Молодая женщина разделась, оставшись в одной нижней рубашке, хотя Каспару казалось, что вечером в пещере сделалось холодновато. Но Май явно считала иначе. Юноша все нервничал из-за того, что она не ложится – ведь женщинам во время родов наверняка полагается лежать. И почему она все ходит и ходит?
– Май, может, тебе уже хватит ходить? – не выдержал он. – Разве тебе не следует лечь?
Она метнула на него ледяной взгляд и собиралась что-то сказать, но снова закрыла рот, точно у нее не осталось ни сил, ни времени на разъяснения, и продолжала кружить. Каспар заметил, что она начала бормотать молитвы Великой Матери. Вероятно, монотонный напев должен был облегчить процесс. Время словно замедлило ход, вечер с мучительной медлительностью перетекал в ночь. Движения Май изменились, она все чаще останавливалась и наотмашь била по стене, как будто пытаясь заглушить боль.
К ночи похолодало. Наконец Май легла. Тихие стоны и молитвы перешли в отчаянные крики боли.
– О, Великая Мать! – стенала она, сжимая кулаки и выгибаясь в отчаянных спазмах.
Теперь настал черед Каспара расхаживать по пещере. Он то и дело подходил к Май и пытался взять ее за руку, но она сердито отталкивала его. Пыхтя от натуги, молодая женщина чуть ли не каждую минуту отчаянно напрягалась. Но юношу более всего пугала не боль на бледном лице подруги, а тоска и страх в глазах. Он беспомощно опустился на колени подле страдалицы.
– Май, Май, что я могу сделать?
– Аа-а-а! – кричала и стонала она, выгибаясь всем телом и снова падая на пол. Руки Май били по камню, точно сражаясь с болью.
– Что я могу сделать? – повторил Спар.
– Помощь! – выкрикнула Май. Глаза ее потемнели от боли.
– Но я не знаю, что делать. Май, скажи мне!
– Помощь! Приведи помощь! – задыхаясь, успела выговорить она прежде, чем слова ее перешли в звериные вопли от нового приступа муки.
– Но откуда?
Май не ответила, с новой силой ударяя ладонями по каменному полу.
– Нет! Нет! Великая Мать, помоги мне! Каспар уже едва не метался по пещере. Нельзя же оставлять ее! И где найти помощь? И ведь кругом медведи!
– Помощь! – всхлипывала Май. – Спар, приведи помощь.
– Но я должен оставаться с тобой. Вокруг много медведей. Вдруг они нападут?
– Спар, приведи помощь! Я не боюсь никаких медведей. Все равно очень скоро они мне ничего плохого сделать уже не смогут. Я умру. Надо кого-то найти. Хоть кого-нибудь, хоть где-нибудь. Ребенок не выходит, что-то не так!
– А я не могу помочь? Скажи мне, что надо делать.
– Не знаю! – с отчаянием выдохнула она. – Керидвэн знала бы. – С губ ее вновь сорвался стон. – Я… я помогала… только в легких случаях… о, Спар, приведи помощь! Помоги мне! Аа-а! – ей не хватало воздуха. – Спар, я умираю!
Выхватив из костра горящую ветку, чтобы освещать себе путь, юноша выбежал из пещеры в неожиданно ясную и светлую ночь. На горизонте сияла огромная полная луна кроваво-красного оттенка. Каспар испугался, что это не слишком доброе предзнаменование для Май. В свете луны все кругом приобрело необыкновенно четкие очертания, гигантские зубцы горного кряжа врезались в небо подобно великанским надгробиям. Где же искать подмоги? Хотя по пути Каспару с Май время от времени попадались следы людей – вроде кострища или оторванной руки, – но ни разу не встречались жилища или хотя бы признаки, что поблизости могут жить люди. А если и удастся кого-то найти, кто сказал, что они помогут?
Вскарабкавшись на утес, откуда можно было заглянуть за хребет, Каспар впился глазами в открывшийся перед ним мир лунного сияния. По ту сторону горного кряжа искрилась серебром река, между деревьями там и сям пробирались медведи. И нигде – ни огня, ни костра, ни единого признака того, что где-то там, во тьме, спят люди. Но почему-то Каспар все равно знал: они здесь, неподалеку. Ведь те, кто останавливался в пещере, должны были куда-то идти. А если поблизости есть люди, то среди них непременно должна найтись какая-нибудь бабка-знахарка, знающая, как помочь Май.
Он поднял пылающую ветку как можно выше. Хоть огонек и невелик, но в ночи его будет видно за много миль. Сам горный житель, Каспар лучше, чем кто-либо иной, знал: в безмолвии этой ясной ночи любой, даже самый слабый звук полетит от вершины к вершине, разносясь над землей подобно кличу орла.
Набрав в грудь побольше воздуха, Каспар запрокинул голову и завопил во всю мочь:
– На помощь! Услышьте меня! На помощь! Сюда! Сюда!
