https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/napolnie/
Мерканти, пойди скажи мамаше Реймон, пусть чего-нибудь им состряпает.
— В темноте? — дерзко отвечает Мерканти.
— У нее есть керосиновая лампа и свечки, устроится.
— Ладно, — бурчание Мерканти удаляется.
Уф, наконец-то!
— Сейчас вернусь, — говорит Лорье, выходя. Щелчок зажигалки, вдох, запах «Житан», человек рядом со мной закуривает.
— Что мы теперь будем делать? — спрашивает он, а я не понимаю, к кому он обращается.
— Самое необходимое, — отвечает ему Мартина, закрывая двойную раму окна. — Погаси этот рассадник рака, с ним ты отличная мишень.
— Мишень для кого? — удивляется мой сосед.
— А ты забыл, что там психопат на воле разгуливает?!
— Он нападает только на женщин, — беззаботно отвечает курильщик.
— Будущее только Богу известно!
— Вас понял! — мрачно буркает мужчина.
Ну, этот явно не инвалид. И Мартина с ним на «ты»! Почему не возвращаются дядя с Жюстиной?
И что делает Жан-Клод? Я слышала звук камеры, но за все это время он не произнес ни слова.
— А, вот и снова свет! — радостно восклицает Мартина. — Хвала Всевышнему!
Серия взрывов. На улице. Как будто один за другим хлопают глушители. Но глушители не кричат. Я действительно услышала крики? Шум бури все заглушает. Я что, единственная, кто услышал крики?
— Все в порядке, — заявляет Мерканти, открывая дверь. — Шнабель пытается завести фургон.
Ох, каким же фальшивым тоном он говорит это! Я уверена, что он лжет. На улице что-то случилось, что-то серьезное. Может быть, это были выстрелы? Но, в таком случае, зачем Мерканти будет врать?.. Если только… О, Боже мой!.. Если это он, если он — это Вор, и он убил их всех?! Ручку, скорее!
«Вы уверены в Мерканти?» — читает курящий, глядя через мое плечо.
Черт!
— Ясное дело! — отвечает он. — Мы четыре года знакомы. Мерканти, он надежный, на него можно положиться.
Нет, вы ошибаетесь, он порочен и лжив! Но как это доказать? Если я напишу: «Мерканти меня лапал», то заранее представляю комментарии: «Ну и фантазии у этой дуры! Она что, себя не видела?» и прочие любезности, привычные в нашем мире, где бал правят мужчины.
Дверь резко распахивается, порыв ледяного ветра, до меня долетают хлопья снега.
— Все в порядке, — говорит Мерканти хорошо поставленным голосом, так непохожим на тот, которым он обращался ко мне.
— А Леонар?
— В своей комнате.
Значит, они действительно подозревают Леонара.
— В котором часу должно прийти подкрепление? — опять спрашивает Мерканти.
— Ночью, думаю, часа через три-четыре, снег, гололед, им придется ползти.
Разговор вполголоса. Напрасно я напрягаю слух, я ничего не слышу. Мой сосед потягивается, слышу треск суставов, потом говорит в сторону:
— А если пойти пожевать? Потом времени не будет.
Они проходят передо мной в направлении кухни, я внимательно слушаю, но не улавливаю в комнате признаков чьего бы то ни было присутствия. Судя по всему, я одна. Нажимаю кнопку кресла и очень медленно еду вдоль стены, останавливаясь, как только встречаю препятствие. Если ехать вдоль стены, обязательно приедешь к двери. Потом попадешь в коридор. А там и к входной двери.
Мои плечи напряжены в ожидании, что на них вот-вот ляжет рука, а полный ненависти голос скажет: «Ку-ку!» Но я без проблем выбираюсь в коридор. Еще метр, пятьдесят сантиметров, я протягиваю руку, чтобы открыть дверь, но она и так открыта и ходит взад-вперед в такт неравномерным порывам ветра. Отодвигаю створку, въезжаю на пандус, предусмотренный для инвалидных колясок, снег обрушивается на меня, хлещет меня крутящимися зарядами, но после спертой атмосферы комнаты холод приносит мне облегчение.
