Сантехника в кредит
Ленин и русский крестьянин. Париж, 1925, с.140–141. Цитируется по: Моше Левин. Русские крестьяне и советская власть. Исследование коллективизации. Лондон, 1968, с.22. (Далее «М.Левин. Исследование…»)
]. Горький надеялся, что «некультурные, тупые, угрюмые люди в российских деревнях вымрут, все эти почти приводящие в ужас люди, о которых я говорил выше, и на их место придет новый тип просвещенных, разумных, энергичных людей»[ Максим Горький. О русском крестьянстве. Берлин, 1922, с.43–44.
].
Основоположник российского направления в марксизме Георгий Плеханов видел в мужиках грубых землекопов, жестоких, безжалостных, вьючных животных, «жизнь которых делала невозможной такую роскошь, как мысль»[ Г.В.Плеханов. Сочинения. Т. 10. М., 1920–1927, с.128.
]. Сам К.Маркс тоже высказался об «идиотизме деревенской жизни», и это его замечание часто цитировалось Лениным (заметим, что в марксовом контексте восхваляется… капитализм, за то, что он освобождает значительную часть населения от этого «идиотизма»). Ленин и сам поминал «деревенскую заброшенность, оторванность от мира, одичалость»[ В.И.Ленин. Карл Маркс ПСС. Т. 26, с.74.
]. Вообще-то Ленин считал, что крестьянин, «никак не будучи инстинктивным или традиционным коллективистом, является на самом деле лютым и подлым индивидуалистом»[ См.: Гарри Уиллетс. Ленин и крестьянин. В сб.: «Ленин: человек, теоретик, вождь» под ред. Леонарда Шапиро и Питера Реддавея. Нью-Йорк, 1976, с.211–233. (Далее «Л.Шапиро и П.Реддавей. Ленин…»)
], а что касается более молодого поколения большевиков, то Н.Хрущев сообщает нам: для Сталина крестьяне были отбросами человечества[ Хрущев вспоминает: последнее завещание. Нью-Йорк, 1976, с.124.
].
* * *
Но если принципиально Ленин разделял восприятие крестьян другими большевиками в качестве архаичного элемента в современной ему России, то все-таки в конкретной политике ему важно было понять их историческую роль и, согласно марксистской теории, разработать тактику для использования этой социальной силы в промежуточный период, пока она не исчезла с исторической сцены. Потом следовало, наконец, решить и другой вопрос: как же организовать всю жизнь в сельских местностях, когда его партия придет к власти.
Как известно, в соответствии с марксовым учением, центральным событием истории должно стать решающее столкновение между зарождавшимся рабочим классом и капиталистами, владельцами промышленных предприятий. По Марксу, любое обшество в мире, если только оно достаточно продвинулось на пути к прогрессу, должно разделиться на эти два основных класса, а между ними останутся промежуточные, или «мелкобуржуазные», элементы, в число которых входит и крестьянство, которому суждено либо перейти на сторону пролетариата, если оно само пролетаризуется, либо примкнуть к буржуазии, поскольку оно является частным собственником.
Вне пределов подобной схемы Маркс, собственно, мало занимался анализом вопросов, связанных с аграрной проблематикой. Тем не менее он уверенно провозглашал исчезновение противоречий между городом и деревней в будущем социалистическом обществе; предвидел торжество капитализма в деревне, вслед за которым – после победы социализма – произойдет «пролетаризация деревни», то есть превращение крестьянства в ведущую силу современности, в передовой рабочий класс на селе. Но пока, до наступления этого светлого будущего, крестьяне вместе взятые напоминали ему мешок с картошкой – сравнение, долженствовавшее подчеркнуть невозможность истинного общественного развития в изолированных друг от друга крестьянских хозяйствах[ К.Маркс. Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта, гл.7.
].
Что касается конкретных мер, намеченных на эпоху после победы пролетарской революции, то «Коммунистический манифест» требовал отмены земельной собственности… работы по улучшению почв, проводимой по общему плану, создания промышленной основы для сельского хозяйства и соединения его с промышленностью. Постепенно различия между городом и деревней должны были исчезнуть.
