https://wodolei.ru/catalog/sistemy_sliva/sifon-dlya-rakoviny/s-perelivom/
По выражению чиновников имперского министерства иностранных дел, фюрер «лягнул» всех, кого следовало; сам же фюрер воспринял это как похвалу. В Германии широко распространилось мнение, что речь эта – одна из его самых лучших. На меня лично произвело впечатление искусство Гитлера высказывать свои мысли просто, понятно и убедительно. За сарказм, с каким он дал по 21 пункту ответ американскому президенту, фюрер был вознагражден бурными аплодисментами всего рейхстага. Касаясь актуальной внешней политики, он заявил: своими последними соглашениями с Англией Польша нарушила германо-польский договор 1934 г., а потому для рейха этот договор больше не существует{155}. Что же касается Англии, из ее переговоров с Польшей он сделал вывод: британское правительство приступило к новой политике окружения Германии, а тем самым уничтожило предпосылки германо-английского соглашения о военно-морских флотах 1935 г. Это соглашение тоже потеряло теперь силу.
В узком кругу в Имперской канцелярии Гитлер высказался серьезно и озлобленно. Теперь ему ясно: враждебность западных демократий направлена не только против национал-социалистического правительства Германии, но и против всего немецкого народа. Поэтому он чувствует себя лично задетым. В день своего рождения, подчеркнул фюрер, он снова ощутил любовь всего немецкого народа, и это дает ему силу не ослаблять усилий во имя Германии. И действительно, ликование 20 апреля не было организовано. Оно скорее явилось выражением подлинной любви и уважения народа.
Я понимал реакцию Гитлера на послание Рузвельта, пришедшее в самый неблагоприятный для этого момент. Уже в речи фюрера перед рабочими в берлинском парке Люстгартен 1 мая можно было услышать его ожесточение. Как часто во время своих речей, ему в тот день удалось установить контакт с аудиторией! Восторг был нужен ему точно также, как актеру – аплодисменты. Одну из типичных для него мыслей фюрер сформулировал так: «Ни один вождь не может иметь силы большей, чем та, которую дают ему его приверженцы». Однако дальше следовали такие слова: сам он «вооружается всеми средствами», а возводимый немецкими рабочими Западный вал – «куда больший гарант нашей свободы, чем любое заявление Лиги Наций». Денонсация договоров с Польшей и Англией тревожно подействовала на широкие народа и на окружение Гитлера.
Поездка на Западный вал
Целью следующей поездки Гитлера явился Западный вал. Если его инспектирование в августе прошлого года держалось в тайне, то теперь фюрера в поездке с 15 до 19 мая сопровождала большая свита с участием прессы. Пусть весь мир узнает, что немецкий народ создал за такое короткое время! В узком кругу Гитлер добавлял: «Чтобы никому здесь, на Западе, и в голову не смогла прийти мысль ударить нам в спину, пока мы связаны на Востоке». На сей раз хозяином тут был новый главнокомандующий войск «Запад» генерал фон Вицлебен. Он относился к фюреру так же, как и его предшественник генерал Адам, но внешне этого не проявлял.
Особое внимание Гитлер уделил созданию зоны противовоздушной обороны. Замещая Геринга, в этой инспекции участвовал Мильх, с ноября 1938 г. – генерал-полковник. Командующий зоной генерал-лейтенант Китцингер удостоился особой похвалы фюрера за удачную компоновку огневых позиций зенитной артиллерии для стрельбы как по воздушным, так и наземным целям. Как и все принимавшие участие в поездке, я находился под сильным впечатлением от таких крупных строительных успехов за столь короткое время. Крепостные сооружения давали уверенность и достаточную защиту против той артиллерии и тех танков, которыми была вооружена тогда французская армия. К тому же Западный вал должен был устрашать ее. Этой цели, как показалось нам, он уже служил и сейчас, хотя готовы были только две трети его укреплений.
Совещание 23 мая
Совершенно неожиданно через несколько дней после возвращения из этой поездки, 23 мая 1939 г., Гитлер провел в Имперской канцелярии совещание главнокомандующих составных частей вермахта вместе с начальниками их генеральных штабов. Присутствовали: Геринг, Редер, Браухич, Кейтель, Мильх, Боденшатц, Шнивинд, Ешоннек и Варлимонт{156}, а также мы – четыре адъютанта вермахта. Всем присутствующим были известны директивы от 4, а также 11 апреля{157}. Все мы предполагали, что Гитлер обсудит дальнейшие детали, особенно касающиеся плана «Вайс» – нападения на Польшу. Но никакого обсуждения не состоялось. Просто фюрер опять дал, как 5 ноября 1937 г. и 28 мая 1938 г., «tour d'hopizon»{158} политического положения.
