Тот поднял морду, шершавый нос обнюхал соблазнительный овощ, и подстилка вмиг была забыта. Бархатистые губы деликатно приняли подношение из рук девушки.
– Он очень милый! – с восторгом сообщила Ева-Энн.
– Удивительно, – повторил наш джентльмен.
– Его надо почистить, Джон!
– И верно, при ближайшем рассмотрении животное выглядит до крайности неопрятным, дитя мое. Но пойдем посмотрим на наши остальные приобретения.
И как приятно было наблюдать, с какой радостью Ева-Энн рассматривала каждый предмет. Особенно заинтересовали ее помятые котелки.
– Они придутся так кстати, Джон! – воскликнула она, не отрывая горящих глаз от почерневших бесформенных уродцев.
– Два котелка и чайник! – несколько уныло откликнулся сэр Мармадьюк. – Один котелок, как мне сказали, без ручки, и оба они отвратительны на вид. Нужно немедленно их выкинуть…
– Ни в коем случае, Джон! Я их почищу, и они заблестят как новенькие.
– Ты не устаешь поражать меня, дитя мое!
– А вот и палатка! – восторженно воскликнула Ева.
– Палатка, – он помрачнел еще больше, – при ближайшем рассмотрении выглядит не менее отвратительно, чем посуда.
– Перестань, Джон, просто она такого цвета.
– С огромной дырой! – вздохнул он обреченно. – Хотя мне дали совет – прикрыть ее крышкой от котелка…
– Ничего страшного, я зачиню дыру, Джон.
– И тем не менее, Ева-Энн, палатка эта – одно расстройство.
– Зачем же ты купил ее?
– Во-первых, потому что продавалась только эта палатка, и, во-вторых, издалека она выглядела вполне прилично.
– Ты дорого за нее заплатил, Джон?
– Мне показалось, продавец был доволен.
– Что ж, это очень милая палатка, она мне нравится, – решила девушка.
– Благослови тебя Господь, дитя мое, ты слишком добра! Тебе придется довольствоваться этим неприглядным сооружением, пока мы не приобретем что-нибудь получше.
– Но мне не нужно ничего лучшего, ты и так очень добр и внимателен ко мне, эта палатка…
– Последний владелец, – сэр Мармадьюк с сомнением взглянул на полотняное сооружение, – выглядел довольно опрятно. И все же думаю, ее следует хорошенько встряхнуть и переставить на новое место, скажем, вон под то дерево, если ты согласна ночевать сегодня в этой лощине.
– Да, здесь очень удобно, и главное, уединенно. Вон там течет ручей, что тоже кстати, так что давай останемся здесь. Надо подогреть пирог. Я разведу костер.
– А я займусь палаткой.
Сняв сюртук, сэр Мармадьюк принялся за работу, и в конце концов не без труда сумел-таки свернуть палатку, совладав с путаницей из колышков и веревок. Он перетащил палатку на облюбованное место недалеко от журчащего ручья, где тенистые деревья и кусты создавали некое подобие беседки из листьев.
До сих пор погода стояла совершенно безветренная; сонная листва едва колыхалась под слабым дуновением ветра, но как только сэр Мармадьюк начал устанавливать палатку, налетел внезапный порыв ветра, словно присланный какими-то злобными духами. Ветер игриво подхватил холст, и то, что секунду назад являло собой безобидную палатку, вмиг обернулось в своевольным чудовищем, которое вырывалось из рук, легкомысленно порхало вокруг нашего героя, хлопало его по голове, путалось в ногах, словом, развлекалось вовсю. С достойным восхищения терпением сэр Мармадьюк пытался успокоить этот полотняный вихрь, но время шло, а все попытки нашего героя оканчивались ничем. Постепенно он разъярился, и борьба с непокорным сооружением приняла жестокий и беспощадный характер. Сэр Мармадьюк метался взад и вперед, размахивал руками, топал ногами, но чудовище лишь злобно хохотало и бесновалось на ветру.
