Знаете, сбыт этого товара во все времена был гарантирован…— А что за находки?— Ну, прежде всего кузнечные горны, специальный инструмент — кувалды, наковальни, а также отходы и полуфабрикаты изделий. Во-вторых, огромное количество археологически сохранившегося, легко опознаваемого оружия и средств защиты воинов…При неполном раскопе Серенска найдено сто двадцать три каленых наконечника стрел, шесть наконечников копий, сабля, сабельные ножны, мечи, железные кистени, бронзовая булава, восемь обрывков кольчуг, пятьдесят девять пластин от брони.— Есть и вполне сенсационная находка, — говорит мне Татьяна Николаевна.— Что вы имеете в виду? — спрашиваю.— Железная личина, — торжественно произносит Никольская, и я вздрагиваю. — Кованая защитная маска, почти точно повторяющая черты лица воина.Вздрагиваю потому, что до этого разговора успел уже написать о «железных воинах» на козельских стенах, допустив, что если в далеком залесном Вщиже, раскопанном академиком Б. А. Рыбаковым, обнаружилась «личина», то в такой стратегически важной крепости, как Козельск, они тоже должны бы быть на вооружении! И вот оно, подтверждение, — в Серенске, ремесленной и оружейной мастерской Козельского удельного княжества, найдена железная маска! Их пока всего несколько экземпляров в распоряжении ученых, но надо учесть, какая еще лежит перед нами археологическая целина. Между прочим, на вооружении западных рыцарей «личин» в то время не было, они надевали на головы цилиндрические ведра с прорезями для глаз. «Ведра» эти были тяжелы, громоздки, сужали обзор…Подвожу разговор к наиболее важному для меня:— В вашей краткой специальной публикации о раскопках Серенска гибель города не датирована…— Это время нашествия орды, чему в археологическом материале нашлось бесспорное доказательство. Десятая часть наконечников стрел — по классификации знатоков средневекового оружия — монгольские так называемые «срезни». Они откованы грубо, наспех и даже несколько напоминают каракорумскне.— Необыкновенно интересно! — продолжил я тему. — Конечно, радиокарбонный метод не может уловить разницу в год-два, но нет ли других способов определить, когда погиб Серенск-в 1238 или 1239-1240 годах?— В летописях о взятии Серенска нет ничего — ни в наших, ни у Рашид-ад-Дина, ни в монгольских или китайских источниках. А для вас эта разница в один-два года имеет значение?— Да! — откликнулся я. — Очень важное.— Не знаю, как вам помочь. У меня были другие задачи.— Ну, а если представить общую картину гибели Серенска? Ров там не был слишком трудным препятствием, это не Козельск. И осадных орудий для низких стен, очевидно, не потребовалось. Да и тащить их через лесное бездорожье — дело нереальное. И налет был достаточно внезапным, хотя вполне возможно, что сторожа и предупредили город за несколько часов до штурма. Професспональные воины, взявшие до этого столько сильно укрепленных городов, очевидно, по арканам и лестницам, сделанным на скорую руку, пошли на общий яростный штурм и, овладев в нескольких местах стеной, ворвались в город. Может, даже среди ночи…— При раскопках детинца мы, между прочим, обнаружили одну археологическую загадку.— Что именно?— Невероятное количество горелого зерна.Я онемел.— Понимаете, ну просто — сплошное зерно! — восклицает Татьяна Николаевна. — Толстый слой. Везде! Давали на исследование специалистам. Рожь, мягкая пшеница. Конечно, город ремесленников обменивал свои изделия на сельскохозяйственные продукты, выращенные на примыкающем распаханном водоразделе, но не ясно, почему перед гибелью Серенска столько зерна оказалось в его детинце, — аналогов этому нигде нет! Один найденный в детинце нож, облепленный горелыми зернами, я так и оставила…Она продолжала говорить, а я слушал и не мог произнести ни слова… Будто из-за стены голос:— Быть может, это был свежий осенний урожаи, но почему он оказался в детинце в таком количестве?— Нет, — прихожу я в себя. — Дело было весной.— Вы так думаете?— В апреле 1238 года, — уточняю я. — Когда часть орды стояла у Козельска.Степным воинам, прошедшим с боями тысячу километров по зимним дорогам, ничего не стоило в любое время года преодолеть водоразделом каких-то сорок верст — это два-три дневных перехода на истощенных конях, если выбирать сухие и малолесные места. Остаткам орды в тот момент позарез нужно было зерно! И еще три обстоятельства исключают гибель Серенска во время второго набега на Русь: 1. В 1239-1240 годах орда шла хлебородными и густонаселенными южными землями, не нуждаясь в фураже. 