Меж скал заплясало гулкое эхо. Когда последний отзвук замер в горах, юноша мучительно напряг слух, ожидая ответа. Первые несколько минут кругом царило гнетущее молчание, потом вновь раздалось медвежье урчание. Подняв факел над головой, Каспар принялся отчаянно размахивать им.
– На помощь! – снова заорал он. – На помощь!
Уж призыв к помощи должен быть понят на любом языке! Каспар кричал вновь и вновь и наконец услышал холодный и чистый голос рога, что дробился меж скал, так что невозможно было определить, откуда именно он звучит. Молодой торра-альтанец замахал факелом чуть медленнее, с замиранием сердца прислушиваясь к звукам рога. И вот с запада показался огонек. Он быстро приближался, точно несомый конем.
Оскальзываясь и спотыкаясь на склоне, Каспар бросился навстречу, но вскоре резко остановился, по-прежнему поднимая над головой горящую ветку. К нему подскакало четверо мужчин верхом на косматых пони. Голые пятки всадников болтались, свисая чуть не до самой земли. Взгляд юноши остановился на копьях – даже в лунном свете было видно, что они деревянные, довольно грубой работы. Лица незнакомцев диковинно светились и были выбелены мелом, отражавшим лунный свет. Каспар передернулся – до того эта раскраска напоминала череп. Четыре копья уставились прямо ему в грудь.
Но на страх времени не было.
– Помогите! Помогите! Моей женщине плохо! Она рожает. Копья придвинулись. Каспар почувствовал – его не понимают.
– Нет, нет! – отступив на шаг, он вскинул руки в классическом жесте мира. – Моя жена… – Он изобразил руками в воздухе очертания женщины. Белые лица-черепа с любопытством следили за его действиями. Юноша сложил руки перед животом, изображая живот беременной женщины. Всадники закивали, явно уловив смысл. Каспар показал, как качают новорожденного ребенка. Мужчины закивали и засмеялись, повторяя жест.
– Нам нужна помощь! – умоляюще произнес Каспар, гадая, как же изобразить, что Май не может разродиться.
Бросившись ничком на землю, он снова изобразил большой живот и принялся стонать и кричать.
Мужчины мигом перестали смеяться и принялись о чем-то тревожно переговариваться. Показав Каспару, чтобы ждал здесь, они развернулись и исчезли в ночи. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они вернулись, и юноша с облегчением увидел, что они привезли с собой дряхлую скрюченную старуху. Спешившись, она заковыляла к нему, опираясь на посох и с трудом волоча тяжелую суму.
– Быстрее, быстрее! Надо спешить! – поторопил Спар.
Найти Май оказалось не трудно – крики ее разносились по всей долине. Старуха, удивительно шустрая для своего почтенного возраста, при помощи мужчин взобралась по склону довольно проворно. Едва войдя в пещеру, она отшвырнула плащ. Май раздирала на себе рубашку и кусала стиснутые кулаки, всхлипывая и стеная. Каспара бросило в дрожь от мысли, что он бросил ее в таком состоянии так надолго.
Под плащом на старухе оказалась лишь короткая звериная шкура, перехваченная на костлявом плече. Знахарка угрожающе замахала на мужчин клюкой и вытолкала их из пещеры.
Та же участь постигла и Каспара. Старухины спутники сгрудились вокруг костра, беззаботно болтая меж собой и во все глаза разглядывая юношу. Кто-то ободряюще похлопал его по плечу. Каспар постарался улыбнуться в ответ, но по-прежнему изнывал от беспокойства. Крики Май не утихали. Он вытащил из кармана костяную пластинку, данную ему Морригвэн. Вот и все, что осталось у него на память о высших жрицах, а если кто и мог помочь Май в эту минуту, так только они. Каспар провел пальцем по руне, что означала волка, а потом поднял лицо к луне и взмолился Великой Матери, чтобы та спасла Май.
Один из мужчин резко толкнул его в бок и проворчал что-то невнятное, жестами показывая, что Каспар должен идти в пещеру. Май так кричала, что юноша не мог даже думать. Страдалица обеими руками цеплялась за знахарку, моля о помощи. Старуха подтолкнула Каспара к изголовью грубого ложа и приложила его руки к запястьям роженицы. Выразительным взглядом старуха дала понять, что юноша должен как можно крепче держать Май.
Сама она заторопилась к ногам. Каспар отвернулся, не желая глядеть, а старуха запустила обе руки под подол Май и принялась энергично тянуть. Май выскользнула из рук юноши, а старуха сердито закричала на него и пихнула молодую женщину обратно. Было ясно, что он не справился со своей ролью. В глазах знахарки читалась настойчивость, означавшая только одно: если они не сделают то, что нужно, и не сделают быстро, Май умрет.
Огромные карие глаза молодой женщины с мукой глядели на Каспара.
– Прекратите! Не надо! Нет! Вы убьете меня! Великая Мать! Перестань, Спар! Хватит! – всхлипывала она, точно узник под пыткой. – Перестаньте! Вы разорвете меня! Нет!
Каспар сжал зубы.
– Держись, Май. Не сдавайся! Я люблю тебя! – закричал он срывающимся от эмоций голосом.