Я спускаюсь по пандусу, но не представляю, что делать дальше. Я слышу только завывание ветра в лесу. Кресло с трудом продвигается в толстом слое свежевыпавшего снега, а снегопад все не прекращается. Я не очень представляю, куда ехать, поэтому еду прямо перед собой. Никаких голосов. Где же постовые? Вдруг мне остро захотелось по-маленькому, волоски на коже встают дыбом. Мне знакомо это ощущение. Это страх. Настоящий страх. Страх идти в темноту, зная, что там тебя подстерегает чудовище.
А-ах! Кто-то дотронулся до меня! Большая мокрая рука! Издаю вопль, которого никто не слышит. Рука мягко скользит вдоль моей шеи, по плечу — Мерканти? — отодвигается, и большая пыхтящая масса падает рядом со мной, преграждая путь креслу.
Наклоняюсь, насколько могу. Мои пальцы нащупывают грубую влажную ткань с нашитыми пуговицами. Форменная куртка. Без паники, спокойно! Куртка надета на тело мужчины. Куртка порвана, мои пальцы цепляются за неровные края дыры, и струя жидкости ударяет мне в лицо, запах меди, о, Боже мой! Запах крови, кровь заливает меня фонтаном, а я не могу даже уклониться. Трясу головой как сумасшедшая, кровь хлещет, она горячая, ужасно горячая, меня охватывает неконтролируемый ужас, чувствую, что мочусь под себя, а удержаться не могу, горячая моча на ляжках, горячая кровь на щеках, наконец мне удается сдать назад!
Нет, я должна знать, жив ли этот человек. Снова еду вперед, приподнимаюсь, насколько могу, сбоку, сердце колотится до боли, ну же, пальцы, вперед, смелее, куртка, массивный торс, мясистый подбородок, густые усы, похожие на влажную собачью шерсть. Шнабель!
Трогаю его губы. Дыхания нет. Ни малейшего дыхания. Шнабеля убили! Он только что умер, здесь, перед моими бесполезными глазами! Я зачем-то сую пальцы в рот, откуда не исходит дыхание, трогаю зубы, язык, абсурдное ощущение, что этот рот вот-вот укусит меня, скорее убрать пальцы, но рот не только не кусает, рот и не дышит.
Задний ход! Предупредить Лорье! Отъезжаю, разворачиваю кресло, медленно еду вперед, теперь я различаю запах металла и бензина от полицейского фургона. И запах крови. Веду рукой вдоль колеса. Они здесь, под моими пальцами. Тела. Лежат вповалку. Минимум пять или шесть. Бригада Лорье.
О, нет! Невозможно, чтобы все они были мертвы! И я с ними, одна, а может быть, кто-то смотрит на меня, может быть, дуло пистолета нацелено мне в голову? Гусиная кожа, волоски на теле встают дыбом. Скорее, вернуться в Центр, черт, я ошиблась, кресло делает рывок вперед, — ай — я наткнулась еще на какое-то препятствие, оно дергается, валится мне на колени и так и остается лежать на них.
Вытягиваю вперед руку. Отдергиваю ее, как будто нащупала паучье гнездо. Я дотронулась до волос. На моих безжизненных коленях лежит чьято голова.
Я с отвращением приподнимаю ее, чтобы освободить себе путь, а она бормочет мне:
— Пощадите!. , просто хотел найти… работу…
Морель! Морель жив!
Я держу его за волосы, как держат отрубленную голову, его тело сотрясает дрожь, отдающаяся в моей руке, я не знаю, отпустить его или нет, что мне делать?
— … надо было остаться… в институте! — лепечет Морель.
Потом с всхлипом добавляет: «Мама!».
Он изрыгает на мои колени жидкость, от которой насквозь промокает плед, я чувствую, как по моим щекам катятся слезы, слезы страха, отчаяния, сострадания? Я ничего не понимаю, я знаю, что он вот-вот умрет, мне нужна помощь, а я не могу ни позвать, ни оставить его. Оставить его? Отправиться за помощью? «Мама!» — повторяет Морель, потом умолкает, обмякает и валится назад, звук удара обо что-то металлическое, понятно, о фургон.
