Доктор Наташа взяла стетоскоп и приложила черный кружок, похожий на звериное ухо, к груди Коравье. Он едва сдержал себя, чтобы не вздрогнуть от холодного прикосновения. Наташа вертела Коравье и так и сяк, прикладывала звериное ухо то к груди, то к спине, стучала пальцами по ребрам… Потом велела лечь, помяла живот и попросила спустить брюки. Коравье умоляюще посмотрел на Праву. Но тот был серьезен, как будто присутствовал на важном жертвоприношении.
Измерив рост и грудную клетку, доктор Наташа разрешила измученному от напряжения Коравье одеваться.
Выйдя вместе с ним из медпункта, Праву укоризненно сказал:
– Видишь, ничего страшного не случилось, а ты боялся. Слышал, как доктор тебя нахваливала?.. И еще вот что, Коравье. Когда человек приезжает в другое стойбище, он старается жить так, как живут хозяева, а не устанавливает свои обычаи. По закону Советской власти каждый новорожденный должен быть записан в книгу, а твой Мирон еще не прошел такого обряда. Если думаешь о колхозе, то не забывай и о сыне.
– Где его записывать нужно?
– У Ринтытегина. А лицо не надо делать.
– Хорошо, посоветуюсь с Росмунтой, – кивнул Коравье.
Росмунта шла впереди, толкая коляску с Мироном, за ней, немного отстав, Коравье и Праву.
Коравье посмотрел на спину жены и тихо спросил Праву:
– А когда мне дадут такой же, как у тебя, паспорт?
– Когда хочешь. Но только раньше нужно сделать лицо, а ведь ты боишься этого…
– Ты плохо обо мне думаешь, – обиженно сказал Коравье. – Я готов хоть сейчас подставить лицо для того, чтобы с него сделали другое.
– Хорошо. Может быть, это удастся сделать даже сегодня.
В сельском Совете их встретил торжественный Ринтытегин. Он был в темно-синем костюме, на лацкане пиджака горел орден Ленина и медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Председатель был чисто выбрит, и на щеке красовалась бумажная заплатка.
Родители сели на стулья, обитые красным бархатом, и. Ринтытегин раскрыл первую, чистую страницу книги «Записей актов гражданского состояния».
– Фамилия? – спросил он по-русски и, спохватившись, тут же перешел на чукотский язык: – Как твое имя?
– Ты же меня знаешь, – удивился вопросу Коравье.
– Такой обычай, – официально ответил Ринтытегин.
– Коравье.
– Мать как зовут?
Коравье вопросительно посмотрел на Росмунту, потом на Ринтытегина.
– По обычаю кому отвечать на вопрос: мне или жене?
– Ладно, – махнул рукой Ринтытегин. – Я уже записал. А русское имя у тебя и Росмунты есть?
– Нет. Еще не взяли.
Вдруг Ринтытегин стукнул себя по лбу:
– Что я делаю?! Я же нарушил закон! Как я могу выдать свидетельство о рождении, когда не зарегистрирован брак?
Праву поймал на себе беспокойный взгляд Коравье.
– Разве нельзя сделать что-нибудь? – спросил Праву у Ринтытегина по-русски. – Не портить же праздник Коравье и Росмунте. Они получают первый советский документ, и мне кажется, не столь уж важно, что это: свидетельство о браке, паспорт или свидетельство о рождении.
Ринтытегин развел руками:
– Получается заколдованный круг: если я, действуя по инструкции, не выдам свидетельство о рождении, то окажусь бюрократом, но, с другой стороны, мне, председателю сельского Совета, неловко нарушать закон…
После долгих колебаний Ринтытегин наконец выписал свидетельство о рождении, и Коравье принял его со взволнованным и радостным видом. Он помахал красочной бумажкой перед лицом маленького Мирона:
– Смотри, ты первый из нашего стойбища, удостоенный бумаги!
Удостоенный бумаги сосал палец и что-то говорил на своем, одному ему понятном языке.
У Володькина был фотоаппарат «Зоркий» В большом чемодане, задвинутом под кровать, имелось все необходимое для съемок и печати, даже небольшой запас матовой немецкой фотобумаги для портретов. Все это Праву извлек на свет при удивленно молчавшем Володькине и сказал:
– Ты должен сфотографировать Коравье и Росмунту.
– Это приказ начальника или дружеская просьба? – шутливо поинтересовался Володькин.
– Дружеская просьба. Это нужно сделать побыстрее. Скоро приедет начальник паспортного стола райотдела милиции. Он привезет паспорта Коравье и Росмунте.
– Хорошо, сделаю, – пообещал Володькин.
Он зарядил кассету, проверил лампу-вспышку и через несколько минут объявил:
– Я готов.
– Счастливо.
Володькин ушел. Но не прошло и десяти минут, как он вернулся.
– Они хотят фотографироваться непременно в твоем присутствии!..
– Вот странные! – жаловался Володькин по дороге. – Сколько раз я у них бывал, разговаривал, а они отнеслись ко мне, как к чужому. Обидно… Только вчера Росмунта со мной откровенничала. Смотрела-смотрела на себя в зеркало, потом повернулась ко мне и спросила: «Мы с тобой, Володькин, наверно, одного племени?»