При этом он впервые недвусмысленно высказал две идеи: Польша всегда будет стоять на стороне наших противников, а Англия – это мотор, движущий ее против Германии. Выразив сомнение насчет возможности мирного взаимопонимания с Великобританией, Гитлер считал важнейшей задачей сначала изолировать Польшу, а затем при первом же наилучшем случае напасть на нее. Нельзя рассчитывать на то, что конфликт с поляками можно решить подобно тому, как это было сделано с чехами. Но нельзя вступать и в одновременный конфликт с Англией и Францией. Об Америке фюрер не сказал ни слова. Россию же он непосредственно в число возможных в данный момент врагов не включил. Однако долго говорил о ведении войны против Англии, о необходимости ошеломляюще неожиданных действий и предпосылках для них, а также о сохранении в тайне всех его намерений и планов. ОКВ должно создать исследовательский штаб из самых квалифицированных офицеров всех составных частей вермахта, который возьмет на себя генштабистскую подготовку мер и операций против Англии.
Высказывания и указания Гитлера позволяли сделать вывод: крупный конфликт с Западом он считал возможным лишь в 1943 или 1944 г. Таким образом, фюрер назвал те же самые годы, что и 5 ноября 1937 г. Все присутствующие находились под впечатлением, что в нынешнем году фюрер хочет навязать полякам свою волю, как ранее – австрийцам и чехам. Никто не сомневался в его словах, что при этом он ни на какой риск идти не намерен.
Во время заседания Шмундт непрерывно вел записи, которые в последующие дни оформил в виде протокола. Вместе с другими своими заметками он положил его в сейф. В дальнейшем Шмундта заменил в должности «уполномоченного по историографии» генерал Шерф. В его архиве сразу после войны союзники и обнаружили тот «Отчет о заседании 23 мая 1939 г.», который фигурировал в 1946 г. на Нюрнбергском процессе в качестве ключевого обвинительного документа под названием «Малый Шмундт». Вполне понятно, что ряд обвиняемых пытался поставить под сомнение подлинность этого документа, а отдельные данные изобразить ложными.
Сам я, будучи свидетелем на процессе в Нюрнберге, тогда осторожно высказался в таком же духе. Но сегодня, когда я пишу эти мемуары, никакой причины утаивать подлинность записей Шмундта больше нет. Все названные в нем лица, в том числе Геринг и тогдашний полковник Варлимонт, на совещании действительно присутствовали. Совершенно исключено предположение, будто свой протокол Шмундт написал только гораздо позже – скажем, в 1940 г. или 1941 г. Я знал его привычку оформлять такие записи возможно быстрее прямо после соответствующих событий. Шмундт как офицер генерального штаба был достаточно добросовестен и сознавал свою ответственность, чтобы правильно понимать историческое значение таких записей. Свидетельствую, что содержание данной записи полностью отвечало мыслям Гитлера в то время, известным мне не только по совещанию 23 мая, но и из отдельных других высказываний фюрера в кругу военных.
22 мая, то есть за день до этого секретного совещания, в зале приемов Новой Имперской канцелярии состоялось торжественное подписание германо-итальянского договора о дружбе и союзе. Имперское министерство иностранных дел нажало на все регистры этой крупной церемонии. В основном же дело в нем шло о взаимопомощи в военной и экономической областях. В обиходе он получил наименование «Стальной пакт». За кулисами помпезной процедуры его подписания поговаривали, что соглашение это означает весьма одностороннюю помощь Италии. Геринг, который в первую очередь испытывал опасения насчет возможных экономических последствий, открыто выражал свое недовольство Риббентропом, считавшимся инициатором пакта, и не скупился на отравленные шпильки в его адрес. Его злобствование усилилось, когда он узнал, что Риббентроп награжден высоким итальянским орденом, которого у него самого не было, обладатели этого ордена считались «кузенами» итальянского короля.
Югославский государственный визит
Вскоре после этого примечательного события, 1-4 июня 1939 г., в Берлин из Югославии с государственным визитом прибыла приглашенная Гитлером знатная пара: принц-регент Павел со своей супругой Ольгой. Урожденная принцесса Греческая и Датская, она приходилась сестрой герцогине Марии Кентской, близкой родственнице британского короля Георга VI. Это родство сыграло определенную роль в приглашении. К тому же впервые член царствующей династии нанес визит фюреру национал-социалистического государства. Визит этот по его помпезности затмевал даже приезд в свое время Муссолини. Фюрер заранее приказал перестроить и переоборудовать под резиденцию для почетных гостей имперского правительства дворец Бельвю в Тиргартене.