Следовательно, Маркс предполагал, что социальные процессы в деревне будут идти аналогично городским: произойдет концентрация производства, изменится характер сельского труда, и он превратится в некое подобие «сельского фабричного труда». С точки зрения марксовой экономической схемы, ставившей во главу общественной эволюции процессы, происходившие тогда в городах, мелкое, в том числе крестьянское, производство было обречено на скорое исчезновение; о будущем процветании его не могло быть и речи. По словам одного из исследователей, Д. Митрани, Маркс и его последователи относились к крестьянину «с неприязнью, в которой презрительное отношение горожанина ко всему деревенскому плюс неодобрение экономистом мелкого производства смешивалось вдобавок с неприятием коллективиста-революционера психологии землепашца, упорствующего в своем индивидуализме»[ Давид Митрани. Маркс против крестьянина. Чепелхилл, 1951, сб. (Далее: «Д.Митрани…»)
].
Энгельс в «Анти-Дюринге» заявил, что социалистическая революция призвана «положить конец товарному производству и тем самым господству продукта производства над производителем». Далее он рассуждал о том, что, мол, законы общественной деятельности человека, с которыми тот до сих пор сталкивался как с чем-то чисто внешним по отношению к нему, человеку, «впредь будут применяться человеком с полным пониманием».
Полное понимание!.. Прошло с тех пор сто лет, и кто решится сегодня утверждать, будто мы достигли этого самого полного понимания законов общества или хотя бы его экономических законов! И причина такого глубокого скептицизма в отношении возможностей нашего познания этих законов заключается, в частности, в результатах тех общественных экспериментов, которые провели в жизнь сторонники марксистских идей.
Что касается конкретного анализа действительности, то Маркс исходил из убеждения, что в сельском хозяйстве, подобно промышленности, происходит процесс все большей концентрации собственности. Но в жизненной практике было не так: в Германии, которую оба теоретика знали, казалось бы, лучше всего остального, как раз в последние годы жизни Энгельса, между 1882-ми 1895 гг., стала увеличиваться общая площадь, занимаемая именно небольшими хозяйствами (от двух до двадцати гектаров) – и этот процесс происходил не только в Германии. (И потом перепись 1907 года показала, что ослабление и разорение крупных имений и ферм продолжались в Германии, по крайней мере, до этого года.)
Посмотрите один из ранних трудов Ленина о развитии капитализма в России. Пока речь у него идет о развитии промышленности – перед вами хорошо аргументированное исследование. Едва только он начинает анализировать положение в сельском хозяйстве, всякий научный подход, как и у Маркса, испаряется, и вам предстоит прочесть плохо аргументированный «классовый анализ». Экономисты 19-го века, те, на которых так полагались российские последователи Маркса, именно в этой области не проводили самостоятельных исследований: они просто декларировали, что община якобы приходит в упадок вследствие конфликта между деревенскими пролетариями из крестьян и деревенскими же капиталистами (из них же) и не приводили в подтверждение такого тезиса ни одного фактического доказательства – за полным их отсутствием.
Общий ленинский анализ отношения к крестьянину (некулаку) достаточно ясно вытекает из общих же марксистских положений: «Частично он, крестьянин, собственник, а частично труженик. Он не эксплуатирует других рабочих, много лет он терпит самые тяжелые житейские невзгоды, подвергается эксплуатации со стороны помещиков и капиталистов. Он все выдержал – и все-таки он остается собственником, частным собственником. И в силу этого проблема нашего отношения к крестьянам невероятна трудна и сложна». Ленин постоянно повторяет одну и ту же мысль: «Мелкое производство рождает капитализм… постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе»[ КПСС. 8-й съезд. М., 1959, с.348; Ленин, т. 41, с.6.
].
Правда, однажды Маркс написал в письме к Вере Засулич (1881 г.), что Россия сможет прийти к социализму, используя для этого в качестве одной из составных частей старую общину (возможно, он рассматривал ее как некий пережиток выделенной им в процессе мирового развития фазы «примитивного коммунизма»). Хотя первая публикация этого письма была осуществлена лишь в 1924 году, но даже если допустить, что высказанное Марксом мнение было известно раньше его российским последователям, то, зная их логику и психологию, легко представить, как они восприняли эту мысль основоположника своего учения: как достойную сожаления уступку врагам-народникам, как вывод, основанный великим учителем на неверной информации… Ленин же рассматривал общину довольно однозначно – как систему отношений, которая загоняет крестьянство в некое гетто, в мелкий средневековый союз фискально-тяглового характера, в «союз по совместному владению надельной землей, то есть общину»[ В.И.Ленин, т. 16, с.406.
].
