https://wodolei.ru/catalog/installation/grohe-rapid-sl-38750001-57502-item/
Но потом все равно становится легче. Потому что это определенность.
Я подняла на него усталые глаза.
– Теперь, увидев их, я по крайней мере смогла тебя понять. Может, ты и прав. Но... вот что ты будешь делать, если это не так?
Он фыркнул:
– В каком смысле? Уж не думаешь ли ты всерьез, что все те женщины живы?
– Я? Не знаю. Я сама себя в какой-то момент убедила, что Джейн погибла. Это было давно. Но теперь обстоятельства изменились! И я не поверю в это до тех пор, пока своими глазами не увижу ее тело.
– А я не удивляюсь. Зная, как ты относишься к истории с твоим отцом, я совершенно не удивляюсь, – пробормотал Марк. – Ты никогда не сдаешься.
– Я бы хотела, чтобы и ты не сдавался. По крайней мере в душе.
– В душе? – Он резко прижал бокал с остатками вина к груди и случайно плеснул себе на рубашку. – Тринадцать месяцев назад моя жизнь превратилась в ад, а душа – в кровоточащую рану. Знаешь, если бы не дети, мы с тобой, возможно, и не пили бы сейчас...
– Марк, что ты говоришь?!
– Я знаю, что ты подумала. Решила, что я сопляк, слизняк...
– Нет, не придумывай.
Но он уже не слушал меня – уронил голову на грудь и беззвучно рыдал. Алкоголь не лучший помощник человеку, страдающему от депрессии. Испытывая неловкость, я поднялась, подошла к нему и тронула за плечо.
– Я знаю, как тебе тяжело. Мне тоже нелегко.
Он замотан головой, выпрямился и утер слезы.
– Извини, Джо, извини. Что-то я совсем расклеился... Прости.
Я присела на его оттоманку и положила руки ему на плечи.
– Эй... Мало кто способен пережить такое и потом еще растить двух детей. Ты держишься молодцом, Марк. Правда.
Он поднял на меня пьяные глаза.
– Не лги, Джордан, не лги, прошу тебя. Какой там, к черту, молодец...
– Тебе просто нужно отвлечься. Ты был в отпуске?
– Нет. Работа помогала мне не думать, не вспоминать...
– Мне кажется, ты переоценил свою работу. Тебе нужно куда-нибудь съездить, поваляться на пляже.
Он хмыкнул, словно давая понять, что не нуждается в услугах доморощенного психотерапевта. Мужчины его положения всегда, в любой ситуации, стараются показать, что стоят чуть выше окружающих.
– Я ужасно рад, что ты приехала, – сказал он. – Немного боялся за детей, но они так тепло тебя приняли...
– Я сама боялась, а потом – в столовой – вдруг ощутила, будто они мои собственные.
– Да, я видел. – Улыбка на его лице погасла. – Я ужасно рад, ужасно...
Он наклонился и обнял меня. Признаюсь, еще минуту назад мне трудно было бы поверить, что плачущий Марк способен меня утешить. Но это ему удалось. За все последние месяцы тоска впервые почти отступила. Почти...
Но вдруг я спохватилась. Что-то было не так. Я почувствовала влажное прикосновение к своей шее. Господи, да ведь он целует меня, и это совсем не родственный поцелуй!
Я будто окаменела, сдерживаясь, и только тихо проговорила:
– Марк, ты что?..
Он оторвался от меня, но не успела я перевести дух, как он впился поцелуем уже в мои губы. На этот раз я не сдержалась и оттолкнула его. В его покрасневших глазах застыла мольба.
– Ты не знаешь, не можешь себе представить, каково мне тут пришлось без нее. Ты не понимаешь, вы сестры. А я... Я был бы и рад отвлечься на другую женщину, но не мог. Я никого вокруг себя не видел, только ее. Но сегодня... В столовой... Я смотрел на вас, и мне казалось, что ты – это она. Правда!
– Я не она.
– Я знаю, но если не зацикливаться на мелочах, а просто смотреть... то возникает полная иллюзия! Полная! Черт, я не знаю, как объяснить... – Он схватил меня за руки. – У тебя такие же пальцы, глаза, грудь, все – понимаешь, буквально все! – Он не спускал с меня исступленного взгляда. – Ты не представляешь, что для меня будет значить одна ночь... всего одна ночь. Это как если бы Джейн вдруг вернулась. Это...
