Но если имя Великой Матери не несет ему утешения – что тогда? Ну, разумеется, имя его родной матери! О, только как же, как же ее зовут? Халь напряг последние силы, стараясь вспомнить.
– Алиция! – завопил он во все горло. Ну, конечно же! – Алиция!
Кеовульф отступил назад.
– О, Халь, клянусь землей милосердной!
Выронив меч и цеп, рыцарь бросился на колени рядом с другом, неуверенными руками ощупывая его раны. Затем, собравшись с мыслями, сорвал с себя рубаху и принялся раздирать ее на бинты.
– О небо! Рыцарь, с которым я сражался, был весь закован в доспехи. Я слышал лязг при каждом ударе. Я хотел лишь оглушить его. О, Халь, силы небесные, что же я сделал с тобой? – шептал он, спеша остановить Халю кровь из ран.
Юноше казалось, от боли его сейчас вырвет.
– Халь, ты жив?
Торра-альтанец невнятным рыком подтвердил, что жив, хотя сейчас и жалел об этом.
Правая рука была не так уж сильно изувечена: рана пусть и длинная, но неглубокая, разрез чистый. Зашить бы, но и так заживет. А вот с левым плечом и предплечьем дело обстояло гораздо хуже. Кеовульф приложил все усилия, чтобы промыть кровавое месиво и разобраться с торчащими обломками костей.
– Тут без Брид не обойдешься, – тяжело произнес он, поглядывая на столб, хотя изображение Брид уже давно пропало.
Халь крепко зажмурился, превозмогая боль.
– Брид, где ты? Ради тебя я пересек столько миров! Найди же меня теперь! – Он с отчаянием воззрился на Кеовульфа. – Где она?
– Тс-с, Халь, спокойнее. Мы не знаем, где она, и, если не найдем Брид в самом скором времени, мне придется отнять тебе руку – иначе ты умрешь.
– Не трогай меня! – прошипел Халь, дрожа от боли.

7

Май водила пальцем по зеленоватому полукругу синяков и ссадин у себя на руке – в том месте, где оставили свой отпечаток гигантские зубы горовика. Подумать только: эти следы – единственное, что осталось у них на память о Перрене. Губы у нее задрожали, глаза обожгли горячие слезы.
– Не могу поверить, что его больше нет. – Она несколько раз шмыгнула носом и наконец начала всхлипывать. – Он ведь мог успеть к нам. Почему он даже не попытался? О, Перрен!
Папоротник молча кивнул. Он как всегда что-то энергично жевал. Каспар заметил в руке лесика обвисший мешок с едой и резко вырвал его.
– Как ты можешь есть в такую минуту? Перрен погиб! Он за нас жизнь отдал – ты мог бы хотя бы проявить к нему хоть какое-то уважение!
Папоротник пожал плечами.
– Я уже оплакал его вчера. Правда, он мне никогда особо не нравился, но все равно жалко такое юное создание. Он был уже мертв.
– Что ты имеешь в виду? – Голос молодого торра-альтанца дрогнул.
– Вы не заметили? Он же знал наши мысли без всякой воды, когда нас ничто не связывало.
Юноша непонимающе уставился на лесика. Тот нетерпеливо фыркнул.
– Он чувствовал наши мысли через кости Великой Матери. Он знал, что близок срок вернуться к ней. Разве не помните? Он же рассказывал нам, что горовикам дарована такая привилегия, когда они слышат зов смерти. Похоже, пустыня его таки доконала: в чувство-то он пришел, но вот изнутри все равно рассыпался.
Каспар сглотнул, припомнив, как Перрен спотыкался и оступался, но до последнего старался помочь товарищам.
– Да и вообще, я за собой никакой вины не чувствую – он отдал жизнь не за меня, а за Некронд, – добавил лесик. Каспар пропустил его слова мимо ушей.
– Мы должны сделать все, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Должны увезти Некронд подальше от этих берегов, в безопасное место. – Перегнувшись через поручень, он крикнул волнам: – Не бойся, Перрен, мы позаботимся о том, чтобы твою историю рассказывали. Мир узнает о твоем мужестве. Мы непременно допишем конец этой легенды!
Май всхлипнула.
– Он был такой добрый, такой благородный. А погиб под топорами ваалаканцев – совсем, как моя мать. Мы непременно доведем наше дело до конца, – тихонько промолвила она с мрачной убежденностью.
Каспар догадался: Май обещает это не только горовику, но и своей матери.
Кивнув, юноша поглядел на зеленые волны сквозь поволоку жалящих слез. Порывистый ветер гнал с берега жаркий пустынный воздух, над холодной водой вилась легкая дымка. Каспару приходилось изрядно трудиться, чтобы лодку не унесло на восток, в открытое море. Конечно, именно туда он и собирался плыть, но не без провианта же. Сперва Каспар собирался найти какую-нибудь небольшую рыбацкую деревушку, где можно разжиться припасами.
Нужно взять как можно больше воды и еды. Молодой воин покосился на Папоротника и Огнебоя. Вот у кого аппетит поистине неуемный! Пожалуй, он решил, что с ними делать.
