Дивизии Бласковица считали, что тоже смогут, подобно соседней армии Рейхенау, достигнуть Варшавы наибыстрейшим образом, а потому и они глядели только вперед. Когда 30-я пехотная дивизия под командованием генерала фон Бризена подошла к Варшаве на расстояние 50 км, польские дивизии совершили прорыв из района Познани. На несколько часов возникла тяжелая ситуация, пока Бризену не удалось повернуть свою дивизию влево и остановить прорвавшиеся войска противника. Сам он был ранен. Гитлер резко отчитал Бласковица за этот недосмотр.
Во время Польской кампании фюрер вел себя в военных вопросах весьма нейтрально, его Ставка в первые дни этого похода находилась в Померании, а затем в Верхней Силезии в железнодорожном составе на запасных путях. Он был уверен в успехе и каждый день ожидал от поляков сигнала о их желании капитулировать или возможности вступить в переговоры насчет «остатка Польши». После начала военных действий фюрер заявил в рейхстаге, что хочет разрешить «вопрос о Данциге» и «вопрос о коридоре», а затем в отношении Германии к Польше наступит поворот, который обеспечит их мирное сожительство. Гитлер был готов к переговорам.
Но поляки не сдавались, сражались очень храбро, хотя и без всяких видов на успех, каждое соединение – в границах своего участка фронта. Радиосвязь почти отсутствовала. Самостоятельно действовавшие фронты доверились обещанию англичан как можно скорее облегчить их положение, но вмешательства этого ожидали тщетно. Польское правительство покинуло Варшаву и 17 сентября оказалось на румынской территории. Это послужило Гитлеру сигналом. Он решил вновь включить в состав рейха те части Польши, которые принадлежали Германии до 1918 г.: восточную часть до линии Нарев – Висла – Сан предоставить русским, а остальную ее территорию превратить в генерал-губернаторство во главе с рейхсляйтером д-ром Франком{181} и со столицей в Кракове.
17 сентября 1939 г. русские соединения вступили в Восточную Польшу и заняли ее до обговоренной с Риббентропом в Москве линии рек Нарев – Висла – Сан. Продвигаясь на восток, германские войска уже перешли эту линию и с раздражением были вынуждены отдать захваченную ими территорию. Гитлер с большим нетерпением ожидал вступления русских. Это служило для него последним предлогом для нового раздела Польского государства согласно своим воззрениям. В те дни фюрер твердил: обещания англичанам гарантий Польше, данные ей в марте и августе, – наилучшее доказательство того, что Англия желала этой войны с целью его устранения. Англичане, как и в 1914 г., сумели приписать вину за войну немцам и сделать это правдоподобным для всего мира,
19 сентября Гитлер посетил Данциг. Своим местопребыванием он избрал Сопот, где расположился в отеле «Казино», а затем во второй половине дня выехал в город. Восторг людских толп был неописуем. Во дворе отеля «Артусхоф» фюрера приветствовал Форстер{182}. В ответ Гитлер экспромтом произнес длинную речь, в которой говорил о возвращении Данцига в рейх. У меня сложилось впечатление, что многие фразы адресовались Англии, к примеру: «Для поджигателей войны Польша тоже служила всего лишь средством достижения цели. Сегодня уже совершенно спокойно заявляют, что война велась вовсе не за сохранение Польши, а за ликвидацию существующего в Германии режима». Или такой пассаж: «Если сегодня Польша избрала войну, то сделала она это потому, что ее к тому подстрекнули». Имея в виду западного противника, Гитлер сказал: «У меня нет военных целей ни против Англии, ни против Франции». А заключил он такими словами: «Английская цель – отнюдь не борьба против режима, а борьба против немецкого народа, а это значит против немецких женщин и детей. Потому реакция наша будет соответствующей. И в итоге станет твердо ясно одно: эта Германия не капитулирует никогда!».