– Замолчи! – прошипела я, боясь потревожить детей. – Ты понимаешь, что несешь? Я не Джейн и не смогу притвориться Джейн! Во имя каких бы то ни было высоких целей! Ни ради твоего утешения, ни даже ради детей. Одна ночь... Да ты с ума сошел! О Боже...
Он долго смотрел в пол, затем вновь поднял на меня глаза, провел рукой по волосам, словно приводя их в порядок, как-то гаденько подмигнул мне и вдруг шепнул:
– А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?
Эти слова электрическим разрядом прошили все мое тело. Я лишилась дара речи и даже не могла вздохнуть. И лишь когда он снова сжал мои ладони, очнулась и выдернула их.
– Что ты сказал?
Он опять подмигнул и улыбнулся:
– Ты знаешь.
В следующую секунду я уже стояла перед ним, а отброшенный ногой пуф валялся метрах в трех.
– Я ухожу. Переночую в отеле. Передай детям, что вернусь днем.
Он моргнул раз, второй, по лицу промелькнула тень растерянности. Он словно наконец очнулся от наваждения или сделал вид, что очнулся.
– Подожди, не делай этого. Я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень красивая, и на меня нашло затмение.
Он попытался подняться с кресла, но покачнулся и вновь сел. На мгновение мне захотелось помочь ему, подать руку, но я удержалась. Противно было до него дотрагиваться.
– Я пойду наверх за вещами. А ты сиди здесь.
– Перестань ломать комедию, ты прекрасно знаешь, что спокойно можешь заночевать здесь и ничего с тобой не случится.
– Я все сказала, Марк.
Я быстро вышла из гостиной, поднялась в выделенную мне комнату и перекинула через плечо дорожную сумку. Слава Богу, я не успела днем разложить вещи. Спустившись вниз, я обнаружила, что Марк стоит на пороге и загораживает выход.
– А что я скажу детям? – обиженно воскликнул он.
– Не смей! Не смей давить на меня, прикрываясь детьми! Скажи им, что меня срочно вызвали. По работе. Что я вернусь днем. Обязательно.
Марк молча опустил голову и отошел в сторону. Руки его безвольно висели. Казалось, он вот-вот снова заплачет или упадет на колени и будет вымаливать прощение. Я не стала ждать, молча прошла мимо, распахнула дверь и выбежала на крыльцо.
Едва я вышла из дома, как дверца моего «мустанга» распахнулась.
– Джордан? – услышала я голос Венди. – Что случилось?
– Все в порядке, Венди. Просто я здесь сегодня не ночую.
– Почему?
Я вдруг вспомнила о своей грубой шутке насчет того, что Венди начнет приставать ко мне. Ко мне сегодня действительно приставали, но если бы мне утром кто-то сказал, что это будет муж моей несчастной сестры...
– Да так, мужской бред.
– А-а... Бывает. Куда мы сейчас?
– В отель.
Она забрала у меня сумку и бросила на заднее сиденье «мустанга».
– Знаете... Может, вы фанатка гостиничного сервиса, но если нет, то у меня дома есть свободная комната. Мне по-любому вас опекать круглосуточно, где бы вы ни ночевали. Так что решайте. Но дома по крайней мере у нас будет ужин и кофе. И нормальные туалетные принадлежности.
Я много раз за свою карьеру мечтала о гостиничном номере как о манне небесной. Мне приходилось ночевать в таких местах, что и вспоминать-то жутко... Но сейчас совершенно не улыбалась перспектива оказаться в стерильной обстановке накрахмаленных простыней и казенного гостиничного запаха. Хотелось, чтобы меня окружали человеческие вещи. Нормальная кухня, продавленный диванчик, раскиданные повсюду компакт-диски... Я взглянула на Венди, взмолившись, чтобы она не оказалась такой же чистюлей, как Марк.
– Спасибо. Пожалуй, не откажусь. Поехали.
Я завела «мустанг» и вдруг услышала противный тонкий писк.
– Что это? – растерянно уставилась я на приборную панель.
– Сотовый, – тут же отозвалась Венди. – «Нокия», только у них такие отвратительные звонки. У нас все такие в офисе.
Я нашарила свою сумочку и действительно обнаружила в ней надрывающийся телефон, который Кайсер дал мне днем.
