https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/Am-Pm/
Она поняла это, только когда оказалась там.
Вот она, финальная точка прощания. Она стояла на том самом месте, где впервые отдалась Александру. Она присела на пожухлую траву. Последнее время не было дождей, и земля была сухой.
Она сидела, обхватив колени, задумчиво глядя вниз, в долину. Вот и все. Завтра она начнет все сначала. Она не знает, что ждет ее впереди. Никто не может этого знать. Да сегодня это и не важно. Сегодня она прощается. Прощается с Кембраном. С его людьми. С Александром.
Александр.
Она прижалась лбом к коленям, закрыла глаза и застыла, позволяя себе вспомнить все с самого начала.
Собрание прошло хорошо. Алекс даже не ожидал, что придет столько людей, что они будут так активны. Отец Ллевелин начал собрание молитвой, сначала на английском языке, а потом, разволновавшись, перешел на валлийский. Предложения Алекса принимались с энтузиазмом, ему не приходилось даже объяснять, что он имел в виду. Скоро сами люди повели собрание, перебивая друг друга, удивляя Алекса своим здравомыслием и практичностью суждений. Йестин аккуратно записывал все предложения.
Они избрали несколько комиссий, чтобы детально проработали некоторые из особо сложных предложений — например, определили местоположение, размеры и планировку школы. Но никто, в том числе и Алекс, не собирался праздно ожидать решений этих комиссий. Кое-что можно было сделать немедля. Было решено, что церковь и воскресная школа на первое время могут послужить для размещения классов. Не откладывая, нужно было нанять учителя. И тогда школа могла бы приступить к занятиям уже с нового года.
Тут же прозвучало имя Шерон.
Алекс нашел поддержку у людей, он чувствовал такое согласие между ними, какое ощущал до этого лишь однажды, в день айстедвода. Он чувствовал исходящее от них уважение и почти любовь. Отец Ллевелин в своей молитве, еще до того, как перешел на валлийский язык, благодарил Господа за то, что он послал им этого человека, который заботится о своих людях, который готов последовать за ними навстречу опасности, который защищает их жизнь и свободу. Он также попросил Господа простить Алекса за ту ложь, к которой он вынужден был прибегнуть во спасение своих людей. И такое горячее «аминь» прозвучало после этих слов, что Алекс, стоявший с опущенными глазами, не смог сдержать улыбку.
Все складывалось просто замечательно. И все же теперь, уже на следующий день после собрания, он не мог избавиться от подступающей к сердцу тоски, которая грозила все испортить. Алекс уговаривал себя, что сейчас ему надо трудиться и радоваться тому, что все складывается так удачно и хорошо, но радость не приходила к нему. Его все больше охватывала апатия. Верити не было дома. Леди Фаулер и Тэсс пригласили ее к себе в гости, прислав за ней коляску, и она должна была пробыть у них до вечера.
Алексу было одиноко без дочери.
Ему было очень одиноко.
После обеда он некоторое время расхаживал по кабинету, наблюдая, как Йестин составляет письма. Однако, сообразив, что смущает своим присутствием юношу, решил прогуляться.
На холмах было ветрено и холодно. Он шел, часто останавливаясь и глядя вниз на долину. Теперь она была знакома ему до мелочей. Он различал улицы, даже узнавал отдельные дома. И здание церкви, это средоточие духовной и общественной жизни Кембрана, место, где рождается замечательная музыка. А скоро здесь будет школа.
Знакомы были и эти холмы. Они казались естественным продолжением поселка, расположившегося у их подножия. Он часто гулял здесь. Именно здесь он впервые встретил Шерон. Он посмотрел на то место и направился к нему. Он оперся ладонями о скалу и закрыл глаза. Она была испугана, но не подавала виду, дерзила ему. И тогда он поцеловал ее.
Обеими руками он оттолкнулся от холодного камня.
Холмы были местом свиданий, местом игр и празднеств, местом судилищ и наказаний. Он вспоминал, как все жители Кембрана поднялись и двинулись через перевал в соседнюю долину на айстедвод, как влачилась за шествием арфа Глэнис Ричардс, вспоминал то замечательное, радостное чувство, которое охватило его там, на вершине горы, когда пели валлийский гимн.
Это был самый счастливый день его жизни.
