Но если письмо ничего не стоит, то какая цель у начальника тюрьмы? Что она такого натворила? Это не могло быть из-за истории с Мягким Ти, потому что время не сходилось. Письмо было заготовлено еще до того, как она ввалилась в кабинет начальника. И никто, кроме самого Мягкого Ти, не знал о случившемся до ее прихода. Сегодня она попробует позвонить своему адвокату, миссис Бертоли, своему продажному, дешевому и незаинтересованному адвокату, чтобы выяснить, что происходит; но шансы, что она сможет до нее добраться, были ничтожны. А если ей все же удастся дозвониться, то миссис Бертоли захочет знать, как будут оплачиваться ее услуги, и на этот вопрос у Кристины не было ответа.
Яичница из порошка и разбавленный водой апельсиновый сок, то, что в Рикерс называли завтраком, будут поданы примерно через час. В коридоре женщины болтали, клянчили сигареты, спорили. Она припомнила ту особую атмосферу, которая создавалась их страхами, по первому месяцу своего заключения. Кристина страдала от головных болей и цистита, скрипела зубами по ночам, у нее начался опоясывающий лишай. Только попав в Бедфорд-Хиллз, она наконец-то смирилась с ситуацией, поверила в нее. Бедфорд-Хиллз с устоявшимся населением, иерархией среди заключенных представлял собой законченную цивилизацию по сравнению с Домом Розы. Многие женщины провели здесь десятилетия и даже больше. Они научились извлекать из своей ситуации все что можно и даже пытались заниматься самоусовершенствованием и улучшением своего быта. Некоторые демонстрировали лидерские качества и стремились к стабильности. Вряд ли можно было назвать это городом на холме, но, в общем, система работала. Даже умирая можно немножко пожить. Ей было трудно поверить, что она снова в Рикерс, что она упала еще ниже. От одной этой мысли становилось тошно. Я просто заключенная великого штата Нью-Йорк, думала она. С пластиковым мешком с дешевыми тряпками и тремя сотнями долларов в конверте, которые, возможно, уже украдены. Я нигде и никто.
Она лежала в кровати, перебирая в уме, кто хотел бы ее освобождения, а кто нет. Рик и ее мать, само собой, ждут, когда она покинет тюрьму. Начальник тюрьмы и детективы, арестовавшие ее, не горят желанием ее отпустить. Тут все просто Ну а Тони Вердуччи – в чем его выгода в данном случае? Это выяснить потруднее. Все зависело от того, что ему известно про ту последнюю «работу». Нашел ли он исчезнувшие коробки? С тех пор прошли долгие четыре года.
Когда-то Тони ею очень заинтересовался. Правильнее сказать, не ею как девушкой, а ее искусством планировать аферы. Что она делала для Рика. За четыре месяца до ареста Кристины от Тони Вердуччи пришло известие, что он желает ее видеть, и Рик сказал, что у нее нет выбора: если
Тони желает с тобой поговорить, никуда не денешься. Она потратила целое утро, выбирая, что бы надеть на встречу с главарем мафии, и наконец решила, что ей следует выглядеть настолько глупо и молодо, насколько возможно. Заставлю его думать, что я всего лишь простушка, решила она. Надела джинсы, топик и, словно школьница, нанесла толстый слой косметики, надеясь, что это расхолодит Тони. Он прислал свой автомобиль в Виллидж, и, сама не веря тому, что на это решилась, она поспешила к открытой дверце машины. Шея водителя была покрыта фурункулами, его лица она так и не разглядела, только услышала, как он хрюкнул часом позже, когда, миновав ворота, машина вкатила на дорожку к дому на Лонг-Айленде. Миниатюрная старушка-итальянка провела ее на веранду, где Тони Вердуччи сидел в цветастой рубашке, тихонько посапывая, держа во рту незажженную сигару и смотря по телевизору с выключенным звуком кулинарное шоу.