– Да? – сказала я, ответив на вызов.
– Мисс Гласс? Это Бакстер.
– Слушаю вас.
– Я тут опять пообщался с месье де Беком.
– И?..
– Мы ударили по рукам на том, что вы полетите на нашем самолете и сможете захватить с собой одного помощника, который потащит за вас снаряжение.
– Прекрасно. Когда я отправляюсь?
– Завтра. Последние полчаса мы препирались между собой по поводу кандидатуры вашего помощника. Я считаю, что надо выбрать толкового паренька из группы по спасению заложников. Если события примут неожиданный оборот, у него будет больше шансов вызволить вас оттуда.
– А кто-то с вами не согласен?
– И это еще мягко сказано. Агент Кайсер.
Я про себя усмехнулась.
– А кого рекомендует господин шериф?
Бакстер прикрыл трубку ладонью и кому-то сказал:
– Она только что назвала тебя «господином шерифом». – И после паузы: – Господин шериф хочет лететь сам.
– Ну что ж, пусть так.
– Вы не возражаете?
– Абсолютно. Сам факт его желания уже наполнил мое сердце ощущением безопасности.
– Стало быть, по рукам. Завтра утром я снова позвоню и сообщу, когда вы вылетаете.
– Договорились. Спасибо, что отрядили ко мне Венди. Она профессионал.
– У нас все такие. До завтра.
– Что там? – спросила Венди, терпеливо дождавшись, пока я закончу разговор.
– Я отправляюсь завтра на Каймановы острова.
– Ого... – Она поерзала на своем сиденье. – А что это вы говорили про господина шерифа?
– Это шутка. Я имела в виду Кайсера.
Венди мгновенно сопоставила в уме услышанное.
– Он едет с вами?
– Да. В качестве телохранителя.
Венди отвернулась к окну, за которым стояла ночь, и тихо произнесла:
– Везет вам...
Вот она, женская переменчивость. Минуту назад мы были чуть ли не лучшими подругами. А сейчас она уже готова забрать обратно слова о свободной комнате в своей квартире и кофе. И лишь из вежливости этого не делает. Украдкой посмотрев на нее, я едва не сказала, что она может спать спокойно – я не собираюсь вставать у них с Кайсером на пути. Хорошо, что удержалась, иначе Венди могла расценить это как издевательство. Я вздохнула и начала выруливать на Сен-Шарль-авеню.
– Куда ехать? Скорее бы забраться в постель.
– Прямо, – отозвалась Венди, по-прежнему глядя в окно. – Я скажу, где поворачивать.
Я ехала по трамвайным путям, которые блестели в огне фар и исчезали под колесами «мустанга». По сторонам дороги темнели деревья. Впереди горели ночные светофоры. Над головой чернело небо. Но я всего этого не замечала. Перед мысленным взором снова и снова прокручивалась недавняя сцена, едва меня не убившая.
Марк подмигивает и говорит: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?» И тут же в сознании всплыла реплика доктора Ленца: «Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни».
И совесть в тысячный, наверное, уже раз больно кольнула меня в самое сердце.
9
Большинство рейсов на Кайманы летают из Хьюстона и Майами, но у ФБР, слава Богу, есть возможности не подстраиваться под общий пассажиропоток. И вот мы с Кайсером оторвались от земли в аэропорту Нового Орлеана и взяли курс на Большой Кайман – самый крупный из трех островов британского архипелага, до которого всего два часа лету. Когда я в последний раз летела этим маршрутом, у меня коленки тряслись от страха. Я сопровождала американскую воздушную группу, которая направлялась на ежегодный авиасалон на Кайманах. Одним из обязательных «пунктов программы» был партизанский облет территории коммунистической Кубы. Пятнадцать лет назад это считалось наглостью, граничащей с безрассудством. Как хорошо, что теперь я не жду каждую секунду себе в задницу советской ракеты класса «земля-воздух», а наслаждаюсь комфортным полетом. И лишь на самом краю сознания дает о себе знать тревога, вызванная личностью одного богатого пожилого француза, который по неизвестной причине захотел видеть меня в своей резиденции на Большом Каймане.