Мне кажется, что снег идет уже и внутри меня, переполняет мое тело, его становится все больше, он затвердевает, он становится опасно твердым. Запах свежей крови и мертвых тел смешивается со свежим запахом снега. Я больше не чувствую влаги на своих ляжках, я больше не чувствую слоя крови на своей коже, я чувствую только овладевающую мной страшную злость.
Кто же убил этих людей, Мерканти?
— Вы и впрямь слишком любопытная, — раздается приветливый голос, словно бы в ответ на мой вопрос.
Но это не Мерканти. Это Дюпюи. Храбрый овернец.
Металлический предмет упирается мне в висок. Дуло пистолета-автомата?
— Это оружие не сверхъестественное, — говорит он мне на ухо, а потом хихикает: — Ну что, хорошо мы с тобой тогда поболтали?
Мысль о том, что Дюпюи и есть Вор и что он здорово посмеялся надо мной, окончательно выводит меня из равновесия. Понятное дело, он нашел дрель, ведь это он и закинул ее в цистерну! И как же он, наверное, веселился, рассказывая нам про маскарадный наряд на крыше! Резко, как пощечина, всплывает фраза: «Трех месяцев не прошло, как мы вместе выпивали… » Три месяца назад старый Моро был уже мертв. Как же я глупа!
— А знаешь, что это за «секрет старика Моро»? — шепчет он. — А то, что старик был грязным развратником! Овец трахал, старый козел. Заметь, — добавляет он, — ты и сама немножко вроде овцы, такая перепуганная и защищаться не можешь…
Он проводит стволом пистолета у меня по носу, по подбородку, вот-вот, веселись. Незаметно для него я сжимаю кулак на колесе кресла, я в таком отчаянии, я так хотела бы ударить его! Нащупываю что-то у колеса. Под моими пальцами кожа. Кожа. Влажная ткань. Тело.
Он разжимает мои губы, просовывает ствол между моих стиснутых зубов. Интересно, что бывает, когда стреляют вот так, прямо в рот? Пуля прокладывает себе дорогу через небо, раздирает мозг, а человек осознает это? Чувствую холодную сталь на губах. «Соси, — говорит он — соси, или я выстрелю». Сумасшедший, сумасшедший!
Рукой ощупываю тело, лежащее у моих ног, кожа, ремень, я сосу ледяной металл, мои пальцы скользят по коже ремня, сантиметр за сантиметром, вот! Вот она, рукоятка, надежная, твердая, пальцы, возьмитесь за нее покрепче, выньте ее из кобуры, вот так. «Вот так, хорошо, умница!», — говорит мне Дюпюи, давай, указательный палец, просунься под курок, да, вот так.
Звук раскрываемой «молнии». «Знаешь что? Думаю, ты мне покажешь, что умеешь делать!». О, да, ты увидишь, что я умею делать, он убирает пистолет, он уже не считает нужным целиться мне в голову, я слышу, как он убирает его, он быстро и громко дышит, хватает меня за голову, пальцы безжалостно вцепляются мне в волосы, он притягивает меня к себе, теплая плоть, пахнущая жиром, прижимается к моим губам, мой палец на спусковом крючке, я поднимаю руку вдоль бедра, согнуть локоть под прямым углом, холодная сталь касается его горячей мошонки, он подскакивает, — слишком поздно, бригадир!
Странное ощущение в ту долю секунды, когда ты переходишь к действию. И вот уже само действие осталось в прошлом.
Он вопит. Как Соня на автоответчике. Как Марион в заброшенном доме. Удушливый запах пороха. На его крики, безусловно, кто-то прибежит. Я спокойно слушаю, я надеюсь, что он умрет. Я не знала, что я так жестока. Я не знала, что могу оставаться безразличной к крикам боли. Он со стоном падает, может быть, он тоже выстрелит в меня, я отъезжаю на пару метров, поворачиваюсь: вернуться в дом, пока он не собрался с силами.
