Из Венеции перенес сюда свою резиденцию великий магистр, а Мариенбург превратился в неприступную крепость с роскошными внутренними покоями, стал притягательным местом не только для западных искателей разбойничьих приключений, но и августейших их земляковкоролей и принцев, князей и маркграфов. Красный зев каменного чудища был оскален острыми башнями — зубьями на солнечный восход, окна — бойницы свирепо взирали на восточные просторы…Одно важное историческое обстоятельство просветляет международную ситуацию в этом европейском регионе конца XIV — начала XV в. «Христианизировать» здесь стало некого, и, таким образом, пропадал смысл существования Тевтоно — Ливонского ордена, если б у пришельцев не оставалось стародавней главной цели — военной захватнической экспансии, устремленной на восток. Польша и только что католицизированная Литва вдруг ясно увидели, как обкусываются кусок за куском их земли. И вот средневековый немецкий милитаризм скликал в Мальборк под свои стяги всю свободную ратную силу Запада, и после первык легких побед к середине лета 1410 года скопилось в одном месте более восьмидесяти тысяч до зубов вооруженных воинов; впрочем, есть историки, доказывающие, что их было чуть поболе тридцати тысяч — тенденции к преувеличению ратных сил не избежал тогда, кажется, никто. Они сконцентрировались на пограничье древних поселений пруссов, поляков и литовцев, между деревнями с уже чисто немецкими названиямиГрюнвальд и Танненберг или, по русским летописям, «межи грады Дубровиа и Острога», построились в боевой порядок — не традиционной железной «свиньей», а протяженным фронтом, выдвинув вперед не длинные пики из-за тяжелых щитов, а новое для тех времен оружие — затаенный в железных стволах огонь, гром, каменнья да свинцовые ядра, что могли пробивать прогалины в строе противника, на лету срывать головы людям, ломать ноги лошадям; около ста бомбард было выдвинуто перед рядами рыцарей.Сакраментальный «Drang nach Osten» должен был свершиться одним гигантским прыжком. В достоверном средневековом сочинении говорится, что Великий Магистр Ульрих фон Юнгинген «хотел подчинить своей власти многие страны и королевства». Перед ним простирались Литва и Польша, но какие имелись в виду другие «страны и королевства»? Насмерть поразив ближайшую цель, не мечтал ли магистр Ульрих фон Юнгинген выйти на псковско — новгородские рубежи, последний оплот русской независимости, чтоб рассчитаться за давние поражения, начиная с Ледового побоища, потом ринуться" к границам таинственно возрождавшейся Московии, разбившей ровно за тридцать лет до того орды Мамая, тоже мечтавшего покорить многие страны и королевства? Ведь Москва только что снова подверглась нападению степняков, была разграблена степняками ее земля.Стратегические же тылы крестоносцев были перед этим обеспечены — Ульрих фон Юнгинген сумел заключить союз с чешским королем Вацлавом и венгерским Зигмундом, родственником польского Ягайлы. У войска, что встало 15 июля 1410 года перед фронтом ордена, бомбард не было. Польские войска — пятьдесят одно боевое знамяпод командованием краковского мечника Зындрама из Машковиц заняли левый фланг, литовско — русское войскосорок хоругвей — правый. В центре русско — литовского войска стояли три смоленских полка, закованные в латы и вооруженные тяжелым боевым оружием, пришли на битву отряды из Киева, Львова, Бреста, Витебска, Гродна, Полоцка, Пинска, Лиды, Новогрудок, Вылковыска, Кременца, Мельницы, Дрогичина, Стародуба, Галича, Перемышля, Холма, Новгорода Великого и Новгорода — Северского… Издалека пришли на битву четыре тысячи чехов-патриотов, в рядах которых находился будущий знаменитый вождь гуситов Ян Жижка, затаилась в сторонке на дороге, ведущей в тыл, к Ульново (Фаулену) летучая татарская конница. Оба крыла огромного войска опирались в болота, речки и озера, что, как и на Куликовом поле, делало невозможным фланговые обходы и удары с тыла.Предстоящее главное сражение на втором фронте восточноевропейского средневековья должно было решить исторические судьбы многих народов обширного региона.Поле это напоминает великие русские ратные поля — Куликово, поле под Бородином и Прохоровкой. Простор, селеньица вдалеке, запашки, а ближе к центру кустарники, перелески, леса; «грюнвальд» по — немецки — «зеленый лес». А в центре поля разнотравье — зеленые проростки жизни из крови павших воинов разных народов. И сама природа на месте Грюнвальдской битвы свершила земное поднятие, будто возвысила над окрестными низинами историческое значение события 1410 года…Асфальтированная автомобильная стоянка, киоск с открытками, дорожки к памятнику, установленному в I960 году, к 550 — летию битвы — высоченная железобетонная колоннада с гербами наверху, среди коих все больше одноглавые польские орлы, каменный монумент рядом, сделанный в условной современной манере. Поодаль — полукруглое кирпичное здание, в небольшом фойе которого картины давней битвы, копья, мечи, секиры, шлемы, рыцарские доспехи, а из-за шторы, из темного зала доносится громкая боевая музыка, крики, команды, лязг железа; на экране демонстрируются отрывки из современной киноэпопеи о Грюнвальдской битве. Какой она была?