Мы находились в воздухе уже больше часа, а Кайсер все молчал. Хотя, собственно, о чем нам было сейчас говорить? А может, после вчерашнего происшествия от меня исходили флюиды неприязни к мужчинам, и Кайсер, поставленный этим в тупик, не хотел рисковать и нарываться. На душе у меня и в самом деле было неуютно. Все время хотелось провести ладонью по шее и смахнуть невидимый след влажного пьяного поцелуя. Но не в силах обмануть саму себя, я хорошо понимала, что дело не в поцелуе, а в реплике, оброненной Марком в ответ на мой от ворот поворот: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?»
Я наивно полагала, что единственной читательницей этой позорной главы моей жизни была сестра. Но, как видно, ошиблась. И то, что Джейн рассказала обо всем мужу, свидетельствовало об одном: она так и не поверила до конца в мою версию событий. И не простила.
«Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни». Этот вопрос доктор Ленц, по его собственному признанию, всегда задавал своим собеседникам. Какой простой и ужасный вопрос. И второй такой же: «Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось». На самом деле мне было что вспомнить и по первому, и по второму вопросам. Разумеется, я старалась вычеркнуть это из памяти. И лишь иногда, под влиянием обстоятельств – или даже без всякого повода, – воспоминания всплывали в моем сознании. И самый отвратительный случай, который произошел, когда мне было всего восемнадцать, тоже.
Как странно. С тех пор я прожила, можно сказать, целую жизнь, но все, что совершила за эти годы, вместе взятое, не перевесит того единственного события, случившегося в юности. Юность – ужасное время. Возможно, самый нелегкий период в жизни каждого человека. Именно в юности тебе наносятся раны, которые потом остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь.
Трещина отчуждения между мной и Джейн. Поначалу маленькая, но год от года ширившаяся, она в одночасье разверзлась между нами пропастью за несколько недель до того, как были преданы огласке мои отношения с Дэвидом Грэшемом. Джейн в те дни была особенно несносна, без конца трещала о своем грядущем членстве в элитном женском клубе и ежедневно пилила меня – уговаривала «взяться за ум», «поработать над собой» и попытаться стать «хотя бы внешне нормальной». А я отмахивалась от ее приставаний, трудилась в своей фотостудии, а по вечерам тайком пробиралась к дому учителя истории. Сейчас, с высоты прожитых лет, я бы сказала, что вела жизнь привидения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Я подняла на него усталые глаза.
– Теперь, увидев их, я по крайней мере смогла тебя понять. Может, ты и прав. Но... вот что ты будешь делать, если это не так?
Он фыркнул:
– В каком смысле? Уж не думаешь ли ты всерьез, что все те женщины живы?
– Я? Не знаю. Я сама себя в какой-то момент убедила, что Джейн погибла. Это было давно. Но теперь обстоятельства изменились! И я не поверю в это до тех пор, пока своими глазами не увижу ее тело.
– А я не удивляюсь. Зная, как ты относишься к истории с твоим отцом, я совершенно не удивляюсь, – пробормотал Марк. – Ты никогда не сдаешься.
– Я бы хотела, чтобы и ты не сдавался. По крайней мере в душе.
– В душе? – Он резко прижал бокал с остатками вина к груди и случайно плеснул себе на рубашку. – Тринадцать месяцев назад моя жизнь превратилась в ад, а душа – в кровоточащую рану. Знаешь, если бы не дети, мы с тобой, возможно, и не пили бы сейчас...
– Марк, что ты говоришь?!
– Я знаю, что ты подумала. Решила, что я сопляк, слизняк...
– Нет, не придумывай.
Но он уже не слушал меня – уронил голову на грудь и беззвучно рыдал. Алкоголь не лучший помощник человеку, страдающему от депрессии. Испытывая неловкость, я поднялась, подошла к нему и тронула за плечо.
– Я знаю, как тебе тяжело. Мне тоже нелегко.
Он замотан головой, выпрямился и утер слезы.
– Извини, Джо, извини. Что-то я совсем расклеился... Прости.
Я присела на его оттоманку и положила руки ему на плечи.
– Эй... Мало кто способен пережить такое и потом еще растить двух детей. Ты держишься молодцом, Марк. Правда.
Он поднял на меня пьяные глаза.
– Не лги, Джордан, не лги, прошу тебя. Какой там, к черту, молодец...
– Тебе просто нужно отвлечься. Ты был в отпуске?
– Нет. Работа помогала мне не думать, не вспоминать...