Когда Ева направилась к ручью за водой, она обнаружила сэра Мармадьюка, без сил привалившегося к стволу дерева. И тут-то, конечно же, ветер стих, а чудовище успокоилось. Сэр Мармадьюк, задыхающийся и вспотевший, повернулся к Еве, которая прислонилась к дереву в приступе беззвучного хохота.
– О, Джон, – наконец выдохнула она. – прости за этот смех, но… Джон!
Сэр Мармадьюк надменно вскинул голову:
– Ева-Энн!
– Нет! – сквозь смех проговорила она, – только не напускай на себя такой величественный вид, Джон!
Сэр Мармадьюк рассмеялся.
– Клянусь небом, – воскликнул он, горестно взирая на бесформенный ком у своих ног, – всякий, кому удастся справиться с этим чудовищем без посторонней помощи, заслуживает уважения и восхищения.
– Тогда позволь мне помочь тебе.
И вот вместе им удалось установить палатку. Ева довольно осмотрела результат и воскликнула:
– Как здорово путешествовать!
– Пока не испортилась погода, – брюзгливо заметил джентльмен.
– Какая разница, если ты счастлив!
– А ты счастлива, Ева-Энн?
– Да, – ответила девушка, но тут же ее глаза помрачнели. – Да, счастлива, пока не начну вспоминать.
– Тогда забудь, – посоветовал он, – забудь обо всем, дитя мое, забудь об этом мире и его тревогах.
– Но забудет ли мир о нас, Джон?
– Конечно, забудет. Пройдет время и забудет, как забывает обо всех и обо всем.
– Ты уверен, что здесь я в такой же безопасности, как и в Лондоне?
– Абсолютно! – кивнул он.
– А ты счастлив, Джон?
– Да, как это ни странно!
– Но почему?
– Бог знает, может, из-за чувства новизны.
– И только, Джон?
– А, может, из-за моего необычайного аппетита.
– И все, Джон?
– Дитя мое, ты невыносимо любопытна.
Тут Ева-Энн быстро взглянула на него и так же быстро отвела взгляд. Он удивленно спросил:
– Что случилось?
– Ничего.
– Но ты рассердилась.
– Нет! – она раздраженно дернула прелестными плечами.
– Ева-Энн, о чем ты думаешь?
– О том, что пришло время вновь тебя кормить.
Затем, наполнив помятый чайник, она поспешила прочь, а он остался сидеть, растерянно и недоуменно глядя ей вслед.

Глава XVI,

представляющая бродячего торговца по имени Болтун Дик и его взгляды

От пирога с мясом и фасолью вскоре не осталось и следа. Сэр Мармадьюк, расположившись перед весело потрескивающим костром, погрузился в то блаженно-покойное состояние, которое всегда посещает человека после сытного ужина (или, по крайней мере, должно посещать). Но вдруг из кустов раздался какой-то унылый хрип. Сэр Мармадьюк привстал и вгляделся в окружающий сумрак. Наступил вечер, и на заросшую лощину опускалась благоухающая жимолостью тьма.
– Такое впечатление, что кто-то задыхается. – Он поднялся на ноги.
– Гораций! – воскликнула Ева. – Это Гораций! Он, должно быть, опять запутался, наверное, опять ходил вокруг дерева, пока веревка не начала его душить. Бедняжка!
– Глупый осел! – пробормотал сэр Мармадьюк и, пробравшись сквозь заросли, обнаружил виновника переполоха.
Веревка плотно обвилась вокруг дерева, ближайшего к нему куста и самого животного. Гораций прижался мордой к стволу дерева, всем своим видом воплощая само терпение. Сэр Мармадьюк принялся распутывать веревку, что оказалось нелегким делом, потребовавшим немало времени и усилий. Возясь с веревкой, он поучал смиренное животное:
– Гораций, ты настоящий осел, и все же, когда познаешь это на практике, в голову приходит мысль…
Тут он замолчал. В темноте явственно прозвучал хриплый мужской голос. Сэр Мармадьюк бросил Горация и поспешил назад на свет костра. На поляне стоял коренастый загорелый человек с огромным ящиком на спине, он пристально смотрел на девушку, сидевшую по другую сторону костра.
