Нож ему понравился.Командир, лишившийся ножа и жизни, сидел на коленях, уперевшись головой в землю. Как будто молился. Как будто замаливал какой-то очень серьезный грех.Командир был мертв… ЧАСТЬ IV Глава 31 Капитан Кузнецов шел вместе со всеми. В одной бесконечной цепи, состоящей из человеческих тел. Привязанный к руке впереди идущего американца. А сзади него шел другой американец. Накрепко привязанный к его другой руке. В свою очередь, к его руке был прикован еще один русский разведчик. Как кольцо, зажатое в другом кольце.Два десятка людей, словно удерживающие друг друга за руки и по той причине идущие немного боком.Изощренно они все это придумали, вьетнамцы, — сцепили всех в единый организм, превратив в гигантскую сороконожку, и сопровождают спереди и сзади. Ни дернуться, ни выйти из строя, ни убежать… И даже руки не поднять. И даже не почесаться без согласования с соседом…Зато ноги свободны. И могут идти куда угодно. Куда укажут хозяева…— Направо! — показывали вьетнамцы, и цепь, изгибаясь, поворачивала направо. * * * — Налево!Поворачивала налево.А если захочется в туалет?Проблемы тех, кто захотел в туалет…Стой! Привал!Пленники сели в круг, лицами друг к другу. Все молчали, но все переглядывались. Русские — с русскими, американцы — с американцами. И думали.Все об одном и том же — что же будет дальше? И будет ли это «дальше»? И не закончится ли оно несколькими минутами спустя?Вьетнамцы подходили, бесцеремонно поднимали руки, проверяли, не ослабли ли веревки, перетягивали узлы, мало заботясь об отекших, как раздутые резиновые перчатки, кистях. Наверное, их даже устраивали такие отечные руки. Потому что протащить их сквозь петли узлов было бы невозможно. И потому, что этими «отсиженными» и по этой причине потерявшими чувствительность пальцами те узлы развязать было невозможно.Вьетнамцы не издевались. Вьетнамцы действовали рационально. Они просто облегчали себе задачу охраны и транспортировки пленных. А то, что это было сопряжено с некоторой жестокостью, так к ней на востоке привыкли… Как к неизбежности…— Встать!Встали… Кто замешкался, получил удар прикладом по спине. Не для боли, для порядка и послушания…— Пошли!Пошли…Куда? К месту расстрела? Расстрела едва ли. В джунглях для подобных мероприятий особого места не требуется. Места хватает. Стреляй где хочешь. И даже не закапывай. Местное зверье обглодает и растащит труп по косточкам в считанные дни. Так что никакого следа не останется.Нет. На то, чтобы расстреливать, не похоже.Тогда куда? В лагерь? Вполне может быть. Только зачем? Опять расстреливать? Так это можно здесь. Не откладывая в долгий ящик…Допрашивать? Это похоже на правду. Но что они хотят узнать? И что могут узнать? Что есть на севере такая большая страна Советский Союз, где живет двести пятьдесят миллионов народу? Без тех нескольких человек, которые по воле судьбы оказались здесь. Что эти несколько человек пришли в их дом лишь для того, чтобы собрать останки самолета, который обронила на их территории еще одна многомиллионная нация? И что эти их келейные дела никак не затрагивают интересов суверенного государства Вьетнам в целом. И его местного, проживающего в данном районе населения в частности…Так они в тот не представляющий угрозы для их державы и лично для них визит не поверят. Скажут — что же вы тогда официальным путем не прибыли? С паспортами, визами и таможенным осмотром багажа?Опасались? А чего опасались?И начнут допрос. С пристрастием. До полного выяснения несуществующей в природе правды. И тогда расстрел в джунглях покажется детской забавой…Вдруг так?