— Но… но что же.. , — бормочет кто-то на крыльце. — Что же это все значит?
Лорье!
Я слышу, как он бежит, бросается к куче тел. Так проходит несколько секунд, Дюпюи по-прежнему кричит.
— Но они мертвы, все мертвы! — потрясенно произносит Лорье. — Все, кроме Дюпюи…
— Мать честная! — кричит еще кто-то возле нас.
Мерканти.
Он пробегает мимо меня с криком:
— Она сошла с ума!
О, нет! Нет! Ручку, скорее. Я кладу пистолет на колени и пишу:
«Дюпюи — это Вор!» Лорье откашливается:
— Дайте мне это оружие, вы рискуете кого-нибудь поранить, — говорит он, забирая пистолет.
«Он напал на меня! Он их всех убил!»
Я не знаю, прочел ли он это, потому что он шепчет:
— Шнабель, малыш Морель и остальные, Боже мой! Это невероятно!
Не думает же он, в самом деле, что… Как бы я смогла? Первый слепой чемпион по стрельбе!
Слышу, как Мерканти успокаивает Дюпюи:
— Держись, тобой займутся, все будет в порядке.
— Я сдохну, — отвечает Дюпюи, — эта сука меня укокошила!
— Да что на вас нашло? — спрашивает меня Лорье. — Что на вас нашло?
Он не видит груду трупов у себя под носом?! Я пишу с таким нажимом, что ручка прорывает бумагу:
«Ваших людей убил Дюпюи! ОН — ВОР!»
— Надо предупредить Мартину! — кричит Мерканти. — Он истекает кровью!
Лорье убегает, оставив меня в снегу слушать, как умирает Дюпюи. За моей спиной начинается суматоха. Меня толкают. Перепуганный голос Мартины:
— Надо наложить жгут!
Голос Летиции в доме:
— И тогда?
— И тогда Элиз выстрелила в Дюпюи! — зловеще отвечает Мерканти.
— Он тяжело ранен?
— Плохи его дела.
Дюпюи больше не кричит. Несколько секунд тишины. Потом Мартина:
— Господь прибрал его…
Я только что убила человека. Я первый раз в жизни убила человека. Я должна была бы ощущать ужас. Может быть, отсутствие зрения притупляет чувствительность. Может быть, если бы я видела, как он умирает, меня бы вырвало или я бы расплакалась. Но я чувствую себя холодной и сухой, как камень на плато Ларзак.
Слышу, как волокут тело. Бросают его на другие тела. Скорбное поле брани для жандармов, погибших на боевом посту. Узурпатору тут делать нечего.
Запах «Житан». Курильщик вышел на пандус, я слышу, как потрескивает его сигарета. Другие шаги, голос Мартины:
— Бедный Дюпюи, он был такой веселый!
А эти ребята, на земле, они не были веселыми? Ты что, полная идиотка?
— Но почему он показался вам подозрительным? — продолжает она.
— Подо-зри, подо-сри, cри, насри! Насри!
— Ох, замолчи! — это она Кристиану.
Я и не слышала, как он подошел. Почему Дюпюи показался мне подозрительным? Ну, что же, представь себе, что на земле валяется куча трупов, а вооруженный Дюпюи угрожает мне, и вот я, в силу необъяснимого психического отклонения, нахожу это немного подозрительным!
— Присмотри за ней, — добавляет Мартина, не дожидаясь моего ответа, — я сейчас вернусь.
Присмотреть за мной? Дальше некуда! Я остаюсь кипеть от возмущения в обществе неизвестного курильщица и Кристиана, под не слишком надежным прикрытием металлического навеса.
Мерканти чем-то занимается. Интересно, что никто другой не вышел посмотреть, что происходит. Безусловно, это Лорье помешал выйти пансионерам. Нет нужды травмировать их еще больше. Кристиан, наверное, удрал. Он совершенно спокоен, это меня удивляет. Чирканье спички, запах табака.