В последней поездке по польским городам и весям у меня с собой была тоненькая книжечка, приобретенная случайно по пути. Со мной ездил мой польский друг, свободно владеющий пятью европейскими языками, он меня знает много лет и, значит, знал, что мне надо. В лодзинском магазине букинистической книги, быстро перебирая полку за полкой, он выудил тоненькую брошюрку, изданную в Петербурге в 1885 году. С ходу я взял ее — что в наше время сорок злотых? — это был, как говорится, мал золотник, да дорог: речь Михаила Осиповича Кояловича на торжественном заседании Славянского благотворительного общества, посвященном 475 — летию Грюнвальдской битвы. Раскрываю ее… «Наша Куликовская битва имела великое значение не в одной восточной России. Кроме восточной России и татарского мира нравственное ея влияние простиралось далеко на Запад, в тогдашнее Литовское княжество, и отразилось даже на Грюнвальдской битве, которая походила на Куликовскую даже внешним своим ходом».Были, однако, и различия в общем ходе великого сражения и множестве частностей… «Перед началом битвы в литовско — русской и польской частях соединенного славянского войска обнаружились резко противоположные особенности. Витовт и его литовско — русское войско скоро устроились и сгорали нетерпением сразиться. Ягайло медлил, и польское войско плохо устраивалось. Ягайло горячо отдавался делам благочестия. Известно, что и наш Дмитрий Донской отдавался, перед походом на Дон, великому благочестию. Но у Ягайлы вышло нечто иное, утрированное. Еще до прихода на поле битвы все войско (т. е. христианская его часть) и его вожди исполняли христианские обязанности, исповедались и приобщились. Ягайло счел нужным еще исповедаться и приобщиться и потому отстоял обедню, но затем опять стал слушать вторую обедню,.а неприятель уже подходил, был на виду. Витовт понукал Ягайлу выезжать к войску (богослужения шли в ближнем тылу польской армии. — В. Ч.), начинать битву и насилу убедил его сесть на лошадь, но и на лошади Ягайло стал еще исповедоваться. Подозревали, впрочем, что он переговаривается с духовником насчет мирных предложений, которых ожидал от рыцарей»…Все это было похоже на Ягайлу, сына Ольгерда и тверской княжны Ульяны, великого князя литовского и польского короля, того самого, что отвернул в 1380 году от Кулнкова поля. Основатель польско — литовской династии Ягеллонов около шестидесяти лет пробыл на политической арене Восточной Европы, не оставив, однако, слишком заметной печати своей личности на тогдашних событиях огромного исторического значения. Взгляды историков на Ягайлу противоречивы, и многие считают его человеком небольшого ума и слабого характера, десятилетиями руководимого польскими феодалами и главным образом католическим духовенством. Исторические события, несомненно, зависят от главных личностей эпохи, просветляют в сознании современников и памяти потомков натуры сильные, волевые, интересы и поведение коих объективно совпадали с интересами народных масс, поступательным ходом истории, — Александра Невского, Довмонта Псковского, Дмитрия Донского, и негативные, отражавшие регрессивные исторические тенденции — Мамая, Ульриха фон Юнгингена; да и Ягайло, как известно, не удостоился прозвания Грюнвальдского…Ясное июльское солнце с утра било в глаза немецким рыцарям, их оруженосцам и лучникам, раскалило к полудню доспехи, и нельзя было покинуть строй, чтоб напоить коней, уставших под грузом тяжелых вооруженных всадников. Изнывали от зноя литовские, польские, русские, чешские полки. И вот Ульрих фон Юнгинген в нетерпении прислал Ягайле и Витовту обидный вызов на битву.Грюнвальдская битва хорошо описана у замечательного польского историка Яна Длугоша, жившего в XV столетии. К сожалению, его двенадцатитомная «История Польши», написанная на латинском, полная ценнейшж исторических подробностей и художественных достоинств, на русский язык не переведена, и польские друзья изложили мне кое — что по краковскому изданию 1925 года. Вернувшись домой, я, однако, разыскал единственный русский перевод именно того отрезка польской истории, что был связан с Грюнвальдской битвой… Ульрих фон Юнгииген прислал, оказывается, королю Владиславу (Ягайле) с герольдами «два меча, как поощрение к предстоящей битве, чтобы ты с ними и со своим войском незамедлительно и с большей отвагой, чем ты выказываешь, вступил в бой и не таился дальше, затягивая сражение и отсиживаясь среди лесов и рощ»… Но и такой «подарок» не побудил Ягайло к действиям.