Почти наверняка так! Как бы ни хотелось ошибиться… Во всех других случаях они бы не церемонились. Как с командиром…Значит, будет допрос. И вопросы. И боль. Будет все то, что сопровождает выяснение истины у захваченных на чужой территории с оружием в руках диверсантов. Которые своим непрошеным визитом поставили себя вне закона. Будет допрос без оглядки на юриспруденцию. Без оглядки на милосердие. И лучше к этому готовиться заранее…Остановка.Кто хочет, может пить…Откуда? Вот из этого еле текущего ручейка с непрозрачной зеленоватого оттенка водой? В которой наверняка плавает весь перечень кишечно-печеночных паразитов. Тех, что когда-то демонстрировали в Институте эпидемиологии и паразитологии. Еще там, дома. От самых маленьких, до таких, что больше самих кишок. Что-то не привлекает…Кто не хочет — может не пить…А пить очень хочется.С другой стороны, не глупо ли заботиться о здоровье своего организма, когда в любой из следующих дней в него можно заполучить пулю — несовместимую с жизнью…Пожалуй, пару глотков можно себе позволить… Пара глотков — не много. Авось пронесет.Наверняка пронесет… Это можно даже не сомневаться…— Встать! Встали.— Пошли!Пошли…Интересно, а американцев-то куда? Американцы им вроде союзники? По крайней мере не противники. Хотя по обхождению это совершенно не чувствуется. Может, эти вьетнамцы вообще не знают что есть такая страна Америка и такая страна Советский Союз? Может, для них понятно только деление на белых и желтых. Желтые — свои. Белые — чужие. С которыми не церемонятся…Шли долго. Шли двое суток. Исправно удерживая друг друга за руки. Как отправившаяся на прогулку малышковая группа детского сада. Только шли не по городу, а по влажно-сумрачным тропическим джунглям. И сопровождались не женщинами-воспитателями, а вооруженным автоматами конвоем. И шли неизвестно куда…Но пришли. Именно туда — не знаю куда…Поляны, хижины, заборы, чем-то напоминающие украинские плетни, только более экзотические, лепешки помета крупнорогатого домашнего зверья под ногами, запах дыма и подгоревшей пищи. В общем, деревня как деревня. Если не обращать внимания на окружающую пеструю флору и фауну. И нездоровый прищур и цвет лиц местного населения.Двинулись мимо хижин. Мимо заинтересованных взглядов голопузых детей, сидящих в придорожной пыли. Ну правильно, к ним тут зоопарк редко приезжает. А если и приезжает, то с тем же самым набившим оскомину зверьем, что в изобилии водится за околицей. А тут — что-то очень новое. Белое, бородатое и свирепое.— Стой!Встали.Большинство вьетнамцев куда-то разбежались. Остались лишь несколько. И те косили глазами в стороны и нетерпеливо перебирали ногами, как застоявшиеся жеребцы, предвкушая близкую встречу с домом. Или с казармой. Где тоже накормят и спать уложат.Вьетнамцы пришли домой. А все прочие? Они куда?— Пошли! Пошли…— Направо… Теперь налево… Опять направо… Стой!Встали. Пред какими-то ямами, накрытыми бамбуковыми настилами. Странными настилами. С частыми, мелкими квадратными дырами.Вьетнамцы подняли настилы и показали вниз.— Что? Спускаться? Туда?!Туда, туда, оживленно закивали вьетнамцы Им до чертиков надоели эти туго соображающие белые.Из ямы несло тухлятиной и дерьмом. Как из привокзального, коллективного пользования сортира. Как из выгребной канавы жарким летом.— Я туда не полезу! — сказал Резо. — Я не свинья!— В такую дыру и свинья бы не полезла! Побрезговала.Вьетнамцы придвинулись, подтолкнули пленных к краю ямы.