2. Даже Переяславль, Киев и Чернигов были попутными пунктами в далеком западном походе, не говоря о других небольших попутных городах. Было бы абсурдным отклоняться далеко на лесной север ради какого-то крохотного ремесленного Серенска, если полководцев орды не соблазнил ни Брянск, ни Любеч, ни даже древний богатый Смоленск, где только каменных церквей, наполненных драгоценной утварью, стояло к тому времени около двадцати. 3. Субудай и Бурундай, Бату и Кадан, некоторые сотники, тысяцкие и рядовые участники второго западного похода прекрасно помнили, что весь водораздел за Жиздрой с его двумя городами — Козельском и Серенском — они превратили в мертвую пустыню; там не было ни жилищ, ни скота, ни зерна, ни людей.— Да, вы знаете, — задумчиво произносит Никольская, — при раскопках Серенска мы на каждом шагу обнаруживали человеческие скелеты. Поврежденные огнем и совсем целые, женские и детские в том числе. Ох, много! В бывших погребах и подвалах жилищ, в мастерских, постройках детинца… Наверное, задохнулись дымом, погибли в пламени…Может, жители этого средневекового рабочего городка защищались до последней возможности и, поняв, что гибель неизбежна, сожгли себя вместе с зерном?Любознательный Читатель. Ну, знаете, это уж, наверное, из области чистой фантастики!— Почему же? Те времена доподлинно знают также… Стоял в Азербайджане богатейший город Ганджа. Прорвавшаяся из Персии орда обложила в 1235 году этот город и взяла приступом. Армянский летописец Киракос пишет; «Тогда жители, видя город во власти неприятеля, частью сожгли себя вместе со своими жилищами, чтобы не попасть в руки неприятелей, частью сожгли все, что можно было сжечь, и остались только сами», но враги «перерезали всех жителей, не различая ни мужчин, ни женщин, ни детей». Возможно, так было и в Серенске.С нетерпением ждал я окончания летнего археологического сезона 1980 года: что нового найдет Т. Н. Никольская, продолжающая раскоп Серенска? Быть может, новые «срезни», меч или целую сохранившуюся в золе кольчугу, наполненную костями безвестного русского воина? Не каждый читатель, верно, знает, что это простое защитное средство было чудом средневекового мастерства. Полная кольчуга делалась из многих тысяч мелких колечек, и подобное стальное одеяние было найдено однажды на Куликовом поле. А для тех, кто пока совсем лишен уважительного интереса к родной старине, я кратко сообщу об одном ювелирном чуде — тверских колтах, сработанных на Руси задолго до нашествия восточных орд. Слово «колты» — старинное, и его трудно сыскать в современных словарях; означает оно ушные подвески, женские серьги. Представьте себе кольцо с полукружием внизу, к которому припаяно шесть миниатюрных серебряных конусов. На каждый конус напаяны колечки диаметром чуть поболе полумиллиметра из проволоки толщиной в две десятые миллиметра. И вот в каждом из тысяч этих кольцевых гнездышек сидит крохотное зернышко серебра диаметром в четыре сотых сантиметра! Размеры эти установлены специальной современной микрофотосъемкой, и я не понимаю, попросту отказываюсь понимать, каким образом мастер почти тысячу лет назад мог без микроскопа или хотя бы сильнейшей линзы проделать такую тончайшую, поражающую воображение работу!.. Звездчатые эти колты дивно искрили, переливались, сияли, играли при легчайшем повороте головы тверской модницы. Волшебное творение средневекового русского ювелира чудом дошло до наших дней — его сохранила земля, и им сегодня можно полюбоваться в ленинградском Русском музее. И другие изделия средневековых ювелиров поражают воображение-серебряные, например, так называемые лунницы с резнью. Представьте себе миниатюрную вещицу, на которую плотно, рядочками напаяно 2250 мельчайших серебряных зерен, каждое из которых в 5-6 раз меньше булавочной головки. А в Государственном Историческом музее в Москве хранится оправа с крестовидной прорезью, которую специалисты считают верхом совершенства средневековой русской ювелирной техники. Вот что о ней пишет Б. А. Рыбаков: «Между двенадцатью камнями, оправленными в золото, мастер устроил целый цветник из миниатюрных золотых цветов, посаженных на спиральные пружинки в 4-5 витков, припаянных только одним концом к пластинке. Спиральные стебельки были сделаны из рубчатой золотой проволоки. Цветы имеют по пять тщателыю сделанных лепестков, фигурно вырезанных и припаянные к пестику. На пространстве в 0,25 кв. см рязанский мастер ухитрился посадить от 7 до 10 золотых цветов, которые колыхались на своих спиральных стеблях на уровне лиловых самоцветов». Нет, не могу себе представить, как такое можно сделать без микроскопа!Не знаю, делали ли серенские мастера нечто подобное, — пока такого не найдено, но вполне возможно, что, кроме товаров, так сказать, широкого потребления, вятичские ювелиры мастерили изделия и высшего запроса.