Они пели и смеялись. А рядом ждал ее дивный молочно-белый конь.
– Идем, Брид, идем. Ты сделала больше, чем в силах обычного человека. Садись на коня, скачи через Ри-Эрриш. Скорее, скорее, вступи на нашу тропу – мы отведем тебя к Великой Матери, к блаженству единения. Спеши, Брид! Она ждет тебя! – манили они.
Душа Брид начала склоняться к их зову. В конце концов, для чего ей жить? Халь ненавидит ее. Троицы больше нет. Девушку одолевали слабость и растерянность.
– Дитя, твои страдания не напрасны! – окликнул нежный голос из тьмы. – Мне жаль, мне очень-очень жаль, но ты непременно поймешь меня.
– Морригвэн?
Брид сразу узнала этот голос, хотя никогда не слышала его таким, без хрипа и неуверенного старческого дребезжания. Голос Морригвэн звучал твердо, но ласково.
– Ты страдаешь – таков удел высших жриц. Это тяжкая ноша, но также и привилегия. Наша доля – самопожертвование, а не покой. Жизни наши посвящены Матери. Ты страдаешь за Нее. Прими же боль.
– Я так слаба. И так одинока, – возразила Брид.
– Радость моя, я учила тебя быть сильной, – мягко упрекнула ее Морригвэн.
– Он не любит меня.
– Жалость к себе! Ты не имеешь права жалеть себя.
Внезапно сияющий путь света, что манил Брид в грядущую жизнь, был прегражден. Морригвэн взяла ее за руки. Брид не узнала бы старшую жрицу – та стала такой прямой и сильной, руки ее были крепки и тверды, глаза сверкали.
– Возвращайся домой, Брид, и сражайся. Ты нужна им. Мы все терпим страдания, но если выживем, будем так сильны, что никому и никогда больше не одолеть нас. Встань и сражайся. Я не для того растила тебя, чтобы ты сдавалась перед пустячной болью! – Морригвэн сжала ей руку молчаливым пожеланием силы. – Старуха Ива не даст тебе умереть. Скажи Керидвэн, пусть отнесет тебя к Ведунье Иве.
– У меня нет сил…
Морригвэн привлекла ее к себе и крепко-крепко обняла.
– Возвращайся, Брид. От тебя зависят судьбы нас всех.
– Ива. Ведунья Ива, – в забытье пролепетала девушка.

22

– Она будет жить? Ты можешь помочь ей? – в тревоге спросил Халь.
– Не знаю, – честно призналась Керидвэн. – Я всего лишь одна и более не могу призвать силу Троицы. Я сделала все, что в моих силах, но она все-таки ускользает от нас. Мне остается лишь молиться за нее. – Жрица на миг умолкла и выразительно поглядела на Халя. – И за жизнь ее ребенка.
– Ребенка? – Юноша почувствовал, как краска сбежала с его лица. – Ребенка?
Пошатываясь, он поднялся на ноги, весь мир куда-то отодвинулся и померк.
Ребенок! То, что нужно, чтобы никогда не забыть о случившемся. Ребенок – постоянное напоминание о гнусном эпизоде. Халю позарез требовалось побыть одному. Поднявшись на стену, он устремил взгляд на золотые поля Фароны, на север, к Торра-Альте. Когда кеолотианская армия покинет эти края, он тоже уйдет, уйдет навсегда! Юноша сделал глубокий вдох, стараясь набраться внутренних сил. А когда повернулся, перед ним стоял Кеовульф.
Рыцарь сурово поглядел на младшего друга.
– Прости ее, Халь. Она – весь твой мир. Разве ты не понимаешь, что не можешь начать все заново! Твоя душа связана с душой Брид. Ты принадлежишь ей, а она принадлежит тебе.
– Она жрица. Она никогда не станет моей женой. Она уже замужем за своим догом, – с отвращением скривился торра-альтанец.
– Не позволяй ревности сгубить то, что было так прекрасно, – посоветовал широкоплечий рыцарь.