Ленин считал, что в будущем неизбежна модернизация сельского хозяйства России на основе марксистской схемы, когда крупные кооперативные хозяйства будут работать по единому для всех плану. Единственную альтернативу своему проекту он видел в идеях Столыпина, о которых заметил: «Столыпинская конституция и столыпинская аграрная реформа являют собой новую фазу в разрушении старой, полупатриархальной и полуфеодальной системы царизма, новый маневр на пути его превращения в монархию среднего класса… Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы мы сказали: успех такой политики невозможен. Возможен! Если столыпинская политика продержится достаточно долго, тогда аграрный строй России станет вполне буржуазным»[ Там же, т. 17, с.29–32.
]. Следовательно, Ленин сам догадывался, что бедное крестьянство плохо справляется с землей и эффективность сельского хозяйства возрастет, если за него примутся состоятельные мужики[ Например: В.Ленин, т. 17, с.66 и т. 23, с.437.
].
Если сравнивать оба подхода к возможной модернизации сельского хозяйства в России, то есть столыпинский и ленинский, то преимущество Столыпина состоит прежде всего в том, что премьер-министр предлагал план действий, уже успешно опробованный во всех развитых странах. А недостаток ленинской методы (если рассматривать план Ленина исключительно как план сельскохозяйственной модернизации, вне его социального экспериментаторства) сводился к тому, что этот вариант модернизации не был нигде и никем опробован и до сих пор остается сугубо теоретическим упражнением интеллектуала. Оговорю, что это замечание вовсе не означает, будто план Ленина был обязательно бесплодным, вовсе нет, но где они, доказательства противного?
Но это были, так сказать, стратегические соображения Ленина относительно возможностей будущего крестьянства. Что касается его же идей относительно тактики, которую руководимая им партия должна использовать в своих отношениях с крестьянством (при сем предполагалось, что партия как бы будет представлять городской пролетариат), то идеи эти базировались на известном замечании Маркса о том, что будущую пролетарскую революцию в Германии мог бы поддержать новый вариант Крестьянской войны (наподобие той, что бушевала в Германии в 16-м веке).
Практически это выразилось в том, что в книге «Две тактики социал-демократии» (1905 г.) Ленин выдвинул такую идею: между капитализмом и социализмом возникнет некая промежуточная ступень, названная им «демократической диктатурой пролетариата и крестьянства». «Это будет, разумеется, не социалистическая, а демократическая диктатура». Но на страницах той же самой брошюры Ленин признает, что после прихода этой коалиции к власти смешно будет говорить о единстве воли обоих партнеров, пролетариата и крестьянства. «Тогда мы будем думать уже о социалистической, пролетарской диктатуре»[ В.Ленин, т. 11, с.44, 77.
].
Слабое место во всем большевистском видении аграрной проблемы, догматический схематизм, присущий этому мышлению на протяжении всего рассматриваемого нами периода, ярче всего проявляется в сочинении или, в лучшем случае, в раздувании большевиками неких классовых или хотя бы экономических противоречий в среде крестьянства. «Деревенский пролетариат», понятие, которым они оперировали постоянно, пожалуй, можно было бы обнаружить в действительности: в 1897 году 1 837 000 человек назвали себя при переписи наемными сельскохозяйственными работниками, указав, что это их основное, хотя не единственное занятие. Более того, в страду, на короткий срок, нанималось в батраки еще больше рабочих. Но, как будет показано далее, социальное значение этой рабочей прослойки было небольшим и пролетарского сознания в марксистском понимании этого термина у них тоже имелось совсем немного.
Еще труднее оказалось для большевиков провести грань между этими наемными рабочими и так называемыми середняками. Даже Ленин понимал, что крестьянин, владеющий молочной фермой близ большого города, вовсе не обязательно должен быть зачислен в разряд бедняков, даже если он относится к категории «безлошадных», и наоборот, крестьянин в степи, даже если он владел там тремя лошадьми, далеко не всегда зачислялся в богачи. Теорию классового деления внутри крестьянства было очень трудно логически обосновать, особенно в тех случаях, когда в практике жизни ее авторы встречались с такими вот фактами[ Л.Шапиро и П. Реддавей. Ленин, с.215.
].
