Но он так очевидно ее хотел, и она, слабая женщина, не смогла устоять перед его нуждой. Как не смогла бы любая другая женщина отвернуться от мужа, так откровенно и сильно ее желавшего.
Она никогда не сможет отказать Саймону. Как бы они ни спорили, какие бы препятствия ни возникали на пути их брака, она не сможет ему отказать.
Было ли это ее слабостью? Или это действовала связь, объединяющая супругов в трудные минуты?
Любит ли он ее? Этого она не знала. Но он ее хотел… и, видимо, хотел, чтобы их брак был чем то большим, чем удобный брак по расчету.
Пока этого было достаточно. Она не знала, сможет ли отдать ему свое сердце целиком, если он не станет полностью доверять ей. А до тех пор достаточно будет того, что несет их браку взаимное удовольствие.
Глава 16
Постоянная болтовня вовсе не является неизбежной в супружеском общении. Самыми важными и значимыми могут оказаться слова как раз непроизнесенные – они бывают необходимы, как яйца для хлебного пудинга.
«О неловком молчании». Из дневников лорда Девингема
Саймон ощущал себя актером, вышедшим на театральную сцену в неизвестной ему пьесе. Он не был уверен в том, что должен произносить именно эти строки, и пытался поймать подсказку других членов труппы.
Но в его труппе была еще только одна актриса, и она слишком скупилась на намеки, чтобы он мог чувствовать себя непринужденно.
Уже три дня они жили в одном доме, ели за одним столом, спали в одной постели. После завтрака они отправлялись по своим отдельным делам… Саймон продолжал кампанию по умиротворению упрямой Изабеллы, или работал с Фоксуортом и сэром Эйдрианом, или же отправлялся для разрядки напряжения в боксерский зал Джентльмена Джексона. А Люси с мисс Мэтьюз занималась покупками и другими дамскими делами. Однако они больше не встречались на одних и тех же светских приемах… Он посещал все балы и рауты, где мог найти Изабеллу. Люси появлялась в «Олмаке» вместе с мисс Мэтьюз, а также на разных других обедах и вечерах, где светские дамы искали женихов для своих дочек.
Они вели раздельную жизнь днем, а ночью сходились со жгучей страстью, почти отчаянной по накалу.
Казалось, все шло именно так, как он хотел, в точности как представлял себе свою жизнь, когда собирался жениться на Люси. Но он эту жизнь ненавидел.
Теперь, когда Люси была известна вся правда о нем, она тщательно заботилась о том, чтобы он мог свободно и спокойно выполнять свою миссию. Сэр Эйдриан пережил первоначальную тревогу по поводу посвящения Люси в тайну их работы и теперь одобрял нынешнее состояние дела. Фоксуорт больше не осыпал его колкостями и настояниями отправить Люси домой, а вместо этого направил всю свою энергию на расшифровку французского сообщения. Но ключ к разгадке пока не давался ему в руки. Саймон сосредоточил усилия на смягчении недовольства Изабеллы и медленно возвращал себе расположение этой дамы. Все двигалось в нужном направлении… как и должно было быть.
А он был несчастен!..
Он вошел в столовую, еще не успев проголодаться, и замедлил шаг, увидев, что Люси уже сидит за завтраком. Когда он приблизился, она как раз отрезала кусочек сосиски, и он не мог не вспомнить то утро после ее приезда… Тогда она бросила в него сосиской. Лицо Платта стало серо розовым при виде жирного пятна на его безупречном сюртуке, но Саймон с нежностью вспоминал эту отметину, потому что она была частью игривой интерлюдии с его женой.
Но Люси больше никогда не смеялась. Она лишь улыбалась, вежливо и сдержанно. Она больше не поддразнивала его, не пыталась вовлечь в глупые игры, считая их недостойными его графского титула. Единственное время, когда он мог уловить былую проказливость в ее взгляде, было в постели, когда они забывали обо всем, сплетаясь в объятиях.
Но даже и тогда все было по другому. Что то пропало, ушло… словно она глубоко запрятала от него какую то часть своей души. И это очень его тревожило.
Она посмотрела на него, когда он накладывал себе на тарелку яичницу и мясо.
– Доброе утро, Саймон.
– Доброе утро, Люси.
Так вежливо. Так пристойно. Они являли собой образец хороших манер… отличного удобного брака по расчету. Он шваркнул тарелку на стол так, что запрыгали серебряные приборы, и заслужил вопросительный взгляд жены.
– Прости.
Он наблюдал, как она вернулась к своей трапезе, изящно отправляя каждый кусочек сосиски себе в рот. Ее манеры одновременно очаровывали и раздражали его.
Неужели она хотела именно этого? Этой стерильной вежливости? Он не мог поверить, что Люси, на которой он женился, способна примириться с таким состоянием дел. Куда делась та страстная женщина, что так рьяно радовалась самой мысли о сердечном браке? Возможно, она так же не знала, как справиться с новой ситуацией, как и он?
