— Здесь?— Здесь…Копали в самом глубоком месте. Копали интенсивно, чтобы грязевидная земля не успевала затянуть воронку.— Может, хватит?— Нет, давай еще на полметра. Чтобы наверняка.Зарылись еще на полметра, буквально заныривая во взбаламученную воду с головой. И копая, копая, копая…— Все! Давай! Пока яма не затянулась. «Груз» уложили на самое дно прямо в вещмешке, для верности засунув в него пару камней. Под мешок протолкнули две гранаты с разжатыми усиками предохранительных колец. Сами кольца привязали к вещмешку. Теперь всякий случайный человек, надумавший поинтересоваться содержимым мешка, был обречен на смерть. А его содержимое — на уничтожение.Воронку забросали землей, притоптали. Нагребли еще земли и еще раз притоптали. И разгладили руками.— Готово!«Груз» был надежно укрыт. Надежней некуда. Если пройдут дожди и лужа растечется — подходы к тайнику закроет толстый слой воды. Если лужу высушит солнце — то «груз» будет вцементирован в высохшую и затвердевшую до состояния бетона монолитную грязь.— Запомните место! — сказал командир. — Ближние ориентиры: азимут девяносто пять — четыре треугольником расположенных дерева. От крайнего дерева до тайника — сорок пять шагов. Азимут двести десять — поляна. Шестьдесят шагов. Азимут триста пятьдесят — завал. Восемьдесят шагов.Дальние ориентиры: четыреста метров на северо-восток — выход скальных пород. Вот он, на карте. Полтора километра на юго-юго-запад — излучина реки…Здесь и здесь — поставим опознавательные метки…На картах ничего не помечать. Информацию не фиксировать. Только запоминать. * * * Еще раз: азимут девяносто пять — четыре треугольником расположенных дерева… Запомнили?.— Запомнили!— Тогда ходу. Пока наши далеко не ушли…
И снова:— Противник лево сто тридцать! До полувзвода. Залечь, замереть, переждать…— Скопление противника прямо десять! Сорок бойцов.Затаиться, изменить курс на девяносто градусов. Потом еще на девяносто. И еще…— Северо-северо-запад — чисто…— Север — противник не обнаружен…— Северо-северо-восток — все спокойно… Неужели вырвались? Неужели проскочили? Тогда еще километров десять-пятнадцать по свободному коридору на север. А там… А там будет видно.— К повороту на азимут триста пятьдесят… Дозору — на триста метров вперед… Арьергарду — в прикрытие… Бегом — марш…Километр.Два.Три…Десять…— Стоп, колонна!— Что такое? Что случилось?— Ничего не случилось. Река впереди.— Кто сказал?— Дозор…— Река широкая — метров сто двадцать. Течение спокойное… — доложил передовой дозор.— А глубина?— Приличная. Полностью проверить не смогли.— Ну примерно? На глазок.— В центре с головой. Точно.— А на карте?— На карте ручей. Блохе в два прыжка перескочить.— Как говорится, не было печали — купила баба порося…— Что купила?— Неважно…— Брод не видели?— В том месте, где мы вышли, — нет. А дальше надо смотреть.— Смотрели?— Не успели. Я послал двоих в стороны. Одного вниз, другого вверх по течению. А сам по-быстрому к вам. Чтобы предупредить…— Ну что ж, будем ждать… Личному составу можно отдыхать. Но чтобы оружие на боевой…— Личному составу отдыхать… Оружие к бою… Все сели там, где стояли. Не выпуская из рук автоматов. Минута. Пять. Десять. Пятнадцать…— Пусто, — доложил вернувшийся из обхода дозорный.— Далеко смотрел?— С километр. Вверх по течению.— А дальше?— Дальше вообще полный швах. Болото. Топи. Я попробовал сунуться, но чуть не утоп…— Все ясно. Будем ждать дальше.— А если и вниз — ничего?— Пойдем вплавь. Или будем вязать плоты. Или двинемся в обход. Что-нибудь придумаем… Если добрых вестей не дождемся…Двадцать пять минут.Тридцать.Сорок…Дождались.— Есть брод! — доложил подошедший второй дозорный.— Где?— Четыреста пятьдесят метров вниз по течению.— Глубина?— Максимум по пояс. Я прошел до середины потока и вернулся.— Скорость?— Нормальная. Как в закрытом бассейне.— Подходы?— Чистые. По крайней мере, я ничего подозрительного не заметил.— Колонне — встать. Строиться…Встали. Но не построились. Потому что сидели там, где раньше стояли. И встав, сразу оказались на месте…— Шагом…Подтянулись к реке. Вдоль берега прошли вниз по течению. На четыреста пятьдесят метров.— Здесь?— Здесь!— Уверен?— Совершенно. Вон моя метка.— Ну смотри… Всем стоп! Готовиться к переправе. Боевому охранению выставить посты.Два бойца, подхватив автоматы, разошлись в стороны, залегли на прибрежных высотках. Задрали руки, показывая, что готовы.— Ладно, двинулись, — дал отмашку командир. — Первый дозор. Вторыми пленные…Дозор вошел в воду и, постепенно погружаясь, двинулся к противоположному берегу. Дошли. Внимательно осмотрели полосу песчаного пляжа. Прислушались.— Все в порядке!