Он вышел к знакомой лощине и вновь посмотрел отсюда вниз на долину. Может быть, в конце концов, уехать должен он, подумал Алекс. Может быть, ему стоит вернуться к той жизни, которая знакома и понятна ему, оставив здесь компетентного управляющего, который смог бы присмотреть за работами? Наверное, это было бы лучше всего.
Возможно, если он уедет, то она останется в Кембране и будет преподавать в новой школе. Ей непременно нужно остаться здесь. Это ее земля, ее люди.
Но она уезжает уже завтра. Об этом сказали вчера на собрании, когда ее назвали в качестве возможного учителя.
Завтра. Алекс почувствовал, как отступает его депрессия, как в сердце его вспыхивает и поселяется глубокое и болезненное отчаяние.
Нет, это он должен уехать, а не она! Она — часть этой земли. А он здесь чужой, посторонний. Он англичанин. Его корни там, в Англии. Там воспоминания, родственники, друзья, родовое имение. Там его мир. И там он должен жить.
Да, он должен уехать. Нужно, чтобы кто-нибудь сегодня же, пока не поздно, переговорил с Шерон и убедил ее остаться и согласиться работать учительницей в новой школе. А он с Верити уедет. Завтра же. Слуги вышлют вещи следом.
Остановившимся взглядом он смотрел на долину. Она принадлежит ему, она — его собственность, источник его богатства, то, что он передаст по наследству своим детям. Это часть его имущества, но он, сам он, никогда не станет ее частью.
Алекс ощутил, как до боли знакомое чувство всколыхнулось в его душе, как всегда застигая его врасплох и обезоруживая. Хираэт. Глубокая, идущая из самого сердца тоска по тому, что никогда не сбудется, мучительное желание почувствовать себя частью этой красоты, частью валлийской души и валлийской страсти, желание… Алекс тряхнул головой. Нет, невозможно найти название этому чувству.
Приехав сюда, он шагнул в неизвестность. Он бросился в нее решительно и безоглядно, не желая принимать навязываемые ему другими правила и условности. Вот и сейчас он поставил перед собой и своими людьми такие планы, которые сродни вспашке целинных земель, не зная, куда это заведет его.
Странно, но движение навстречу неведомому возбуждает его и наполняет восторгом. Он никогда прежде не брался за столь грандиозные задачи. Он принимал жизнь такой, какая она есть, и просто получал удовлетворение от того, что добросовестно и серьезно относится к своим обязанностям. Он никогда не был радикалом, никогда не покушался изменить установленный порядок вещей.
И неужели теперь, когда он впервые в полной мере почувствовал восторг новизны, он должен уехать? Уехать, чтобы осталась Шерон?
А может быть, она и есть тот последний шаг в неведомое, который осталось ему сделать? Она, женщина, о браке с которой он прежде не мог даже и помыслить, потому что в его мире просто не приняты подобные браки. Женщина, которой он не может дать счастья, которую он вырвет из ее мира и которая не будет принята в его.
Но все меняется. И если даже устои мира непоколебимы, разве нельзя изменить мир, окружающий отдельного человека — мужчину или женщину? Он уверен, она так же несчастна, как и он, оттого что они не могут быть вместе. Конечно, общественное мнение, правила и законы — серьезное дело, но они ничуть не важнее счастья каждого отдельного человека.
И все-таки он принадлежит этой земле, думал Алекс, поворачиваясь и направляясь выше в горы. Он полюбил ее с первого дня. Полюбил людей, живущих здесь. Не обязательно прожить целую жизнь на этой земле, чтобы отдать ей свое сердце, не обязательно быть таким же, как эти люди, чтобы чувствовать общность с ними. Наверное, просто нужно любить их — и тогда обязательно почувствуешь их ответную любовь.
Это его земля. Когда он приехал в Кембран в поисках одиночества и забвения после расторгнутой помолвки, он почувствовал себя дома. Тогда это чувство поразило и удивило его, но сейчас оно совсем не кажется ему невероятным. Он у себя дома.
Он шел, задумчиво глядя в землю. Но в конце концов поднял голову, вдруг поняв, куда несут его ноги.
И остановился.
Перед ним была она.
Она сидела на том самом месте, где они любили друг друга, — сидела, обхватив руками колени, упершись в них лбом.