– Гляди! Мол! – радостно показала Май. – А что там на берегу? Кажется, мы наконец добрались до деревни.
– Какие-то решетки. – Каспар, прищурившись, глядел на песчаную полоску пляжа. Ему вспомнился рассказ Урсулы о том, как ее усыновили ловцы устриц с восточного побережья Ориаксии. – Надо думать, на этих отмелях полным-полно устриц, – с облегчением произнес он.
За последние несколько часов юноша вконец выбился из сил, сражаясь с непокорным суденышком. Как же здорово наконец причалить к твердой земле! Каспар не знал, долго ли смог бы еще выносить ворчание Папоротника – лесик терпеть не мог моря.
– Элергиан небось ничего подобного не допустил бы, – буркнул Папоротник, когда очередная волна захлестнула лодку, промочив всех до нитки.
Теплое солнце мгновенно высушило влагу, но кожа у мореплавателей уже давно покрылась коркой твердой соли и невыносимо чесалась и зудела.
Обогнув мыс, они увидели цепочку рыбачьих лодок вдоль побережья. За скальным выступом приютилась маленькая пестрая деревушка. Низкие домики стояли поодаль друг от друга, стены у них были выкрашены в зеленый цвет, двери и окна – в желтый. Должно быть, именно здесь когда-то жила Урсула. Вспомнив девушку, Каспар улыбнулся, молясь в душе, чтобы она сейчас была в безопасности, с Рейной. Юная рабыня и так натерпелась за свою короткую жизнь.
Каспар направился к каменному молу и попытался, следуя урокам Элергиана, спустить паруса. Однако моряк из него вышел никудышный – лодка врезалась в мол, так что пассажиров изрядно тряхнуло.
Май критически поглядела на юношу.
– Я делаю все, что в моих силах! – запротестовал он.
– Ребенок, – напомнила она. – Мы должны думать о ребенке.
Волчица с Трогом проворно спрыгнули на берег. Огнебой неуклюже прошел по сходням. Каспар поспешно отвел жеребца подальше от воды. У дальнего конца мола располагался трактир, а рядом – стойки для лошадей.
Приблизившись к молодому рыбаку, что разбирал устрицы, раскладывая их по разным корзинам, Каспар откашлялся.
– Вода и еда, – произнес он медленно и отчетливо. – Нам нужно воды и еды.
Рыбак, недоуменно нахмурившись, глядел на него, стараясь разобрать слова по губам, а потом пробормотал что-то по-ориаксийски, кинул последнюю устрицу в корзинку и повернулся уходить.
– Нет-нет, не уходите, нам нужны припасы! – вскричал Каспар, торопясь вслед за ним. Май схватила его за руку.
– Он сказал, чтобы мы подождали.
– Откуда ты знаешь? Девушка пожала плечами.
– По тону, каким он говорил.
Каспар ждал, чувствуя себя дурак дураком. Вокруг него уже собралась толпа. Селяне оживленно переговаривались и показывали на него пальцами.
– Добрый день! – приветливо произнес он, пытаясь завязать разговор. – Какая у вас красивая деревня.
Никто даже не удосужился ответить. Лишь через несколько минут молодой рыбак появился снова, ведя за собой мужчину постарше, всего увешанного ожерельями из ракушек и кораллов. Новоприбывший бросил толпе несколько коротких фраз – на слух Каспара они более всего напоминали овечье блеяние. Не понимая ни слова, юноша вытащил кошелек и потряс им.
– Мы хотим купить еды и питья, – медленно повторил он, но рыбаки глядели на него так же недоуменно.
– О, Великая Мать!
Май бросила на Каспара презрительный взгляд, точно на распоследнего идиота. Оттолкнув его, она живо изобразила, что пьет и ест. Радуясь, что наконец-то поняли чужестранцев, рыбаки засмеялись и загомонили, показывая на трактир, из распахнутой двери которого доносился многообещающий звон посуды. Май покачала головой и повторила свое представление, энергично показывая на лодку.
Наконец-то ее поняли! Однако рассмотрев содержимое кошелька Каспара, рыбаки разочарованно вернули его обратно, качая головами.
– Похоже, портреты короля Рэвика в Ориаксии не слишком ценят, – заметил Каспар Май, пока молодые люди вместе перерывали лодку в поисках предметов для мены.
На их счастье, рыбаки пришли в восторг от рога единорога и скоро к лодке уже вовсю катили бочки с пресной водой и тащили корзинки с сухарями, вяленой рыбой и финиками.
Когда все погрузили на борт, Папоротник перевел взгляд с Каспара на большой пыльный мешок, что так и остался стоять на причале.
– А как насчет зерна? – поинтересовался он, заглянув в него. – Почему его не грузят? Каспар покачал головой.
– Потому что оно понадобится вам с Огнебоем. И еще это. – Он всунул в руку лесика пригоршню монет.
– Но… – Папоротник тупо уставился на него.
– Я не могу взять вас, – напрямик заявил Каспар. – Нечестно было бы тащить за собой Огнебоя, а кто-то должен о нем позаботиться. Отведи его домой. Халь ему обрадуется.
– Халь не любит меня.
