Они казались совершенно черными в темноте. Как и ее глаза.
— Кто вы? — Она заговорила по-английски с уэльским акцентом, который придавал ее речи особое, неповторимое очарование.
— Право, жаль, что женщинам не предлагают подписаться под хартией, — сказал он. — Признайтесь, вам бы хотелось поставить свою подпись.
Она откинула голову. В ее глазах уже не было страха, только частое, прерывистое дыхание выдавало испуг.
— Я не знаю вас, — сказала она. — Вы англичанин? Шпион? Вы приехали к мистеру Барнсу?
— Как зовут этого крепкого темноволосого человека, который вел собрание? — спросил Алекс, не отвечая на ее вопрос.
Она стиснула губы.
— Он из Кембрана? — не отступал Алекс. — Он работает здесь?
— Не знаю, — сказала она. — Эти люди не из нашей долины. Я никогда не видела их в Кембране.
Он кивнул, хотя и не поверил ей.
— А священник? Тот, что читал молитву? Как его зовут? И опять она сжала губы. А затем, видя, что он ждет от нее ответа, произнесла:
— Не знаю.
— Значит, вы не знаете никого из тех, кто был на собрании? Они все из других долин. Выходит, они случайно собрались именно здесь, так?
— Да, наверное, — проговорила она, слегка запнувшись, но затем упрямо вздернула подбородок. — Кто вы? Зачем вы здесь? Эти люди не замышляют ничего дурного. Они просто подписали обращение к парламенту. И чего вы хотите от меня? — Ее голос задрожал, в глазах мелькнул страх. — Кто вы?
Похоже, она только сейчас осознала, что она одна, в горах, с незнакомым мужчиной, подумал Алекс. Она оттолкнулась спиной от скалы и попыталась проскользнуть мимо него, но он шагнул ей наперерез, и на одно короткое мгновение, прежде чем она отпрянула, его тело соприкоснулось с ее, и он почувствовал упругость ее грудей, тепло ее бедер.
— А кто вы? — спросил он, оперевшись ладонью о камни рядом с ее головой. — Или вы тоже из другой долины и не знаете, как вас зовут?
Некоторое время она молчала, гордо вскинув голову, а потом сказала:
— Я закричу.
— Не закричите. Я не позволю, — ответил Алекс и, склонившись, поцеловал ее. И тут же понял всю неразумность своего поступка. Ее губы были теплыми и мягкими, и, видимо, с такой же остротой, как она за минуту до этого, он вдруг осознал, что они здесь совсем одни, окутанные мглой прохладной ночи и мерным стрекотом цикад. У него и в мыслях не было обижать девушку, когда он пошел за ней, — если здраво оценить обстановку, это было так неразумно. Через силу он оторвался от ее губ.
Ее глаза горели ужасом и возмущением. Но она, несомненно, обладала незаурядным мужеством. Она довольно быстро оправилась от потрясения. Вздернув подбородок, она молча смотрела ему в лицо.
— Насколько я понимаю, — заговорил Алекс, — вам ни к чему обнаруживать себя здесь. Те мужчины вряд ли обрадуются, узнав, что вы подглядывали за ними. Итак, как вас зовут?
— Пустите меня, — сказала девушка. — Если узнают, что вы сделали, вас разорвут в клочья. Но я ничего не скажу, если вы не выдадите меня.
— О-о, вы предлагаете мне сделку, — насмешливо заметил Алекс, сделав шаг назад. — Значит, говорите, они разорвут меня в клочья, и только за то, что я напугал вас, украв у вас невинный поцелуй? Но ведь вы же не знаете этих людей.
— Вы нисколько не напугали меня, — сказала она, проигнорировав последнее его замечание.
Он усмехнулся. Ей-богу, жаль, что нельзя пофлиртовать с ней сейчас. Она, кажется, очень хороша собой. Алекс с грустью подумал о том, что уже очень давно не обнимал женщину. Но сейчас неподходящее время, чтобы начинать ухаживания.
Он отступил в сторону, позволяя девушке пройти.
— На вашем месте я бы поостерегся гулять в такой час без провожатых, — сказал он. — Горы — небезопасное место для девичьих прогулок.
— Спасибо. — В ее голосе звучал сарказм. — Я запомню ваш совет.
— А я запомню эту ночь, — ответил он, — как не смогу забыть и лица тех людей, о которых спрашивал вас. Не исключено, что я когда-нибудь еще раз увижу их. В других долинах, конечно. И я очень надеюсь, что мне представится случай как следует разглядеть и ваше лицо.
— Если я покажу вам его, — парировала она. Он улыбнулся.
— Ступайте, пока никто не застал вас здесь.
Он видел, что только гордость удерживает ее от того, чтобы не сорваться с места и не пуститься наутек. Не сводя с него глаз, она накинула на голову шаль и только тогда, распрямив плечи, прошла мимо него.
— Спокойной ночи, дева Кембрана, — тихо проговорил он ей вслед.
Она не ответила. Она шла, постепенно ускоряя шаг, явно желая поскорее выбраться из ложбины, выйти на дорогу, ведущую в поселок. Она ни разу не оглянулась, но ее спина, прямая и напряженная, как натянутая струна, выдавала ее страх, — страх, что он догонит ее и опять начнет мучить своими вопросами.