Гитлер дважды пожелал остаться с гостями наедине. На второй день он устроил в своей квартире обед в их честь, а на третий – чаепитие в новой оранжерее Имперской канцелярии. Он считал, что во время бесед в узком кругу есть больше возможностей оказать влияние на гостей. Фюрер сильно рассчитывал на то, что содержание его бесед с ними на предварительно выбранные темы будет передано англичанам, хотя и не знал еще, что принц-регент и его супруга прямо из Берлина отправятся в Лондон, чтобы повидаться со своими родственниками при британском дворе.
В программе визита стояла и вагнеровская опера «Нюрнбергские мастера пения» в Государственной опере на Унтер-ден-Линден; дирижировать должен был Герберт фон Кароян. Мне тогда впервые удалось услышать этого ныне знаменитого маэстро, который еще лишь начинал свою музыкальную карьеру. Геринг, который в качестве прусского министра-президента являлся хозяином берлинской Государственной оперы, стоял за Карояна, между тем как Геббельс, не имевший никакого влияния на это прусское государственное учреждение (не знаю, по каким именно причинам – личным или художественным), Карояна терпеть не мог. Гитлер спектаклем этим оказался разочарован. Я слышал, будто он был недоволен неточными вступлениями оркестра, а также считал дерзким для молодого музыканта дирижировать великим творением без партитуры. Мол, даже сам знаменитый Вильгельм Фуртвенглер себе этого не позволял.
Чем пышнее были внешние рамки этого визита, тем большее неудовлетворение его результатами испытывал Гитлер, ибо никак не мог найти контакта со своими гостями. Мое первое впечатление от их встречи на Лертском вокзале меня не обмануло. Эти люди пришлись фюреру не по душе.
Через несколько дней всему миру пришлось принять к сведению успехи Гитлера в испанской Гражданской войне – 6 июня летчики легиона «Кондор» с цветами прибыли в Берлин как победители. Парад их возглавлял последний командир этого легиона генерал барон фон Рихтхофен. Оба его предшественника, генералы Шперрле и Фолькман, стояли позади фюрера на почетной трибуне. Среди примерно 1800 солдат находились и около 500 летчиков, всего несколько дней назад вернувшихся из Испании. На фоне транспарантов с именами погибших, которые держали примерно 300 членов «Гитлерюгенд», Геринг и Гитлер приветствовали легионеров. Фюрер еще раз кратко изложил причины и ход Гражданской войны в Испании, как он их видел. При этом Гитлер нападал на западные демократии, обвиняя их в «лживом» освещении германского участия в военных действиях на стороне Франко, и почтил память погибших за фатер-ланд камерадов. Только немногие заметили, что он сумел ловко избежать даже малейшего упоминания о России и большевизме.
Летние поездки
Теперь календарь Гитлера оказался свободен от официальных или военных мероприятий. Шмундт воспользовался этим, чтобы уехать в отпуск, а Альбрехт решил жениться. Поэтому оставшуюся часть месяца службу пришлось нести Энгелю и мне; мы решили этот срок поделить, я взял на себя его первую половину.
Целью первой поездки явилось посещение 7 июня 1939 г. еще строившегося автомобильного завода «Фольксваген» в Фаллерслебене. Камень в его фундамент Гитлер заложил еще примерно год назад. Туда же были вызваны Лей, д-р Фридрих Порше и Якоб Берлин. Лей финансировал это строительство, Порше был конструктором «Фольксвагена», а Берлин – советником фюрера по автомобильным вопросам и его собеседник по делам моторизации.