Общего сигнала так и не последовало, и вот литовская конница отважно и стремительно ринулась в атаку. Быстро смешались ряды сражавшихся, и бомбардиры врага не успели управиться — более или менее эффективными оказались лишь первые два залпа, и тут же главный удар тяжелого конного рыцарства немцы направили на литовско — русское войско. Пение победоносного орденского гимна огласило окрестности, его заглушил лязг стали…Согласно Я. Длугошу, вступили в сражение и поляки. Войско крестоносцев было жестко и строго организовано. Основу его составляла ударная конница. Начальная боевая единица — «копье» — состояла из тяжеловооруженного рыцаря, легковооруженного оруженосца и лучника. 20 — 100 копий составляли «знамена», отряды, которые выстраивались в клинья. И вот гигантский клин потянулся по дорогам и полям, нацеливаясь острием на центр союзного войска, где стояли русские полки. Замысел Ульриха фон Юнгингена и его командующих — великого контура Фридриха фон Валленрода и великого маршала Конрада фон Лихтенштейна — состоял, очевидно, в том, чтобы, уничтожив центральные русские полки, рассечь союзные войска надвое и бить по частям поляков и литовцев. Ян Длугош:«Когда же ряды сошлись, то поднялся такой шум и грохот от ломающихся копий и ударов о доспехи, как будто рушилось какое — то огромное строение, и такой резкий лязг мечей, что его отчетливо слышали люди на расстоянии даже нескольких миль. Нога наступала на ногу, доспехи ударялись о доспехи, и острия копий направлялись в лица врагов; когда же хоругви сошлись, то нельзя было отличить робкого от отважного, мужественного от труса, так как те и другие сгрудились в какой — то клубок и было даже невозможно ни переменить места, ни продвинуться на шаг, пока победитель, сбросив с коня или убив противника, не занимал место побежденного».Первый ряд русских был изрублен без остатка, смялись второй и третий ряды, потом в сече пал весь передовой полк смолян, уронив свою хоругвь. Возникла опасность для правого фланга польского войска, который стал подаваться под натиском немцев, часть коих уже прорывалась к обозам, а некоторые литовские беглецы понесли в Литву паническую весть о победе немцев, которые в десятки тысяч глоток уже запели над полем: «Христос воскрес!»В речи М. О. Кояловича меня поразило одно сведение — оказывается, немецкие историки, совсем в духе будущих «евразийцев», приписывали великую грюнвальдскую победу той самой легкой татарской коннице, что стояла на крайнем правом фланге соединенных славянских войск, готовая в любой момент броситься на добивание бегущего противника или… стрекануть по спасительной дороге на Ульново! Тезис не верен и даже спекулятивен хотя бы потому, что серьезные комментаторы битвы считают общую численность легковооруженной татарской конницы всего в 1000 — 2000 всадников.Нет, как признает объективная история, исход битвы предрешили смоленские полки, что стояли насмерть, наваливая копьями, мечами и секирами вал за валом перед собой! Это был центр всего объединенного войска — на стыке сходящихся дорог из Грюнвальда и Танненберга, и, когда в ходе боя образовалась движущаяся по этим дорогам знаменитая железная «свинья», она уперлась рылом в булатную стену смолян, не отступивших ни на шаг. Они не только защитили правый фланг польского войска, но даже начали бить, как говорил Коялович, в бок немцам, уносившимся за литовскими беглецами. И далее: «Витовт, изнемогавший в усилиях остановить, собрать и устроить беглецов, имел, однако, достаточно присутствия духа, чтобы понять величие момента и доблести смольнян. Он послал им подкрепление, стал понукать Ягайлу, бывшего сзади войска, выехать в переднюю часть польского войска, чтобы одушевить его; сам, между тем, стал командовать и своим оставшимся войском и польсяим».Воображаю кульминационный момент битвы. Безвестный смоленский витязь в русском шлеме, защищенный вместе с конем булатными латами, с блистающим булатным русским мечом прорубает с товарищами просеку в рядах врагов, прорывается к штандарту Великого Магистра, отбрасывает его копье, приподнимается на стременах и через головы охранников направляет каленое острие своего длинного копья в грудь Ульриха фон Юнгингена, поразив его «под сосок».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103