Итак, ему не удалось выжать из нее ни слова. Определенно, она умеет держать язык за зубами. Можно надеяться, что и их встречу она сохранит в тайне. Алекс не знал, хорошо ли будет, если кто-нибудь узнает о том, что он стал невольным свидетелем тайного собрания рабочих. Его совсем не радовала мысль броситься в пучину местных политических страстей, тем более сразу по приезде.
Напрасно он остановил эту девушку, напрасно заговорил с ней. И уж тем более ни к чему было целовать ее. Что она может подумать о нем? Ему остается только надеяться на то, что не в ее интересах рассказывать кому бы то ни было об этом пикантном происшествии — даже когда она узнает, кто он такой, а узнает она очень скоро.
Зачем он поцеловал ее? Этот поцелуй, краткий, внезапный и безответный, пробудил в нем желания, которые он научился сдерживать. За те шесть лет, что прошли после смерти жены, у него было всего два более-менее продолжительных романа и ни одного — со дня объявления помолвки с Лоррейн, — помолвки, которая длилась год и которую они расторгли месяц назад.
Удивительно, он множество раз целовал Лоррейн, и их поцелуи были гораздо более долгими, нежели этот, но ни разу ему не приходилось испытать такого возбуждения, как сейчас, целуя незнакомую валлийку.
И уже не опасаясь, что кто-нибудь может его заметить, Алекс отрешенно побрел между холодных валунов, по пригоркам и лощинам каменистой местности. Он утешался мыслью, что до замка еще далеко и он успеет остыть, прежде чем окажется в своей одинокой постели.
Шерон Джонс едва удерживала себя, чтобы не побежать. Она судорожно стискивала концы шали, не позволяя себе оглянуться назад. Ее охватил страх. Ей казалось, что рука мужчины вот-вот снова ляжет ей на плечо, властно накроет ее рот.
Кто он такой? Откуда взялся?
Как это ни глупо, но в первое мгновение она решила, что это дьявол. Его ладонь была большой и сильной, темный плащ скрывал его фигуру, и он так решительно преградил ей путь, что лишил ее воли и способности к сопротивлению. Но стоило ей увидеть его лицо, как она поняла, что это не дьявол. Скорее ангел. Даже в темноте его волосы светились. Как и его глаза — то ли голубые, то ли серые. Нет, конечно же, голубые. И он очень правильно говорил по-английски.
Кто он? Шпион? Их сейчас полно кругом. Да и жандармов тоже. Может, он жандарм, хотя на нем и не было формы? Жандарм, посланный шпионить за ними. И он видел их всех, видел Оуэна, Эмриса, Йестина, дедушку. Правда, он не знает их имен, она их не назвала ему. Но ведь узнает, и в первую очередь про Оуэна. Господи, Оуэн вел собрание! Этот шпион должен был его прекрасно разглядеть.
Она заметила, что почти бежит, когда уже миновала долину. Не чуя под собой ног, она свернула на знакомую улицу и, никем не замеченная, юркнула в темный дом. Здесь она в безопасности. Бабушка сейчас наверху и, даже если не спит, вряд ли спустится вниз. Дедушка с Эмрисом вернутся не раньше чем через полчаса. Торопливо раздевшись на кухне, Шерон натянула ночную рубашку и скользнула за занавеску, где была ее кровать — та самая, которую ей отвели, когда она семнадцатилетней девушкой пришла в дом деда, и которая снова стала ее, когда она вернулась сюда после смерти Гуина и их сына.
Она лежала под одеялом, вся дрожа, и молила Бога, чтобы дед и Эмрис поскорее вернулись домой, хотя понимала, что стены дома не спасут их. Завтра все они будут схвачены. Что с ними сделают? Неужели их всех посадят в тюрьму? Но кто тогда будет работать в шахте? Останутся только женщины — ведь мужчины, все до единого, были на собрании, даже те, кто не поддерживает хартию. Слух о приезде известного оратора, мистера Митчелла, взбудоражил всю долину.
Ведь и она не смогла сдержать своего любопытства — единственная из всех женщин долины.
Ей некстати вспомнились слова Оуэна: «С того, кто не поставил свою подпись сегодня, мы спросим завтра».
У нее до боли сжалось сердце. Ох, Оуэн, Оуэн. Завтра его выбросят с работы и скорее всего арестуют. Англичанин видел его лицо. Лица других он, возможно, и не разглядел, но Оуэна он запомнил и обязательно запомнил эти его слова.
Скрипнула дверь, две темные фигуры на цыпочках прошли через кухню.
— Дедушка, это вы? — тихо окликнула Шерон, выглядывая из-за занавески. — У вас все в порядке?
— Да, все хорошо, — также шепотом ответил ей дед.
— Спи, Шерон, — раздался громкий голос Эмриса. — Что за охота тревожиться по пустякам? Скоро утро, тебе на работу.
— Спокойной ночи, — прошептала Шерон.