– Мне кажется, ты переоценил свою работу. Тебе нужно куда-нибудь съездить, поваляться на пляже.
Он хмыкнул, словно давая понять, что не нуждается в услугах доморощенного психотерапевта. Мужчины его положения всегда, в любой ситуации, стараются показать, что стоят чуть выше окружающих.
– Я ужасно рад, что ты приехала, – сказал он. – Немного боялся за детей, но они так тепло тебя приняли...
– Я сама боялась, а потом – в столовой – вдруг ощутила, будто они мои собственные.
– Да, я видел. – Улыбка на его лице погасла. – Я ужасно рад, ужасно...
Он наклонился и обнял меня. Признаюсь, еще минуту назад мне трудно было бы поверить, что плачущий Марк способен меня утешить. Но это ему удалось. За все последние месяцы тоска впервые почти отступила. Почти...
Но вдруг я спохватилась. Что-то было не так. Я почувствовала влажное прикосновение к своей шее. Господи, да ведь он целует меня, и это совсем не родственный поцелуй!
Я будто окаменела, сдерживаясь, и только тихо проговорила:
– Марк, ты что?..
Он оторвался от меня, но не успела я перевести дух, как он впился поцелуем уже в мои губы. На этот раз я не сдержалась и оттолкнула его. В его покрасневших глазах застыла мольба.
– Ты не знаешь, не можешь себе представить, каково мне тут пришлось без нее. Ты не понимаешь, вы сестры. А я... Я был бы и рад отвлечься на другую женщину, но не мог. Я никого вокруг себя не видел, только ее. Но сегодня... В столовой... Я смотрел на вас, и мне казалось, что ты – это она. Правда!
– Я не она.
– Я знаю, но если не зацикливаться на мелочах, а просто смотреть... то возникает полная иллюзия! Полная! Черт, я не знаю, как объяснить... – Он схватил меня за руки. – У тебя такие же пальцы, глаза, грудь, все – понимаешь, буквально все! – Он не спускал с меня исступленного взгляда. – Ты не представляешь, что для меня будет значить одна ночь... всего одна ночь. Это как если бы Джейн вдруг вернулась. Это...
– Замолчи! – прошипела я, боясь потревожить детей. – Ты понимаешь, что несешь? Я не Джейн и не смогу притвориться Джейн! Во имя каких бы то ни было высоких целей! Ни ради твоего утешения, ни даже ради детей. Одна ночь... Да ты с ума сошел! О Боже...
Он долго смотрел в пол, затем вновь поднял на меня глаза, провел рукой по волосам, словно приводя их в порядок, как-то гаденько подмигнул мне и вдруг шепнул:
– А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?
Эти слова электрическим разрядом прошили все мое тело. Я лишилась дара речи и даже не могла вздохнуть. И лишь когда он снова сжал мои ладони, очнулась и выдернула их.
– Что ты сказал?
Он опять подмигнул и улыбнулся:
– Ты знаешь.
В следующую секунду я уже стояла перед ним, а отброшенный ногой пуф валялся метрах в трех.
– Я ухожу. Переночую в отеле. Передай детям, что вернусь днем.
Он моргнул раз, второй, по лицу промелькнула тень растерянности. Он словно наконец очнулся от наваждения или сделал вид, что очнулся.
– Подожди, не делай этого. Я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень красивая, и на меня нашло затмение.
Он попытался подняться с кресла, но покачнулся и вновь сел. На мгновение мне захотелось помочь ему, подать руку, но я удержалась. Противно было до него дотрагиваться.
– Я пойду наверх за вещами. А ты сиди здесь.
– Перестань ломать комедию, ты прекрасно знаешь, что спокойно можешь заночевать здесь и ничего с тобой не случится.
– Я все сказала, Марк.
Я быстро вышла из гостиной, поднялась в выделенную мне комнату и перекинула через плечо дорожную сумку. Слава Богу, я не успела днем разложить вещи. Спустившись вниз, я обнаружила, что Марк стоит на пороге и загораживает выход.
– А что я скажу детям? – обиженно воскликнул он.
– Не смей! Не смей давить на меня, прикрываясь детьми! Скажи им, что меня срочно вызвали. По работе. Что я вернусь днем. Обязательно.
Марк молча опустил голову и отошел в сторону. Руки его безвольно висели. Казалось, он вот-вот снова заплачет или упадет на колени и будет вымаливать прощение. Я не стала ждать, молча прошла мимо, распахнула дверь и выбежала на крыльцо.