– Я только хочу, чтобы ты меня выслушала, Кристина, – сказал он мягко. – Просто послушай, что я тебе скажу, перед тем как дать ответ. – Он внимательно посмотрел на нее, челюсть и нижние зубы выдавались вперед, словно ящик кассового аппарата. – Прежде всего, я знаю, что этот Рик – придурок гребаный, я с ним только из-за его брата, у нас совместный маленький бизнес. Но если вдруг Рик будет тебя доставать, ты дай мне знать. Да? Нет? Ну хорошо, ладно, ты мне нравишься. И, похоже, от тебя будет толк, ты можешь нам помочь. Видно, что ты не работаешь на кого-нибудь вроде меня. Ты выглядишь как просто чья-то подружка. Тебе надо знать, что я руковожу серьезным делом. Ты все еще со мной? Далее, интересы мои самые разнообразные. Всякие там… Погоди, хочешь чая со льдом? Принеси ей чая со льдом и вот этих маленьких пирожных. Ну, тех, вкусных. Хорошо, итак, старший брат Рика, Пол, мне слегка помогает в работе, он говорит, что у тебя редкий талант – ты здорово сечешь в цифрах. Рассказал мне о том фокусе, который ты показала на его лодке. Хорошие люди нам нужны. Умныелюди, а не пентюхи в лакированных ботинках, таких у нас навалом, пруд пруди. Я от них устал – они делают такие ошибки, пять лет нужно, чтобы их расхлебать. И вдобавок многие люди слишком разговорчивы. А ты, как я заметил, все больше помалкиваешь. Как сейчас. Окей, теперь расскажу тебе о парочке своих дел. А вот и чай, славно. Дай-ка ей ложку. Как тебе, возможно, известно, мы занимаемся лотереей. Делаются ставки. И мы конкурируем с обычной лотереей и казино, к тому же в нашей игре шансы выиграть повыше. Вместо двадцати миллионов к одному что-то около пятнадцати. Что немаловажно, к тому же если ты выигрываешь у нас, то получаешь наличные, и ни перед кем не надо отчитываться – налоговой службой, церковью, мужем, да ни перед кем. Если выиграешь в казино, то приходится за выигрыш расписываться. А в нашей игре ставишь на трехзначное число. Это прямая ставка. Очень просто. Можешь ставить хоть двадцать пять центов, хоть доллар и больше. Многие ставят два, пять, десять долларов. Так что это прямая ставка. Также можно поставить на один или два номера. Шансы выиграть ведь куда выше, когда делаешь прямые ставки, так?
Да, но только для тех, кто думать не умеет. Вобьют себе в голову, что семерка их счастливый номер, ставят каждый день на семерку. Если они делают ставки каждый день, то примерно раз в десять дней они должны выигрывать, но если каждый раз ставить доллар, а выигрывать только шесть, когда их номер выпадает, тогда у нас навар в четыре доллара. Я имею в виду, что люди очень глупые. Родились глупцами и глупцами проживают всю жизнь. Смотри, ты можешь ставить сразу на три номера в любом порядке. Так называемая комбинация. Шансы ниже, чем при прямой ставке, конечно. Теперь, наш доход – это разница между тем, что мы берем, и тем, что выплачиваем. А мы никогда не платим по всем выигрышам. Так бы мы денег не сделали. Просто часть этих номеров из лотереи устраняем и снижаем количество выплат по тем номерам, на которые больше всего ставят. Ставок делается много, картина вырисовывается детальная. Для тех, кто занимается бизнесом с номерами, это очень важно. Скажем, «Буллз» играют с «Кникс», значит, будет много ставок на номер, скажем, Майкла Джордана – двадцать три. Если этот номер выиграет, можешь считать себя покойником. Разве мыслимо заплатить такой выигрыш? Так что мы ограничиваем количество ставок на этот номер, ограничиваем количество ставок и общую сумму выплат по выигрышам. Если ставка больше определенной суммы, мы ее просто не принимаем. Скажем, кто-то хочет поставить десять тысяч баксов на номер двадцать три, но мы такую ставку принять отказываемся, потому что если он выиграет, мы разорены.
Далее, существует два типа ставок. Первый называется Нью-Йорк, второй Бруклин. Бруклинский номер – это последние три цифры, указанные в сумме общего приза одного из ипподромов, на котором проводятся скачки чистокровных лошадей, – Акведука или Бельмонта. О размере выигрыша мы узнаем из газет. В выпуске следующего дня. Если оба ипподрома закрыты, используем информацию с ипподрома во Флориде. Нью-йоркский номер – немного посложнее. Нью-йоркский номер для тех, кто хочет узнать результаты в тот же день. Для них это как наркотик. Они привыкли играть в казино, в лотерею, да все что угодно. Это болезнь. Они не могут ждать до следующего дня. В нью-йоркском номере использовано то, что мы называем моделью три-пять-семь. Чтобы узнать первый номер ставки, нужно сложить сумму выигрыша, место и количество призов за первые три скачки. Последняя цифра будет первой цифрой нью-йоркского номера. Поняла? Люди будут смотреть телевизор и узнают, правильно ли они угадали первый номер. Если да, они просто начнут выпрыгивать из штанов и ставить опять. Раньше мы переставали принимать ставки до первого забега, но сейчас, когда есть компьютеры, мы это делаем вплоть до конца шестого забега. Итак, они видят, что угадали первый номер, и начинают безумствовать. Далее, мы получаем вторую цифру, используя результаты первых пяти забегов. И третью – первых семи. За этим нетрудно уследить, если привыкнуть. Игроки могут узнать цифры по радио и сложить