Она не могла даже намекнуть им, какая ужасная опасность подстерегает их. Она прислушивалась к шагам наверху, к скрипу половиц под их усталыми ногами, и от страха у нее стало сосать под ложечкой.
И тут она вспомнила поцелуй, вспомнила ужас, охвативший ее в то мгновение, когда рука незнакомца зажала ей рот и она почувствовала его тело, такое большое, сильное и мускулистое, и позже, когда ее губы оказались во власти его губ. Она была почти уверена, что попала в грязные лапы насильника.
Он запомнил ее, и он ясно дал понять, что будет искать встречи с ней.
Шерон поджала коленки, свернулась калачиком, с головой укрылась одеялом, словно оно могло защитить ее от ужасного англичанина, полудьявола-полуангела. Он имел смелость похитить у нее поцелуй, а сейчас держал в своих руках судьбу, а может, и саму жизнь Оуэна.
Господи, милостивый Боже, спаси и сохрани, лихорадочно повторяла она, засыпая.
Глава 2
Джошуа Барнс, коротконогий, лысоватый англичанин с круглым брюшком, выдававшим пристрастие к пиву, жил один в небольшом каменном доме, выстроенном на территории Гленридского парка. Энергичный, с крепкой деловой хваткой, он так успешно управлял заводами и шахтами, расположенными в долинах Уэльса, что владельцы некоторых из них пошли на то, чтобы взять его в долю. Его ценили не только как расторопного управляющего, но и как человека, сумевшего за десять с небольшим лет превратить Кембран из жалкой деревушки в поселок, а его рудники и чугунолитейные заводы — в прибыльные предприятия.
Рядом с многоопытным управляющим Алекс чувствовал себя младенцем. В первый же день, когда они с Барнсом отправились осматривать заводы, молодой граф понял, насколько он невежествен в вопросах бизнеса и производства. Увиденное поразило и озадачило его. Ему, аристократу, который за свои двадцать девять лет выезжал из Лондона только в загородное поместье, все здесь было в диковинку. И потому он с большим вниманием слушал Барнса, стараясь понять и запомнить хоть что-нибудь из его объяснений.
Алекс не решился заговорить с кем-либо из рабочих. Они говорили между собой на валлийском наречии, и хотя он знал, что они должны понимать английскую речь, ограничился приветливыми кивками и улыбками.
Однако он поймал себя на мысли, что рабочие занимают его гораздо больше, чем слова Барнса. Он внимательно всматривался в их лица, надеясь увидеть уже знакомые. Но это ему показалось бессмысленным занятием. Хотя Алекс был почти уверен в том, что одного из рабочих, крепкого, обнаженного по пояс мужчину с блестящими от пота крупными бицепсами и мощным торсом, всем своим видом напоминавшего боксера, он уже видел — он председательствовал ночью на собрании, — однако утверждать этого наверняка Алекс не мог.
С особым вниманием он всматривался в лица женщин, но ни одна из них не походила на ту, что встретилась ему ночью в горах. Ее он узнал бы с первого взгляда. Ему бы доставило удовольствие увидеть ее — и ее реакцию на его появление здесь.
— Это все очень любопытно, — сказал он, когда они вышли из цехов, и тут же сообразил, насколько неудачна его оценка. Пожалуй, она могла бы и оскорбить Барнса, положившего немало сил на то, чтобы наладить производство и сделать его прибыльным. — На шахты мы сходим завтра, если не возражаете. Да, и мне хотелось бы побольше узнать о рабочих. Сколько их здесь, какова продолжительность рабочего дня, какое жалованье они получают, ну и так далее.
— Я завтра же представлю вам все бухгалтерские книги, милорд, — сказал Барнс.
— Кроме того, я хотел бы знать о рабочих организациях, — осторожно добавил Алекс, — если, конечно, они существуют.
— Есть касса взаимопомощи, — ответил управляющий. — Ее члены регулярно платят взносы и в случае болезни могут рассчитывать на пособие. Других объединений ни на заводе, ни на шахте нет, милорд. Каждый работник знает, что это влечет за собой немедленное увольнение.
— А что же чартизм — неужели он не проник в эти края? Насколько я знаю, идеи чартистов довольно популярны среди рабочих промышленных районов.
— Как вам сказать, милорд. Разъезжают тут всякие агитаторы, пытаются настроить людей против правительства. Но рабочие знают, чем грозит им участие в подобного рода собраниях. Нет, милорд, в этом отношении здесь все спокойно.
Алекс отпустил Барнса и поспешил домой. Он тревожился за дочь, ему было не по себе от мысли, что на целый день оставил ее одну пока еще в чужом для нее доме. Бедняжка Верити. Наверное, ужасно скучает в компании пожилой няни. Ему уже давно следовало бы жениться — хотя бы потому, что девочке нужна мать. Нужно было жениться на Лоррейн сразу после помолвки, а он все раздумывал и колебался, пока она в конце концов не предложила ему расторгнуть помолвку.
Шагая к дому, Алекс спрашивал себя, почему он не рассказал Барнсу о ночном собрании, но, так и не найдя никакого вразумительного объяснения своей скрытности, постарался забыть об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52