31 июля Гитлер снова вызвал к себе главнокомандующих тремя составными частями вермахта вместе с начальниками их генеральных штабов. Сначала Редер доложил о ведущихся работах по «Морскому льву». Возможными датами операции он назвал дни между 19 и 26 сентября. Но было бы лучше перенести ее на весну 1940 г. Фюрер на это не пошел, а решил провести 15 сентября. Начнется ли она в указанный день, будет зависеть от люфтваффе, которая уже в ближайшие дни должна начать усиленные налеты на аэродромы английской истребительной авиации, гавани и военно-морской флот. Если она добьется успехов, начнет действовать «Морской лев». В противном случае операцию эту придется отложить до 1941 г. Затем Гитлер обратился к проблеме России. Он уверен, что англичане нашли новый контакт с нею. Фюрер предполагал русское нападение, начиная с осени 1941 г. Если же Россия будет разбита, Англия лишится большой помощи. Гитлер объявил свое окончательное решение: напасть на Россию весной 1941 г. Операции против нее должны привести к видимому успеху летом 1941 г. Гальдеру было поручено коренным образом изучить связанные с этим вопросы.

Воздушная битва за Англию

На следующий день, 1 августа, Гитлер дал «Директиву № 17 о ведении воздушной и морской войны против Англии». В ней говорилось: «С целью создания предпосылок для окончательного разгрома Англии я намерен вести воздушную и морскую войну против Англии в более острой, нежели до сих пор форме [… ]. Германским военно-воздушным силам всеми имеющимися в их распоряжении средствами как можно скорее разгромить английскую авиацию»{200}. Датой «обострения воздушной войны» было определено 5 августа. Директива эта являлась необходимой. Я лично наблюдал, как в самой северной части Франции сосредоточивались соединения люфтваффе, готовясь к борьбе против Англии. Никакого приказа они до сих пор не получили, а потому не знали, начнутся ли и когда именно их налеты. От Ешоннека я узнал, что свои детально разработанные приказы к действию он направил Герингу, который вот уже несколько дней держит их у себя в сейфе и не спешит передавать шефу. Из этого я понял, что многие беседы Гитлера с рейхсмаршалом в прошедшие четыре недели в первую очередь, очевидно, касались продолжения войны в направлении на Восток. Потому Геринг и пришел к выводу пока больше ничего не предпринимать против Англии. Он уже нацеливался на 1941 год, готовился к нападению на Россию. Во всяком случае, директива №17, требовавшая переориентации авиационных соединений на Англию, явилась для него неожиданностью.
5 августа погода оказалась неблагоприятной. Первые налеты истребителей на английские войска состоялись только 8-го. Геринг выехал на одну из передовых баз люфтваффе в Северной Франции, чтобы оттуда руководить наступательной операцией. В эти первые дни боев наши истребители нанесли англичанам чувствительные поражения. Вот только представить вещественные доказательства своих успешных действий было трудно. Ежедневно докладываемые цифры оказывались удивительно высокими. Так, итоговые данные битвы за Ла-Манш за 11 августа сообщали о 90 уничтоженных вражеских самолетах при потере 21 собственного, а 12 августа – соответственно, 152 и 28. Геринг докладывал фюреру о фантастических успехах люфтваффе. Он считал, что англичане уже на пределе своих сил. На Гитлера же донесения о таких успехах, казалось, большого впечатления не производили.
В сентябре я затребовал от 1с{201} генерального штаба люфтваффе данные о численности английских истребителей. Согласно его сведениям, в соединениях их насчитывалось 600, а также имелось еще 600 самолетов устаревших типов, которые могли применяться на фронте лишь в исключительных случаях. Эти цифры я доложил Гитлеру, который при ближайшей встрече с Герингом обсудил указанную проблему. Тот пришел в ужас, стал допытываться у меня, кто именно дал мне такие сведения, и сразу же позвонил в свой генштаб. Получив там точно такие же цифры, Геринг был вынужден сообщить фюреру, что официальные данные генерального штаба люфтваффе не соответствуют действительности. Он тут же приказал, чтобы предоставляемые по запросу фюрера статистические данные предварительно докладывались лично ему. Вскоре Гитлер снова пожелал узнать через меня какие-то сведения о количестве самолетов. Я ответил, что попрошу дать их мне Геринга. Время шло к полуночи. Я позвонил Герингу – он был уже в постели – и задал ему нужный вопрос. Он разгневался и переадресовал меня к дежурному офицеру своего генштаба. На следующий день я узнал от Боденшатца, насколько зол был на меня рейхсмаршал; он даже запретил обращаться к себе с подобными запросами, практиковавшимися ранее. Но потом Геринг никогда не заговаривал со мной об этом инциденте и не проявлял ко мне никакого раздражения.