– Никак, Ева? – спросил человек. – И бьюсь об заклад, не одна.
– Откуда тебе известно мое имя? – спросила девушка, затаив дыхание и не сводя с пришельца испуганного взгляда.
– Ты женщина, разве не так? – прохрипел человек. – А каждая женщина – Ева, и всякая Ева существует на погибель своего Адама, так-то вот! Ей-богу, если бы не та, самая первая Ева, я бы разъезжал сейчас на колеснице по Эдему, а не бродил бы по дорогам.
Тут человек запнулся и резко обернулся.
– Ага, вот и Адам! – удовлетворенно прохрипел он, – я был уверен, что у такой прелестной Евы обязательно должен иметься свой Адам, так уж всегда бывает. Как дела, Адам?
– Что вам надо? – хмуро спросил сэр Мармадьюк.
– Продать вам свой товар: веник, или ремень, швабру или нож, а может, платок, ну как?
– Нам ничего не нужно, благодарю вас.
– Я так и знал! А как насчет пары подвязок для Евы…
– Нет.
– Ну тогда бритву для вашей милости.
– Я уже сказал – ничего!
– Очень хорошо. Тогда, поскольку Англия – свободная страна, а я свободнорожденный англичанин, то, пожалуй, я поужинаю и погрею свои ноющие кости у этого костра, не ждать же, когда меня пригласят! – и к великому негодованию нашего джентльмена Он опустил свою поклажу на траву и тут же устроился у весело потрескивающего огня.
– Ну-ка вставайте! – приказал сэр Мармадьюк.
– И не подумаю, – ответил торговец, возясь со своим ящиком. – И зачем так злобно смотреть на меня, Адам? Не надо. Это же не ваша личная спальня и не надушенный будуар леди, так что, вы имеете на это место не больше прав, чем я…
– Вставайте! – Сэр Мармадьюк угрожающе надвинулся.
– Не надо, Джон, – вмешалась Ева, – не прогоняй его.
– Вот так, Адам! – торжествующе кивнул головой торговец. – Послушай свою Еву! И нет смысла прибегать к насилию, я к нему привык. Кроме того, Ева ведь не хочет, чтобы у нее на глазах причинили вред невинному человеку? Не хочет! Так что присаживайтесь, Адам, и попробуйте примириться с моим присутствием. Я не так плох, как кажусь.
Сэр Мармадьюк рассмеялся и сел рядом с девушкой, с любопытством разглядывая незнакомца.
– Ты издалека? – поинтересовалась Ева-Энн, не сводя с человека внимательного взгляда, пока тот, издавая не слишком приятные звуки, расправлялся со своим ужином.
– Благодарю! – прочавкал торговец.
– Ты хорошо знаешь округу?
– Каждую дорогу, каждый перекресток, каждую тропинку и просеку.
– Тогда ты, наверное, знаешь все новости?
– Новости? – вскрикнул пришелец с такой страстью, что поперхнулся. – Знаю ли я новости? Да никто лучше меня не знает их! Все, что я слышу, я рассказываю тем, кого встречаю, потому меня и прозвали Болтуном Диком. Я не весельчак, не остряк, но зато меня переполняют новости, и я могу немало рассказать о темных сторонах этого грешного мира, ибо люди рождены во грехе, а значит, все они грешны, и ждать от них можно только греха. Люди грешат с тех пор, как Каин убил Авеля. Ведь это же было убийство? И с того дня люди убивают друг друга и считают это самым достойным занятием, но я ненавижу человечество, черт бы его побрал! Вот так. Но вернемся к убийству…
– Нет! – возразил сэр Мармадьюк.