В воду вступили американцы.За ними, поводя во все стороны автоматами, разведчики.За ними — арьергард во главе с командиром.На половине переправы командир махнул рукой боевому охранению.— Все, можете идти.Бойцы охранения покинули свои позиции и быстро пошли вдогонку за основной группой.Переправа через водную преграду была почти завершена. И даже никто не утоп…«Может, река остановит эти треклятые патрули?» — подумал командир. Может, отведенная им зона патрулирования осталась на той стороне. Тогда есть шанс выправить курс и успеть к контрольному сроку…Но к контрольному сроку отряду успеть было не суждено… И вообще не было суждено прийти хоть куда-нибудь…Зря командир строил планы возвращения.На берега реки с двух сторон молча и как будто даже ниоткуда вышли люди. Много людей в военной форме. С автоматами и карабинами на изготовку.— Полундра! — попытался крикнуть кто-то из боевого охранения и тут же заткнулся, получив короткую очередь в затылок. Он даже не успел сделать ответный выстрел. Потому что не смог выбрать цель. Их было слишком много. И к какой-нибудь он неизбежно вставал незащищенной спиной.Он упал лицом в воду и медленно поплыл вниз по течению. Уже просто как неодушевленный предмет, имеющий положительную плавучесть…Второму бойцу сыпанули под ноги пулеметную очередь и вышибли из рук оружие. Он тоже не успел выстрелить. Потому что не решился. Потому что выстрелить значило немедленно умереть. И даже не успеть никого прихватить с собой. Просто умереть. Без всякой пользы. Без даже надежды на пользу.— Не надо оказывать сопротивления. Не надо совершать глупость. Тогда мы не будем стрелять, — на ломаном английском сказал кто-то из толпы военных.— Не стреляйте. Иначе они убьют всех. И вас и нас, — перевели американцы. — Без всякий толк убьют…«Значит, они действительно знают русский. Все-таки знают…» — еще успел про себя удивиться командир.— Без толку, — автоматически поправил он.— Yes, yes! Без тол-ку… — закивал заговоривший американец.— Если вы не поднимете руки, мы начнем стрелять. Через десять секунд, — снова по-английски сказали вьетнамцы. И показали десять пальцев.— Они будут стрелять… — перевел американец.— Не надо. Я понял, — прервал его командир.Показанный с берега жест понял бы и дурак. Любой национальной принадлежности.Девять…Бойцы, стоя по пояс в воде, смотрели на командира. И одновременно на врага. Они готовы были стрелять и готовы были умирать. Хотя и не хотели. Они умерли бы на сто процентов. Убив от силы двух-трех вьетнамцев…Восемь…Силы были не равны. Силы были безнадежно не равны. На каждого вооруженного разведчика приходилось по два десятка врагов. И каждый из этих врагов имел автоматическое оружие…Семь… И безоговорочное позиционное превосходство.Они стояли на берегу, сверху вниз посматривая на застывших посреди речного потока разведчиков. Им достаточно было приспустить дула автоматов…Шесть…Как разумно они все устроили. Отжали отряд рассылаемыми во все стороны патрулями к реке и вывели на устраивающий их во всех отношениях брод. Потом загнали на середину реки, где не было никакой возможности сопротивляться. И продемонстрировали свое превосходство в силе и вооружении. Хочешь — сдавайся. Не хочешь — умирай. И ничего здесь, кроме последнего пункта, не сделаешь…Пять…Или все же можно сделать? Кроме как умереть? Например, всем и разом занырнуть в воду, набрав в легкие побольше воздуха, и всплыть где-нибудь метрах в пятидесяти, где никого нет…Командир скосил глаза вниз по течению. Нет, не занырнуть и не всплыть. И в пятидесяти, и в ста метрах ниже по течению стояли вооруженные вьетнамцы. Которые играючи могли расстрелять любой проплывающий мимо них предмет. Хоть даже спичечный коробок.Четыре…А если прикрыться телами американцев? Не зря же они их таскали с собой столько времени. Прыгнуть в сторону, одновременно нажав на спусковой крючок «АКМ», длинной очередью опустошая автоматный рожок. Прыгнуть, прижать вон того или лучше вон того янки к телу, упасть навзничь и, прикрываясь им как броней, сплавиться вниз по течению.В принципе возможно. Если сразу не убьют. Но только одному. Потому что другие об этом приеме ничего не знают. И просто-напросто растеряются. И подставят себя под выстрелы…Одному можно. Точно. Но не всем. И значит, этот вариант не проходит. Да и вряд ли в таком виде беглецу удастся проплыть хоть сколько-нибудь приличное расстояние. Течение слабое. Догонят по берегу и расстреляют с двух сторон. Стопроцентно расстреляют…Три…Значит, выхода нет?