Бои за Варшаву

Во время нашего пребывания в Сопоте главное внимание Гитлер уделял боям за Варшаву, говоря, что комендант ее все еще ждет помощи от западных государств. 21 сентября тот принял предложение фюрера эвакуировать из города весь дипломатический корпус и подданных других государств. Они были встречены севернее Варшавы представителями нашего министерства иностранных дел и препровождены в Кенигсберг. Варшава готовилась к борьбе. Из сообщений дипломатов явствовало: в городе распространяются весьма странные известия с Западного фронта. Одно из них было таково: будто бы французы продвинулись глубоко в Южную Германию, а в Рурской области даже прекратилась всякая работа. Эти сообщения объясняли, почему комендант Варшавы продолжал сопротивление.
21 сентября начался артиллерийский обстрел Варшавы, а люфтваффе получила приказ бомбить ее. 22-25 сентября Гитлер летал на подступы к ней, чтобы лично убедиться в эффективности действий нашей авиации. 22 сентября фюрер находился почти точно в том самом месте, где был ранен и вскоре скончался бывший главнокомандующий сухопутных войск барон фон Фрич. Получив донесение о его гибели, Гитлер был явно огорчен и принял эту весть молча.
В тот день во время поездки очень сильное впечатление на меня произвели огромные толпы польских беженцев. Преобладали молодые, было и много евреев. Я надеялся, что такая участь не постигнет наш народ никогда. Пять лет спустя беженцами стали наши дети.
25 сентября Гитлер снова совершил полет в район Варшавы и с хорошо выбранного наблюдательного пункта следил за ходом событий. На этот день ОКХ назначило наступление. Значительная часть города уже пылала в огне. Все это производило какое-то ирреальное впечатление бессмысленной борьбы. Через два дня, 27 сентября, комендант Варшавы предложил сдачу города. Последние польские силы капитулировали только 1 октября на полуострове Гела, что перед Гдыней.
В ходе Польской кампании люфтваффе выработала тот наступательный стиль, который оставался определяющим для нее вплоть до 1941 г. В течение двух первых дней войны польские аэродромы подверглись воздушным атакам и основная масса самолетов противника оказалась уничтоженной. Соединения наших сухопутных войск вошли в эту страну, не испытывая воздействия польских военно-воздушных сил. Люфтваффе оказалась в состоянии всеми своими силами поддержать продвижение наземных войск. Установилось тесное взаимодействие между ними и авиацией, возникла основа для сражений в последующие два года.

Стиль командования Гитлера

Служба в нашей адъютантуре шла в весьма равномерном ритме. Главным в ней являлось ежедневное обсуждение обстановки с Йодлем или генеральным штабом сухопутных войск. Это обсуждение имело место каждый день в 12.00 и продолжалось, как правило, от полутора до двух часов. Вечернее обсуждение, по большей части, проходило в 18 или 19 часов, причем в более узком кругу. Йодль докладывал обстановку, и если (как это бывало в спокойные времена между отдельными кампаниями) не случалось чего-либо из ряда вон выходящего, на нашу адъютантскую долю выпадали лишь рутинные пояснения со стороны сухопутных войск, военно-морского флота и люфтваффе.
Центральное значение Гитлером придавалось предполуденному положению на фронте. При этом он обсуждал с офицерами все произошедшие к тому моменту события и принимаемые меры. К оперативным планам он присовокуплял собственные мысли и указания. Однако до осени 1941 г. фюрер лишь весьма редко отдавал прямые приказы. Он ограничивался усилиями настолько крепко убедить своих слушателей, чтобы они осуществляли его намерения самостоятельно. Это являлось и причиной зачастую очень долгих совещаний у него. С декабря 1941 г., когда фюрер принял на себя и главнокомандование сухопутными войсками, он постепенно стал переходить к тому, чтобы добиваться выполнения собственных намерений путем прямых приказов, однако при этом, как и прежде, стараясь убедить собеседников в ходе ставших нередко более продолжительными совещаний. Только в последний год войны он все чаще прибегал к более ярко выраженной отдаче прямого приказа, но к тому времени его возможности проводить приказы в своем духе уже стали весьма ограниченными.
Во время Польской кампании я имел достаточно много случаев оценить невероятно тонкое чутье и остроту логики фюрера в оценке военной обстановки. Он умел мысленно поставить себя на место своих противников и предвидеть их военные решения и действия. Его оценки военной обстановки отвечали реальности, между тем как в области политики они всегда казались иллюзорными, продиктованными эмоциями и субъективными желаниями.