В силу подробных сложностей ленинские представления насчет крестьян были непоследовательными и переменчивыми. Лишь в одном теоретическом вопросе и сам Ленин, и его преемники проявили непоколебимость, и это сыграло решающую роль в последующие годы: врагом партии и пролетариата будет «кулак» (по-украински – «куркуль»)! «Кулачество» определялось Лениным как класс богатых крестьян-эксплуататоров, против которых после устранения помещиков и следует направить ярость всех остальных жителей деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
]. Горький надеялся, что «некультурные, тупые, угрюмые люди в российских деревнях вымрут, все эти почти приводящие в ужас люди, о которых я говорил выше, и на их место придет новый тип просвещенных, разумных, энергичных людей»[ Максим Горький. О русском крестьянстве. Берлин, 1922, с.43–44.
].
Основоположник российского направления в марксизме Георгий Плеханов видел в мужиках грубых землекопов, жестоких, безжалостных, вьючных животных, «жизнь которых делала невозможной такую роскошь, как мысль»[ Г.В.Плеханов. Сочинения. Т. 10. М., 1920–1927, с.128.
]. Сам К.Маркс тоже высказался об «идиотизме деревенской жизни», и это его замечание часто цитировалось Лениным (заметим, что в марксовом контексте восхваляется… капитализм, за то, что он освобождает значительную часть населения от этого «идиотизма»). Ленин и сам поминал «деревенскую заброшенность, оторванность от мира, одичалость»[ В.И.Ленин. Карл Маркс ПСС. Т. 26, с.74.
]. Вообще-то Ленин считал, что крестьянин, «никак не будучи инстинктивным или традиционным коллективистом, является на самом деле лютым и подлым индивидуалистом»[ См.: Гарри Уиллетс. Ленин и крестьянин. В сб.: «Ленин: человек, теоретик, вождь» под ред. Леонарда Шапиро и Питера Реддавея. Нью-Йорк, 1976, с.211–233. (Далее «Л.Шапиро и П.Реддавей. Ленин…»)
], а что касается более молодого поколения большевиков, то Н.Хрущев сообщает нам: для Сталина крестьяне были отбросами человечества[ Хрущев вспоминает: последнее завещание. Нью-Йорк, 1976, с.124.
].
* * *
Но если принципиально Ленин разделял восприятие крестьян другими большевиками в качестве архаичного элемента в современной ему России, то все-таки в конкретной политике ему важно было понять их историческую роль и, согласно марксистской теории, разработать тактику для использования этой социальной силы в промежуточный период, пока она не исчезла с исторической сцены. Потом следовало, наконец, решить и другой вопрос: как же организовать всю жизнь в сельских местностях, когда его партия придет к власти.
Как известно, в соответствии с марксовым учением, центральным событием истории должно стать решающее столкновение между зарождавшимся рабочим классом и капиталистами, владельцами промышленных предприятий. По Марксу, любое обшество в мире, если только оно достаточно продвинулось на пути к прогрессу, должно разделиться на эти два основных класса, а между ними останутся промежуточные, или «мелкобуржуазные», элементы, в число которых входит и крестьянство, которому суждено либо перейти на сторону пролетариата, если оно само пролетаризуется, либо примкнуть к буржуазии, поскольку оно является частным собственником.
Вне пределов подобной схемы Маркс, собственно, мало занимался анализом вопросов, связанных с аграрной проблематикой. Тем не менее он уверенно провозглашал исчезновение противоречий между городом и деревней в будущем социалистическом обществе; предвидел торжество капитализма в деревне, вслед за которым – после победы социализма – произойдет «пролетаризация деревни», то есть превращение крестьянства в ведущую силу современности, в передовой рабочий класс на селе. Но пока, до наступления этого светлого будущего, крестьяне вместе взятые напоминали ему мешок с картошкой – сравнение, долженствовавшее подчеркнуть невозможность истинного общественного развития в изолированных друг от друга крестьянских хозяйствах[ К.Маркс. Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта, гл.7.
].
Что касается конкретных мер, намеченных на эпоху после победы пролетарской революции, то «Коммунистический манифест» требовал отмены земельной собственности… работы по улучшению почв, проводимой по общему плану, создания промышленной основы для сельского хозяйства и соединения его с промышленностью. Постепенно различия между городом и деревней должны были исчезнуть.
Следовательно, Маркс предполагал, что социальные процессы в деревне будут идти аналогично городским: произойдет концентрация производства, изменится характер сельского труда, и он превратится в некое подобие «сельского фабричного труда». С точки зрения марксовой экономической схемы, ставившей во главу общественной эволюции процессы, происходившие тогда в городах, мелкое, в том числе крестьянское, производство было обречено на скорое исчезновение; о будущем процветании его не могло быть и речи. По словам одного из исследователей, Д. Митрани, Маркс и его последователи относились к крестьянину «с неприязнью, в которой презрительное отношение горожанина ко всему деревенскому плюс неодобрение экономистом мелкого производства смешивалось вдобавок с неприятием коллективиста-революционера психологии землепашца, упорствующего в своем индивидуализме»[ Давид Митрани. Маркс против крестьянина. Чепелхилл, 1951, сб. (Далее: «Д.Митрани…»)
].
