го» скажи!
– Не дразнись, а то в ухо получишь.
– Не, ты слушай внимательно, – Серый выдержал эффектную паузу (не будущий инженер, а Евгений Петросян, мастер разговорного жанра!), – Подожди – ка…
Серега быстренько разлил оставшуюся водку и стал рыскать глазами по столу в поисках закуски.
– Больше ничего нет, – остановил я его поисковые действия.
– Ладно, рукавом… Так вот, Людмила сказала, что перед уходом от Аллы она обратила внимание на небольшое фото пацана в военной форме – оно под стеклом в шкафу торчало. Поинтересовалась, кто такой… Оказалось, что Алла переписывалась с этим парнем. Ну, знаешь, «Комсомольская правда» рубрику такую вела – «Дружба по переписке» или что-то в этом роде…
Начали они это дело еще до службы пацана в армии, потом, когда его призвали – еще месяца три. Затем он ни с того ни с сего прекратил переписку. Алла совсем недавно решила отправить ему письмо по домашнему адресу. Ответила мать этого солдата, фамилия его Варегов, и сообщила, что он погиб в Афганистане. Назвала в письме номер полевой почты. Людка на всякий случай его записала – решила у меня узнать, может пересекались где… А я вспомнил, что это твой…
Я молчал.
В голове отбойным молотком стучала фамилия: «Варегов, Варегов…»
Я вспомнил его сразу же, как только Серый назвал эту фамилию. Вспомнил, но даже сейчас в глубине души не хотел верить, что Земля круглая до такой степени. Вот тебе еще один рикошет…
– Андрюха, ты его знал? – голос моего друга донесся до меня, как из другого мира.
Я вытащил из пачки последнюю сигарету и подошел к окну.
На улице давно погасли фонари. Лишь только свет моего окна рассеивал мглу, освещая падающие за ним хлопья снега. Через дорогу светились красным занавески еще одного полуночника.
– Андрей… – позвал из глубины комнаты Серега, – Оставишь…
– Блок «Стюардессы» на холодильнике.
Сергей молча встал и прошел на кухню. Остался курить там: в таких случаях мы становимся не в меру чуткими и внимательными.
Вадим Варегов. Я не знал о нем практически ничего. Кроме того, что нас навсегда связало Красное ущелье. Но он не смог оттуда выбраться, а я сумел. Сумел ли?…
Часть вторая
Красное ущелье

Афганистан, май 1988 года
3.
Выстрел глухо хлопнул по барабанным перепонкам с каким-то странным металлическим звоном, как будто болтом ударили по рельсу.
Вадим опустил руки, зажимавшие уши, и бросился к краю площадки – смотреть, куда упадет мина.
– Где она взорвется? – обернулся он к сержанту, безрезультатно обшарив глазами желтый склон сопки напротив.
– Видишь слева «духовскую» тропу? – командир отделения повернул Вадима в нужную сторону.
– Ага, – ответил тот, хотя ровным счетом ничего не увидел.
Детали скрадывались в однообразном горном ландшафте, окружавшем их: красно – буро – желтом. Цвете скал, трещин, провалов и выжженной солнцем скудной растительности.
– Над ней дерево, – сержант довернул Вадима еще на полметра, – Вот там она и должна рвануть.
«Может, она уже рванула, а я проморгал?» – беспокойно подумал Вадим, – «Что-то слишком долго она летит».
Он посмотрел на невозмутимое лицо сержанта с редкой светлой щетиной, пробившейся на коричневой от загара щеке.
– Горы скрадывают расстояние, – произнес сержант, отвечая на не прозвучавший вслух вопрос, – Кажется близко, а на самом деле… Тут все – обман! – закончил он неожиданно жестко.
Тут Вадим краем глаза заметил небольшое облачко, как бы невзначай взметнувшееся около темной нитки тропы («Вот она где!»), упрямо ползущей по склону горы.
Облачко взметнулось и опало. Порыв ветра быстро разметал его, снес в сторону. Звук разрыва Вадим так и не услышал.
– Все, концерт окончен, – ответил командир отделения на второй, такой же немой вопрос Варегова «что дальше?»
Он взглянул на молодого солдата и совершенно другим тоном – властным, не допускающим раздумий, добавил:
– Отдохнул? Тогда, Варегов, хватай бачок и дуй за водой. Восхождение свое ты уже отметил. Мухин! – окликнул сержант солдата, сидевшего, свесив ноги, на бруствере мелкого окопчика, – Пойдешь вместе с ним, старшим.
4.