Гитлер, Гальдер, Браухич

Осенью 1939 г., после Польской кампании, в командовании сухопутных войск царило воодушевление. Правда, Браухич и Гальдер и тогда оставались настроенными пессимистически. Но после похода на Польшу они со своими взглядами оказались одинокими, а их планы отстранить или вообще устранить Гитлера не нашли бы сторонников в войсках. К тому же ни к какому решению они прийти так и не смогли. Хотя внутренне оба генерала были против планов и идей фюрера, они все-таки оказывали ему широкую поддержку в постоянной надежде на то, что смогут энергично выступить при каком-либо представившемся им случае.
Во время моих разговоров с Гитлером я со времени начала войны ощущал его желание выведать у меня позицию генералов из ОКХ, чтобы получить о ней ясное представление. Фюрер знал: там он имеет нескольких – пусть и немногих – противников. Насчет люфтваффе и кригсмарине у него таких опасений не было. Под эгидой Браухича сухопутные войска, как и прежде, шли собственным путем, который Гитлер желал изменить. Сделать это ему не удалось. Критика фюрера в адрес генерального штаба и офицерского корпуса сухопутных войск основывалась на ложных предпосылках. Он ожидал от них слишком многого и был разочарован и обескуражен их, как он однажды сказал мне, «посредственным качеством». Но поскольку Гитлер сам испытывал на себе давление военных и политических успехов, ему приходилось считаться с этим и в своем стиле откладывать заботу об улучшении качества командования на более отдаленный срок, который так и не наступил.
После Польской кампании родные и знакомые не раз спрашивали меня, какими именно людьми окружил себя фюрер и с кем он советуется в ведении войны. Ведь часто приходится слышать, что вокруг него царит атмосфера раболепия, нервозности и растерянности. Не исключаю, что у какого-нибудь постороннего человека, раз или два попавшего на доклад к Гитлеру, и могло возникнуть такое впечатление.
В широком кругу ежедневного обсуждения обстановки речь шла о темах вполне определенных. Участники могли высказывать свои суждения лишь по данному комплексу вопросов. Специальные вопросы и проблемы фюрер уточнял в персональных беседах, к которым допускался лишь ограниченный круг лиц. Действительно, на совещаниях в начале войны некоторые из докладывавших чувствовали себя скованно и неуверенно – это были, по большей части, оппозиционно настроенные генералы возрастом постарше. Тогда я о распространявшейся активной оппозиции Гитлеру еще ничего не знал. Однако понятно, что люди, сидевшие на двух стульях сразу, когда-то и как-то испытывали неуверенность. А если фюрер затем задавал вопросы и переходил к подробностям, случалось и так, что докладчик ничего ответить не мог. Но страшнее всего, как мне потом рассказывали некоторые в товарищеском кругу, было обсуждать военные вопросы с таким не получившим генштабистской подготовки человеком, как Гитлер. Мне довелось один-единственный раз оказаться очевидцем, но я должен засвидетельствовать: вопросы фюрера были совершенно нормальными и не носили какога-то особенного подтекста. Они касались тех деталей, которые остались неосвещенными, но казались ему важными в общей взаимосвязи.

Решение о наступлении на Западе

После Польской кампании первым вопросом, который Гитлер, входя в командный вагон, задавал явившемуся для доклада Йодлю, было: «Что нового на Западе?». Йодль мог его успокоить: на Западном фронте без перемен. Мысли фюрера уже явно были заняты планами проведения вскоре операций на французской территории. Поэтому меня нисколько не поразило, когда Шмундт 8 сентября сообщил, что Гитлер намерен как можно быстрее начать войну против Франции. В последующие дни фюрер в самом узком кругу верных вновь и вновь говорил о возможностях вооруженной борьбы с нею. Он твердо решил предпринять наступление в октябре или ноябре 1939 г. Гитлер не рассчитывал на то, что после Польской кампании Англия или Франция пойдут на попятный. Он был твердо уверен, что именно Англия возьмет в свои руки дальнейшее ведение войны. Поэтому фюрер и был полон решимости продемонстрировать англичанам новые успехи вермахта, дабы убедить их, что продолжение войны против Германии бессмысленно.
Все мы находились под этим впечатлением, когда 26 сентября в 17 часов приехали в Берлин на Штеттинский вокзал. Прибытие Гитлера прошло почти незамеченным.
На вторую половину следующего дня фюрер вызывал в Имперскую канцелярию Геринга, Редера, Браухича, Кейтеля, Йодля, Ешоннека и Боденшатца. Во встрече приняли участие и мы, военные адъютанты. Тема как можно более скорого начала похода на Францию в этом кругу уже не раз обговаривалась, к тому времени Гитлер уже знал об отрицательном отношении ОКХ к его планам. Неудивительно, что он произнес обстоятельную речь и высказал свои мысли насчет предстоящих военных действий на Западе. Выигранная нами Польская кампания изменила положение Германии в мире. Значительное число нейтральных стран дрожит перед нами. Крупные государства видят в нас огромную опасность. Поход против Польши усилил их страх и уважение к нам. Никакой любви к Германии во всем мире нет. Англия попытается и дальше действовать по-вражески. Поэтому мы должны рассчитывать на продолжение войны. Время работает против нас. Через полгода положение англичан и французов будет лучше, чем сегодня. Англия выставит много дивизий, пусть и не пригодных для наступления, но годящихся для обороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91