Кто-то насвистывает «Маринеллу». Первые такты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— В темноте? — дерзко отвечает Мерканти.
— У нее есть керосиновая лампа и свечки, устроится.
— Ладно, — бурчание Мерканти удаляется.
Уф, наконец-то!
— Сейчас вернусь, — говорит Лорье, выходя. Щелчок зажигалки, вдох, запах «Житан», человек рядом со мной закуривает.
— Что мы теперь будем делать? — спрашивает он, а я не понимаю, к кому он обращается.
— Самое необходимое, — отвечает ему Мартина, закрывая двойную раму окна. — Погаси этот рассадник рака, с ним ты отличная мишень.
— Мишень для кого? — удивляется мой сосед.
— А ты забыл, что там психопат на воле разгуливает?!
— Он нападает только на женщин, — беззаботно отвечает курильщик.
— Будущее только Богу известно!
— Вас понял! — мрачно буркает мужчина.
Ну, этот явно не инвалид. И Мартина с ним на «ты»! Почему не возвращаются дядя с Жюстиной?
И что делает Жан-Клод? Я слышала звук камеры, но за все это время он не произнес ни слова.
— А, вот и снова свет! — радостно восклицает Мартина. — Хвала Всевышнему!
Серия взрывов. На улице. Как будто один за другим хлопают глушители. Но глушители не кричат. Я действительно услышала крики? Шум бури все заглушает. Я что, единственная, кто услышал крики?
— Все в порядке, — заявляет Мерканти, открывая дверь. — Шнабель пытается завести фургон.
Ох, каким же фальшивым тоном он говорит это! Я уверена, что он лжет. На улице что-то случилось, что-то серьезное. Может быть, это были выстрелы? Но, в таком случае, зачем Мерканти будет врать?.. Если только… О, Боже мой!.. Если это он, если он — это Вор, и он убил их всех?! Ручку, скорее!
«Вы уверены в Мерканти?» — читает курящий, глядя через мое плечо.
Черт!
— Ясное дело! — отвечает он. — Мы четыре года знакомы. Мерканти, он надежный, на него можно положиться.
Нет, вы ошибаетесь, он порочен и лжив! Но как это доказать? Если я напишу: «Мерканти меня лапал», то заранее представляю комментарии: «Ну и фантазии у этой дуры! Она что, себя не видела?» и прочие любезности, привычные в нашем мире, где бал правят мужчины.
Дверь резко распахивается, порыв ледяного ветра, до меня долетают хлопья снега.
— Все в порядке, — говорит Мерканти хорошо поставленным голосом, так непохожим на тот, которым он обращался ко мне.
— А Леонар?
— В своей комнате.
Значит, они действительно подозревают Леонара.
— В котором часу должно прийти подкрепление? — опять спрашивает Мерканти.
— Ночью, думаю, часа через три-четыре, снег, гололед, им придется ползти.
Разговор вполголоса. Напрасно я напрягаю слух, я ничего не слышу. Мой сосед потягивается, слышу треск суставов, потом говорит в сторону:
— А если пойти пожевать? Потом времени не будет.
Они проходят передо мной в направлении кухни, я внимательно слушаю, но не улавливаю в комнате признаков чьего бы то ни было присутствия. Судя по всему, я одна. Нажимаю кнопку кресла и очень медленно еду вдоль стены, останавливаясь, как только встречаю препятствие. Если ехать вдоль стены, обязательно приедешь к двери. Потом попадешь в коридор. А там и к входной двери.
Мои плечи напряжены в ожидании, что на них вот-вот ляжет рука, а полный ненависти голос скажет: «Ку-ку!» Но я без проблем выбираюсь в коридор. Еще метр, пятьдесят сантиметров, я протягиваю руку, чтобы открыть дверь, но она и так открыта и ходит взад-вперед в такт неравномерным порывам ветра. Отодвигаю створку, въезжаю на пандус, предусмотренный для инвалидных колясок, снег обрушивается на меня, хлещет меня крутящимися зарядами, но после спертой атмосферы комнаты холод приносит мне облегчение.
