– И даже когда я храплю, Ева-Энн?
Она снова расхохоталась, и он снова подумал, как мелодичны и приятны для мужского уха эти звуки.
– О, Джон, ты сохранишь величие везде и всюду, потому что ты – это ты!
– Ну тогда я должен быть совершенно невыносим.
– Только не для меня! – воскликнула она с такой горячностью, что он обернулся.
– Но почему, дитя мое?
– Потому что ты храбр и добр, Джон! Потому что, несмотря на свое высокое происхождение, ты получаешь удовольствие от простого хлеба! Потому что ты решил разделить страхи бедного загнанного создания, потому что ты способен идти пешком через всю страну в тесных сапогах и беззаботно насвистывать…
Сэр Мармадьюк рассмеялся, но уловив в ее голосе неподдельную искренность, встретившись с ее открытым взглядом, он почувствовал, как небритые щеки его вдруг запылали, а глаза наполнились влагой. Он поспешно повернулся и пошел вперед.
Так они шли, болтая и смеясь, пока солнце не поднялось высоко и мир объял полуденный зной. Сэр Мармадьюк уже собрался присесть, но Ева покачала головой.
– Посмотри вон туда, Джон.
Он взглянул в указанном направлении и увидел высокий шпиль, парящий над зеленым маревом листвы.
– Петворт! – сказала девушка.
На холме, утопая в зелени, расположился маленький городок. Сэр Мармадьюк ускорил шаг.
– Там, – с надеждой вздохнул он, – мы сможем поесть и отдохнуть.
– Скажи, Джон, – неожиданно спросила Ева, – что случилось с твоей тростью?
– Она попросту сломалась, Ева-Энн.
– И ты выбросил ее?
– Хорошо, что напомнила. Нужно будет купить новую, покрепче.
– Но выбросить! Как же так, Джон, ведь набалдашник твоей трости был из чистого золота!
– Безумно хочется пить, – вздохнул он. – Тебе, должно быть, тоже.
– Нет, Джон. Ты иди в город, а я подожду тебя здесь.
– Здесь?
– Так разумнее. Меня ведь могут узнать. Так что я буду ждать тебя вон в той рощице.
– А твое платье, Ева-Энн, шляпка, накидка и все остальное? Как я куплю все это без тебя?
– Лучше с капюшоном, – напомнила Ева.
– Нам предстоит трудная и долгая дорога, милое дитя, тебе потребуется еще не одна пара туфель и чулок, еще одно платье, яркое, с лентами и оборками – все это необходимо!
– Ленты и оборки – пустое тщеславие, Джон, и они совершенно бесполезны в дороге.
– Вот видишь, дитя мое! Тебе лучше самой купить все сразу.
– Вовсе нет. Ни одна женщина не способна делать покупки быстро.
– Даже в подобных обстоятельствах, Ева?
– Меня могут узнать, Джон. Лучше остаться в таком виде, чем подвергать себя риску.
– Тогда все покупки придется делать мне! – вздохнул сэр Мармадьюк.
– Бедняжка Джон! – в свою очередь вздохнула она, но на щеках уже заиграли озорные ямочки. – И в довершение ко всему тебе хочется пить! Так что иди и покупай, что хочешь. Можешь не торопиться, я буду ждать тебя среди тех деревьев. А вот мой кошелек, Джон.
– Оставь его себе, дитя мое.
– И, Джон, если уже оно должно быть цветным, то пускай будет голубым. Магазин модистки расположен напротив постоялого двора «Ангел».
– Модистка! – в ужасе воскликнул сэр Мармадьюк и удалился.