Я познакомился с Берлином еще осенью 1937 г. на Оберзальцберге. Оказалось, он, являясь директором филиала «Мерседес-Бенц» в Мюнхене, был знаком с фюрером еще с 1923 г. и поставлял ему автомобили. Уже вскоре после своего прихода к власти Гитлер попытался через Берлина сделать идею выпуска «народного автомобиля» привлекательной для автопромышленности. Но из-за тогдашних трудных экономических условий автофабриканты не решились приступить к производству новой конструкции, успех которой казался им неясным. Однако Берлину удалось заинтересовать проектом конструктора Порше, ранее работавшего в фирме «Мерседес», и связать его с Гитлером. Узнав об этом плане, Лей увлекся им и предложил финансировать строительство за счет «Банка германского труда» – домашнего банка своей организации, в котором лежали деньги ее членов{159}. На строительство завода в районе Вольфсбурга Лей отводил год, и первый «фольксваген» должен был, как он считал, сойти с конвейера в конце 1940 г. Мне хорошо помнится многоголосая критика в адрес «одержимого манией величия» Лея, утопические планы которого считались нерентабельными и неосуществимыми, а сама идея производства «народного авто» – ложной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
В узком кругу в Имперской канцелярии Гитлер высказался серьезно и озлобленно. Теперь ему ясно: враждебность западных демократий направлена не только против национал-социалистического правительства Германии, но и против всего немецкого народа. Поэтому он чувствует себя лично задетым. В день своего рождения, подчеркнул фюрер, он снова ощутил любовь всего немецкого народа, и это дает ему силу не ослаблять усилий во имя Германии. И действительно, ликование 20 апреля не было организовано. Оно скорее явилось выражением подлинной любви и уважения народа.
Я понимал реакцию Гитлера на послание Рузвельта, пришедшее в самый неблагоприятный для этого момент. Уже в речи фюрера перед рабочими в берлинском парке Люстгартен 1 мая можно было услышать его ожесточение. Как часто во время своих речей, ему в тот день удалось установить контакт с аудиторией! Восторг был нужен ему точно также, как актеру – аплодисменты. Одну из типичных для него мыслей фюрер сформулировал так: «Ни один вождь не может иметь силы большей, чем та, которую дают ему его приверженцы». Однако дальше следовали такие слова: сам он «вооружается всеми средствами», а возводимый немецкими рабочими Западный вал – «куда больший гарант нашей свободы, чем любое заявление Лиги Наций». Денонсация договоров с Польшей и Англией тревожно подействовала на широкие народа и на окружение Гитлера.
Поездка на Западный вал
Целью следующей поездки Гитлера явился Западный вал. Если его инспектирование в августе прошлого года держалось в тайне, то теперь фюрера в поездке с 15 до 19 мая сопровождала большая свита с участием прессы. Пусть весь мир узнает, что немецкий народ создал за такое короткое время! В узком кругу Гитлер добавлял: «Чтобы никому здесь, на Западе, и в голову не смогла прийти мысль ударить нам в спину, пока мы связаны на Востоке». На сей раз хозяином тут был новый главнокомандующий войск «Запад» генерал фон Вицлебен. Он относился к фюреру так же, как и его предшественник генерал Адам, но внешне этого не проявлял.
Особое внимание Гитлер уделил созданию зоны противовоздушной обороны. Замещая Геринга, в этой инспекции участвовал Мильх, с ноября 1938 г. – генерал-полковник. Командующий зоной генерал-лейтенант Китцингер удостоился особой похвалы фюрера за удачную компоновку огневых позиций зенитной артиллерии для стрельбы как по воздушным, так и наземным целям. Как и все принимавшие участие в поездке, я находился под сильным впечатлением от таких крупных строительных успехов за столь короткое время. Крепостные сооружения давали уверенность и достаточную защиту против той артиллерии и тех танков, которыми была вооружена тогда французская армия. К тому же Западный вал должен был устрашать ее. Этой цели, как показалось нам, он уже служил и сейчас, хотя готовы были только две трети его укреплений.
Совещание 23 мая
Совершенно неожиданно через несколько дней после возвращения из этой поездки, 23 мая 1939 г., Гитлер провел в Имперской канцелярии совещание главнокомандующих составных частей вермахта вместе с начальниками их генеральных штабов. Присутствовали: Геринг, Редер, Браухич, Кейтель, Мильх, Боденшатц, Шнивинд, Ешоннек и Варлимонт{156}, а также мы – четыре адъютанта вермахта. Всем присутствующим были известны директивы от 4, а также 11 апреля{157}. Все мы предполагали, что Гитлер обсудит дальнейшие детали, особенно касающиеся плана «Вайс» – нападения на Польшу. Но никакого обсуждения не состоялось. Просто фюрер опять дал, как 5 ноября 1937 г. и 28 мая 1938 г., «tour d'hopizon»{158} политического положения.