— Мы вместе? Мы тоже? — спросили американцы.— Вы тоже. Что вы — желтые, что ли? — злорадно ответил за вьетнамцев догадавшийся о смысле вопроса Кудряшов.Дна ямы видно не было.— Как же туда спускаться? Там же лестницы нет!— Самокатом.— Скорее самопадом…— Хо! Хо! — с угрозой сказали охранники. Или не «хо», но что-то очень похожее и столь же непонятное…— Ху!.. — ответил за всех Пивоваров. Ну или не «ху». Но тоже очень похожее… И понятное…Вьетнамцы ударили стоявших ближе к ним пленных прикладами автоматов. Ткнули штыками в мягкие ткани.Дальше пятиться было некуда. И предложение было хоть и без восторга, но принято. Всеми гостями одновременно.— Черт!— Devil!Вразнобой закричали гости, ссыпаясь на дно ямы и друг на друга.— Чтоб маму вашу вьетнамскую… Папа ваш вьетнамский… Но не ваш отец… — пожелали русские.— Fuck you… Durty pigs… — добавили американцы. Бамбуковая решетка упала, поделив чужое небо на мелкие, как в тетради по арифметике, клетки.Хоть в крестики-нолики играй.— Все! Приехали!Яма была глубокая. Метра три с половиной, если мерить от пола до отсутствующего потолка. И если есть чем мерить…— Не достать. Даже если прыгнуть, — оценил на глазок расстояние до бамбуковой решетки Кудряшов.— А зачем прыгать? — спросили американцы.— Чтобы форму не потерять, — недовольно ответил Кудряшов.— Какую форму? — не поняли американцы. — Военную?— Физкультурную. Спортсмен он, — ответил за Кудряшова Пивоваров. — У вас баскетбол есть?— Yes, yes, — закивали американцы.— Ну так вот он тот самый баскетболист. По бросанию чего-нибудь лишь бы куда-нибудь. Йес?— О! — сказали американцы. — Yes!Яма была мокрая. На полу кое-где стояли лужи от недавно прошедших дождей. Крыши-то в этом доме не было! В дальнем углу была вырыта еще одна яма — яма в яме, которая, судя по исходящему от нее запаху, выполняла роль отхожего места. Относительно сухо было только возле стен, где были выбиты или выцарапаны в стенах примитивные ступеньки-сиденья, застеленные сухими листьями.— Извиняйте, что не прибрано, — сказал Кузнецов, широким жестом приглашая товарищей располагаться. Уж как получится.Русские заняли места подальше от невыносимой, в обоих значениях этого слова, параши. На правах хозяев.Американцы сели там, где осталось место. Как бесправные зеки второго сорта. Они все еще ощущали себя пленниками. Пленниками русских пленников. Которых в свою очередь пленили вьетнамцы. Пленниками в квадрате. Хоть это и было странно. Американцев было, как минимум, больше. Просто они еще не оценили ситуацию… Или не были приучены бороться за место подальше от параши. По причине незнания некоторых, общеизвестных в Союзе, законов общежития.— Ну и что будем делать? — спросил Пивоваров. — Спать! — коротко ответил Кудряшов.— Здесь?— Здесь! Или ты ожидаешь, что тебя пригласят в хозяйскую спальню, под бочок хозяйской жинки?— Не-ет! Не надо. Лучше здесь, чем под такой бочок, — поморщился Пивоваров.
— Ну так не теряй времени — устраивайся! — И, показывая личный пример, Кудряшов улегся на земляное сиденье.Война войной, а обед по расписанию! За неимением такового — сон. Как говорится в малозажиточных семьях: есть хочешь — спать ложись. Сон, он тоже силы восстанавливает, которые еще очень и очень могут пригодиться.На обед пленникам дали сон. Сколько влезло. На ужин — дрему. Тоже от пуза. На завтрак — легкий пересып. Без ограничений в весе и калориях.И только в обед следующего дня — собственно еду.— Что это? — спросил Далидзе, показывая на спущенный сверху на веревке большой полукруглый котел.