Глава XI,

в которой сэр Мармадьюк делает покупки

Петворт оказался маленьким и тихим городком, погруженным в полуденную дрему. Его узкие улочки с булыжными мостовыми сонно отзывались на ленивый звук шагов и громыханье колес, а из тенистых двориков и полумрака трактиров доносился гул людских голосов; здесь похоже не ведали, что такое суматоха и спешка; время в Петворте шествовало весьма неторопливой поступью. Да, это был маленький, уютный и удивительно сонный городок, старый, опрятный и очень мирный.
Но сэр Мармадьюк, гонимый жаждой, не обращал никакого внимания на прелести Петворта. Пока он шел по залитым солнцем улицам, перед его глазами назойливо маячила одна-единственная картина – чудный запотевший стакан с ледяной прозрачной водой, не с вином, терпким и ароматным, не с призывно пенящимся пивом, а с обычной родниковой водой. Жажда становилась невыносимой, сэр Мармадьюк уже почти бежал, когда наконец углядел вывеску «Ангел», украшавшую старое замшелое здание, двери которого были приветливо распахнуты.
Сэр Мармадьюк ворвался в темное чрево пивной. На первый взгляд здесь было совершенно пусто, но где-то в глубине слышался гул людских голосов. На фоне глухого неразборчивого бормотания выделялись два пронзительно-возбужденных голоса:
– …кровавое убийство, говорю я тебе!
– И в нем замешана женщина, Господи помилуй!
– Ну, по-твоему всегда и во всем замешана женщина.
– Да уж! Все дело в них, иначе и быть не может.
– Особенно, если речь идет об эсквайре Брендише! Вот уж кто любил побегать за юбками!
– Да, а теперь он мертв, не живее вот этой колоды. А ведь только на прошлой неделе я видел его здесь, в Петворте.
– Да, был он здесь, я собственными руками наливал ему доброго эля…
Тут сэр Мармадьюк громко постучал по прилавку. Вскоре появился грузный хозяин в фартуке и рубахе с закатанными рукавами. Он наполнил кружку и поставил ее перед джентльменом. Качая головой, трактирщик сощурил совиные глаза.
– Ох, сэр! Не знаю, куда мы катимся!
– В самом деле? – спросил Мармадьюк, не сводя вожделенного взгляда с кружки.
– Да, сэр, не знаю. Вы, может, не слыхали еще новость, но вскоре услышите.
– Услышу?
– Да, услышите! – зловеще кивнул головой трактирщик.
Сэр Мармадьюк благоговейно поднял кружку и жадно приник к ней, не отрывая взгляда от лица хозяина. Того прямо распирало от желания сообщить ужаснейшую новость.
– Я сам услышал об этом всего десять минут назад, и, сэр, у меня все внутри так и трясется, так и трясется, – и огромное брюхо трактирщика заколыхалось в подтверждение его слов.
– А? – вопросительно воскликнул сэр Мармадьюк, со вздохом облегчения ставя кружку на прилавок. – А почему это у вас внутри все трясется? – спросил он, с подозрением наблюдая за хозяйским брюхом.