При этом он впервые недвусмысленно высказал две идеи: Польша всегда будет стоять на стороне наших противников, а Англия – это мотор, движущий ее против Германии. Выразив сомнение насчет возможности мирного взаимопонимания с Великобританией, Гитлер считал важнейшей задачей сначала изолировать Польшу, а затем при первом же наилучшем случае напасть на нее. Нельзя рассчитывать на то, что конфликт с поляками можно решить подобно тому, как это было сделано с чехами. Но нельзя вступать и в одновременный конфликт с Англией и Францией. Об Америке фюрер не сказал ни слова. Россию же он непосредственно в число возможных в данный момент врагов не включил. Однако долго говорил о ведении войны против Англии, о необходимости ошеломляюще неожиданных действий и предпосылках для них, а также о сохранении в тайне всех его намерений и планов. ОКВ должно создать исследовательский штаб из самых квалифицированных офицеров всех составных частей вермахта, который возьмет на себя генштабистскую подготовку мер и операций против Англии.
Высказывания и указания Гитлера позволяли сделать вывод: крупный конфликт с Западом он считал возможным лишь в 1943 или 1944 г. Таким образом, фюрер назвал те же самые годы, что и 5 ноября 1937 г. Все присутствующие находились под впечатлением, что в нынешнем году фюрер хочет навязать полякам свою волю, как ранее – австрийцам и чехам. Никто не сомневался в его словах, что при этом он ни на какой риск идти не намерен.
Во время заседания Шмундт непрерывно вел записи, которые в последующие дни оформил в виде протокола. Вместе с другими своими заметками он положил его в сейф. В дальнейшем Шмундта заменил в должности «уполномоченного по историографии» генерал Шерф. В его архиве сразу после войны союзники и обнаружили тот «Отчет о заседании 23 мая 1939 г.», который фигурировал в 1946 г. на Нюрнбергском процессе в качестве ключевого обвинительного документа под названием «Малый Шмундт». Вполне понятно, что ряд обвиняемых пытался поставить под сомнение подлинность этого документа, а отдельные данные изобразить ложными.
Сам я, будучи свидетелем на процессе в Нюрнберге, тогда осторожно высказался в таком же духе. Но сегодня, когда я пишу эти мемуары, никакой причины утаивать подлинность записей Шмундта больше нет. Все названные в нем лица, в том числе Геринг и тогдашний полковник Варлимонт, на совещании действительно присутствовали. Совершенно исключено предположение, будто свой протокол Шмундт написал только гораздо позже – скажем, в 1940 г. или 1941 г. Я знал его привычку оформлять такие записи возможно быстрее прямо после соответствующих событий. Шмундт как офицер генерального штаба был достаточно добросовестен и сознавал свою ответственность, чтобы правильно понимать историческое значение таких записей. Свидетельствую, что содержание данной записи полностью отвечало мыслям Гитлера в то время, известным мне не только по совещанию 23 мая, но и из отдельных других высказываний фюрера в кругу военных.
22 мая, то есть за день до этого секретного совещания, в зале приемов Новой Имперской канцелярии состоялось торжественное подписание германо-итальянского договора о дружбе и союзе. Имперское министерство иностранных дел нажало на все регистры этой крупной церемонии. В основном же дело в нем шло о взаимопомощи в военной и экономической областях. В обиходе он получил наименование «Стальной пакт». За кулисами помпезной процедуры его подписания поговаривали, что соглашение это означает весьма одностороннюю помощь Италии. Геринг, который в первую очередь испытывал опасения насчет возможных экономических последствий, открыто выражал свое недовольство Риббентропом, считавшимся инициатором пакта, и не скупился на отравленные шпильки в его адрес. Его злобствование усилилось, когда он узнал, что Риббентроп награжден высоким итальянским орденом, которого у него самого не было, обладатели этого ордена считались «кузенами» итальянского короля.
Югославский государственный визит
Вскоре после этого примечательного события, 1-4 июня 1939 г., в Берлин из Югославии с государственным визитом прибыла приглашенная Гитлером знатная пара: принц-регент Павел со своей супругой Ольгой. Урожденная принцесса Греческая и Датская, она приходилась сестрой герцогине Марии Кентской, близкой родственнице британского короля Георга VI. Это родство сыграло определенную роль в приглашении. К тому же впервые член царствующей династии нанес визит фюреру национал-социалистического государства. Визит этот по его помпезности затмевал даже приезд в свое время Муссолини. Фюрер заранее приказал перестроить и переоборудовать под резиденцию для почетных гостей имперского правительства дворец Бельвю в Тиргартене.