— Супница, — ответил ему Пивоваров, — причем, кажется, с супом.— А я думал — недостававшая в камере параша. Из которой по случайности забыли вылить содержимое… — задумчиво заметил Далидзе, приоткрыв крышку и нюхая предложенное первое блюдо. — Очень похоже…— Что есть такое параша? — спросили любопытные американцы.— Вьетнамский столовый прибор. Коллективного пользования.— Yes, yes! Pa-ra-sha, — с удовольствием повторили новое слово полиглотствующие янки.— Ну что, будем дегустировать?— А супчик с чем?Пивоваров ковырнул гущу случайно найденной палочкой.— По-моему, какие-то гусеницы…— Что?!— Вот, — вытащил Пивоваров на палочке толстую, разваренную личинку.— Мамочка моя!— Что-то этот ресторан перестал внушать мне доверие, — сказал Далидзе, страдальчески посматривая в дальний, заглубленный угол ямы.Пивоваров продолжал задумчиво ковыряться в супе.— Знаете, мужики, вы как хотите, а я… Ну не умирать же с голоду в самом деле…— Хозяин — барин.Пивоваров решительно вздохнул и подсел ближе к котлу.— Дайте ложку.— Откуда бы ей взяться?Ложки не было. И вообще посуды не было. Никакой.— Что же нам, через край хлебать? Как свиньям из кормушки?— Похоже на то.— Сволочи! Устраивают зверинец! В клетки сажают, из корыт кормят…Пивоваров злобно пихнул котел так, что часть похлебки плеснула на землю. Как ни хотел он есть, но уподобляться сельскохозяйственным животным не желал.— Вы хотели кушать с ложка? — вежливо улыбаясь, спросил американец— Я просто хотел есть..— У меня есть ложка. — И он вытащил из кармана маленькую складную ложку. — Please.— Ну ты вообще, американец, ничего мужик, — обрадовался Пивоваров, похлопывая своего спасителя по плечу.— Ты что, в самом деле будешь есть? — спросил Далидзе.— Буду!— И гусениц?— И гусениц! И вам рекомендую. Ничего другого вы от них все равно не дождетесь. Только оголодаете. А потом все равно придется… Голод не тетка…— Наверное, он прав, — сказал Кудряшов. — Лучше сейчас, чем потом. — И решительно придвинулся к котлу.— И вы тоже, как это — плиз, — показал Пивоваров на котел американцам. — Подсаживайтесь. Учтите, второй раз плиз не буду.— O'key! — согласились янки, пододвигаясь ближе.— Ваша тетя держит диета? — поинтересовался у Пивоварова американец, который презентовал ему ложку.— Какая тетя? Ты что, с ума съехал?— Вы сказали что-то о своей родственнице и о ее голоде. Я не понял. Я подумал, что…— А-а! — наконец догадался Пивоваров. — Ты про тетку? Она мне такая же тетка, как эта бурда — суп…— Что есть «бурда»?— Ну ты меня достал своими вопросами… На лучше трескай…— Что есть такое — «трескай»…Ну что его, убить, что ли?! Так поздно уже. Раньше надо было об этом думать. Еще там, у вертолетов…Ложка пошла по кругу. От русских — к американцам. От американцев — к русским. До полного опустошения котла.— Ничего, за милую душу пошел супчик…— Что есть «за милая душа»… Глава 32 Утрами и вечерами перед сном американцы чистили зубы. Кончиком разбитой между камнями палочки, заменяющей зубную щетку. Или просто пальцем. Чистили ровно пять минут. Как рекомендуется обществом стоматологов США. А потом в тридцать два зуба улыбались друг другу, проверяя их белизну.— Вот дура-люди! — возмущался Пивоваров. — Им того и гляди головы пооткручивают, а они о зубах болеют! Эй, янки, на хрена вам все это надо?— Что — «это»?— Ну вот это, вот это самое, — ожесточенно тыкал пальцем в свои блестящие металлические передние зубы Пивоваров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40