Едва я вышла из дома, как дверца моего «мустанга» распахнулась.
– Джордан? – услышала я голос Венди. – Что случилось?
– Все в порядке, Венди. Просто я здесь сегодня не ночую.
– Почему?
Я вдруг вспомнила о своей грубой шутке насчет того, что Венди начнет приставать ко мне. Ко мне сегодня действительно приставали, но если бы мне утром кто-то сказал, что это будет муж моей несчастной сестры...
– Да так, мужской бред.
– А-а... Бывает. Куда мы сейчас?
– В отель.
Она забрала у меня сумку и бросила на заднее сиденье «мустанга».
– Знаете... Может, вы фанатка гостиничного сервиса, но если нет, то у меня дома есть свободная комната. Мне по-любому вас опекать круглосуточно, где бы вы ни ночевали. Так что решайте. Но дома по крайней мере у нас будет ужин и кофе. И нормальные туалетные принадлежности.
Я много раз за свою карьеру мечтала о гостиничном номере как о манне небесной. Мне приходилось ночевать в таких местах, что и вспоминать-то жутко... Но сейчас совершенно не улыбалась перспектива оказаться в стерильной обстановке накрахмаленных простыней и казенного гостиничного запаха. Хотелось, чтобы меня окружали человеческие вещи. Нормальная кухня, продавленный диванчик, раскиданные повсюду компакт-диски... Я взглянула на Венди, взмолившись, чтобы она не оказалась такой же чистюлей, как Марк.
– Спасибо. Пожалуй, не откажусь. Поехали.
Я завела «мустанг» и вдруг услышала противный тонкий писк.
– Что это? – растерянно уставилась я на приборную панель.
– Сотовый, – тут же отозвалась Венди. – «Нокия», только у них такие отвратительные звонки. У нас все такие в офисе.
Я нашарила свою сумочку и действительно обнаружила в ней надрывающийся телефон, который Кайсер дал мне днем.
– Да? – сказала я, ответив на вызов.
– Мисс Гласс? Это Бакстер.
– Слушаю вас.
– Я тут опять пообщался с месье де Беком.
– И?..
– Мы ударили по рукам на том, что вы полетите на нашем самолете и сможете захватить с собой одного помощника, который потащит за вас снаряжение.
– Прекрасно. Когда я отправляюсь?
– Завтра. Последние полчаса мы препирались между собой по поводу кандидатуры вашего помощника. Я считаю, что надо выбрать толкового паренька из группы по спасению заложников. Если события примут неожиданный оборот, у него будет больше шансов вызволить вас оттуда.
– А кто-то с вами не согласен?
– И это еще мягко сказано. Агент Кайсер.
Я про себя усмехнулась.
– А кого рекомендует господин шериф?
Бакстер прикрыл трубку ладонью и кому-то сказал:
– Она только что назвала тебя «господином шерифом». – И после паузы: – Господин шериф хочет лететь сам.
– Ну что ж, пусть так.
– Вы не возражаете?
– Абсолютно. Сам факт его желания уже наполнил мое сердце ощущением безопасности.
– Стало быть, по рукам. Завтра утром я снова позвоню и сообщу, когда вы вылетаете.
– Договорились. Спасибо, что отрядили ко мне Венди. Она профессионал.
– У нас все такие. До завтра.
– Что там? – спросила Венди, терпеливо дождавшись, пока я закончу разговор.
– Я отправляюсь завтра на Каймановы острова.
– Ого... – Она поерзала на своем сиденье. – А что это вы говорили про господина шерифа?
– Это шутка. Я имела в виду Кайсера.
Венди мгновенно сопоставила в уме услышанное.
– Он едет с вами?
– Да. В качестве телохранителя.
Венди отвернулась к окну, за которым стояла ночь, и тихо произнесла:
– Везет вам...
Вот она, женская переменчивость. Минуту назад мы были чуть ли не лучшими подругами. А сейчас она уже готова забрать обратно слова о свободной комнате в своей квартире и кофе. И лишь из вежливости этого не делает. Украдкой посмотрев на нее, я едва не сказала, что она может спать спокойно – я не собираюсь вставать у них с Кайсером на пути. Хорошо, что удержалась, иначе Венди могла расценить это как издевательство. Я вздохнула и начала выруливать на Сен-Шарль-авеню.