Некоторое время он стоял, любуясь ею. Шерон. Любимая. Его любовь. Его уютное и теплое жилище.
А затем тихо приблизился к ней.
Она услышала его шаги, когда он был уже совсем рядом, и резко подняла голову. Странно, но его появление не удивило ее. И даже не огорчило и не раздосадовало, хотя теперь ей вновь предстояло испытать боль прощания. Рядом с ним она просто не могла испытывать досаду или отчаяние, хотя и прекрасно понимала, что потом, когда вновь останется одна, отчаяние захлестнет ее с новой силой. Рядом с ним она могла ощущать лишь счастье жизни и несказанный покой.
Он молча сел рядом, не касаясь ее. Шерон посмотрела вниз, на Кембран.
— Я пришла попрощаться с моей долиной, — сказала она. — Завтра за мной приедет отец.
— Да, мне сказали об этом на собрании, — откликнулся Алекс.
— Мне рассказывали, что собрание прошло хорошо. — Она улыбнулась, все так же не глядя на него. — Меня это радует, Александр. Меня радует, что тебя здесь приняли, что жизнь станет лучше. Не знаю почему, но иногда мне кажется, что это твой подарок мне, хотя знаю, что ты не мог поступить иначе.
— Все говорили, что лучшей учительницы, чем ты, для новой школы не найти, — сказал Алекс.
— О нет! — Шерон на мгновение прикрыла глаза.
— Но это правда, Шерон, — сказал он. — Ты отличная учительница, тебя здесь любят. Ты одна из них.
— Нет! — Нет, ей не хотелось опять бороться с сомнениями. Решение принято. Но ох каким заманчивым казалось это предложение!
— Это из-за того, что я здесь? — спросил он.
— Да. — Он знал об этом. Она никогда не пыталась скрывать этого. А значит, нет нужды притворяться и сейчас. — Да, я уезжаю из-за тебя, Александр. Но я счастлива, что ты остаешься здесь. Есть много хороших учителей, которые будут рады преподавать в новой школе.
— Мне кажется несправедливым, — возразил Алекс, — что ты не увидишь того, о чем так мечтала. Ты помнишь тот день, когда я попросил тебя помечтать и ты рассказала мне, что сделала бы для Кембрана?
— Да, — ответила Шерон. Она берегла в памяти каждое мгновение, проведенное с ним. Она всегда будет помнить об этом.
— Я хочу, чтобы ты осталась. — Он положил руку ей на плечо, легонько сдавив его.
— Нет. — Она знала, что случится, если она останется. Она знала, что слаба перед ним. Нет, она уедет. Завтра же. А лучше было бы уехать еще на прошлой неделе.
— Шерон, — сказал Алекс, — я не знаю, захочется ли мне что-то делать, если рядом не будет тебя. Я не представляю себе жизни без тебя. Я не смогу жить без тебя.
Шерон так верила в его благородство. Даже когда они возвращались из Ньюпорта и она почти ждала, что он возобновит свое предложение, какая-то часть ее все же надеялась, что он останется честным и благородным, что он позволит ей уехать.
— Не надо, — сказала Шерон и, не в силах справиться с собой, положила голову ему на плечо. — Я не могу пойти на это, Александр. Может быть, какое-то время мы и могли бы радоваться нашему счастью, но лишь какое-то время. Люди отвергнут меня, если я стану твоей любовницей. Не проси меня об этом. Я знаю, что я не поддамся искушению, но я не хочу вспоминать тебя как искусителя. Я хочу вспоминать о тебе как о честном и благородном человеке, который достоин любви и уважения.
— Шерон… — выдохнул он. Его губы были в дюйме от ее губ. Она не дала ему договорить.
— Люби меня, — сказала она, закрывая глаза и обнимая его за шею. — Пусть это будут наши последние минуты любви. Но потом разреши мне уйти. Разреши мне быть свободной. — Из глаз у нее текли слезы.
Он стиснул ее плечи и повернул к себе.
— Я не прошу тебя стать моей любовницей, Шерон, — произнес он. — Я прошу тебя стать моей женой.
Шерон ощутила, как остатки воздуха толчками вырываются из ее груди.
— Нет, — прорыдала она. — Нет! — Это было так сладко и настолько несбыточно, что она боялась поверить своим ушам.