Я спускаюсь по пандусу, но не представляю, что делать дальше. Я слышу только завывание ветра в лесу. Кресло с трудом продвигается в толстом слое свежевыпавшего снега, а снегопад все не прекращается. Я не очень представляю, куда ехать, поэтому еду прямо перед собой. Никаких голосов. Где же постовые? Вдруг мне остро захотелось по-маленькому, волоски на коже встают дыбом. Мне знакомо это ощущение. Это страх. Настоящий страх. Страх идти в темноту, зная, что там тебя подстерегает чудовище.
А-ах! Кто-то дотронулся до меня! Большая мокрая рука! Издаю вопль, которого никто не слышит. Рука мягко скользит вдоль моей шеи, по плечу — Мерканти? — отодвигается, и большая пыхтящая масса падает рядом со мной, преграждая путь креслу.
Наклоняюсь, насколько могу. Мои пальцы нащупывают грубую влажную ткань с нашитыми пуговицами. Форменная куртка. Без паники, спокойно! Куртка надета на тело мужчины. Куртка порвана, мои пальцы цепляются за неровные края дыры, и струя жидкости ударяет мне в лицо, запах меди, о, Боже мой! Запах крови, кровь заливает меня фонтаном, а я не могу даже уклониться. Трясу головой как сумасшедшая, кровь хлещет, она горячая, ужасно горячая, меня охватывает неконтролируемый ужас, чувствую, что мочусь под себя, а удержаться не могу, горячая моча на ляжках, горячая кровь на щеках, наконец мне удается сдать назад!
Нет, я должна знать, жив ли этот человек. Снова еду вперед, приподнимаюсь, насколько могу, сбоку, сердце колотится до боли, ну же, пальцы, вперед, смелее, куртка, массивный торс, мясистый подбородок, густые усы, похожие на влажную собачью шерсть. Шнабель!
Трогаю его губы. Дыхания нет. Ни малейшего дыхания. Шнабеля убили! Он только что умер, здесь, перед моими бесполезными глазами! Я зачем-то сую пальцы в рот, откуда не исходит дыхание, трогаю зубы, язык, абсурдное ощущение, что этот рот вот-вот укусит меня, скорее убрать пальцы, но рот не только не кусает, рот и не дышит.
Задний ход! Предупредить Лорье! Отъезжаю, разворачиваю кресло, медленно еду вперед, теперь я различаю запах металла и бензина от полицейского фургона. И запах крови. Веду рукой вдоль колеса. Они здесь, под моими пальцами. Тела. Лежат вповалку. Минимум пять или шесть. Бригада Лорье.
О, нет! Невозможно, чтобы все они были мертвы! И я с ними, одна, а может быть, кто-то смотрит на меня, может быть, дуло пистолета нацелено мне в голову? Гусиная кожа, волоски на теле встают дыбом. Скорее, вернуться в Центр, черт, я ошиблась, кресло делает рывок вперед, — ай — я наткнулась еще на какое-то препятствие, оно дергается, валится мне на колени и так и остается лежать на них.
Вытягиваю вперед руку. Отдергиваю ее, как будто нащупала паучье гнездо. Я дотронулась до волос. На моих безжизненных коленях лежит чьято голова.
Я с отвращением приподнимаю ее, чтобы освободить себе путь, а она бормочет мне:
— Пощадите!. , просто хотел найти… работу…
Морель! Морель жив!
Я держу его за волосы, как держат отрубленную голову, его тело сотрясает дрожь, отдающаяся в моей руке, я не знаю, отпустить его или нет, что мне делать?
— … надо было остаться… в институте! — лепечет Морель.
Потом с всхлипом добавляет: «Мама!».
Он изрыгает на мои колени жидкость, от которой насквозь промокает плед, я чувствую, как по моим щекам катятся слезы, слезы страха, отчаяния, сострадания? Я ничего не понимаю, я знаю, что он вот-вот умрет, мне нужна помощь, а я не могу ни позвать, ни оставить его. Оставить его? Отправиться за помощью? «Мама!» — повторяет Морель, потом умолкает, обмякает и валится назад, звук удара обо что-то металлическое, понятно, о фургон.