Мысль об этом несколько его ободрила, хоть и ненадолго. Если она была растеряна так же, как он, тогда у них сейчас много общего.
– Миссис Нельсон ожидается в городе завтра, так что я рассчитываю, что уже в среду смогу вернуться в Девингем, – сказала Люси.
Он со звоном положил вилку на стол.
– Я полагал, что ты собиралась остаться на две недели.
– Ты сказал мне, что я могу оставаться до тех пор, пока не вручу миссис Нельсон ее наследство. Когда я разговаривала с ее дворецким, мне было сказано, что она уехала в Шотландию на две недели, то есть вернется во вторник второй недели. Завтра вторник.
– Ты не обязана уезжать. – Он хотел дотянуться и коснуться ее руки, но холодное выражение ее лица отвергло такую попытку.
– Я думаю, что так будет лучше. – Она опустила глаза и отрезала еще кусочек сосиски.
Он махнул рукой слугам, чтобы они оставили комнату и, когда они остались одни, сказал:
– Я думал, что тебе нравится в городе.
Грустная улыбка изогнула ее губы, и она призналась:
– Это было весьма познавательно. И я буду скучать по Джин. Но мне кажется, что лучше будет вернуться домой. После того как исполню свой долг.
Он не осмелился просить ее. Ответив ей неохотным кивком, он вернулся к завтраку.
– Как пожелаешь. Однако я хочу, чтобы ты понимала: тебе больше нет никаких причин запираться в Девингеме. Ты можешь свободно остаться здесь со мной и наслаждаться лондонским сезоном.
– Это звучит чудесно, – вздохнула она. – Но, Саймон, мы оба знаем, что я не могу наслаждаться сезоном вместе с тобой.
Он до боли сжал в пальцах вилку и нож.
– Ты же понимаешь, как важна моя работа.
– Понимаю, – кивнула она. – И я покидаю тебя только ради нее. Но пожалуйста, не проси меня следовать за тобой по Лондону, как потерянного щенка, когда весь свет шепчется насчет твоего ухаживания за миссис Монтелуччи.
Стыд мгновенно захлестнул его. Как мог он не сознавать этого?
– Извини меня. Я не задумывался о том, что сплетни по прежнему могут тебя ранить, считая, что ты теперь знаешь правду о моих с ней отношениях.
Люси пожала плечами:
– Так не избежишь слухов и разговоров. Малейший поступок вызывает бурные пересуды, а когда недавно женившийся муж ухаживает за экзотической иностранкой, к тому же вдовой, это лакомый кусочек для сплетен. Лишь подливает топлива в огонь.
– Если бы у меня был выбор…
– Я знаю. – Она встала из за стола. – Извини меня, Саймон, но я должна приготовиться сопровождать леди Уэксфорд и Джин к миссис Эвершем на поэтические чтения.
– Поэтические чтения? Мне бы хотелось сопровождать тебя туда.
Она приостановилась и сжала руки на спинке стула.
– Не думаю, Саймон, что твоему делу пойдет на пользу, если увидят, что ты сопровождаешь жену на такое бесцветное развлечение.
– Пропади все пропадом, – рявкнул он. – Мне не хватает твоего общества, Люси.
Настороженное выражение ее лица смягчилось.
– У нас обоих есть свои обязанности. Моя – доставить шкатулку миссис Нельсон, а затем вернуться в Девингем, где мне и надлежит быть. Твоя – добиться расположения этой женщины, чтобы выполнить свою служебную миссию.
– А что после? Что произойдет потом? Это задание насчет Изабеллы – вещь временная. Потом же нам с тобой предстоит вести нормальную жизнь мужа и жены.
– Я не могу так далеко заглядывать в будущее. Воображения не хватает, – отмахнулась Люси небрежным движением руки. – После того как мы выполним наши поручения, мы и решим, что станем делать.
– Я хочу большего. – Он стукнул кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули. – Хочу проводить больше времени с тобой.
– Времени как раз у нас нет. Увижу тебя за обедом, Саймон. – Прямая и непреклонная, она покинула комнату.
Он мрачно уставился на недоеденную сосиску на ее тарелке. В голове крутились образы Люси, с изящной точностью разрезающей мясо и затем грациозным движением отправляющей его в рот. Одно это воспоминание заставило его возбудиться… Впрочем, все в ней его возбуждало.
Быстрым движением он схватил ее тарелку и со всей силы швырнул ее в дальнюю стену.
Фарфор с грохотом раскололся. Слуги с громкими криками тревоги поспешили вернуться. Он смотрел на жирное пятно на обоях, не слушая вздохов сокрушенных слуг над осколками.
Как может она оставаться такой спокойной? Неужели она больше не ощущает их взаимного притяжения? Неужели он ее теряет?