Гитлер дважды пожелал остаться с гостями наедине. На второй день он устроил в своей квартире обед в их честь, а на третий – чаепитие в новой оранжерее Имперской канцелярии. Он считал, что во время бесед в узком кругу есть больше возможностей оказать влияние на гостей. Фюрер сильно рассчитывал на то, что содержание его бесед с ними на предварительно выбранные темы будет передано англичанам, хотя и не знал еще, что принц-регент и его супруга прямо из Берлина отправятся в Лондон, чтобы повидаться со своими родственниками при британском дворе.
В программе визита стояла и вагнеровская опера «Нюрнбергские мастера пения» в Государственной опере на Унтер-ден-Линден; дирижировать должен был Герберт фон Кароян. Мне тогда впервые удалось услышать этого ныне знаменитого маэстро, который еще лишь начинал свою музыкальную карьеру. Геринг, который в качестве прусского министра-президента являлся хозяином берлинской Государственной оперы, стоял за Карояна, между тем как Геббельс, не имевший никакого влияния на это прусское государственное учреждение (не знаю, по каким именно причинам – личным или художественным), Карояна терпеть не мог. Гитлер спектаклем этим оказался разочарован. Я слышал, будто он был недоволен неточными вступлениями оркестра, а также считал дерзким для молодого музыканта дирижировать великим творением без партитуры. Мол, даже сам знаменитый Вильгельм Фуртвенглер себе этого не позволял.
Чем пышнее были внешние рамки этого визита, тем большее неудовлетворение его результатами испытывал Гитлер, ибо никак не мог найти контакта со своими гостями. Мое первое впечатление от их встречи на Лертском вокзале меня не обмануло. Эти люди пришлись фюреру не по душе.
Через несколько дней всему миру пришлось принять к сведению успехи Гитлера в испанской Гражданской войне – 6 июня летчики легиона «Кондор» с цветами прибыли в Берлин как победители. Парад их возглавлял последний командир этого легиона генерал барон фон Рихтхофен. Оба его предшественника, генералы Шперрле и Фолькман, стояли позади фюрера на почетной трибуне. Среди примерно 1800 солдат находились и около 500 летчиков, всего несколько дней назад вернувшихся из Испании. На фоне транспарантов с именами погибших, которые держали примерно 300 членов «Гитлерюгенд», Геринг и Гитлер приветствовали легионеров. Фюрер еще раз кратко изложил причины и ход Гражданской войны в Испании, как он их видел. При этом Гитлер нападал на западные демократии, обвиняя их в «лживом» освещении германского участия в военных действиях на стороне Франко, и почтил память погибших за фатер-ланд камерадов. Только немногие заметили, что он сумел ловко избежать даже малейшего упоминания о России и большевизме.
Летние поездки
Теперь календарь Гитлера оказался свободен от официальных или военных мероприятий. Шмундт воспользовался этим, чтобы уехать в отпуск, а Альбрехт решил жениться. Поэтому оставшуюся часть месяца службу пришлось нести Энгелю и мне; мы решили этот срок поделить, я взял на себя его первую половину.
Целью первой поездки явилось посещение 7 июня 1939 г. еще строившегося автомобильного завода «Фольксваген» в Фаллерслебене. Камень в его фундамент Гитлер заложил еще примерно год назад. Туда же были вызваны Лей, д-р Фридрих Порше и Якоб Берлин. Лей финансировал это строительство, Порше был конструктором «Фольксвагена», а Берлин – советником фюрера по автомобильным вопросам и его собеседник по делам моторизации.
Я познакомился с Берлином еще осенью 1937 г. на Оберзальцберге. Оказалось, он, являясь директором филиала «Мерседес-Бенц» в Мюнхене, был знаком с фюрером еще с 1923 г. и поставлял ему автомобили. Уже вскоре после своего прихода к власти Гитлер попытался через Берлина сделать идею выпуска «народного автомобиля» привлекательной для автопромышленности. Но из-за тогдашних трудных экономических условий автофабриканты не решились приступить к производству новой конструкции, успех которой казался им неясным. Однако Берлину удалось заинтересовать проектом конструктора Порше, ранее работавшего в фирме «Мерседес», и связать его с Гитлером. Узнав об этом плане, Лей увлекся им и предложил финансировать строительство за счет «Банка германского труда» – домашнего банка своей организации, в котором лежали деньги ее членов{159}. На строительство завода в районе Вольфсбурга Лей отводил год, и первый «фольксваген» должен был, как он считал, сойти с конвейера в конце 1940 г. Мне хорошо помнится многоголосая критика в адрес «одержимого манией величия» Лея, утопические планы которого считались нерентабельными и неосуществимыми, а сама идея производства «народного авто» – ложной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91