Мне кажется, что снег идет уже и внутри меня, переполняет мое тело, его становится все больше, он затвердевает, он становится опасно твердым. Запах свежей крови и мертвых тел смешивается со свежим запахом снега. Я больше не чувствую влаги на своих ляжках, я больше не чувствую слоя крови на своей коже, я чувствую только овладевающую мной страшную злость.
Кто же убил этих людей, Мерканти?
— Вы и впрямь слишком любопытная, — раздается приветливый голос, словно бы в ответ на мой вопрос.
Но это не Мерканти. Это Дюпюи. Храбрый овернец.
Металлический предмет упирается мне в висок. Дуло пистолета-автомата?
— Это оружие не сверхъестественное, — говорит он мне на ухо, а потом хихикает: — Ну что, хорошо мы с тобой тогда поболтали?
Мысль о том, что Дюпюи и есть Вор и что он здорово посмеялся надо мной, окончательно выводит меня из равновесия. Понятное дело, он нашел дрель, ведь это он и закинул ее в цистерну! И как же он, наверное, веселился, рассказывая нам про маскарадный наряд на крыше! Резко, как пощечина, всплывает фраза: «Трех месяцев не прошло, как мы вместе выпивали… » Три месяца назад старый Моро был уже мертв. Как же я глупа!
— А знаешь, что это за «секрет старика Моро»? — шепчет он. — А то, что старик был грязным развратником! Овец трахал, старый козел. Заметь, — добавляет он, — ты и сама немножко вроде овцы, такая перепуганная и защищаться не можешь…
Он проводит стволом пистолета у меня по носу, по подбородку, вот-вот, веселись. Незаметно для него я сжимаю кулак на колесе кресла, я в таком отчаянии, я так хотела бы ударить его! Нащупываю что-то у колеса. Под моими пальцами кожа. Кожа. Влажная ткань. Тело.
Он разжимает мои губы, просовывает ствол между моих стиснутых зубов. Интересно, что бывает, когда стреляют вот так, прямо в рот? Пуля прокладывает себе дорогу через небо, раздирает мозг, а человек осознает это? Чувствую холодную сталь на губах. «Соси, — говорит он — соси, или я выстрелю». Сумасшедший, сумасшедший!
Рукой ощупываю тело, лежащее у моих ног, кожа, ремень, я сосу ледяной металл, мои пальцы скользят по коже ремня, сантиметр за сантиметром, вот! Вот она, рукоятка, надежная, твердая, пальцы, возьмитесь за нее покрепче, выньте ее из кобуры, вот так. «Вот так, хорошо, умница!», — говорит мне Дюпюи, давай, указательный палец, просунься под курок, да, вот так.
Звук раскрываемой «молнии». «Знаешь что? Думаю, ты мне покажешь, что умеешь делать!». О, да, ты увидишь, что я умею делать, он убирает пистолет, он уже не считает нужным целиться мне в голову, я слышу, как он убирает его, он быстро и громко дышит, хватает меня за голову, пальцы безжалостно вцепляются мне в волосы, он притягивает меня к себе, теплая плоть, пахнущая жиром, прижимается к моим губам, мой палец на спусковом крючке, я поднимаю руку вдоль бедра, согнуть локоть под прямым углом, холодная сталь касается его горячей мошонки, он подскакивает, — слишком поздно, бригадир!
Странное ощущение в ту долю секунды, когда ты переходишь к действию. И вот уже само действие осталось в прошлом.
Он вопит. Как Соня на автоответчике. Как Марион в заброшенном доме. Удушливый запах пороха. На его крики, безусловно, кто-то прибежит. Я спокойно слушаю, я надеюсь, что он умрет. Я не знала, что я так жестока. Я не знала, что могу оставаться безразличной к крикам боли. Он со стоном падает, может быть, он тоже выстрелит в меня, я отъезжаю на пару метров, поворачиваюсь: вернуться в дом, пока он не собрался с силами.