– Ну, и что ты ответил? – заинтересовавшись, спросил Праву.
– Ничего не ответил, – буркнул Володькин. – Перевел разговор на другое. Но красавица! Никогда не встречал такой женщины, честное слово!
Коравье не скрыл радости при виде Праву, тот упрекнул его:
– Что же ты, Володькина испугался?
– Мне не нравится этот глаз, – оправдывался Коравье, кивая на объектив. – Может быть, ты сам раньше попробуешь?
Володькин установил штатив и сфотографировал Праву.
При щелчке аппарата Коравье вздрогнул. Праву поднялся со стула и сказал:
– Вот и все.
Коравье внимательно осмотрел Праву и только после этого согласился сесть на стул, После него место перед фотоаппаратом заняла Росмунта. Она все время улыбалась Володькину, и ему долго не удавалось сделать снимок для паспорта, где не требуется улыбки.
Разохотившийся Володькин предложил сфотографировать и Мирона, но Коравье наотрез отказался.
Нетерпение Росмунты и Коравье увидеть свои лица на бумаге было так велико, что Володькин обещал в этот же день отпечатать снимки.
Фотографии получились на славу. Коравье разглядывал себя, затем брал фотографию Росмунты. Клал рядом маленький и большой снимок и сравнивал их.
– Хоть ты, Праву, и утверждаешь, что на свете чудес не бывает и все можно объяснить, но это для меня чудо, – сказал он задумчиво.
Праву решил составить план следующего посещения стойбища и строго придерживаться его. Вооружившись авторучкой и раскрыв блокнот, он уселся напротив окна за шатающийся столик и задумался.
Прямо перед ним, по ту сторону дороги, вырастал новый дом. Вчера были только стены, а сегодня уже возведены стропила под крышу… Интересно, кто поселится в этом доме?
Праву перевел взгляд на чистый лист блокнота… Хорошо бы посоветоваться с Ринтытегином, да неловко. Опять напомнит о высшем образовании… Что же делать? Вот доктор Наташа знает, что ей делать. Если что-нибудь не ясно, откроет учебник и найдет ответ. А как быть ему? На самодельной полочке из неоструганной доски стоят книги, привезенные из Ленинграда. «История первобытного общества» Равдоникаса, «Первобытная религия» Штернберга, «Первобытное мышление» Леви Брюля, «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса… Чем они могут помочь Праву?
Праву сердито захлопнул блокнот и встал из-за стола. Все же нужно пойти к Ринтытегину и честно признаться, что ничего не надумал.
Ринтытегин, несмотря на поздний час, находился в сельсовете.
– А, пришел? – приветствовал он Праву.
В ответ на жалобы Праву он спокойно возразил:
– А чего там этот план писать? Все и так ясно: в кратчайший срок сделать жителей стойбища Локэ полноправными товарищами нашей жизни. Что тут сложного? А для этого прежде всего открыть школу.
– Почему именно школу? В конце концов наша цель не только научить грамоте детей стойбища Локэ…
– Верно. Только в нашем положении самую верную помощь окажут именно мальчики и девочки стойбища. Через них мы впустим новую жизнь в яранги обманутых людей… Вот так. Надо переписать детишек, осмотреть их, а осенью посадить за парты. – Ринтытегин захлопнул книгу и спрятал в ящик письменного стола. – Не знаю, как считает наука, а я считаю, что историю делает молодое поколение…
Праву вспыхнул:
– Почему вы все время подтруниваете над моим высшим образованием?
– Извини, – похоже, искренне смутился Ринтытегин. Он открыл ящик стола и снова вытащил книгу. Это оказался учебник истории СССР для начальной школы. – Видишь? Я не могу не завидовать тебе. Для меня это много значит – чукча с высшим историческим образованием. Завидую и хочу, чтобы ты не только носил знания в себе, а разумно делился с другими…
– Я всегда рад, – пробормотал пристыженный Праву.
– Я не про лекции и прочее, хотя это тоже нужно, – пояснил Ринтытегин. – Ты образованнее всех нас – с тебя и спрос больше. Ты поступил сейчас в новый университет – университет жизни, и если пройдешь его с честью, из тебя выйдет настоящий человек, коммунист в полном смысле этого слова. Может, конечно, я неудачно тебя подталкивал к тому, чтобы ты не столько гордился своим дипломом, сколько продолжал учиться у жизни… А что касается стойбища Локэ, – проговорил он загадочно, – то я припас одно секретное средство, которое нам должно здорово помочь.
В стойбище Локэ отправились пешком. Ринтытегин нес портативную палатку на трех человек, Коравье – продукты, Праву – примус и керосин. Володькин, как наиболее слабый, шел налегке, с фотоаппаратом и лампой-вспышкой; доктор Наташа несла свой обычный черный чемоданчик.
Сначала шли вдоль трассы будущей автомобильной дороги. Коравье едва узнавал знакомые места. Мощные бульдозеры разворотили землю. Кругом раскинуты большие палатки, пылают костры.