…Странное дело, попадаешь на войну, а ее нет. Вернее, не чувствуешь. С детства, проглатывая запоем книги о ней, представлял «театр военных действий» скопищем снующих людей, железа, огня и дыма. Атаки, контратаки…
Из репортажей по телевизору, повествующих лопухам в Союзе о героической афганской войне, насмотрелся на сплошные ревущие «вертушки», проводки колонн под грохот разрывов, коварных душманов в длинных серых рубахах, чалмах и с китайскими «калашниковыми» в руках…
…А тут – какая-то экскурсия по экзотической азиатской стране.
Колонна из «Уралов» пылит по дороге, утыканной по обочинам редкими разлапистыми кустами. И ты, подобно туристу с пробковым шлемом на голове и фотоаппаратом на шее, простодушно восклицаешь: «Так это и есть миндаль?!»
Высоченные, узкие, как клинки, деревья вырастают на пути. «Так и здесь есть пирамидальные тополя?» – восторженно приветствуешь воспоминания из детства, когда отдыхал с папой-мамой в Геленджике.
За тополями появляются низкие и глухие глинобитные заборы, скрывающие под стать им домишки с плоской крышей. Они смахивают на пародию старых ферм в русском селе.
«Смешно, там у нас в таких скотину держат, а здесь люди живут. Это и есть кишлак? А вон в том, побеленном, и с крашенными оконными рамами богатей живет? Мда-а…»
Критическим взором осматриваешь окрестности, чувствуя в душе гордость за причастность к иной цивилизации.
Наверное, такие же чувства испытывал Джеймс Кук, мореплаватель и цивилизатор окраин Земли, поглядывая на покрытые банановыми листьями хижины дикарей. Правда, впоследствии дикари преподнесли ему замечательный урок, приготовив из него аппетитный ужин и наплевав при этом на ружья и пушки моряков.
Мораль, необходимая для любого «цивилизатора»: поскольку Земля круглая, то окраин на ней быть не может. И любой остров Папуа – Новой Гвинеи является в своем роде неповторимым и достойным уважения пупом земли, что и Лондон с Нью-Йорком.
Но это знание обычно приходи позже. А пока…
Босоногие ребятишки, черные то ли от загара, то ли от грязи, машут вслед колонне руками. Угрюмые взгляды заросших бородами мужчин заставляют внутренне поджиматься и отвечать таким же колючим прищуром.
Женщины в цветастых платьях до пят, с черными мешками и покрывалами на головах, будят совершенно другую реакцию бесплатных туристов, как минимум полгода переживающих половое воздержание:
– Пацаны, смотрите – паранджа! Своей девчонке такую же пошлю!
– Го-го-го! Каменный век! Гляди: у этой только нижняя часть лица закрыта, вишь, как глазами стрельнула! Пацаны, больше на русских телок не смотрю – тут покруче биксы ходят!
– Тогда тебе обрезание надо будет сделать. По самые помидоры!…
– Ха-ха-ха!!!
– А это что за серьезные ребята с «калашами» на перекрестке стоят? Сорбозы? Армия местная, что ли?
– Эти, вроде, рады нам. Вишь, как улыбаются…
– Еще бы, без нас им кранты. Хотя, бывает, целыми полками к «духам» переходят. Ненадежная публика.
– У-у, сволочи…
– Смотри – смотри: мужик в европейском пиджаке идет. Руку к сердцу прижал. Приветствует!
– А ты ему тоже кепочкой помаши!
– Го-го-го!!!
Реплики, шутки, подначивания, хохот.
И плевать, что у бортов в конце кузова сидят «старики» с оружием в руках, сопровождающие молодое пополнение. Плевать, что с обоих концов колонну ведут «бээрдээмки»…
Все не так страшно, как казалось. Экзотика, залитая щедрым майским солнцем жаркого юга. Разве под таким веселым светом есть место страху и опасностям? «Старики» с напряженными лицами смотрят по сторонам, сжимая оружие. Но кто относится к этому всерьез? «Чего ты хочешь – ветераны! Понт перед молодыми держат!»
Время от времени кто-нибудь из старослужащих бросает снисходительный взгляд на веселящихся салаг в новом, еще не обмятом обмундировании. Пускай, немного им осталось. Эти «слоны» думают, что полгода в армии, да еще в Союзе, их многому научили. Ничего, душары, скоро узнаете, почем фунт лиха. И от нас, и от «душманов». Тут вам не там, не Союз, не детский сад…
А вопросы сыплются. Вопросы, на которые можно небрежно ответить: пусть познают местные специфические условия.
– Это и есть «зеленка»? Ч-черт возьми, настоящий сад. Деревьев-то сколько. Смотри, апельсиновое! У меня мать – учительница биологии, я знаю! О, «вертушка» на бреющем идет…
– Ми-24, его здесь «крокодилом» зовут, – объясняет всем желающим знаток из молодежи.
– Ого, – не унимается любознательный, – Белый дворец на холме… Наверное, там хан жил?
Последний вопрос обращен явно к «старикам». Но те вдруг почему-то замолчали.