Халь покачал головой, но смысл слов Кеовульфа все равно ускользал от него. Халь хотел, честно хотел последовать доброму совету. Избавиться от гнусного чувства, что поселилось глубоко внутри и тянет все жилы, душит любовь к жизни. Он с силой ударил себя по виску, но лучше не стало. Опустив голову, юноша со злостью пнул куртинку пыльной травы.
– Тс-с, тише! – властно произнесла Керидвэн. – Она что-то говорит.
Халь упал на колени возле девушки, напряженно вслушиваясь.
– Пустяки. Что-то про ивы.
Он кивком указал на деревья, что клонили ветви вокруг.
Керидвэн покачала головой.
– Нет! Нет! Она имеет в виду Ведунью Иву! Ну, конечно!
Жрица с усилием поднялась на ноги и, жестом велев остальным побыть с Брид, заторопилась к деревьям.
Халь поглядел ей вслед, точно она сошла с ума.
Кеовульф несколько долгих секунд пристально разглядывал его.
– Знаешь, – спокойно произнес он, – я тут услышал кое-какие вести, которые помогут тебе отвлечься, пока ты не повзрослеешь и не перестанешь сам отравлять себе жизнь.
Халь метнул на него злобный взор.
– И какие же?
– Тудвал, брат Кимбелин! Он жив.
– Ура-ура. И что теперь?
Халь понимал, что последует какое-то продолжение, но не был расположен играть с Кеовульфом в отгадки. Последний раз он видел принца, когда овиссиец Тапвелл уволок его с острова чародеев в Кеолотии. Судя по всему, Тудвалу удалось сбежать от овиссийцев.
– Он в Торра-Альте.
– Что ты имеешь в виду? – напрягся молодой воин.
– Держит Торра-Альту. Похоже, добрая половина армии Дагонета живет припеваючи, охотясь на ваших кабанов и оленей, а также разъезжая на ваших лошадях.
– Что?! – В груди Халя вскипела ярость, но тут же утихла. – Дагонет отзовет его. Рыцарь кивнул.
– Он уже послал к нему гонцов, но они вернутся только через несколько дней.
– И? – осведомился торра-альтанец, чувствуя, что у друга припасены для него еще какие-то новости.
– У Дагонета неприятности. Он уже отсылает войска домой. Кажется, там объявилась какая-то тетка, которая считает себя законной наследницей Кеолотии. И у нее тьма-тьмущая сторонников.
– Что? В Кабаллане – и вдруг королева? Не смеши людей, Кеовульф, – фыркнул Халь.
– Нет, ты послушай. Они подняли мятеж.
Халь был рад поводу отвлечься. Это по крайней мере позволяло забыть о собственных проблемах. Но все же последняя весть, на его взгляд, скорее относилась к разряду розыгрышей. Нелепость какая-то. Непонятная особа утверждает, что, мол, по прямой линии происходит от давно скончавшегося короля Дардонуса и его законной супруги, смещенной предками Дагонета. Эта ненормальная требует себе Кеолотию ради своего сына и, более того, собрала целую армию, чтобы отстоять свои требования. Рабы из рудников Каланзира восстали, их поддерживает Кастагвардия. Говорят, армия уже подходит к столице, Кастабриции.
– Похоже, для кеолотианцев настали тяжелые деньки, – легкомысленно заметил Халь.
Дагонет был так убит горем из-за гибели наследника, что три дня не допускал к себе никого, кроме дочери. Его генералы взяли управление армией в свои руки. Отряды кеолотианцев один за другим вытекали из столицы и отправлялись к западным портам. Облегчение, что охватило Фарону по их уходу, ощущалось почти физически. За четыре дня город преобразился.
Но состояние Брид не менялось. Хотя Керидвэн призвала на помощь мать Харле, и вместе они пустили в ход каждую известную травку и каждое заклинание, Брид все так же лежала в болезненном забытьи.
Старая Ведунья Ива плакала возле постели девушки.