Стенания молодой женщины перешли в пронзительный вопль, она зажмурилась от натуги. Голос старухи зазвучал возбужденнее, она что-то приговаривала, подбадривая роженицу. Каспар изо всех сил удерживал Май, пока знахарка вытягивала ребенка.
И вот, наконец, раздался душераздирающий крик. Лицо Май побагровело от усилия. В крике прорезалась торжествующая нотка. Старуха держала на руках крошечное сморщенное существо, покрытое белой слизью и кровью. Май несколько мгновений смотрела на него, от изнеможения не в силах ни на какие выражения чувств, а потом обмякла и тяжело рухнула навзничь.
Не веря собственным глазам, Каспар поглядел сперва на крошечное существо, а потом на толстый лилово-красный сосуд, что торчал из живота младенца. Старухе перерезала пуповину и перевязала ее кожаным шнуром. Покончив с этим, она принялась ощупывать пальцем рот ребенка. Дитя не дышало! Почему?
Каспара охватило отчаяние.
– Сделай же что-нибудь! – завопил он на старуху, которая растирала спинку и грудку младенца.
Через несколько секунд младенец запищал и забулькал, дергая тонкими ножонками. У Каспара сердце едва не выскочило из груди от волнения, подобного которому юноше еще не доводилось испытывать.
– Май, он жив! Май, с ним все в порядке! – выдохнул он. – О, Май!
Он стиснул возлюбленную в объятиях, но та не отвечала. Старуха что-то коротко приказала, и ее люди бросились разводить в пещере костер, принесли воду из реки. Знахарка запеленала новорожденную и без особого почтения сунула ее в руки Каспару, сама же занялась Май.
Каспар не понимал, что происходит. Не понимал даже, как там Май. Все его внимание было приковано к малышке, что тоненько попискивала у него на руках. Два темно-синих глаза пристально уставились на него, и сердце юноши зашлось от восторга. Он бережно перехватил малютку так, чтобы удобнее было баюкать, и, не отрывая от нее глаз, подвинулся к теплу костра. Хотя он и замечал, что кругом царит всеобщая суета, но не обращал на нее внимания: сейчас у него была самая важная работа в мире.
Прошло довольно много времени прежде, чем Каспар услыхал стон Май и, наконец, поднял голову. Молодая мать открыла глаза, но была не в состоянии даже приподняться.
– Май, все хорошо, – тихонько произнес Каспар. – Чудесная девочка, и, кажется, с ней все в полном порядке. Я пересчитал пальчики на руках и ногах.
Май слабо кивнула и тотчас же протестующе застонала: старуха принялась приподнимать ее, подпирая скатанными одеялами и звериными шкурами. Потом знахарка осторожно взяла у Каспара новорожденную и приложила к груди Май. Юноша с тревогой увидел, что роженица настолько ослабела, что не в силах сама даже взять дитя. Он затаил дыхание, пока старуха пристраивала малютку поудобнее, и вот малышка принялась шумно сосать. По пещере прокатился общий вздох облегчения. Девочка энергично сосала, и стало ясно, что она сильная и крепенькая.
В ту ночь Каспар не спал. Май недвижно лежала перед огнем, а ребенок был отдан на попечение юноши. Всякий раз, как малышка начинала плакать, знахарка прикладывала ее к груди Май, но та словно бы даже не замечала.
Юноша думал, что к утру, после того как Май немного поспит, ей станет лучше. Старуха неустанно согревала ее и пыталась покормить с ложки, но молодая женщина не реагировала. Одуревший от недосыпа Каспар расхаживал по пещере, руки у него чуть не отваливались. Позже, днем, когда знахарка в очередной раз приложила ребенка к груди Май, та задрожала и закричала от боли, однако старуха упорствовала, глухая к страданиям молодой матери.
Теперь было ясно: старуха считала, что Май умирает, и каждый лишний день, что ребенок получает ее молоко, для него означает лишний день жизни. Задыхаясь от ужаса, Каспар глядел на возлюбленную и не знал, что сказать.
– Чудесная малышка, – заверил он, но Май словно бы не слышала.
Юноша сел в сторонке, баюкая новорожденную, и внушая себе, что ради ребенка он должен оставаться сильным. Но мысль о том, чтобы потерять Май, была невыносима. Единственным утешением для Каспара стал Трог: пес возбужденно вертелся вокруг, обнюхивал малышку и бешено вилял хвостом.
Старуха и четыре ее провожатых остались в пещере, и три дня спустя знахарка все так же настойчиво забирала крошку у Каспара и подносила ее к груди Май. По мере того как Май слабела, слабела и малышка, и юноша боялся, что ей не хватает молока. Он отчаянно молился о выздоровлении возлюбленной. Хотя ему приходилось слышать, что женщины иногда умирают в родах, но он не мог поверить, чтобы это случилось с Май – только не теперь, не здесь, после всего, что они вынесли вместе.
Мужчины ненадолго ушли и вернулись с припасами. С неимоверным усилием Каспар заставил себя благодарно кивнуть им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75