«Вертушка» делает крутой разворот, проходит вдоль колонны, затем с ревом отваливает в сторону. Через минуту раздается резкий скрежещущий звук, как будто какой-то псих развлекается, царапая одной железкой по другой. Тут же раздаются глухие удары. Как в барабан: бам-м, бум-м…
– А ну заткнулись! – повернулся к молодым здоровяк с ручным пулеметом на коленях, – Если что, по моей команде – из машины. По очереди и без паники! Кто будет суетиться и мешать другим – грохну!
«Неужели это были выстрелы?» Веселье мгновенно сменяется на напряженное вслушивание, ожидание неизвестного.
Оно исподволь накапливается и под брезентовым, хлопающим под горячим ветром тентом грузовика, и за нежно – зелеными ветвями ханского сада, уже успевшего покрыться безобразной бурой пылью дороги.
Ожидание неизвестного. Мускулы напряжены, но опасности не чувствуется. Не потому, что ее нет, просто сознание не успело перестроиться. Оно еще меряет жизнь мирными категориями. Как в игре в казаков – разбойников: волнуешься, но знаешь, что каким бы ни был финал, он все равно будет. А смерть – это когда ничего нет…
Все существо человека, впервые попавшего на войну, противится новым, страшным правилам игры. Финал, которой при неблагоприятном для тебя, но таком возможном раскладе, даже не сможешь ощутить.
Медленно, со скрипом, твое сознание поворачивается навстречу новой реальности. Сейчас ты более всего беззащитен: гибнут прежде всего новички. И дай тебе Бог пройти путь от щенка до волка как можно быстрее…
Дорога поворачивает. Бурая пыль широкой плотной пеленой заволакивает и «зеленку», и «ханский сад», и «вертушку».
Эти определения, ничего не значившие для тебя еще полчаса назад, теперь властно ворвались в твою жизнь, перестали быть абстрактными понятиями, поставили себя на то место, когда не они от тебя, а ты от них зависишь полностью и безоговорочно.
Пыль заволакивает окружающий ландшафт и, помимо воли, становится спокойно. Словно этот плотный занавес из мельчайших частиц чужой земли сможет защитить от всех мыслимых и немыслимых опасностей и бед, караулящих на этой дороге.
Но веселье, переполнявшее тебя всего десять минут назад, не возвращалось. Потому что оно выросло из желания подавить тревогу перед неизвестным будущим.
Колонна из десятка «Уралов», трех «КАМАЗов» – «наливников» (когда они успели пристроиться к ним, Вадим не заметил) в сопровождении бронетехники, поднялась по дороге на небольшое плато. И встала у подножия крутой сопки, покрытой желтой травой.
По российским меркам, в начале мая весна только-только должна разворачиваться во всей своей красе. А здесь, в Афганистане, трава уже выгорела на солнце. Ослепительный диск щедро поливал природной радиацией суровую горную местность. И не было ничего вокруг, что могло смягчить человеческий взгляд. Запыленные военные машины идеально вписывались в ландшафт.
«Здесь хорошо только умирать и воевать», – подумал Вадим, разглядывая из кузова грузовика небольшой кусок окрестностей, что достался на его долю из-под брезентового тента. Окружающий неласковый пейзаж медленно, словно при проявке фотоснимка, проступал из оседавшей пыли, поднятой колесами и гусеницами колонны.
Пыль. Теплая и жирная, она уже давно облюбовала внутреннее пространство кузова «Урала». По-хозяйски стояла столбом. Завихрялась в лучах солнца, пробивающегося через дырки в тенте, как-то странно расположенные – в строчку под углом… Важно лежала на незанятых солдатскими задницами досках сидений. Фамильярно устроилась на лицах. Вальяжно поскрипывала на зубах.
Солдаты отхаркивались и отплевывались, щедро полоскали глотки нагревшейся водой из фляжек.
Но пыль имела численное преимущество. Более того, она была дома. Поэтому и вела себя соответственно, всячески показывая белолицым юнцам с красными облупившимися носами, этим чужеземцам с далекого неведомого севера, что они здесь всего лишь гости. А посему им придется если не мириться, то принимать в расчет особенности характера хозяев окрестностей.
«Старики» привычно, едва коснувшись руками бортов, выскочили из машины на дорогу:
– Эй, орлы! Кто хочет отлить – давай, только быстро. Ради ваших пузырей колонна стоять не будет.
Бойцы охотно посыпались из машины, дружно выстроились по обочинам дороги, облегчением естественных потребностей мстя все той же пыли, прибивая ее к грунту.
– Э! Черт! Куда попер?! – резкий окрик отдернул назад книжного знатока местных обычаев. Того самого, что обозвал вертолет «крокодилом».
Парень из врожденной культурности решил уединиться за валунами в метрах десяти от трассы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31