Энгельс в «Анти-Дюринге» заявил, что социалистическая революция призвана «положить конец товарному производству и тем самым господству продукта производства над производителем». Далее он рассуждал о том, что, мол, законы общественной деятельности человека, с которыми тот до сих пор сталкивался как с чем-то чисто внешним по отношению к нему, человеку, «впредь будут применяться человеком с полным пониманием».
Полное понимание!.. Прошло с тех пор сто лет, и кто решится сегодня утверждать, будто мы достигли этого самого полного понимания законов общества или хотя бы его экономических законов! И причина такого глубокого скептицизма в отношении возможностей нашего познания этих законов заключается, в частности, в результатах тех общественных экспериментов, которые провели в жизнь сторонники марксистских идей.
Что касается конкретного анализа действительности, то Маркс исходил из убеждения, что в сельском хозяйстве, подобно промышленности, происходит процесс все большей концентрации собственности. Но в жизненной практике было не так: в Германии, которую оба теоретика знали, казалось бы, лучше всего остального, как раз в последние годы жизни Энгельса, между 1882-ми 1895 гг., стала увеличиваться общая площадь, занимаемая именно небольшими хозяйствами (от двух до двадцати гектаров) – и этот процесс происходил не только в Германии. (И потом перепись 1907 года показала, что ослабление и разорение крупных имений и ферм продолжались в Германии, по крайней мере, до этого года.)
Посмотрите один из ранних трудов Ленина о развитии капитализма в России. Пока речь у него идет о развитии промышленности – перед вами хорошо аргументированное исследование. Едва только он начинает анализировать положение в сельском хозяйстве, всякий научный подход, как и у Маркса, испаряется, и вам предстоит прочесть плохо аргументированный «классовый анализ». Экономисты 19-го века, те, на которых так полагались российские последователи Маркса, именно в этой области не проводили самостоятельных исследований: они просто декларировали, что община якобы приходит в упадок вследствие конфликта между деревенскими пролетариями из крестьян и деревенскими же капиталистами (из них же) и не приводили в подтверждение такого тезиса ни одного фактического доказательства – за полным их отсутствием.
Общий ленинский анализ отношения к крестьянину (некулаку) достаточно ясно вытекает из общих же марксистских положений: «Частично он, крестьянин, собственник, а частично труженик. Он не эксплуатирует других рабочих, много лет он терпит самые тяжелые житейские невзгоды, подвергается эксплуатации со стороны помещиков и капиталистов. Он все выдержал – и все-таки он остается собственником, частным собственником. И в силу этого проблема нашего отношения к крестьянам невероятна трудна и сложна». Ленин постоянно повторяет одну и ту же мысль: «Мелкое производство рождает капитализм… постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе»[ КПСС. 8-й съезд. М., 1959, с.348; Ленин, т. 41, с.6.
].
Правда, однажды Маркс написал в письме к Вере Засулич (1881 г.), что Россия сможет прийти к социализму, используя для этого в качестве одной из составных частей старую общину (возможно, он рассматривал ее как некий пережиток выделенной им в процессе мирового развития фазы «примитивного коммунизма»). Хотя первая публикация этого письма была осуществлена лишь в 1924 году, но даже если допустить, что высказанное Марксом мнение было известно раньше его российским последователям, то, зная их логику и психологию, легко представить, как они восприняли эту мысль основоположника своего учения: как достойную сожаления уступку врагам-народникам, как вывод, основанный великим учителем на неверной информации… Ленин же рассматривал общину довольно однозначно – как систему отношений, которая загоняет крестьянство в некое гетто, в мелкий средневековый союз фискально-тяглового характера, в «союз по совместному владению надельной землей, то есть общину»[ В.И.Ленин, т. 16, с.406.
].
