Будет ли стоить овчинка выделки?
– Может, у разработчиков есть идеи? Давайте вместе подумаем.
– Ну, так, – согласился Сменный, – и пусть хорошенько все просчитают. Глядишь, что-нибудь и определится. Генеральный просил уже завтра, – Сменный посмотрел на часы, – то бишь – сегодня, представить к исходу дня наши предложения.
«Он здорово постарел», – подумал Владислав Алексеевич, впервые обратив внимание на глубокие складки в уголках добродушно-полных губ, на черноту под глазами. Они вместе когда-то работали в КБ у Королева, вместе пережили многие неудачи, которые их сдружили, со временем выявили непримиримые противоречия. Сменный и до сих пор убежден в том, что главная цель полета – исследования. Все остальное играет вспомогательную роль. По его мнению, надо максимально высвобождать человека для главной цели, сводить к минимуму вспомогательную работу, предоставив это поле деятельности автоматам. «Они не устают, ничего не забывают и не делают ошибок».
«Космонавтов надо готовить главным образом из специалистов, – говорит он, – хорошо знающих технику, либо хорошо владеющих какой-то областью знаний, скажем, астрономией, физикой, геофизикой, медициной…»
А Владислав Алексеевич видит космонавта не только пассажиром-исследователем, но и летчиком-испытателем самого высокого класса.
Любая профессия оставляет свои «зарубки» в памяти, навыки, которые организм может автоматически выдать в критической ситуации. Из летчика-профессионала легче всего сделать космонавта. Он уже привык видеть Землю сверху, привык к вибрации, перегрузкам. И поскольку пилоты всегда будут в составе экипажей, им надо предоставить максимум ручного управления, чтобы в космическом корабле они чувствовали себя хозяином, как и в самолете. А решать исследовательские и другие задачи толкового человека всегда можно научить.
Оперативка, на которую были приглашены представители от групп специалистов по основным бортовым системам, разработчиков станции и двигательной установки, ясного ответа не дала. То ли все устали (время шло к утру), то ли острота ситуации не казалась опасной, во всяком случае, активность присутствующих уверенности в скором решении задачи не внушала. Слушали, что-то чиркали в блокнотах, повторили лежащие на поверхности предложения, чтобы тут же их отвергнуть. В принципе задача ясна, а в частности нуждается в проработке.
Владислав Алексеевич хотел еще связаться с экипажем станции, но пока здесь совещались, там легли спать. Муравко, выполняющий как оператор-космонавт связь с экипажем, открыл на закладке томик бунинских рассказов.
Владислав Алексеевич подсел рядом. Расслабился, почувствовал подступающую усталость.
– Ничего, – подумал вслух, – минут на тридцать в бассейн – и все станет на свои места. – Посмотрел на Муравко, улыбнулся. – Ты словно вратарь перед броском… Расслабься.
Муравко закрыл книгу и откинулся на спинку вращающегося кресла. Руки его действительно расслабились, свободно повисли на подлокотниках. Усталое напряжение во взгляде сменилось живым любопытством.
– Ну, другое дело. – Владислав Алексеевич расстегнул пиджак, причесался. – Не сегодня завтра, Коля, будет утверждена методика подготовки экипажей по новой программе. На космической верфи собирается принципиально новый корабль, следовательно и принципы пилотирования будут новые. Понадобятся люди с высоким уровнем летной подготовки, с широким диапазоном мышления, умеющие пилотировать все, что так или иначе способно летать. Поэтому львиная доля учебы будет отдана реальным испытательным полетам.
– Реальным?
– Именно так. Учеба будет перемежаться с реальной работой на самой разнообразной технике. Пойдут молодые ребята, прошедшие общекосмическую подготовку, возьмем, наверное, несколько талантливых летчиков из войск. Учеба предстоит тяжелая, требующая предельного напряжения, ну и, естественно, с повышенной степенью опасности… Почти все время в отъездах. Дома придется бывать в лучшем случае два воскресенья в месяц. Задача такая: стать классным летчиком-испытателем. А там – новые задачи. Пойдешь?
Муравко улыбнулся:
– Не худший вариант. И в некотором смысле – голубая мечта.
– Значит, так, – Владислав Алексеевич взял томик Бунина, открыл на закладке, пробежал по диагонали страницу, одобрительно кивнул (не то Бунину, не то Муравко) и повторил: – Значит, так… С ответом не тороплю. Считаешь нужным, посоветуйся с Юлей. – Он резко переменил тон. – На твоем месте я бы крепко подумал. Программа «Союз» – «Салют» не снимается. Очередной экипаж может быть твоим. Ты имей это в виду, понял?
– Так точно.
– «Так точно»… Улыбается еще. Я мог тебе ничего не говорить. Но признаюсь: хочу, чтобы ты прошел это. Будущее за летчиками с универсальными навыками, способными мыслить категориями высококлассного испытателя. Вот в чем фокус. По всем параметрам ты смотришься в этой программе. Не хмурься, знаю, что говорю.