– Куда ехать? Скорее бы забраться в постель.
– Прямо, – отозвалась Венди, по-прежнему глядя в окно. – Я скажу, где поворачивать.
Я ехала по трамвайным путям, которые блестели в огне фар и исчезали под колесами «мустанга». По сторонам дороги темнели деревья. Впереди горели ночные светофоры. Над головой чернело небо. Но я всего этого не замечала. Перед мысленным взором снова и снова прокручивалась недавняя сцена, едва меня не убившая.
Марк подмигивает и говорит: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?» И тут же в сознании всплыла реплика доктора Ленца: «Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни».
И совесть в тысячный, наверное, уже раз больно кольнула меня в самое сердце.
9
Большинство рейсов на Кайманы летают из Хьюстона и Майами, но у ФБР, слава Богу, есть возможности не подстраиваться под общий пассажиропоток. И вот мы с Кайсером оторвались от земли в аэропорту Нового Орлеана и взяли курс на Большой Кайман – самый крупный из трех островов британского архипелага, до которого всего два часа лету. Когда я в последний раз летела этим маршрутом, у меня коленки тряслись от страха. Я сопровождала американскую воздушную группу, которая направлялась на ежегодный авиасалон на Кайманах. Одним из обязательных «пунктов программы» был партизанский облет территории коммунистической Кубы. Пятнадцать лет назад это считалось наглостью, граничащей с безрассудством. Как хорошо, что теперь я не жду каждую секунду себе в задницу советской ракеты класса «земля-воздух», а наслаждаюсь комфортным полетом. И лишь на самом краю сознания дает о себе знать тревога, вызванная личностью одного богатого пожилого француза, который по неизвестной причине захотел видеть меня в своей резиденции на Большом Каймане.
Мы находились в воздухе уже больше часа, а Кайсер все молчал. Хотя, собственно, о чем нам было сейчас говорить? А может, после вчерашнего происшествия от меня исходили флюиды неприязни к мужчинам, и Кайсер, поставленный этим в тупик, не хотел рисковать и нарываться. На душе у меня и в самом деле было неуютно. Все время хотелось провести ладонью по шее и смахнуть невидимый след влажного пьяного поцелуя. Но не в силах обмануть саму себя, я хорошо понимала, что дело не в поцелуе, а в реплике, оброненной Марком в ответ на мой от ворот поворот: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?»
Я наивно полагала, что единственной читательницей этой позорной главы моей жизни была сестра. Но, как видно, ошиблась. И то, что Джейн рассказала обо всем мужу, свидетельствовало об одном: она так и не поверила до конца в мою версию событий. И не простила.
«Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни». Этот вопрос доктор Ленц, по его собственному признанию, всегда задавал своим собеседникам. Какой простой и ужасный вопрос. И второй такой же: «Вспомните самое отвратительное событие, которое с вами случилось». На самом деле мне было что вспомнить и по первому, и по второму вопросам. Разумеется, я старалась вычеркнуть это из памяти. И лишь иногда, под влиянием обстоятельств – или даже без всякого повода, – воспоминания всплывали в моем сознании. И самый отвратительный случай, который произошел, когда мне было всего восемнадцать, тоже.
Как странно. С тех пор я прожила, можно сказать, целую жизнь, но все, что совершила за эти годы, вместе взятое, не перевесит того единственного события, случившегося в юности. Юность – ужасное время. Возможно, самый нелегкий период в жизни каждого человека. Именно в юности тебе наносятся раны, которые потом остаются с тобой на всю оставшуюся жизнь.
Трещина отчуждения между мной и Джейн. Поначалу маленькая, но год от года ширившаяся, она в одночасье разверзлась между нами пропастью за несколько недель до того, как были преданы огласке мои отношения с Дэвидом Грэшемом. Джейн в те дни была особенно несносна, без конца трещала о своем грядущем членстве в элитном женском клубе и ежедневно пилила меня – уговаривала «взяться за ум», «поработать над собой» и попытаться стать «хотя бы внешне нормальной». А я отмахивалась от ее приставаний, трудилась в своей фотостудии, а по вечерам тайком пробиралась к дому учителя истории. Сейчас, с высоты прожитых лет, я бы сказала, что вела жизнь привидения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64