Весь август англичане не без успеха совершали свои первые единичные авианалеты, не причиняя большого ущерба. Единственное неудобство от этих налетов – приходилось порой ночью спускаться ненадолго в бомбоубежища. Гитлер воспринимал эти довольно безобидные налеты англичан на Берлин как позор и обсуждал с Герингом контрмеры. Тот снова отправился в Северную Францию для разговора об этом со Шперрле, Кессельрингом и командирами авиационных соединений.
В ночь на 7 сентября начались налеты нашей авиации на Лондон, что означало новую кульминационную точку «воздушной битвы за Англию». Не было никакого сомнения, что налеты причиняли значительный урон, а также велики были потери среди гражданского населения Лондона и других городов. Но того, чего ожидали мы от воздушной войны, достигнуто не было. Прежде всего, совершать ночь за ночью массированные налеты не позволяла погода. К тому же с каждой ночью усиливалась английская противовоздушная оборона, британские зенитки качественно улучшились. Кроме того, англичанам удавалось сбивать эскадры бомбардировщиков с курса и не допускать их к цели или же, нарушая их боевые порядки, рассеивать на подлете к ней. Боеспособность германских соединений падала. Снабжение боеприпасами едва покрывало потребности.
Наиболее эффективными явились «террористические налеты» на Лондон, а 14 ноября – на Ковентри. Все же остальные налеты на крупные города Южной Англии, хотя и причиняли ущерб с немалыми людскими потерями, никакого влияния на ведение войны не оказывали. Они могли бы, предположительно, возыметь действие только в том случае, если бы существовала возможность производить их еженощно в течение нескольких недель. Но на это нам не хватало сил. В то время добиться военного решения одними только воздушными налетами было невозможно.
Гитлер сам, одним из первых в германском командовании, осознал, что воздушная война против Англии поставленной цели не достигла и достигнуть не сможет. Содержание его частых бесед об этом с Герингом неизвестно никому. Однако из услышанных мною реплик фюрера я понял, что взглядов Геринга на воздушную войну он не разделял. А поскольку воздушная битва над Ла-Маншем победы не принесла и королевские военно-воздушные силы сохранили боеспособность, фюрер должен был принимать другие решения. И он хорошо знал это.
Пока в августе над Ла-Маншем грохотала воздушная битва, в Берлине война чувствовалась очень мало. Если бы не немногие ночные единичные налеты англичан, царила бы мирная тишина. 14 августа Гитлер в своем кабинете в Новой Имперской канцелярии вручил рейхсмаршалу{202} и генерал-фельдмаршалам их маршальские жезлы. Он воспользовался случаем поблагодарить их за заслуги и подчеркнул обязанности, которые возлагает на них этот ранг. Трое фельдмаршалов люфтваффе в тот день отсутствовали, так как сражение над Каналом требовало их присутствия там. 4 сентября фюрер восполнил это упущение, вручив фельдмаршальские жезлы Мильху, Шперрле и Кессельрингу. В тот же день он открыл во Дворце спорта кампанию благотворительной «Зимней помощи» на 1940-41 г. При этом он выразил немецкому народу благодарность за его поведение в прошлом военном году и призвал фольксгеноссен продемонстрировать всему миру «нашу нерушимую общность». У меня в тот день была своя личная радость – родилась моя старшая дочь Хильке.
6 сентября в Румынии произошла «смена караула». 30 августа Румыния на втором Венском арбитраже была присуждена отдать Венгрии половину Семигорья (Зибенбурген). Это решение заставило короля Кароля II отречься от трона в пользу своего сына Михая. Во главе правительства встал генерал Антонеску{203}, ярый националист, который в ближайшие годы привел Румынию на сторону Германии. Хотя Румынии в рамках румыно-болгарского договора и пришлось отдать Болгарии Южную Добруджу, Гитлер счел споры из-за границ на Балканах снятыми. В последнее время он часто заговаривал о проблемах Юго-Востока Европы, ибо ему было важно закрепить для рейха румынские нефтяные месторождения в районе Плоешти. В Румынию были посланы войска – целая бригада, которая должна была обеспечивать этот район. Но тревога не исчезла, ибо англичане находились в восточной части Средиземного моря и фюрер опасался, как бы они не захватили нефтепромыслы Плоешти. Это в последующие месяцы стало одной из его особых забот.

«Морской лев» – отложить или отказаться?