– Отчего же, Адам? Ничто не сравнится с хорошим убийством. Я люблю рассказывать о блестящих убийствах с многочисленными…
– Достаточно! – резко остановил его сэр Мармадьюк.
– Пусть он говорит! – заступилась Ева, напряженно слушая Болтуна Дика, широко распахнув глаза и крепко стиснув ладони.
– Так вот, как раз недавно произошло великолепное убийство…
– Заткнись и убирайся! – сэр Мармадьюк вскочил.
– Нет-нет, я хочу выслушать его, – вскричала Ева, привстав на коленях, – говори, мой друг, говори!
– Так вот, одного джентльмена – посмотрите-ка на Адама, Ева, – так вот, одного джентльмена убили самым отвратительным и жестоким образом. Его тело нашли в луже крови с простреленной головой. Но, скажу вам, убитый получил по заслугам! Как-то раз он заковал меня в колодки за бродяжничество. Но теперь он мертв, и смерть его была ужасна, упаси нас Господи!
– А известно, кто убил его? – тихо спросила Ева.
– Конечно. И знаете почему? Потому что в луже крови нашли…
– Прекратите! – воскликнул сэр Мармадьюк, надвигаясь на Болтуна.
Тот проворно вскочил на ноги, но тут Ева встала между ними.
– Что, – настойчиво спросила она, – что нашли?
– Обломки трости с золотым набалдашником.
– Нет! – вскрикнула Ева сдавленным голосом. – Не может быть!
– Да! – кивнул головой торговец. – Да! Трость принадлежит какому-то благородному джентльмену, и его уже повсюду ищут. И будьте уверены, убийцу ждет виселица.
Ева оцепенела, глаза ее невидяще уставились на пламя костра, руки были стиснуты в молитвенном жесте. Но вот девушка резко повернулась и исчезла за пологом палатки.
– Ей-богу, – торговец причмокнул губами, – лучшего убийства здесь не случалось со времен…
– Вон! – процедил сэр Мармадьюк. – Убирайтесь!
– Я уйду, когда захочу, так что…
Сэр Мармадьюк в сердцах пнул костер, сноп золотых искр осыпал торговца. Тот отскочил в сторону.
– Вы что, хотите сжечь меня живым? – прохрипел он. – Что ж, надеюсь, вы сами скоро сгорите в геенне огненной. Аминь!
С этими словами он злобно плюнул в огонь, взвалил на спину свою поклажу и тяжело заковылял прочь.
Сэр Мармадьюк начал вновь складывать костер, ибо впереди еще была целая ночь. В какой-то момент он остановился и взглянул на палатку – Ева, не отрываясь, смотрела на него.
– О, Джон, – жалобно прошептала она, – ты поставил меня в ужасное положение. Теперь я вынуждена признаться тебе, что я не убивала эсквайра Брендиша.
– Нет, конечно, нет, – сэр Мармадьюк продолжал возиться с костром. – Я знал об этом с самого начала, во всяком случае, почти знал…
– Тогда почему же ты вернулся и бросил там свою трость? Если ты догадывался, что я невиновна, зачем было отводить от меня подозрения?
– Потому что ты сама пытаешься прикрыть кого-то еще.
– О, Джон, – прошептал девушка, стиснув руки в молитвенном жесте, уже хорошо знакомом джентльмену, – ты так храбр и благороден! Джон, ты решил ради меня подвергнуть свою жизнь такой опасности… Это я виновата, только я… Господи, сжалься надо мной! Но, Джон, если тебя схватят, как ты докажешь свою невиновность?
– Пускай они доказывают мою вину, – беззаботно ответил сэр Мармадьюк. – К тому же меня еще не поймали. Тем более, что того, кто привык быть охотником, роль дичи привлекает очарованием новизны…
– Значит, тебя преследуют! – воскликнула она. – О, я несчастная! На тебя из-за меня упала тень виселицы. Прости меня, Джон, прости! – она упала перед ним на колени и закрыла лицо руками.
– Не печалься, дитя мое. – Он ласково погладил ее по склоненной голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35