Обещающего жизнь — нет. Гарантирующих смерть — сколько угодно. Практически любой…Два…Значит, сдаваться? На милость безмолвно замершего на берегу победителя? Бросать оружие, поднимать руки, вымаливать на коленях пощаду? И, возможно, даже вымолить… Допустим, вымолить… А потом? Что потом? Жить всю жизнь в этих проклятых джунглях? С этими… вьетнамцами. Сеять рис и жрать сушеную саранчу? Трахать их напоминающих мартышек баб? И никогда не увидеть снег?Не велика ли оплата? За жизнь…Не много ли они хотят?..— Один… — сказал вьетнамец и кивнул своим бойцам.Вода вокруг разведчиков вспенилась и закипела от сотен вспарывавших ее поверхность пуль. Десятки автоматов и пулеметов разом выплюнули сотни граммов раскаленного свинца. Плотность огня была такая, что, пролетай в это время над рекой муха, и она бы не уцелела. А уж человек…Вьетнамцам довольно было перевести огонь на несколько метров дальше, чтобы… Чтобы все мгновенно закончилось. И для разведчиков, и для американцев.Для всех… Без всякой надежды на другой исход.И без пользы. Без всякой пользы…— Хрен с вами! Ваша взяла! — крикнул командир и поднял высоко над головой автомат.Его бойцы, взглянув на него, сделали то же самое.— Выходите на берег, — приказал вьетнамец.— Требует выйти на берег, — перевели американцы.— По одному! Оружие над головой!— По одному…— Первым — старший!— Первым старший…— Ладно, понял, — поморщился, как от зубной боли, майор и, раздвигая стоящих в воде людей, побрел к берегу. Молча. Ни на кого не глядя. Уперев глаза в воду.— Командир… — тихо произнес кто-то. Командир замер. Обернулся. И внимательно посмотрел на своих бойцов.— Все, мужики, дальше каждый решает сам… Приказывать не могу…— Что он сказал? — подозрительно спросил главный вьетнамец американца-переводчика. Тот неопределенно пожал плечами.— Что он сказал?! — крикнул вьетнамец и, передернув затвор и подняв пистолет, направил дуло в голову переводчика.— Он сказал… он сказал, чтобы они не творили глупостей…Вьетнамец удовлетворенно закивал головой.Командир резко отвернулся и продолжил путь. На берег.Он вышел и остановился, широко расставив ноги.К нему подбежали несколько вьетнамцев и попытались вырвать из рук оружие. Но они были слишком маленькие. Они не дотягивались до задранного над головой автомата. Они бегали вокруг командира, как моськи между ног слона. Они тянулись руками, подпрыгивали, дергали вниз рукава гимнастерки. И ничего не могли сделать…Пока один из них не догадался… И не ударил командира ногой в живот.Командир охнул и пригнулся. Вьетнамцы выбили автомат. Задрали гимнастерку, сдернули с пояса штык-нож и подсумки с гранатами, выдернули из кармана пистолет. * * * — Сволочи! — сказал командир, выпрямляясь. — Шакалы. Щенки шакалов…Один из вьетнамцев ударил его снова. В живот. И в лицо. И попытался ударить еще раз. Но не сумел. Майор перехватил его руку и резким ударом сломал ее об колено. Как гнилую жердину…Потом он расшвыривал вьетнамцев во все стороны, словно рассвирепевший медведь болонок. Вьетнамцы падали, вскакивали, снова получали удар и снова падали, откатываясь на несколько шагов…Бойцы рванулись было на помощь командиру, но вкруг них по воде и поверх их голов дали еще один залп, потом мгновенно обступили, уперли в тела штыки, примкнутые к автоматам и карабинам, отобрали оружие…— На, гад!.. Получай, гад!.. И еще раз!.. И в довесок… — орал, матерился, бился смертным боем командир.Он уже не пытался защищаться. Не пытался избегать ударов. Он только нападал. Ему неважно было сохранить здоровье, ему важно было отнять его у врага. А плата его устраивала любая. В том числе самая высокая.— Ну подходи… макака желторожая… и ты… гнида… подходите… и ты… и ты!..— Оставьте его! — крикнул старший вьетнамец. А может, что-то другое. Но его поняли. Драчуны рассыпались в стороны, как капли воды с отряхивающейся собаки. * * * Майор встал, утирая кровь, стекающую на глаза.— Ну? И? Что?Вьетнамец поднял пистолет.— Стрелять? Будешь? — презрительно спросил командир.И, болезненно поморщившись, потянулся к поврежденной левой руке. А вообще-то не к руке. К метательному ножу, закрепленному внутри, на рукаве гимнастерки.— Ну… давай… давай… сучара!Вьетнамец ничего не ответил и не запросил перевода. Он нажал на курок. За мгновение до того, как майор вытянул нож. Две пули ударили командира в живот. Он упал на колени, согнувшись пополам. Но все же дотянулся до ножа. Все же выдернул его из потайного кармана. Но не бросил. Уже не хватило сил…Вьетнамец неторопливым шагом подошел к командиру, зашел за его спину, упер пистолет в затылок и выстрелил. Майор дернулся вперед и упал лицом в песок.Вьетнамец еще раз обошел его, вытащил из ослабевшей руки нож, внимательно рассмотрел его и сунул в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40