— Я люблю тебя, — сказал Алекс, — и ты знаешь об этом, Шерон. И я знаю, что ты любишь меня.
Шерон уткнулась лицом ему в плечо, беззвучно рыдая.
— Александр, — наконец выговорила она, — Александр, это невозможно! Мы не можем… Прошу тебя… Я ведь уже смирилась с тем, что это невозможно. Я завтра уеду. Позволь мне уехать, пожалуйста, позволь мне уехать!
Алекс молча качал ее в своих объятиях. Она знала, что он ждет, когда она успокоится. Знала, что он не позволит ей уехать. Знала, что он не захочет смириться с несбыточностью, как смирилась она. «Я прошу тебя стать моей женой». Неужели он действительно сказал это? Женой. Она будет женой Александра? Его другом и товарищем? Его любовницей? Матерью его детей? Его женой?
Она обмякла в его руках.
— Мы оба вдовцы, — заговорил он. — Мы не связаны никакими обязательствами. Мы любим друг друга, и мы любовники. Так что же может помешать нам стать мужем и женой?
На секунду ей показалось, что действительно нет никаких препятствий их браку, но только на секунду.
— Ты граф Крэйл, — сказала она. — А я никто, да еще и незаконнорожденная. Обязательно найдутся люди, которые скажут, что я не заслуживаю быть даже твоей любовницей.
— А я объясню им, что это не их дело, — ответил Алекс.
— Александр. — Она глубоко вздохнула. — Все это не так просто. Ты ведь знаешь, что это непросто.
— Конечно, непросто. — Он приподнял за подбородок ее лицо и поцеловал в губы. — Очень непросто. Тебе будет непросто жить той жизнью, которой живу я, не говоря уже о жизни в Англии. Я прекрасно понимаю, что тебя не сразу примут в том кругу. Я знаю, что тебе будет трудно принять на себя обязанности хозяйки замка. Я знаю, что, когда наши дети вырастут, им придется столкнуться с плохо скрываемым презрением отпрысков аристократических семей. Я знаю, что на твою долю выпадет немало обид и страданий и что я никогда не смогу забыть, что причина этих страданий — я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Вот она, финальная точка прощания. Она стояла на том самом месте, где впервые отдалась Александру. Она присела на пожухлую траву. Последнее время не было дождей, и земля была сухой.
Она сидела, обхватив колени, задумчиво глядя вниз, в долину. Вот и все. Завтра она начнет все сначала. Она не знает, что ждет ее впереди. Никто не может этого знать. Да сегодня это и не важно. Сегодня она прощается. Прощается с Кембраном. С его людьми. С Александром.
Александр.
Она прижалась лбом к коленям, закрыла глаза и застыла, позволяя себе вспомнить все с самого начала.
Собрание прошло хорошо. Алекс даже не ожидал, что придет столько людей, что они будут так активны. Отец Ллевелин начал собрание молитвой, сначала на английском языке, а потом, разволновавшись, перешел на валлийский. Предложения Алекса принимались с энтузиазмом, ему не приходилось даже объяснять, что он имел в виду. Скоро сами люди повели собрание, перебивая друг друга, удивляя Алекса своим здравомыслием и практичностью суждений. Йестин аккуратно записывал все предложения.
Они избрали несколько комиссий, чтобы детально проработали некоторые из особо сложных предложений — например, определили местоположение, размеры и планировку школы. Но никто, в том числе и Алекс, не собирался праздно ожидать решений этих комиссий. Кое-что можно было сделать немедля. Было решено, что церковь и воскресная школа на первое время могут послужить для размещения классов. Не откладывая, нужно было нанять учителя. И тогда школа могла бы приступить к занятиям уже с нового года.
Тут же прозвучало имя Шерон.
Алекс нашел поддержку у людей, он чувствовал такое согласие между ними, какое ощущал до этого лишь однажды, в день айстедвода. Он чувствовал исходящее от них уважение и почти любовь. Отец Ллевелин в своей молитве, еще до того, как перешел на валлийский язык, благодарил Господа за то, что он послал им этого человека, который заботится о своих людях, который готов последовать за ними навстречу опасности, который защищает их жизнь и свободу. Он также попросил Господа простить Алекса за ту ложь, к которой он вынужден был прибегнуть во спасение своих людей. И такое горячее «аминь» прозвучало после этих слов, что Алекс, стоявший с опущенными глазами, не смог сдержать улыбку.
