– Даже теперь он ничего не понимает. Он думает, что я буду свято хранить его тайну. Он беззаботно владеет сверкающей короной, забыв, что нет ничего прекрасней ее и что власть – самый драгоценный дар на земле. Правда, есть еще честь. Но неужто портьеры шевелились?» – изумился Ричард и отчетливо представил себе благородное лицо отца. Как просто было бы сказать Эдуарду: «Убей Георга»! Ведь именно это хочет услышать от него Эдуард.
Никогда еще герцог Глостерский не испытывал таких противоречивых чувств. Никогда прежде он не любил брата так сильно и так сильно не презирал его за глупость. Никогда он не был так окрылен и в то же время так подавлен. Кроме того, его не покидало жуткое ощущение, будто отец находится в комнате и наблюдает за ними.
В его душе шла мучительная борьба, но честь все же победила честолюбие.
– Это было бы убийством, – медленно проговорил он. – Если ты убьешь Георга из страха, что он выступит против тебя, ты нарушишь данное отцу слово.
Эдуард положил руку на плечо брата.
– Ты прав, Дикон. Слава богу, ты оказался здесь, когда мне больше всего нужен был твой совет.
Ричард поспешил уйти, и как только Эдуард остался один, его снова одолели сомнения. Ему казалось, что он слышал смех женщин – тех, чьи имена он забыл, женщин, от которых в его памяти остался лишь голос, мимолетная улыбка, сладкая дрожь. Сколько их покорилось ему? Он был победителем, они – побежденными. Теперь, казалось, они объединились, чтобы посмеяться над ним, они нашептывали: «Так кто же проиграл, Эдуард, мы или, может быть, ты?»
Он не мог больше оставаться один и потому поспешил к Джейн, которой все рассказал.
– Королева говорит, что есть только один-единственный выход, – в заключение сказал он.
– Но ты не можешь сделать этого, Эдуард. Ты не должен этого делать.
Он улыбнулся с облегчением и, прижав ее к себе, с большой нежностью поцеловал.
– Ты мой добрый ангел, Джейн. Конечно же, я не могу. И Ричард согласен со мной. Он тоже посоветовал мне не идти на это.
– Он посоветовал тебе не делать этого, – задумчиво сказала Джейн. – Однако если бы Георг умер, наследником трона стал бы он.
Лицо Эдуарда внезапно побагровело.
– Ричард – наследник трона! Что за чепуху ты мелешь! Разве у меня нет двух сыновей?
– Но если твой брак с их матерью не был действительным…
Он отстранился от нее, и она увидела, как вздулись вены на его висках.
– Не смей об этом говорить! – гневно выкрикнул он. – Об этом никто никогда не должен знать. Говорю тебе, что история с Элинор Батлер ничего не значит, абсолютно ничего.
Он шагнул к окну, затем резко повернулся и посмотрел на нее. Она увидела, что его глаза становятся свирепыми. Джейн вдруг почувствовала нежность к нему, вспомнив о том, как сильно они любили друг друга. Он просил ее о помощи, надеялся, она согласится с тем, что Георг должен умереть. Но она должна оставаться верной самой себе, она должна быть такой, какой была всегда, смелой, отчаянной, но правдивой. Она подошла к нему и посмотрела в его гневные глаза.
– Эдуард, ничего нельзя достигнуть, отвернувшись от правды. Мы говорим не о том, законен ли твой брак с королевой. Главный вопрос сейчас – должен ли ты казнить Георга за то, что он узнал твою тайну. Если ты убьешь его, ты убьешь того, кого поручили твоим заботам.
– Ты слишком смела, Джейн.
– Если бы я не была смелой, то никогда бы не оставила мужа и не пришла бы к тебе.
– Это правда. – Он улыбнулся неожиданно и очень мило. – Если бы ты не была смелой, то не говорила бы мне правду, когда другие лгут. Скажи мне, Джейн, почему я должен остановиться перед этим? Разве мои руки чисты? Я убивал и прежде.
– Этот человек – твой брат, Эдуард.
– Молю Бога, чтобы я мог забыть об этом, – с горечью сказал Эдуард.
* * *
Не было королю покоя. Он не мог ни спать, ни есть. Все время он слышал какие-то голоса. «Убей его! Убей его! Это единственный надежный способ». А потом: «Мой сын, заботься о своих братьях, я оставляю их на твое попечение». Ему казалось, что за эти два дня он прожил десять лет. Всякий раз, когда посыльный приходил к нему, он пугался. «Что теперь?» – спрашивал он себя. Уж не обнаружилась ли его тайна?
Глаза королевы молили его. Он читал в них, что он слабовольный дурак. «Убей! Убей! Убей!» – говорили глаза королевы.
Никогда еще его сыновья не казались ему такими прекрасными, подающими такие надежды; никогда прежде он не понимал, как любит их. Глаза их матери с тоской смотрели на них. «Что вы за отец, милорд, – с горечью спрашивала она, – как вы можете подвергать ваших сыновей такой опасности?»