– Я сделала все, что могла, и молилась, чтобы ты спасла ее, Керидвэн.
Высшая жрица перевела взгляд со старухи на Халя и печально покачала головой.
– Без Троицы моей силы не хватает, чтобы спасти Брид. Мне очень жаль…
Халь развернулся и неловко зашагал прочь, не желая, чтобы жрица видела его лицо. Он не мог больше оставаться возле места, где умирала его возлюбленная, не мог видеть, как жизнь по капле вытекает из ее хрупкого тела. Сердце его отяжелело от горя и чувства вины. Юноша отправился в шатер Дагонета.
Кимбелин жалась к отцу. Оба они носили черное в знак траура по Турквину. Несмотря на внутренние государственные проблемы, король Дагонет не желал уезжать, пока не уладит все свои дела в Бельбидии. Судя по всему, он теперь высоко ценил союз с королем Рэвиком и хотел дождаться возвращения Тудвала. С севера вернулись гонцы, и, зная, что они приехали из Торра-Альты, Халь поспешил приветствовать их от имени своего брата.
Посланец соскочил с коня и опустился на колени перед Дагонетом.
– Ваше величество, ваш сын не желает уходить.
– Но я же послал ему свою печать. Тудвал должен отступить, – ужаснулся король.
– Нет, государь! Он взял крепость в вечное владение и угрожает послать армию на Фарону, – срывающимся от волнения голосом доложил гонец.
– Что за ерунда! – Бас Дагонета перекрыл общий гул недоуменных восклицаний. Халь воспрял духом, видя, что Дагонет стремится прекратить войну. – Теперь, получив свою дочурку назад, я вовсе не желаю драться с торговым партнером. Скажите моему мальчику очистить крепость. Эй, кто-нибудь! Подать мне пергамент! Наутро мы сами поскачем на север, чтобы уладить это маленькое недоразумение.
Вернувшись к брату, чтобы пересказать ему события, Халь обнаружил, что тот сидит уже куда прямее, а король Рэвик все так же предлагает ему помощь лучших придворных лекарей.
– Добудь мне коня, Халь, – прохрипел барон. – Коня! Мерзавцы захватили мой замок и моего сына. Он повернулся к своему государю.
– Рэвик…
Он надсадного вопля Бранвульф забился в припадке надсадного кашля, на подставленную ко рту ладонь брызнули капли крови. Керидвэн поспешно поднесла к губам мужа стакан. Все почтительно ждали, пока барон вновь не обрел дар речи.
– Рэвик, вы болван, вы отдали мою землю овиссийцам. Король Рэвик неуверенно кивнул.
– Кузен, сознаюсь, я дурно обошелся с вами. Но я не причинял зла вашему сыну. Я уже давно требовал отправить его ко мне, но овиссийцы клялись, что когда они взяли замок, его там не оказалось.
– Невозможно! Я оставил Торра-Альту в его руках. Он бы ни за что не презрел свой долг, – выкрикнул Бранвульф. – Никогда!
Жажда действия, желание взять контроль над событиями в свои руки придали барону сил. Он поднялся, хотя ноги у него и тряслись от усилия, требующегося на то, чтобы хоть стоять ровно.
– А того, кто посмеет заявить, будто мой сын способен увильнуть от ответственности, я проколю насквозь!
– Возможно, перед ним лежал высший долг, – осторожно предположила Керидвэн.
– Никакого высшего долга нет и быть не может! – рявкнул Бранвульф.
– Ну, конечно, есть высший долг, – отрезала Керидвэн. – Некронд! Спар – страж Некронда. Должно быть, он узнал о приближении овиссийцев и бежал, чтобы Яйцо не попало им в руки.
Бранвульф недовольно заворчал.
– И где же, скажите на милость, он сейчас?
Никто не ответил.
Чуть позже в тот же день, когда войско готовилось выступить на север, прискакал еще один гонец. Лицо его заливала мертвенная бледность, одну руку он держал на отлете, точно был ранен. Он заковылял к Рэвику, но, не дойдя, рухнул на четвереньки.