Все складывалось просто замечательно. И все же теперь, уже на следующий день после собрания, он не мог избавиться от подступающей к сердцу тоски, которая грозила все испортить. Алекс уговаривал себя, что сейчас ему надо трудиться и радоваться тому, что все складывается так удачно и хорошо, но радость не приходила к нему. Его все больше охватывала апатия. Верити не было дома. Леди Фаулер и Тэсс пригласили ее к себе в гости, прислав за ней коляску, и она должна была пробыть у них до вечера.
Алексу было одиноко без дочери.
Ему было очень одиноко.
После обеда он некоторое время расхаживал по кабинету, наблюдая, как Йестин составляет письма. Однако, сообразив, что смущает своим присутствием юношу, решил прогуляться.
На холмах было ветрено и холодно. Он шел, часто останавливаясь и глядя вниз на долину. Теперь она была знакома ему до мелочей. Он различал улицы, даже узнавал отдельные дома. И здание церкви, это средоточие духовной и общественной жизни Кембрана, место, где рождается замечательная музыка. А скоро здесь будет школа.
Знакомы были и эти холмы. Они казались естественным продолжением поселка, расположившегося у их подножия. Он часто гулял здесь. Именно здесь он впервые встретил Шерон. Он посмотрел на то место и направился к нему. Он оперся ладонями о скалу и закрыл глаза. Она была испугана, но не подавала виду, дерзила ему. И тогда он поцеловал ее.
Обеими руками он оттолкнулся от холодного камня.
Холмы были местом свиданий, местом игр и празднеств, местом судилищ и наказаний. Он вспоминал, как все жители Кембрана поднялись и двинулись через перевал в соседнюю долину на айстедвод, как влачилась за шествием арфа Глэнис Ричардс, вспоминал то замечательное, радостное чувство, которое охватило его там, на вершине горы, когда пели валлийский гимн.
Это был самый счастливый день его жизни.
Он вышел к знакомой лощине и вновь посмотрел отсюда вниз на долину. Может быть, в конце концов, уехать должен он, подумал Алекс. Может быть, ему стоит вернуться к той жизни, которая знакома и понятна ему, оставив здесь компетентного управляющего, который смог бы присмотреть за работами? Наверное, это было бы лучше всего.
Возможно, если он уедет, то она останется в Кембране и будет преподавать в новой школе. Ей непременно нужно остаться здесь. Это ее земля, ее люди.
Но она уезжает уже завтра. Об этом сказали вчера на собрании, когда ее назвали в качестве возможного учителя.
Завтра. Алекс почувствовал, как отступает его депрессия, как в сердце его вспыхивает и поселяется глубокое и болезненное отчаяние.
Нет, это он должен уехать, а не она! Она — часть этой земли. А он здесь чужой, посторонний. Он англичанин. Его корни там, в Англии. Там воспоминания, родственники, друзья, родовое имение. Там его мир. И там он должен жить.
Да, он должен уехать. Нужно, чтобы кто-нибудь сегодня же, пока не поздно, переговорил с Шерон и убедил ее остаться и согласиться работать учительницей в новой школе. А он с Верити уедет. Завтра же. Слуги вышлют вещи следом.
Остановившимся взглядом он смотрел на долину. Она принадлежит ему, она — его собственность, источник его богатства, то, что он передаст по наследству своим детям. Это часть его имущества, но он, сам он, никогда не станет ее частью.
Алекс ощутил, как до боли знакомое чувство всколыхнулось в его душе, как всегда застигая его врасплох и обезоруживая. Хираэт. Глубокая, идущая из самого сердца тоска по тому, что никогда не сбудется, мучительное желание почувствовать себя частью этой красоты, частью валлийской души и валлийской страсти, желание… Алекс тряхнул головой. Нет, невозможно найти название этому чувству.
Приехав сюда, он шагнул в неизвестность. Он бросился в нее решительно и безоглядно, не желая принимать навязываемые ему другими правила и условности. Вот и сейчас он поставил перед собой и своими людьми такие планы, которые сродни вспашке целинных земель, не зная, куда это заведет его.