13 сентября Гитлер пригласил главнокомандующих трех составных частей вермахта и вновь произведенных генерал-полковников к себе на обед и совещание по техническим вопросам, особенно насчет танков и противотанкового вооружения. На следующий день он снова вызвал всех главнокомандующих вместе с начальниками их генштабов для обсуждения акции «Морской лев». Не все они уже верили в ее выполнимость. Но фюрер по-прежнему выдавал «Морского льва» за наилучшее в то время решение для успеха в борьбе с Англией. Приготовления к высадке были закончены, теперь требовалось всего-навсего четыре-пять дней хорошей погоды, ибо малые суденышки не очень-то были пригодны для морской операции. Кроме того, люфтваффе должна была иметь возможность хотя бы несколько дней летать с утра до вечера. Погода же была крайне неустойчива. И все-таки фюрер решил пока операцию не отменять. Пусть англичане побудут в состоянии неопределенности! На требование люфтваффе разрешить ей воздушные налеты на жилые кварталы городов Гитлер возразил: производить их на военные объекты гораздо важнее. Налеты же с целью вызвать массовую панику – только как последнее средство, ибо угроза британских контрналетов на германские города слишком велика.
От этого разговора у меня осталось впечатление, что Гитлер уже отказался от надежды провести успешное вторжение в Англию следующей весной. Осенью 1940 г. его испугала неизвестность: удастся ли это достаточно импровизированное форсирование морской водной преграды? Он потерял уверенность.
22 и 24 сентября Гитлер принял авиаторов Мельдерса и Галланда, одержавших по 40 побед в воздушных боях, и захотел получить от них ясную и трезвую картину воздушной войны. Сравнив это с тем, что ему говорили о собственной люфтваффе, он осознал: английская авиация все-таки сильнее. К тому же все время меняющаяся погода не давала летать непрерывно больше четырех-пяти дней подряд. Мольдерс подчеркнул, что каждая такая акция возможна только единожды, ибо потом требует восстановления летного состава. Качество командиров английских самолетов – такое же, как и немецких. Но у них, разумеется, есть несравнимое преимущество – они летают над своей страной. Сбитый англичанин может спастись, прыгнув с парашютом, а потом готов к новым вылетам. Командир же германского самолета в этом случае гибнет. Беседа произвела на фюрера очень большое впечатление, подкрепив его намерение пойти на риск вторжения только в том случае, если все козыри будут на руках именно у него.
26 сентября Гитлер беседовал наедине с гросс-адмиралом. Из высказываний фюрера после обсуждения обстановки я заключил, что Редер высказался против войны с Россией и выступил за применение наших сил в восточной части Средиземного моря, то есть против Египта, Палестины, Ливана вплоть до Турции. На это фюрер сказал, что хотя точку зрения Редера и надо принять во внимание, но сначала нужно прозондировать позицию Испании. Самое главное на Средиземном море – это Гибралтар. Когда он окажется полностью в испанских или германских руках, можно поплотнее заняться и вопросом о восточном Средиземноморье.
27 сентября Гитлер присутствовал на торжественном подписании Тройственного пакта между Германией, Италией и Японией. После официальной части он дал в честь гостей банкет в своей квартире. Фюрер хотел, чтобы подписание этого договора привлекло к себе внимание во всем мире, особенно в Соединенных Штатах и России. В японском флоте и японской армии он видел важнейший фактор силы в регионе Тихого океана. Его главным стремлением в эти осенние месяцы было сколотить сильный и эффективный альянс против Англии.
Риббентропу было поручено написать письмо Сталину, чтобы заинтересовать его германскими мерами против Англии. Сам министр очень ратовал за стабильный альянс с Россией и видел для такого союза хорошие возможности. Гитлер же относился к этому весьма выжидающе. Осуществленные русскими в последние недели акции в Румынии, а также радикальная советизация Прибалтийских государств внушали ему большие опасения. Я все чаще замечал, что мысли его кружатся вокруг России. То были трудные недели. Через Ла-Манш, если позволяли метеоусловия, каждую ночь на английские цели устремлялись наши боевые авиационные соединения, а в Берлине шеф размышлял над тем, как быстрейшим образом повергнуть наземь Россию. На мои вопросы о его намерениях Гитлер пока ясно ответить не мог. Он еще сам никакого решения не принял. Но было ясно: с каждой неделей фюрер все больше приходит к плану как можно быстрее решить русскую проблему.
4 октября Гитлер встретился с дуче на Бреннерском перевале. О содержании беседы мне удалось узнать немногое. Фюрер говорил больше о Франции, чем об Англии, и пытался поприжать территориальные требования Муссолини.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91