– В нашем наборе все ребята хорошие. Да и старики нам не уступят.
– Через пять-шесть лет старики на пенсию собираться будут…
Хотел сказать «и я вместе с ними», но побоялся, что это может прозвучать кокетливо, поэтому промолчал и снова вернулся к высказанному:
– Конечно, можешь и отказаться. Синица в руках, а журавль – в небе. Подумай, прежде чем соглашаться.
– Я согласен, Владислав Алексеевич.
– Экий ты скорый. Вопросы есть?
– Отсутствуют.
– Желаю удачи. – Владислав Алексеевич встал, протянул руку. – Проснутся, – кивнул на большой экран, – проинформируй о наших задумках и пусть сами помозгуют. Им там в невесомости легче думать.
– Владислав Алексеевич, – сказал Муравко, после паузы. – Если будете из войск брать… Я могу предложить кандидата…
– Сейчас решил?
– Давно хотел сказать. И если бы готовился набор…
Владислав Алексеевич достал записную книжку, снял с «Паркера», подаренного американским астронавтом, золотую с рубином крышку.
– Давай. – Он был стопроцентно убежден, что Муравко в данном случае руководствуется не только чувством приятельской солидарности. – Записываю.
– Ефимов Федор Николаевич, четыре года назад был командиром эскадрильи. Служили в одном полку. Летчик – божьей милостью. И человек… Возьмете – не пожалеете. Я бы с ним хоть на Марс.
– Записал. Знакомая фамилия, – сказал Владислав Алексеевич и спрятал «Паркер». Он и в самом деле где-то встречался с этим именем. Но где? При каких обстоятельствах? Когда?
Они уже ехали прямиком к Москве, и Владислав Алексеевич, глядя на возрастающий поток машин, попытался настроиться на рабочую волну предстоящего дня. Получасовой заплыв в бассейне Звездного не принес желаемой бодрости, скорее наоборот, еще больше расслабил его, и сопротивляться подступающей сонливости становилось все труднее. «А почему бы и не придавить до Москвы?» – подумал он и, поудобнее подняв меховой воротник куртки, прижался затылком к пружинящему подголовнику сиденья. День предстоял плотный. К половине девятого он обещал побывать в одном из «космических» КБ, в десять совещание у Генерального, в двенадцать заседание городского Совета народных депутатов, в пятнадцать ноль-ноль – мероприятия по Интеркосмосу…
Вывернув на прямой отрезок шоссе, Женя резко придавил педаль акселератора, и машина стремительно, как истребитель со старта, рванулась вперед. Владислава Алексеевича вдавило в сиденье, словно при взлете на форсаже. «Такой бы разгончик дать станции», – подумал он, отчетливо представляя, как горючее в аварийном баке, сохраняя инерцию покоя, жмется к стенкам, освобождаясь от пузырей азота. В этот момент включается система перекачивания, и жидкий «постоялец» в чистом виде переселяется на другую жилплощадь.
«А станция от полученного ускорения – на другую орбиту».
Нет, для решения такой задачи нужны свежие мозги. А какая может быть свежесть после бессонной ночи? Максимум, одна извилина… И та – пунктиром…
Поворот надвигался стремительно, но Женя газ не сбрасывал, верил, чертяка, в шипы и свое мастерство, и вписался-таки… Но если бы, не дай бог, открылась дверца, Владислав Алексеевич летел бы из салона через кювет со скоростью, равной… Он с ходу представил формулу для определения центробежной скорости и не поверил, что именно сейчас нашел решение. Станцию надо закрутить вокруг поперечной оси, создать искусственную гравитацию. Под действием центробежной силы горючее прижмется к стенкам бака, полностью освободившись от азота.
– Женя, разворачивайся! В Центр управления!
5
Пока была связь, пока массивный динамик, приколоченный над дверью, хрипло транслировал короткие доклады с борта ефимовского вертолета, Шульга чувствовал себя относительно спокойно. Отчетливо представлял происходящее. Он верил в Ефимова и его экипаж. Необстрелянным там был только лейтенант Баран. Так ведь и не первая он скрипка.
Подсознательно уловив провал в радиопереговорах, Шульга сразу насторожился и потерял интерес к бумагам, которые минуту назад изучал – Скородумов попросил ознакомиться с перспективным планом политико-воспитательной работы.
«Все нормально, – попытался он успокоить себя, – горы, распадок, вошли в теневую зону». По времени вертолет Ефимова приближался к цели. Но успокоение не приходило, в голову лезли тревожные мысли, и Шульга, потушив одну сигарету, закурил другую. Глубоко затянулся, раздавил ее в переполненной окурками пепельнице и сорвал с вешалки меховую куртку. Если он кому понадобится – найдут на СКП. Ему необходимо быть там.