Странно, но движение навстречу неведомому возбуждает его и наполняет восторгом. Он никогда прежде не брался за столь грандиозные задачи. Он принимал жизнь такой, какая она есть, и просто получал удовлетворение от того, что добросовестно и серьезно относится к своим обязанностям. Он никогда не был радикалом, никогда не покушался изменить установленный порядок вещей.
И неужели теперь, когда он впервые в полной мере почувствовал восторг новизны, он должен уехать? Уехать, чтобы осталась Шерон?
А может быть, она и есть тот последний шаг в неведомое, который осталось ему сделать? Она, женщина, о браке с которой он прежде не мог даже и помыслить, потому что в его мире просто не приняты подобные браки. Женщина, которой он не может дать счастья, которую он вырвет из ее мира и которая не будет принята в его.
Но все меняется. И если даже устои мира непоколебимы, разве нельзя изменить мир, окружающий отдельного человека — мужчину или женщину? Он уверен, она так же несчастна, как и он, оттого что они не могут быть вместе. Конечно, общественное мнение, правила и законы — серьезное дело, но они ничуть не важнее счастья каждого отдельного человека.
И все-таки он принадлежит этой земле, думал Алекс, поворачиваясь и направляясь выше в горы. Он полюбил ее с первого дня. Полюбил людей, живущих здесь. Не обязательно прожить целую жизнь на этой земле, чтобы отдать ей свое сердце, не обязательно быть таким же, как эти люди, чтобы чувствовать общность с ними. Наверное, просто нужно любить их — и тогда обязательно почувствуешь их ответную любовь.
Это его земля. Когда он приехал в Кембран в поисках одиночества и забвения после расторгнутой помолвки, он почувствовал себя дома. Тогда это чувство поразило и удивило его, но сейчас оно совсем не кажется ему невероятным. Он у себя дома.
Он шел, задумчиво глядя в землю. Но в конце концов поднял голову, вдруг поняв, куда несут его ноги.
И остановился.
Перед ним была она.
Она сидела на том самом месте, где они любили друг друга, — сидела, обхватив руками колени, упершись в них лбом.
Некоторое время он стоял, любуясь ею. Шерон. Любимая. Его любовь. Его уютное и теплое жилище.
А затем тихо приблизился к ней.
Она услышала его шаги, когда он был уже совсем рядом, и резко подняла голову. Странно, но его появление не удивило ее. И даже не огорчило и не раздосадовало, хотя теперь ей вновь предстояло испытать боль прощания. Рядом с ним она просто не могла испытывать досаду или отчаяние, хотя и прекрасно понимала, что потом, когда вновь останется одна, отчаяние захлестнет ее с новой силой. Рядом с ним она могла ощущать лишь счастье жизни и несказанный покой.
Он молча сел рядом, не касаясь ее. Шерон посмотрела вниз, на Кембран.
— Я пришла попрощаться с моей долиной, — сказала она. — Завтра за мной приедет отец.
— Да, мне сказали об этом на собрании, — откликнулся Алекс.
— Мне рассказывали, что собрание прошло хорошо. — Она улыбнулась, все так же не глядя на него. — Меня это радует, Александр. Меня радует, что тебя здесь приняли, что жизнь станет лучше. Не знаю почему, но иногда мне кажется, что это твой подарок мне, хотя знаю, что ты не мог поступить иначе.
— Все говорили, что лучшей учительницы, чем ты, для новой школы не найти, — сказал Алекс.
— О нет! — Шерон на мгновение прикрыла глаза.
— Но это правда, Шерон, — сказал он. — Ты отличная учительница, тебя здесь любят. Ты одна из них.
— Нет! — Нет, ей не хотелось опять бороться с сомнениями. Решение принято. Но ох каким заманчивым казалось это предложение!
— Это из-за того, что я здесь? — спросил он.
— Да. — Он знал об этом. Она никогда не пыталась скрывать этого. А значит, нет нужды притворяться и сейчас. — Да, я уезжаю из-за тебя, Александр. Но я счастлива, что ты остаешься здесь. Есть много хороших учителей, которые будут рады преподавать в новой школе.
— Мне кажется несправедливым, — возразил Алекс, — что ты не увидишь того, о чем так мечтала. Ты помнишь тот день, когда я попросил тебя помечтать и ты рассказала мне, что сделала бы для Кембрана?