— Но… но что же.. , — бормочет кто-то на крыльце. — Что же это все значит?
Лорье!
Я слышу, как он бежит, бросается к куче тел. Так проходит несколько секунд, Дюпюи по-прежнему кричит.
— Но они мертвы, все мертвы! — потрясенно произносит Лорье. — Все, кроме Дюпюи…
— Мать честная! — кричит еще кто-то возле нас.
Мерканти.
Он пробегает мимо меня с криком:
— Она сошла с ума!
О, нет! Нет! Ручку, скорее. Я кладу пистолет на колени и пишу:
«Дюпюи — это Вор!» Лорье откашливается:
— Дайте мне это оружие, вы рискуете кого-нибудь поранить, — говорит он, забирая пистолет.
«Он напал на меня! Он их всех убил!»
Я не знаю, прочел ли он это, потому что он шепчет:
— Шнабель, малыш Морель и остальные, Боже мой! Это невероятно!
Не думает же он, в самом деле, что… Как бы я смогла? Первый слепой чемпион по стрельбе!
Слышу, как Мерканти успокаивает Дюпюи:
— Держись, тобой займутся, все будет в порядке.
— Я сдохну, — отвечает Дюпюи, — эта сука меня укокошила!
— Да что на вас нашло? — спрашивает меня Лорье. — Что на вас нашло?
Он не видит груду трупов у себя под носом?! Я пишу с таким нажимом, что ручка прорывает бумагу:
«Ваших людей убил Дюпюи! ОН — ВОР!»
— Надо предупредить Мартину! — кричит Мерканти. — Он истекает кровью!
Лорье убегает, оставив меня в снегу слушать, как умирает Дюпюи. За моей спиной начинается суматоха. Меня толкают. Перепуганный голос Мартины:
— Надо наложить жгут!
Голос Летиции в доме:
— И тогда?
— И тогда Элиз выстрелила в Дюпюи! — зловеще отвечает Мерканти.
— Он тяжело ранен?
— Плохи его дела.
Дюпюи больше не кричит. Несколько секунд тишины. Потом Мартина:
— Господь прибрал его…
Я только что убила человека. Я первый раз в жизни убила человека. Я должна была бы ощущать ужас. Может быть, отсутствие зрения притупляет чувствительность. Может быть, если бы я видела, как он умирает, меня бы вырвало или я бы расплакалась. Но я чувствую себя холодной и сухой, как камень на плато Ларзак.
Слышу, как волокут тело. Бросают его на другие тела. Скорбное поле брани для жандармов, погибших на боевом посту. Узурпатору тут делать нечего.
Запах «Житан». Курильщик вышел на пандус, я слышу, как потрескивает его сигарета. Другие шаги, голос Мартины:
— Бедный Дюпюи, он был такой веселый!
А эти ребята, на земле, они не были веселыми? Ты что, полная идиотка?
— Но почему он показался вам подозрительным? — продолжает она.
— Подо-зри, подо-сри, cри, насри! Насри!
— Ох, замолчи! — это она Кристиану.
Я и не слышала, как он подошел. Почему Дюпюи показался мне подозрительным? Ну, что же, представь себе, что на земле валяется куча трупов, а вооруженный Дюпюи угрожает мне, и вот я, в силу необъяснимого психического отклонения, нахожу это немного подозрительным!
— Присмотри за ней, — добавляет Мартина, не дожидаясь моего ответа, — я сейчас вернусь.
Присмотреть за мной? Дальше некуда! Я остаюсь кипеть от возмущения в обществе неизвестного курильщица и Кристиана, под не слишком надежным прикрытием металлического навеса.
Мерканти чем-то занимается. Интересно, что никто другой не вышел посмотреть, что происходит. Безусловно, это Лорье помешал выйти пансионерам. Нет нужды травмировать их еще больше. Кристиан, наверное, удрал. Он совершенно спокоен, это меня удивляет. Чирканье спички, запах табака.
Кто-то насвистывает «Маринеллу». Первые такты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36