В лицо колюче вонзились невидимые кристаллики поземки, хотя небо все еще глазасто подмигивало разнокалиберным набором нахально ярких звезд. Все здесь не так, в этой стране, все шиворот-навыворот. Как бывает дома?.. Сперва затянет дымкой горизонт, нахмурятся небеса, посереет и потемнеет вокруг, а уж потом и метель пожалует. А тут поди угадай, что тебя ждет через час, не говоря о завтрашнем дне.
«Ну, чего ты суетишься? – спросил себя Шульга, подсвечивая фонариком заледеневшую тропинку к стартовому командному пункту. – Не веришь, что ли, до сих пор в его способности? Так ведь уже сам не раз признавался, что Ефимов давно переплюнул тебя в мастерстве. Про себя, конечно, признавался, не афишируя, но признавался же? Обидно, разумеется, констатировать сей факт, но куда денешься, факты – вещь упрямая. Поэтому не дергайся, не мельтеши, он сделает абсолютно все, что возможно сделать в тех условиях. И лучше тебя». – «А вот это еще вопрос». – «Да уйми ты свою гордыню. Молодые просто обязаны быть лучше нас. Это диалектика. Иначе жизнь умрет». – «Молодые – да. Которые придут на смену и продолжат наше дело. А этот разве на смену пришел? Ворвался в жизнь Шульги, как бандит с большой дороги. Всю его теорию, все методические установки, все убеждения в непогрешимости выводов Шульги взломал, как бульдозер». – «Так ведь ты сам пошел на эксперимент. Сам хотел иметь феномена. Вот и радуйся. У всякой пташки свои замашки. А ведь каким скромнягой прикинулся при первой встрече!»
Знакомство их состоялось в приемной командующего. В кабинете Александра Васильевича шел, как сказал адъютант, кадровый разговор, а это всегда надолго, и Шульга, по обыкновению, сделал попытку найти общих знакомых. Тем более, что из приемной даже адъютант ушел, а сосед и лицом и статью прямо так и располагал к разговору. Особенно запомнилась Шульге спокойная уверенность во взгляде этого высокого, светловолосого майора. Будто человек знал что-то такое, чего никто никогда не знал и не узнает.
– Из каких мест? – спросил Шульга.
– Заполярье.
– Будем знакомы, – Шульга протянул руку. – Игорь Олегович Шульга.
– Ефимов.
– А звать?
– Федором Николаевичем.
– Кто у вас командир?
И оказалось, что чуть ли не каждая фамилия, кого называл Ефимов, была знакома.
– И Волкова знаю, и Новикова, – радовался Шульга, – и Чижа знавал. А помнишь, как Новиков ваш в болото сел? Мои ребята нашли! А Чиж-то… Во, летчик! Мы с ним в одной хитрой командировочке встретились. Недолго, правда, были вместе, я прилетел, лейтенантом был, а он уже на Большую землю собирался. Но один его вылет запомнил. Навел шороха. Силен, бродяга! Потом все три года легенды про него слушал. Как он погиб?
– Сердце сдало. Прямо в тренажере умер.
– М-да… Смерть не свой брат, разговаривать не станет.
Их разговор оборвал командующий. Он появился и проеме внезапно распахнувшейся двери, цепко посмотрел на Ефимова, затем на Шульгу, решая, видимо, кого из них первым пригласить в кабинет, потом мягко взмахнул кистью, будто сгреб фигуры с шахматной доски:
– Оба заходите. – Сказал и, не оглядываясь, прошел на свое место за рабочим столом.
Шульга не знал причины вызова. Но ему и в голову не могло прийти, что она связана каким-то образом с этим белобрысым майором из истребительной авиации. И даже когда командующий сказал ему: «Вот, принимайте, Шульга, пополнение», – он с недоверием перевел взгляд на Ефимова, – какое отношение мог иметь летчик-истребитель к вертолетной авиации? И не просто летчик, а летчик-снайпер, командир эскадрильи. И не простой эскадрильи, а мастеров боевого применения. Уж не на место ли Шульги его метят?
Командующий поправил на столе бумажки, посмотрел на Ефимова, улыбнулся.
– Даже года не прошло, как я вас поздравлял в этом кабинете с назначением на должность комэска. И вот, пожалуйста, рядовым на вертолет. На правое сиденье. Бешеная карьера!
То, о чем говорил командующий, никак не вязалось с его тоном и улыбкой на лице. Похоже, Александр Васильевич не только не сердился на Ефимова, а скорее сочувствовал ему, нес какую-то вину за случившееся.
– Небось, обижен на весь белый свет? – Командующий редко с кем переходил в разговоре на «ты».
– Я отчетливо понимаю свою вину, товарищ командующий, – сказал Ефимов спокойно и не отводя глаз.
– Ладно, – вздохнул командующий, – что поделаешь, если ты такой уродился. Контрольную пленку я лично анализировал. Иначе ты не мог, Ефимов. У техники свои пределы.
– Простите, товарищ командующий, – Ефимов упрямо смотрел в глаза Александру Васильевичу, – я тоже анализировал пленку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97