В конце первого дня путники с перевала увидели строящийся комбинат. Праву охватило странное чувство. В голове не укладывалось, что всего лишь в двух днях пешего пути отсюда люди живут в далеком прошлом, среди них нет ни одного грамотного человека, а самым мудрым считается шаман…
Над долиной высились стрелы башенных кранов, тарахтели моторы лебедок, трещали пневматические перфораторы, вгрызаясь в вечную мерзлоту. Заметно обозначились над землей будущие корпуса обогатительной фабрики. Гора Мэйнытин сотрясалась от взрывов.
Пока Праву и Ринтытегин договаривались с начальником строительства о продаже комбинату оленьего мяса, Коравье бродил по улицам нового поселка. Строители окликали его, угощали папиросами, а он ничего не мог произнести в ответ: не решался говорить по-русски, хотя знал уже немало слов.
– Мэй, тумгытум! Мэй, тумгытум – товарищ, друг.

– вдруг позвал голос.
Коравье несколько раз оглянулся. Кругом никого не было. Догадался посмотреть наверх и увидел высунувшуюся из кабины башенного крана голову.
– Микигыт? Микигыт? – Кто ты?

– спросил Коравье.
– Не узнаешь?
– Как же тебя узнать? – ответил Коравье. – Ты там высоко, – у самого неба, а я стою на земле.
Крановщик спустился.
Коравье, пристально всмотревшись в него, узнал юношу, который первым весной пришел к ним в стойбище Локэ.
– Я Еттытегин. Разве ты меня забыл?
– Вот теперь-то я узнаю тебя! Ты сильно подрос и возмужал. Но там, на высоте, тебя, конечно, сразу не узнать, – сказал Коравье, оглядывая Еттытегина.
– Хочешь взобраться на кран? – предложил Вася.
– А можно?
– А почему нет? – важно ответил Еттытегин. – Я здесь главный.
– Ну, раз ты главный, я соглашусь.
По металлическим ступеням они поднялись в остекленную кабину башенного крана.
Коравье посмотрел вокруг.
Еттытегин следил за выражением его лица.
– Ну как, нравится? – спросил он.
– Много разворотили вы земли, – задумчиво сказал Коравье.
– Здесь будет первый промышленный город на Чукотке… Вот там видишь крышу-скелет? Растет дом для хорошего настроения. Дворец культуры! А здесь, под нами, дом в три этажа. Люди заживут друг над другом, у них будут ванны – металлические лохани, в которых они смогут мыть свое тело.
– А горячую воду возьмут из Гылмимыла? – спросил Коравье.
– Нет, до Гылмимыла трубы далеко тянуть. Сами будем делать горячую воду…
Пока Коравье с помощью Еттытегина знакомился с обликом будущего города, Ринтытегин и Праву сбились с нот, разыскивая его.
Они расспрашивали каждого встречного. Некоторые его видели, но куда он запропастился, никто не знал.
Ринтытегин предположил, что Коравье удрал в тундру.
– Испугался техники. Пока мы тут его ищем, он уже в стойбище Локэ грызет оленью ногу и посматривает на дорогу: скоро ли мы покажемся?
– Не забрался ли он в рудник? – беспокоился Праву.
– Не может быть, – успокаивал его начальник строительства Иван Николаевич Аникеев. – Там надежная охрана – идут взрывные работы.
Праву проходил мимо башенного крана, как вдруг над головой услышал голос Коравье:
– Смотри, где я!
– Как ты туда попал? – удивился Праву.
– Земляк тут у меня, – весело ответил Коравье. – Мой старый знакомый Еттытегин.
В это время высунулась голова Васи.
– Праву! – радостно закричал он. – И ты здесь?
– Мэркычгыргын! – выругался Ринтытегин, завидя крановщика. – Как тебе не стыдно? Пожилые люди вынуждены из-за тебя рыскать по всему поселку!
– Ну, положим, мой брат не такой еще пожилой! – огрызнулся Еттытегин.
– Вася! Спусти человека на землю! – крикнул Праву.
Коравье спустился и восхищенно объявил:
– Молодец мой друг! Такой молодой, а может управлять огромной машиной! Быть ему большим начальником!
Праву, скрывая нежность, смотрел на спускавшегося следом за Коравье младшего братишку. Праву привык видеть в нем школьника, нуждающегося в опеке старших, и теперешняя его самостоятельность немножко удивляла и вызывала гордость. Все же он слегка пожурил его и спросил:
– Как живешь?
– Видишь, на кране работаю, – с оттенком хвастовства ответил Еттытегин. – А ты все еще заведуешь красной ярангой?
– Заведую, – ответил Праву, не уловив в тоне вопроса скрытого упрека.
– Ты помнишь Лонлы?
– Помню, – Праву не понимал, зачем брату понадобилось упоминать заведующего красной ярангой из их родного села.
– Отец пишет, что он спился и сейчас сторожит мясной склад от собак, – сказал Еттытегин.
Теперь Праву догадался, в чем дело:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42