— Да, — ответила Шерон. Она берегла в памяти каждое мгновение, проведенное с ним. Она всегда будет помнить об этом.
— Я хочу, чтобы ты осталась. — Он положил руку ей на плечо, легонько сдавив его.
— Нет. — Она знала, что случится, если она останется. Она знала, что слаба перед ним. Нет, она уедет. Завтра же. А лучше было бы уехать еще на прошлой неделе.
— Шерон, — сказал Алекс, — я не знаю, захочется ли мне что-то делать, если рядом не будет тебя. Я не представляю себе жизни без тебя. Я не смогу жить без тебя.
Шерон так верила в его благородство. Даже когда они возвращались из Ньюпорта и она почти ждала, что он возобновит свое предложение, какая-то часть ее все же надеялась, что он останется честным и благородным, что он позволит ей уехать.
— Не надо, — сказала Шерон и, не в силах справиться с собой, положила голову ему на плечо. — Я не могу пойти на это, Александр. Может быть, какое-то время мы и могли бы радоваться нашему счастью, но лишь какое-то время. Люди отвергнут меня, если я стану твоей любовницей. Не проси меня об этом. Я знаю, что я не поддамся искушению, но я не хочу вспоминать тебя как искусителя. Я хочу вспоминать о тебе как о честном и благородном человеке, который достоин любви и уважения.
— Шерон… — выдохнул он. Его губы были в дюйме от ее губ. Она не дала ему договорить.
— Люби меня, — сказала она, закрывая глаза и обнимая его за шею. — Пусть это будут наши последние минуты любви. Но потом разреши мне уйти. Разреши мне быть свободной. — Из глаз у нее текли слезы.
Он стиснул ее плечи и повернул к себе.
— Я не прошу тебя стать моей любовницей, Шерон, — произнес он. — Я прошу тебя стать моей женой.
Шерон ощутила, как остатки воздуха толчками вырываются из ее груди.
— Нет, — прорыдала она. — Нет! — Это было так сладко и настолько несбыточно, что она боялась поверить своим ушам.
— Я люблю тебя, — сказал Алекс, — и ты знаешь об этом, Шерон. И я знаю, что ты любишь меня.
Шерон уткнулась лицом ему в плечо, беззвучно рыдая.
— Александр, — наконец выговорила она, — Александр, это невозможно! Мы не можем… Прошу тебя… Я ведь уже смирилась с тем, что это невозможно. Я завтра уеду. Позволь мне уехать, пожалуйста, позволь мне уехать!
Алекс молча качал ее в своих объятиях. Она знала, что он ждет, когда она успокоится. Знала, что он не позволит ей уехать. Знала, что он не захочет смириться с несбыточностью, как смирилась она. «Я прошу тебя стать моей женой». Неужели он действительно сказал это? Женой. Она будет женой Александра? Его другом и товарищем? Его любовницей? Матерью его детей? Его женой?
Она обмякла в его руках.
— Мы оба вдовцы, — заговорил он. — Мы не связаны никакими обязательствами. Мы любим друг друга, и мы любовники. Так что же может помешать нам стать мужем и женой?
На секунду ей показалось, что действительно нет никаких препятствий их браку, но только на секунду.
— Ты граф Крэйл, — сказала она. — А я никто, да еще и незаконнорожденная. Обязательно найдутся люди, которые скажут, что я не заслуживаю быть даже твоей любовницей.
— А я объясню им, что это не их дело, — ответил Алекс.
— Александр. — Она глубоко вздохнула. — Все это не так просто. Ты ведь знаешь, что это непросто.
— Конечно, непросто. — Он приподнял за подбородок ее лицо и поцеловал в губы. — Очень непросто. Тебе будет непросто жить той жизнью, которой живу я, не говоря уже о жизни в Англии. Я прекрасно понимаю, что тебя не сразу примут в том кругу. Я знаю, что тебе будет трудно принять на себя обязанности хозяйки замка. Я знаю, что, когда наши дети вырастут, им придется столкнуться с плохо скрываемым презрением отпрысков аристократических семей. Я знаю, что на твою долю выпадет немало обид и страданий и что я никогда не смогу забыть, что причина этих страданий — я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52