Он рассказал ей правду, но этим, казалось, оттолкнул ее еще дальше от себя. Блаженное неведение привело к нему игривую и страстную жену, готовую драться за его внимание против другой женщины. А полная откровенность превратила ее в женщину, сомневающуюся в нем, готовую охотно проводить время вдали от него. Только в постели Люси оставалась той, какую он узнал в первые несколько дней после ее приезда в Лондон.
Неужели она думает, что он этого не замечает? Не видит в ее глазах настороженности каждый раз, когда говорит с ней? Она не знает, чему верить, а он не знает, как убедить ее в своей искренности. Ее подозрительность резала его как ножом.
Не обращая внимания на суетящихся вокруг осколков слуг, он покинул столовую.
Чего бы он только не сделал, чтобы повернуть время вспять, к тому моменту, когда две недели назад на пороге появилась его наивная молодая жена. Он был дурак, не понявший, какой драгоценный дар ему преподнесла судьба. Он снова и снова отталкивал ее, а она возвращалась, стремясь бороться с ним за них двоих. Но теперь она, кажется, сдалась. Что ж, отлично. Если она не хочет бороться за то, что было у них, он сам примет на себя эту функцию. Хотя в эту минуту совершенно не представлял, как убедить ее поверить ему, и не решался просить совета в этом деле у Фоксуорта.
Эту проблему ему придется распутывать самому. Он осуществил множество опасных миссий для Короны, но ни одной настолько сложной и деликатной. Перед ним стояла задача убедить собственную жену вновь полюбить его.
* * *
Люси стояла у окна своей спальни и смотрела на улицу, когда Саймон вышел из дома и сел на лошадь. Он посмотрел вверх на ее окно, и она, отпрянув, спряталась за занавеской. Слеза побежала у нее по щеке.
Когда же закончится эта пытка?
Каждый день он уезжал из дома один. Она не знала, куда он направляется, и не спрашивала его об этом. Она очень живо представляла себе, как он ложится в постель с миссис Монтелуччи, чтобы добыть у нее тот злосчастный список, и хотя знала, что с его стороны это лишь игра и работа, при мысли об этом сердце ее сжималось от невыносимой боли.
Если раньше две недели в Лондоне с мужем казались ей слишком коротким сроком, то теперь время превратилось в адское наказание и тянулось до бесконечности. Она тосковала по миру и покою Девингема, где жизнь ее текла с ровной уютной предсказуемостью. Сколько еще придется ей быть в Лондоне, наблюдая, как муж ее ухаживает за другой женщиной?
Она знала, что муж не предпочитает Изабеллу ей, что у него имеются хорошие достойные причины так себя вести, но она была слишком женщиной и всей душой ненавидела и Бонапарта, и Англию, и политику, виня их в создавшейся ситуации.
Она хотела, чтобы ее муж принадлежал только ей.
Неужели ее можно было считать мелкой и гадкой от того, что она мечтала, чтобы все эти шпионы и их пособники оказались на дне океана?
Впрочем, если бы он ее любил, они могли бы пережить эти трудности не так болезненно. Они могли бы утешать друг друга, и любовь могла бы поддержать их во время этого кризиса.
А вместо этого они проводили часы в неловком молчании или раздельно.
Только ночи – единственно – давали ей надежду, что брак их устоит в это тяжкое время. Ночью он приходил к ней, а иногда она шла к нему. Они никогда не разговаривали, только обменивались ободряющими восклицаниями. Они смотрели друг другу в глаза, но не вглядывались пристально… потому что это могло нарушить деликатное равновесие, которое давала им физическая близость. Они прикасались друг к другу, целовались, обменивались бесконечными ласками… О существовании некоторых из них она ранее и не подозревала… Но всегда между ними оставалась плотно закрытая дверь, и только в моменты наивысшей безудержной страсти открывалась в ней крохотная щелочка.
Но вставало солнце, и эта щелка снова закрывалась. Она шла замуж за этого человека, ожидая, что станет женой и спутницей жизни, подругой, а позже матерью, что между ней и мужем возникнет прочная связь, которая затем перейдет в любовь или по крайней мере в дружбу и уважение. Ей и в голову не приходило, что он может оказаться шпионом, что, кроме той жизни, которую она наблюдала, он ведет скрытую, ей неизвестную.
Она внезапно и довольно грубо очнулась, узнав, что муж, за которого она вышла, вовсе не тот человек. А тот, с кем она сейчас делила жизнь, совсем не похож на мужчину ее идеальных грез. Ее поддерживали на плаву лишь бурные ночи в объятиях друг друга. По крайней мере это у них пока оставалось.
Но жаркая страсть к незнакомцу была слабой заменой союзу душ, о котором она тосковала. Она была вынуждена заново узнавать собственного мужа. И хотя то, что он раскрылся достаточно, чтобы поведать ей правду, можно было считать победой, это как бы отбрасывало ее назад, в то время, когда он начинал за ней ухаживать. И вообще, существовал ли на самом деле мужчина, в которого она начала влюбляться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34