Если бы он мог забыть свой торжественный обет! Если бы он вновь мог почувствовать себя молодым, смелым, не боящимся смерти! Он ведь и вправду был еще молод, но его тело, испытавшее слишком много наслаждений, не по годам постарело. Он стал очень тучным, и малярия, подхваченная во Франции, не покидала его. Он слишком много наслаждался обильной пищей, прекрасным вином и женщинами. Теперь он просил мира и покоя, но в этом ему было отказано. Приходит время, когда человек должен мириться с Богом, грешить можно в юности, а в зрелом возрасте следует раскаиваться в старых грехах, а не совершать новые.
«Я не смогу это сделать», – говорил он себе; и тогда он видел потемневшие от страдания глаза королевы, слышал, как ее губы шептали: «Это так просто. Убей! Убей! Убей!»
* * *
«Неужели эта ночь никогда не кончится?», – спрашивала себя Джейн. Она никогда прежде не видела Эдуарда таким встревоженным. Он лежал рядом с ней в очень удобной и роскошной кровати, но сон не шел к нему. Его лицо утратило свой обычный багровый цвет, при свете свечей оно казалось смуглым. Он настоял на том, чтобы зажечь свечи. Он не мог вынести темноты.
– Эдуард, – прошептала Джейн, – ты должен попытаться заснуть.
– Бесполезно, Джейн. Я не усну сегодня.
Она нежным прикосновением убрала волосы с его лба.
– Это потому, что ты еще не решил, что делать с Георгом. Эдуард, реши сейчас, что ты поступишь по справедливости. Реши, и пусть все идет своим чередом.
– Джейн, – промолвил он, крепко сжав ее руки, – ты не понимаешь. Ты не можешь понять.
– Я могу, и я понимаю.
В мерцании свечей королю казалось, что комната все больше наполняется тенями.
– Как темно! – сказал он. – Это самая темная ночь, которую я когда-либо видел.
– Может, зажечь еще свечей?
– Нет, оставайся со мной, Джейн. Придвинься поближе. Они немного помолчали. Вдруг его руки, обнимавшие ее, напряглись.
– Джейн, – прошептал он. – Ты ничего не видишь?
– Где? – спросила она.
– Там, возле двери… Мне кажется…
– Там нет ничего, только шторы.
– Мне показалось, что я видел фигуру, стоявшую там.
– Это всего лишь ветер шевелит шторы.
– Какая ветреная ночь, Джейн. Темная, ветреная ночь. Вновь наступила тишина, а чуть погодя он молвил:
– Джейн, ты тоже не спишь?
– Мы этой ночью оба не уснем.
– Мне так нужно поговорить с тобой. Ты знаешь, что значат для меня эти два мальчугана. Они мои сыновья. Я возлагал на них большие надежды.
– Это вполне естественно, Эдуард, но… Он резко прервал ее.
– Почему ты говоришь «но»?! Что означает это «но»?
– Если у твоих сыновей нет права на корону, то пусть лучше ее будет носить кто-нибудь другой.
Он вдруг рассмеялся.
– Ты не думаешь, что говоришь. Если мой брат Георг окажется на троне, то никто не будет в безопасности. Сама Англия не будет в безопасности. Лучше я нарушу клятву, данную отцу.
Она заметила, что он пристально смотрит на шторы, закрывающие дверь.
– Я говорю, – сказал он еще громче, – лучше я нарушу обещание, данное отцу, чем позволю Георгу взойти на престол.
Теперь она знала, что было у него на уме, догадалась, что он сейчас сделал, и потому молча лежала возле него, дрожа всем телом.
– Попытайся заснуть, Эдуард, – прошептала она немного погодя. – Утром ты сможешь все обдумать.
Но сон не приходил. Они лежали тихо, притворяясь, что спят, но оба не могли забыть о том, что как раз за этими окнами в ночное февральское небо вздымаются серые стены башни Боуйер.
* * *
Бочонок мальвазии. Георг икнул и с удовольствием осмотрел его. Прислан Эдуардом. Эдуард пытается умилостивить его. И неудивительно! Мыслимое ли дело, Георг владеет секретом, способным сокрушить его злейшего врага, а таким врагом, всегда утверждал Георг, был не его брат, а жена брата. Что за радость была бы увидеть униженной ее гордыню! Она, которая заставляет других стоять перед собой на коленях, сама должна стоять на коленях до потери сознания. А что до ее драгоценных маленьких ублюдков… ну что ж, это не так уж важно. Это дело может подождать, пока Эдуард умрет, а сам Георг окажется на троне.
Мальвазия оказалась отличной. Он всегда любил это вино. Какие приятные сны оно может навевать даже в тюремной камере! Интересно, сколько еще продержится Эдуард? Он слишком тучен, весь протух от своих болезней. Это уже совсем не тот Эдуард, каким с детства помнил его Георг. «Король умер! – пробормотал он. – Да здравствует король! Эдуард умер. Да здравствует король Георг!»
Он выпил за здоровье короля Георга. Сын Георга, герцог Кларенсский, а не сын Эдуарда станет в один прекрасный день Эдуардом V Английским.