– Да брось ты, Папоротник, он прекрасно к тебе относится. Да и вообще, ты отвезешь ему весточку от меня. Скажешь, что я не вернусь. Как только мы потеряем из виду берега, ветер унесет нас за море и, как верно сказала Урсула, мы уже не сможем вернуться. Так что Торра-Альта в конце концов перейдет к Халю.
Папоротник несколько секунд обдумывал услышанное.
– Халь не любит меня, – повторил он. Каспар утомленно вздохнул.
– Во-первых, Папоротник, в такой маленькой лодке коня можно перевозить только на очень небольшое расстояние. А во-вторых, вы с Огнебоем слишком много едите. Мы просто не увезем столько провианта. Кто знает, сколько продолжится плавание?
Он говорил резко, стараясь не глядеть на коня. Ему невыносима была мысль оставить Огнебоя – но ничего иного не оставалось.
– Ты сделал сегодня зарубку на борту? – сварливо осведомилась Май.
Каспар не ответил.
– Так сделал или нет?
– Я вспоминаю, – сказал он, поправляя брезент, что натянул между мачтой и планширом, чтобы хоть как-то укрыться от палящего солнца.
Западный ветер все так же ровно и упорно наполнял паруса, играл густыми каштановыми волосами юноши.
– И как?
– Не помню. – В голове у него все мутилось. Дважды, когда головная боль становилась совсем невыносимой, он терял сознание и падал на раскаленную палубу. Молодой лорд поглядел на ряд зарубок. – Сорок два дня.
– Или сорок три.
– Или сорок три, – согласился он.
Запасы воды постепенно подходили к концу, хотя еды оставалось в избытке – неподвижный образ жизни напрочь приглушил у них аппетит: у всех, кроме Трога. Пес день-деньской просиживал возле корзинок с рыбой, от которых уже шла неимоверная вонь, и беспрестанно скулил, изводя Каспара с Май.
– Наверняка до земли уже недалеко, – произнес юноша, стараясь быть рассудительным. – Ведь Урсула как-то умудрилась добраться оттуда против ветра.
Он не стал говорить, что понятия не имеет, правдивы ли рассказы Урсулы о ее родине.
В жизни у Каспара не было столько свободного времени. Привалившись спиной к планширу, юноша задумчиво водил пальцем по костяной пластинке с вырезанной на ней руной волка. Эту пластинку когда-то дала ему Морригвэн. Поглядывая то на гладкую кость, то на Руну, что растянулась у ног Май, Каспар пытался постичь природу связи между руной и молоденькой белой волчицей. В голове у него проносились события последних лет – с тех самых пор, как в замок явился зверолов с телом волчицы-матери.
Морригвэн заявила, что необходимо найти волчат: один из них приведет ищущих к новой Деве. Из малышей выжила лишь одна Руна. Однако Морригвэн умерла, а пророчество так и не исполнилось. Никакой Девы Руна не встретила.
Сперва Каспар возликовал было, когда Руна нашла Нимуэ, больную девочку, которой они помогли вернуться из Иномирья, а затем – Лану, бедную сиротку, которую коварно заманили в банду овиссийцев, незаконно охотившихся на медведей Торра-Альты. Но в результате молодая волчица привела Каспара всего-навсего к Май – а уж из Май ни при каком раскладе новой Девы получиться не могло. Юноша старался не думать на неприятные темы, но не мог не замечать, как растет живот его спутницы. Тошнота, что досаждала Май в начале беременности, давным-давно прошла, зато вспыльчивость осталась. И все равно Каспар вынужден был признать: никогда еще Май не была так прекрасна. Он улыбнулся подруге, вопреки всему счастливый тем, что они вместе.
– Ветер по-прежнему дует нам в спину, да и компас показывает все то же. Наверняка мы очень скоро увидим землю, – обнадеживающе заметил он.
В ответ Май лишь неопределенно хмыкнула, пересчитывая зарубки на мачте.
– Иди сюда, садись, – ласково позвал юноша. Май отпихнула Трога с дороги и, подойдя к Каспару, критически поглядела на него.
– Как голова? Не промывал рану? Соленая вода обеззараживает.
Ее темный силуэт вырисовывался на фоне палящего неба.
– Голова чуть-чуть лучше, – соврал Каспар.
Первые пару недель на море рана почти не беспокоила его, но потом начала гудеть. Зуд мешал ему спать, но как раз это-то юношу и не раздражало: он боялся ночи и тишины, неизменной ее спутницы. С приходом вечера ветер всегда ослабевал, и глухой полуночью посреди неизведанного океана Тетис бывало довольно-таки мрачновато. К молодому торра-альтанцу снова вернулись былые кошмары.
Май склонилась над ним и неодобрительно скривила губы.
– Хватит расчесывать, так у тебя никогда ничего не заживет! – Смочив обрывок ткани в ведре соленой воды, она принялась протирать макушку Каспара. – Неужели мне еще и за тобой приглядывать?
Промыв рану юноши, она тяжело сползла на дно лодки и скорчилась в его объятиях, глядя на свой выпяченный живот. Май пролежала так до самого вечера, почти не говоря, лишь время от времени жалуясь на усталость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75