Ленин считал, что в будущем неизбежна модернизация сельского хозяйства России на основе марксистской схемы, когда крупные кооперативные хозяйства будут работать по единому для всех плану. Единственную альтернативу своему проекту он видел в идеях Столыпина, о которых заметил: «Столыпинская конституция и столыпинская аграрная реформа являют собой новую фазу в разрушении старой, полупатриархальной и полуфеодальной системы царизма, новый маневр на пути его превращения в монархию среднего класса… Было бы пустой и глупой демократической фразеологией, если бы мы сказали: успех такой политики невозможен. Возможен! Если столыпинская политика продержится достаточно долго, тогда аграрный строй России станет вполне буржуазным»[ Там же, т. 17, с.29–32.
]. Следовательно, Ленин сам догадывался, что бедное крестьянство плохо справляется с землей и эффективность сельского хозяйства возрастет, если за него примутся состоятельные мужики[ Например: В.Ленин, т. 17, с.66 и т. 23, с.437.
].
Если сравнивать оба подхода к возможной модернизации сельского хозяйства в России, то есть столыпинский и ленинский, то преимущество Столыпина состоит прежде всего в том, что премьер-министр предлагал план действий, уже успешно опробованный во всех развитых странах. А недостаток ленинской методы (если рассматривать план Ленина исключительно как план сельскохозяйственной модернизации, вне его социального экспериментаторства) сводился к тому, что этот вариант модернизации не был нигде и никем опробован и до сих пор остается сугубо теоретическим упражнением интеллектуала. Оговорю, что это замечание вовсе не означает, будто план Ленина был обязательно бесплодным, вовсе нет, но где они, доказательства противного?
Но это были, так сказать, стратегические соображения Ленина относительно возможностей будущего крестьянства. Что касается его же идей относительно тактики, которую руководимая им партия должна использовать в своих отношениях с крестьянством (при сем предполагалось, что партия как бы будет представлять городской пролетариат), то идеи эти базировались на известном замечании Маркса о том, что будущую пролетарскую революцию в Германии мог бы поддержать новый вариант Крестьянской войны (наподобие той, что бушевала в Германии в 16-м веке).
Практически это выразилось в том, что в книге «Две тактики социал-демократии» (1905 г.) Ленин выдвинул такую идею: между капитализмом и социализмом возникнет некая промежуточная ступень, названная им «демократической диктатурой пролетариата и крестьянства». «Это будет, разумеется, не социалистическая, а демократическая диктатура». Но на страницах той же самой брошюры Ленин признает, что после прихода этой коалиции к власти смешно будет говорить о единстве воли обоих партнеров, пролетариата и крестьянства. «Тогда мы будем думать уже о социалистической, пролетарской диктатуре»[ В.Ленин, т. 11, с.44, 77.
].
Слабое место во всем большевистском видении аграрной проблемы, догматический схематизм, присущий этому мышлению на протяжении всего рассматриваемого нами периода, ярче всего проявляется в сочинении или, в лучшем случае, в раздувании большевиками неких классовых или хотя бы экономических противоречий в среде крестьянства. «Деревенский пролетариат», понятие, которым они оперировали постоянно, пожалуй, можно было бы обнаружить в действительности: в 1897 году 1 837 000 человек назвали себя при переписи наемными сельскохозяйственными работниками, указав, что это их основное, хотя не единственное занятие. Более того, в страду, на короткий срок, нанималось в батраки еще больше рабочих. Но, как будет показано далее, социальное значение этой рабочей прослойки было небольшим и пролетарского сознания в марксистском понимании этого термина у них тоже имелось совсем немного.
Еще труднее оказалось для большевиков провести грань между этими наемными рабочими и так называемыми середняками. Даже Ленин понимал, что крестьянин, владеющий молочной фермой близ большого города, вовсе не обязательно должен быть зачислен в разряд бедняков, даже если он относится к категории «безлошадных», и наоборот, крестьянин в степи, даже если он владел там тремя лошадьми, далеко не всегда зачислялся в богачи. Теорию классового деления внутри крестьянства было очень трудно логически обосновать, особенно в тех случаях, когда в практике жизни ее авторы встречались с такими вот фактами[ Л.Шапиро и П. Реддавей. Ленин, с.215.
].
В силу подробных сложностей ленинские представления насчет крестьян были непоследовательными и переменчивыми. Лишь в одном теоретическом вопросе и сам Ленин, и его преемники проявили непоколебимость, и это сыграло решающую роль в последующие годы: врагом партии и пролетариата будет «кулак» (по-украински – «куркуль»)! «Кулачество» определялось Лениным как класс богатых крестьян-эксплуататоров, против которых после устранения помещиков и следует направить ярость всех остальных жителей деревни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76