их. Кроме того, сделать одноразовую ставку, или bolletta, на нью-йоркский номер. Мы принимаем ставки во множестве точек, а у нас их много: в магазинах, в пиццериях, в винных погребках, парикмахерских. Даже в одном хозяйственном магазине. Мы используем квитанцию в трех экземплярах. Так что у каждого остается копия. У того, кто ставит, в точке, принимающей ставку, и у банка, как мы его именуем. Это всего лишь два парня в небольшом арендованном офисе с компьютером, секретаршей и большой корзиной для бумаг; за всеми приглядывает охранник. Охранников мы часто меняем, чтобы не происходило ненужного сближения. Всю документацию называем работой, она стекается в банк. Таких банков у нас девять. Каждый обслуживает от пятнадцати до двадцати точек. А точек у нас сто шестьдесят две. Доход около трех тысяч баксов в день с каждой. Так что наличные быстро накапливаются. Мы выплачиваем примерно шестьдесят пять процентов от суммы выручки. То есть получаем приличный доход. Мы вычисляем шансы на выигрыш, используя данные всех девяти банков. У наших конкурентов, вроде этих гребаных русских, обычно по одному или два банка, но рано или поздно они разоряются. Из-за того, что им приходится выплачивать по большим выигрышам на нью-йоркский номер, а общее количество ставок настолько ничтожное, что они остаются в минусе. Итак, у нас девять банков. Если мы видим, что на какой-то номер ставок очень много, мы перестаем принимать их. Раньше мы передавали ставки кое-кому из партнеров по бизнесу, предлагали раскрутить ту часть, с которой нам трудно было справиться. Но это слишком все усложняет, к тому же мы попадаем к ним в зависимость. Может быть, их офис прослушивается. Например, Маленький Готти помогает нам принимать ставки. И всегда ошибается в номерах. Выходит, что раньше у тебя все сходилось, а теперь сплошные обломы. О'кей, так почему у нас будет вакансия? Был у нас один парень, управлял девятью банками. Но у него начались проблемы. Руки стали чесаться. Так что пришлось ему отрезать пальцы. Я не шучу. Я такими вещами не шучу. У меня дети. И я спуску никому не дам. Деньги мы, конечно, все вернули. Из пенсионного фонда его отца. Сыночек-полукровка хренов. Но это не моя проблема. Нам нужен кто-то, у кого хватит мозгов управлять девятью банками одновременно и кто умеет считать. Кто…
– Я в этом не заинтересована.
– Что?
– Я не заинтересована.
– Послушай, ты не знаешь, сколько это приносит…
– И не хочу знать.
– Принеси-ка ей еще чая со льдом. Дай-ка я расскажу тебе о другой работе.
– Боюсь, что и это не для меня.
– А все же послушай. Бога ради, ведь мы тут говорим о серьезных возможностях. Стало быть, так. Мы покупаем телефонные карточки у телефонных компаний, используя маленькую подставную фирму. Покупаем эдак миллионов на девять. За столько их можно продать. Платим мы за них миллионов восемь. Покупаем за восемь, продаем за девять. Это большие деньги, так что мы распределяем их между пятью или шестью вкладчиками. Но продажа карточек ведет к серьезным издержкам. Нужно дать рекламу, нанять персонал и тому подобное. В этом бизнесе существует конкуренция. Реальный доход составляет где-то около семи процентов. Устойчивый, но не очень большой. Уйдет много времени на то, чтобы при семи процентах сделать большие деньги. Поэтому мы тратим какое-то время, шесть – восемь месяцев, и зарабатываем себе репутацию кредитоспособных клиентов у телефонной компании. Потом делаем большой заказ на карточки, миллионов на тридцать; торгуемся. Торгуемся изо всех сил. Скажем, мы соглашаемся заплатить за карточки двадцать пять миллионов. О'кей. В то же время начинаем рекламную кампанию, объявляя, что будем продавать карточки по сниженным ценам. Мы намереваемся продать карточек на тридцать миллионов примерно миллионов за двадцать. Понимаю, выглядит, будто мы теряем деньги. Распускаются слухи, что какая-то определенная карточка куда выгоднее всех остальных. Покупатели очень чувствительны к цене. Все эти кубинцы и бразильцы, звонящие домой. Остается только подготовить почву, а потом, в нужный момент, выбросить карточки в продажу. Обычно поближе к Рождеству, Дню благодарения, Дню матери, в то время, когда все начинают звонить. Ты пытаешься получить столько наличных с продажи, сколько возможно. Затем, когда спрос на дешевые телефонные карточки доходит до пика, делаешь телефонной компании большой заказ на новую партию. Кредит у тебя хороший, никто ничего не подозревает. Ты делаешь заказ на партию карточек стоимостью в тридцать миллионов и быстро продаешь их за двадцать. В то же самое время ты…
– Ничего не платишь телефонной компании. Выписываешь им необеспеченный чек, прикарманиваешь двадцать миллионов, увольняешь всех служащих и объявляешь банкротство.
– Именно так. На то, чтобы провернуть всю эту операцию, уходит год, с начала и до конца. Мы обеспечим тебе офис во Флориде. Твое имя не будет стоять на документах…
– Нет, извините.
– Не подходит?
– Нет.
– А заработок легкий.
– Меня это не интересует.
– А как насчет подрядов на цементные работы?
– Извините, нет. Правда, нет.
– А возможность хорошая. Не чета Риковым делишкам с этими дерьмовыми японскими мотоциклетами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61