— В этом сезоне я ничего сверхнеобычного пе нашла, — говорит мне Татьяна Николаевна. — Однако есть кое-что новенькое, помогающее подсветить историю…— Что именно?— Бронзовый замочек так называемого херсонесского типа в виде лошадки, рукоять меча, три креста — энколпиона, то есть сделанные из двух половинок миниатюрные складни с полостью. А в глубоком подвале на краю детинца обнаружена серенская архаичная керамика, но вам это, наверное, неинтересно.— Каким временем определена?— Началом одиннадцатого.— Так это же для меня самое важное! — обрадовался я. — Ведь если в Серенске производилась гончарная керамика в начале XI века, то это дочернее поселение образовалось, вероятно, позже своей «метрополии», то есть Козельска.— Вполне возможно. Подтверждения, однако, надо искать в Козельске… И в подвале том, знаете, опять останки людей. И всюду — зерно! Скелеты буквально засыпаны зерном! Пшеница и рожь…Под конец беседы с Татьяной Николаевной Никольской попросил я подарить мне одно горелое зернышко из Серенска.— Зачем?— Положу в прозрачную коробочку и поставлю на стол.Через некоторое время я получил небольшую бандероль; в ней были обгоревшие зерна ржи из серенского раскопа ь 6, пласт 2, кв. 18, произведенного летом 1980 года. Склеил я из этих зерен что-то отдаленно напоминающее семилопастные вятичские височные подвески, положил в овальную коробочку с эмалевой крышкой, на которой изображен Дмитрий Донской. Зерна урожая 1237 года видны сквозь решетчатый орнамент этого изделия, выпущенного к 600-летию Куликовской битвы. 34 Снова брожу над речными кручами Жиздры, по гребням оплывших валов, над глубоким, заросшим бурьяном рвом. С высшей точки мыса видна Оптина пустынь в золотом осеннем обрамлении, колоколенка Нижних Прысков, дорога на Серенск… Вглядываюсь мысленно в далекие дали времен, ратных и мирных.Возносится надо всем и все освящает семинедельная оборона города, слава и гордость русского средневековья! И совсем будто недавно побывали здесь Жуковский и Гоголь, Апухтин и Алексей Толстой, братья Киреевские и Тургенев, Аполлон Майков и Афанасий Фет, Федор Достоевский и Лев Толстой, а в наши, можно сказать, дни — воин и писатель Дмитрий Фурманов, писатель-поэт Михаил Пришвин, великий ваятель Сергей Коненков… Каждый из них жил своими страстями, служа своей эпохе, но, наверное, каждый думал в Козельске об истории, о тайне маленького великого городка, затаившейся в глуби веков. Может, частично именно потому, что время надежно сокрыло эту тайну, никто из них ни слова, ни строки нe написал о давнем подвиге предков?И все-таки в необъятной русской литературе, если хорошо поискать, можно найти поэтические и прозаические интерпретации необыкновенного ратного события 1238 года. Жил на свете такой поэт и прозаик Александр Степанов, отец знаменитого карикатуриста «Искры» Николая Степанова. Выпускник Благородного пансиона при Московском университете, офицер штаба Суворова и участник альпийского похода, позже написавший огромную-в двести с лишним страниц — патриотическую поэму «Суворов». Был первым красноярским губернатором, покровительствовал декабристам. Выпустил двухтомный научный труд о своей губернии, романы «Постоялый двор» и «Тайна», посвященный, однако, не тайне Козельской обороны.Доживал свои дни Александр Степанов неподалеку от Козельска, в селе Троицком, куда я тоже не смог проехать, хотя так хотелось побывать у его могилы, пока она не исчезла совсем. Храню много лет снимок ее, дошедший до меня кружным путем, из Сибири, — обитый со всех сторон кусок черного мрамора с буквами, по которым уже не узнать, кто упокоился под этим донельзя изуродованным надгробьем… Так вот, есть у Александра Степанова поэма, где описывается вече козельцев и их последнее сражение:Природа думает спокойноПод черным пологом уснуть.Лишь осажденные сомкнутьНе думают очей и стройно Из града на врагов пошли;Оставили тихонько гору,Приблизились без шума к бору,Батыя сонным обрелиИ ринулись к врагам,Как брошены каменьяВ покрыто поле саранчи.Ударил час сраженья! Все было, однако, не так в реальности, но мужество и порыв земляков поэта угаданы верно. Много позже другой малоизвестный русский поэт Александр Навроцкий, умерший незадолго до революции, написал поэму «Злой город». Седой старик говорит на вече: Докажем, что взять нас в неволю нельзя,Пока у нас жизнь не отнимут.Припомним завет Святослава, друзья,Что мертвые срама не имут… Затем поэт вообразил штурм города ордой: Полдня нападали на город ониИ лезли на крепкую стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103