Он выпил еще вина. Его стало клонить в сон, он оцепенел и не заметил двух людей, вошедших в камеру. Они были одеты в темные неприметные одежды, разговаривали шепотом и старались не смотреть друг на друга.
Одинокий фонарь, стоявший на выступе в стене, тускло освещал комнату. Лежа на кровати, герцог храпел и стонал во сне. В свете фонаря его лицо казалось желтым, богатый камзол весь пропитался вином.
Двое мужчин молча подошли к кровати и посмотрели на герцога. Один взял его за ноги, другой – за голову, но как только они приподняли его, Георг открыл глаза.
– Что такое? – спросил он сонно.
Они сразу же убрали свои руки. Один из них сказал:
– Ваша светлость, тысяча извинений. Мы не хотели тревожить вас.
– Мы подумали, что Ваша светлость просит еще выпить, – сказал другой.
– Выпить? Принесите мне выпить… сюда… сейчас… Человек, державший его ноги, подошел к изголовью кровати. Он склонился над Георгом и прошептал:
– Увы, Ваша светлость, мальвазия в бочонке. Мы можем помочь Вашей светлости подойти к нему.
Георг был мертвецки пьян, но упоминание о мальвазии несколько оживило его. Он кивнул, закрыл глаза и начал храпеть. Мужчины зашептались между собой.
– Он беспробудно пьян.
– Это хорошо. Я рассчитывал на это. Давай попытаемся еще раз.
Мужчина наклонился к самому уху герцога.
– Ваша светлость, мы поможем вам добраться до бочонка.
Георг только слабо сопротивлялся, когда эти люди подняли его с кровати. Он не удивился и тогда, когда обнаружил, что склонился над бочонком и смотрит в него. Он склонился еще ниже. Что за нектар! Это опиум, навевающий прекрасные сны. Он может теперь в свое удовольствие отведать вина. Ему ничего не нужно, кроме вина. Ему стало трудно дышать, он постепенно захлебывался, не в состоянии поднять голову, так как два сильных человека держали ее опущенной, чтобы он вовсю насладился любимым напитком.
Георг задыхался и пытался высвободиться, но что мог сделать пьяный человек против двух сильных мужчин, замысливших убийство!
Очень скоро Георг, герцог Кларенсский, перестал сопротивляться. Тогда убийцы приподняли его и наклонили в бочку так, что его голова и плечи оказались погруженными в вино.
Лондонский Тауэр II
По Лондонскому Сити снова расползалась чума. Она пришла из тесных закоулков трущоб, разбросанных вдоль берега реки. Мужчины, женщины, дети лежали по обочинам дорог, стонущие, просящие о помощи, которую никто не осмеливался им оказать. Из переулков с их сточными канавами, заполненными помоями, зловоние которых усиливалось жарким воздухом, чума распространилась на главные улицы города. Грязный Флит, словно оживший от мух, кормившихся на отбросах, спускаемых в эту реку мясниками и кожевниками, разнес ее дальше, и весь город застонал от несущего смерть захватчика, неизменно вторгавшегося на его улицы каждые несколько лет.
Двор переехал в Виндзор, и в этом огромном замке незаметно нарастало напряжение. Приступы лихорадки у короля стали более частыми. Люди спрашивали друг друга: «Долго ли он еще протянет?»
Чувства Джейн к человеку, которого она любила столь страстно, странным образом смешались. Было грустно смотреть, как он, раньше затмевавший всех своим великолепием, стал таким толстым, что едва мог свободно передвигаться. Эдуард был баловнем судьбы; природа наделила его редкими качествами, которые должны были сделать его великим. Но что за злая фея дала ему эту чрезмерную любовь к удовольствиям, это потакание своим желаниям, которые разрослись до таких размеров, что задушили все его добродетели?! Видеть его сейчас не по возрасту постаревшим, жалко пытающимся вновь обрести мужественность, столь безрассудно растраченную им, было ужасно больно.
Он очень изменился после смерти своего брата Георга, который, как говорили, утонул в бочке с мальвазией, но Джейн, бодрствовавшая рядом с королем в ночь смерти Георга, не могла поверить в то, что это был несчастный случай. Она знала, что каждый раз, когда упоминалось имя герцога, король вздрагивал и его налитые кровью глаза смотрели сквозь собеседника, словно он думал, что сможет увидеть нечто скрытое от других. Джейн считала, что Эдуард приказал убить брата.
«Я всегда буду любить тебя», – пылко уверяла она когда-то красавца-купца в доме Мэри Блейг. Тогда она свято верила в это, но человек, которого она любила, был так непохож на сегодняшнего Эдуарда. Обаятельный, остроумный донжуан стал братоубийцей; красивый, неотразимый мужчина превратился в вызывающего отвращение распутника.
В смятении Джейн блуждала по парку среди величавых дубов и широко раскинувших ветви буков. Она ходила по широким аллеям, наслаждаясь одним из прекраснейших видов в Европе, взбиралась на башню Эдуарда III и смотрела на утопающие в зелени, ласкающие взгляд окрестности, которые пересекала поблескивающая на солнце река. Все это время она пыталась подавить в себе дикую и неистовую страсть к человеку, пленившему ее так же, как некогда король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43