Солдаты подбежали поднять несчастного. Глаза его закатились, он быстро-быстро шевелил губами, но с них не слетало ни слова. Теперь стало видно, что рука у него вся разорвана, кости пальцев торчат из-под обглоданной кожи, с ладони свисают лохмотья мяса и сухожилий. Растолкав солдат, Керидвэн влила в горло раненому глоток одного из своих снадобий. Гонец закашлялся и начал отплевываться.
Сжав его за локоть, жрица оглядела пострадавшую руку, из которой были вырваны клочья мяса. Несчастный поднял на нее слабый взгляд.
– Тролли и хобгоблины, – выдохнул он. – Северные баронства ими так и кишат.
– Кеовульф, твой меч, – коротко бросила Керидвэн.
Снадобье начало действовать, и раненый, обмякнув, повалился ей на руки.
Халь невольно зажмурился и схватился за свой обрубок, услышав как меч, свистнув в воздухе, перерубает кость. Голос Керидвэн, приказывающей принести огня для прижигания и нитки, чтобы зашить рану, раздавался словно издалека.
– Тролли и хобгоблины? – переспросил юноша, желая заглушить отвратительный звук ампутации.
– Некронд, – холодно промолвила Керидвэн. Зловещее слово зазвенело подобно рогу, что разносится над огромной толпой.
Забыв о собственной боли, Халь заглянул ей в глаза.
– Ну где же Спар?

23

Корабль стонал и трещал. Обитый сталью нос резал гигантские льдины и они смыкались, сжимая прочный корпус в беспощадных тисках. Каспар вцепился в планшир, чтобы не упасть. Глаза его были прикованы к огромной белой фигуре, что плыла вслед за судном по усеянной осколками льда воде.
– Он у меня! Лунный камень у меня! – закричал юноша, зная, что дракон некогда владел подобным лунным камнем, хотя в том шарике застыло изображение Керидвэн, а не Перрена.
Двенадцать долгих лет дракон стерег лунный камень, а когда Каспар забрал его, чудовище поволокло свое гигантское тело через всю Ваалаку и Бельбидию, дабы попытаться вернуть утраченное сокровище.
Дракон взревел, царапая передними лапами край льда. Под весом его белоснежный пласт раскололся. Корабль рванулся вперед, а чудище ушло под воду и скрылось из виду. Но через миг показалось снова. Неуклюже, точно гигантский морж, оно ползло за ними, скользя по льду на гладком брюхе. За годы, проведенные в море, дракон разжирел и потому продвигался медленно, слабые ноги не могли поддерживать массивное тело.
Каспар раскрутил лунный камень на шнурке и швырнул его на лед. Кристалл пульсировал голубым сиянием. Нависнув над ним, дракон протянул длиннющий коготь и подцепил добычу. Несколько мгновений чудище терлось о камень мордой, из горла его раздавалось чуть ли не мурлыканье. В глазах отражалось наслаждение. Затем, должно быть, обнаружив, что это не тот лунный камень, что таит драгоценное изображение матери Каспара, дракон издал вопль, полный самой настоящей муки, и сдавил камень острыми, точно кинжалы, зубами.
Зверюга снова скользила на брюхе к кораблю. Каспар выпускал стрелу за стрелой, но все они отскакивали от спины дракона и вонзались в твердый, как кость, лед. На миг юноша уже думал, они спасены – лед проломился под тяжестью чудовища, и оно тотчас исчезло под водой. Кругом повисла тягучая тишина, лишь глухо завывал ветер, гуляя на свободе над морозными просторами. А затем все ахнули и, разинув рот, уставились вниз. Под тонкой полупрозрачной коркой было прекрасно видно, как длинная тень молниеносно скользит к кораблю. Все онемели от страха, зная, что сейчас произойдет.
– Держитесь! Цепляйтесь за все, что можете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75