– Трясется, потому как у меня там есть кишки, – доверительно сообщил трактирщик.
– Вот как? – изумленно спросил сэр Мармадьюк
– Да, есть, – важно подтвердил трактирщик.
– Но почему ваши внутренности вдруг так взволновались?
– Да потому как новость эта любого человека до костей проберет, от нее кровь в жилах стынет, а кишки так и трясутся, так и трясутся. – Брюхо заколыхалось еще энергичнее, сэр Мармадьюк опасливо отодвинулся.
– Боже мой! – воскликнул он в совершеннейшем ужасе. – Так что же это за новость?
Хозяин прикрыл совиные глаза, затем резко распахнул, громогласно откашлялся и оглушительно зашептал:
– Кровавое убийство, сэр! И совсем рядом, не далее, как в пятнадцати милях отсюда. Убит джентльмен, которого я хорошо знал.
– Что вы говорите? – зашипел в ответ сэр Мармадьюк. – Расскажите же поподробнее.
– Так вот, сэр, убит эсквайр Брендиш. Горло у него перерезано от уха до уха, голова прострелена, и в придачу ко всему он мертв, сэр! Мертв! А ведь только на прошлой неделе он, бедняга, был здесь, стоял на том самом месте, где вы сейчас стоите, сэр, – Мармадьюк испуганно ойкнул, – а теперь он убит! И убит неизвестным!
– Бог мой! – Сэр Мармадьюк схватил кружку и вылил в себя последние капли жидкости. – И нет никаких улик, никаких следов? Ведь кого-то, наверное, подозревают?
– Поговаривают, сэр, о женщине, она исчезла, сэр, но гонятся-то, конечно же, за мужчиной.
– Мужчиной?
– Да, сэр, ищут молодого повесу из Лондона, того, что накануне поссорился с несчастным и тоже исчез, но…
– Но?
– Но, сэр, хотя джентльмен этот и исчез, он оставил рядом с телом свой хлыст, и по нему, конечно же, найдут злодея.
– Вы сказали молодой повеса?
– Да, так поговаривают, сэр, из тех расфуфыренных щеголей, настоящий светский лев, сэр.
– И он оставил хлыст?
– Да, сэр, рядом с обезображенным телом.
– Так, наверное, он и есть убийца.
– Все так и полагают, сэр, и за ним уже снарядили погоню, все дороги под наблюдением, и в эту минуту должны отправить депешу в Лондон, сэр.
– Ну тогда его быстро поймают.
– Не сомневайтесь, сэр, непременно поймают и повесят! Вздернут на виселице! И, надеюсь, предварительно вымажут дегтем для острастки всех прочих негодяев!
– Именно так! – энергично согласился сэр Мармадьюк. Убедившись, что в кружке больше не осталось ни капли, он расплатился, попрощался с разговорчивым хозяином пивной и вышел на залитую утренним солнцем улицу.
Он старался по-прежнему идти обычным шагом, не оглядываясь и не озираясь по сторонам. Но, заслышав за собой быстрые шаги, он замер перед витриной, сделав вид, что упоенно созерцает ее содержимое. Человек прошел мимо, а сэр Мармадьюк вдруг осознал, что смотрит на вывеску, гласящую:

АРТУР МОСЛИ
КАЧЕСТВЕННАЯ СТРИЖКА
БЕЗБОЛЕЗНЕННОЕ БРИТЬЕ

В центре витрины, в окружении париков, шиньонов и накладных волос всевозможных оттенков высилась восковая голова анемичного джентльмена с выпученными тусклыми глазами, его безжизненное лицо резко контрастировало с буйной жгуче-черной шевелюрой и столь же черными бакенбардами. Сэр Мармадьюк, вдоволь налюбовавшись сим произведением цирюльного искусства, решительно открыл дверь и шагнул внутрь. Там восседал хозяин, как две капли похожий на своего воскового манекена – те же выпученные глаза, та же анемичная бледность, те же роскошные бакенбарды и шевелюра, чье великолепие свидетельствовала о неустанной заботе о себе ее обладателя.
Хозяин внимательно выслушал джентльмена, при этом его бакенбарды возмущенно встопорщились, а глаза еще больше вылезли из своих орбит.
– Как сэр, вы хотите, чтобы я убрал их? Это невозможно! – в отчаянии вскричал он и беспокойно коснулся ухоженных украшений своих собственных щек. – Вы действительно хотите сбрить такие прекрасные…
– Да! И еще я хочу, чтобы вы подстригли меня как можно короче!
– Слушаюсь, сэр! Очень хорошо, сэр! Но, сэр, ведь бакенбарды… они же так украшают вас, придают вашему лицу такое благородство. Мне доводилось стричь очень высокородных клиентов, средь них даже был один граф, но никогда еще я не видел столь безукоризненных, столь совершенных бакенбард! О, сэр, подумайте о женщинах, ничто так не привлекает прекрасный пол, как…
Тут речь цирюльника была прервана гневным взглядом джентльмена. Хозяин оскорбленно замолк, усадил сэра Мармадьюка в кресло и начал орудовать расческой и ножницами, помазком и бритвой.
Через несколько минут от великолепных кудрей нашего героя остался лишь короткий ежик. Сэр Мармадьюк задумчиво провел по гладко выбритым щекам и взглянул на себя в зеркало. Цирюльник, не переставая замогильно вздыхать, покачал головой.
– Это были самые лучшие в мире бакенбарды, сэр! Они радовали женские глаза и согревали женские сердца, а теперь все кончено, сэр! Все кончено!
– Мне нужна бритва, – сказал сэр Мармадьюк, критично изучая свое отражение.
Хмурое лицо цирюльника несколько просветлело.
– Конечно, сэр. А может, лучше две?
Сэр Мармадьюк кивнул.
– Значит две, сэр. Надо признать – вы и в таком виде не так уж плохо выглядите, глядишь не все потеряно. А мыло? Вам потребуются мыло и помазок?
Сэр Мармадьюк снова молча кивнул.
– Даже самые лучшее лезвие может затупиться, так что вам пригодится и бритвенный ремень, сэр.
Сэр Мармадьюк кивнул.
– Вот и ремень, сэр! Должен вам сказать, сэр, вы так выглядите значительно моложе. Итак, лезвия, мыло, помазок, ремень, я сложу все в мешок, сэр, что бы вам было удобнее нести…
– Нет, – прервал его джентльмен, – мне еще нужна щетка для волос и гребень.
– Безусловно, сэр! Щетка и гребень, конечно же! А вот сейчас, когда вы повернулись, сэр, и солнце осветило ваше лицо немного иначе, вас можно принять за вашего же собственного сына. Просто невероятно! Вот щетка и гребень! Тогда, может присовокупить еще и бутылочку медвежьего сала?
– Спасибо, нет!
– Нет! – воскликнул цирюльник. – Никакого медвежьего сала! Хотя, по правде говоря, бакенбарды нынче в моде, сэр! Джентльмен без бакенбард все равно, что цветок без запаха, а вы расстались с украшением, которое могло бы облагородить лицо любого представителя самых высших кругов, сэр, – герцога, графа, маркиза или баронета! Лезвия, помазок, мыло, ремень, щетка, гребень, все это кладем в мешочек, и никакого медвежьего сала! Это все, сэр?
– Абсолютно! – ответил сэр Мармадьюк и вытащил кошелек.
– Премного благодарен, сэр, и счастливого вам дня, сэр!
Оказавшись на пустынной улице, наш герой еще больше ощутил перемену в собственной внешности. Он шагал мимо витрин, бросая косые взгляды на свое отражение, пока его внимание не привлекла вывеска, на которой незамысловатыми буквами было выведено:

МИСС И МИСС БЛАЙТ

Это был уютный магазинчик, притулившийся в тенистом уголке, скромный и опрятный. Витрина очаровывала соблазнительным многообразием деталей женского туалета, стыдливо прятавших свое предназначение за пеной кружев и оборок. (Сэру Мармадьюку такое оформление витрины показалось несколько неуместным.) Рядом выстроилась целая шеренга модных шляпок. Шляпки с высокими тульями, с низкими тульями, с широкими полями, с узкими полями, шляпки вовсе без полей, а за ними, в глубине витрины теснились платья всевозможных цветов и фасонов.
Сэр Мармадьюк подозрительно огляделся по сторонам, решительно сжал кулаки и шагнул в полумрак магазина, где тут же столкнулся с высокой тощей леди. Леди решительно преградила ему путь, из-за ее спины выглядывала дама более пухлая и менее долговязая.
Сэр Мармадьюк снял шляпу и обольстительно улыбнулся.
– Что вы хотите, сэр? – сурово спросила тощая леди.
– Мадам, – понизив голос, начал наш герой, – мне нужно платье.
Толстушка за спиной тощей леди хихикнула, фигура же ее костлявой напарницы словно пополнилась еще добрым десятком костей, локти и подбородок словно стали еще длиннее.
– Что вы имеете в виду, сэр? – сердито воскликнула тощая леди, окинув нашего героя холодным взглядом давно почившей селедки. – Что вы имеете в виду, сэр, позвольте вас спросить?
– Платье, мадам. А также шляпку.
– Может, все-таки сюртук и бриджи, сэр?
– О, сестра, не… – пухлая леди залилась тонким смехом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35