– Когда был звонок – днем или ночью?
– А что?
– А то, что я прекрасно помню – в то время ты была сама не своя и спала сутки напролет. И накачивала себя всякой дрянью.
Меня мгновенно охватило бешенство, но я взяла себя в руки.
– Ты прав, но я обратилась с заявлением в ФБР. Они проверили – мне действительно звонили из Таиланда. С вокзала. Ночью.
Марк еще несколько секунд напряженно смотрел на меня, потом медленно перевел взгляд на портрет своих родителей, висевший на стене.
– Я знаю, что ты по уши влезла в это расследование. Что ж, отговаривать не буду. Каждый из нас должен делать то, что велит ему совесть. Но я ничего не хочу знать об этом, понимаешь? Ничего! В этом доме о расследовании – ни звука! По крайней мере до тех пор, пока у них не появятся – если вообще появятся – неопровержимые доказательства, что Джейн или по крайней мере кто-то из этих женщин выжили. А до тех пор только молчание, полное молчание.
– Речь истинного адвоката.
Его лицо покрылось пятнами.
– Ты, наверное, думаешь, что мне легко без нее? Да я, если хочешь знать, пережил такое... – В этот момент зазвонил его сотовый. Он взял трубку. – Да, я. Хорошо, сейчас иду.
Он убрал телефон и поднялся с дивана.
– Удивительно, Марк, как ты вообще согласился допустить меня до племянников.
– Повторяю: я хочу, чтобы ты стала частью их жизни, даже прошу об этом. Ты – прекрасный пример для подражания. Особенно для Лин.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Да. Забудем об этом нашем разговоре. Постарайся сосредоточиться на детях.
«Забудем обо всем... забудем о Джейн...»
– Я подожду здесь.
– Хорошо.
Марк вышел.
Как ни странно, но меня никто и никогда не посвящал в тонкости взаимоотношений Марка и Джейн. Сестра говорила, что у них все хорошо. И старалась всегда это демонстрировать. Они поженились совсем молодыми. Марк тянул с детьми до последнего, хотел сначала встать на ноги, сделать карьеру. Джейн это беспокоило, потому что она жаждала материнства с самого начала – причем, как я подозревала, не столько ради самих детей, сколько ради укрепления выгодного для нее брака. Но когда Генри и Лин родились, мне пришлось забыть о своих подозрениях. Джейн оказалась замечательной матерью и окружила малышей такой любовью и уютом, каких мы с ней никогда не знали.
Я услышала, как распахнулась входная дверь, и до меня долетели приглушенные расстоянием голоса. Громче всех говорила женщина:
– Не думаю, что это хорошая идея. Им и так через многое пришлось пройти...
Затем раздался голос Марка, который терпеливо и многословно настаивал на своем. А потом – о мой Бог! – я услышала, как по лестнице застучали маленькие каблучки и вслед им ступеньки заскрипели под тяжелыми шагами Марка. На лбу у меня выступила испарина. Честно говоря, я и предположить не могла, что буду волноваться так сильно. Звук шагов приблизился почти к самой двери и вдруг оборвался.
– Ну, идите, – прозвучал в коридоре голос Марка. – Все будет хорошо.
Ответом ему была тишина. Я сама боялась вздохнуть и не могла пошевелиться.
– А там для вас подарки! – тоненько пропел Марк.
В проеме показалось личико Лин. Маленькая копия меня и Джейн. Своими большими карими глазами она напоминала олененка, опасливо выглядывающего из-за дерева. Лин увидела меня, и у нее широко открылся рот. В следующее мгновение чуть повыше показалась белобрысая голова Генри. Он моргнул несколько раз своими голубыми глазами и исчез. Лин осталась. Я улыбнулась как можно сердечнее и раскрыла объятия. Лин оглянулась – видимо, на отца, – а затем переступила порог комнаты, сделала пару неуверенных мелких шажков и вдруг... бросилась ко мне.
– Мама, мама... – горячо зашептала она мне в ухо, прижимаясь всем телом и дрожа.
В ту минуту я едва не лишилась чувств. Невероятным усилием воли чуть отстранила ее, мягко заглянула в блестевшие от слез глазенки и проговорила:
– Я Джордан, зайчик мой, тетя Джордан...
– Она знает, – раздался в комнате голос Марка. Он стоял на пороге и держал за плечи не решавшегося подойти ко мне Генри.
– Она назвала меня мамой...
– Лин, ты знаешь, кто сейчас перед тобой?
Лин строго на меня посмотрела и шмыгнула носом.
– Тетя Джордан. Я видела ваши фотографии в альбомах.
– Но ты сказала «мама»...
– Вы очень похожи на мою маму. Мама сейчас на небе у Бога.
Я инстинктивно прикрыла рот ладонью, не зная, что делать и что говорить дальше. Меня выручил Марк, подтолкнувший вперед сына.
– А вот и старина Генри. Ну, подойди, поздоровайся с тетей.
– Привет, Генри, – дружески кивнула ему я.
– Мы заняли первое место по футболу, – вместо приветствия объявил тот.
– Не может быть!
– Хотите, покажу кубок?
– Еще как хочу. Но у меня для тебя есть подарок. Посмотришь на него?
Генри оглянулся на отца за разрешением.
– Я тоже с удовольствием погляжу, – сказал Марк.
Я кивнула в сторону одного из свертков у двери.
– Сумеешь открыть сам, Генри?
– Сумею!
Он атаковал сверток и через минуту достал плоскую коробочку с ярлычком «Панасоник».
– Это DVD-плеер, пап, смотри! Портативный! Для машины! – восхищенно вскричал Генри.
– Для машины? М-м-м, довольно оригинально, – проговорил Марк, подмигнув мне.
– Оригинальность – единственная привилегия незамужних и бездетных, – ответила я.
– Вот-вот...
Лин все стояла около меня, не решаясь спросить, есть ли что-нибудь и для нее.
– Ну а это тебе! – зная наперед, что читаю ее мысли, объявила я и передала девочке сверток поменьше.
– А что это?
– Сама посмотри.
Лин аккуратно развязала бантик и свернула ленту в клубок, прежде чем раскрыть сверток. У меня сжалось сердце. Точно так же бережно относилась к вещам и Джейн, научившись этому – в отличие от меня – у нашей матери. Сестра жила богато, но детские привычки навсегда остались с ней и даже перешли к дочке.
Тем временем Лин взяла в руки небольшую коробочку и принялась рассматривать ее со всех сторон.
– Что это?
– Догадайся. Ты уже умеешь читать? Что тут написано?
– "Ни-кон". «Никон». Девять-девять-ноль.
– Отлично! Давай-ка я тебе помогу. – Я откинула кожаную крышку с аппарата и вновь передала его Лин. – Как ты думаешь, что это такое?
Лин еще с минуту разглядывала подарок, а потом остановила взор на поблескивавшем объективе.
– Это фотокамера?
– Точно!
Она часто-часто заморгала.
– Она игрушечная или настоящая?
– Конечно, настоящая. Очень хорошая и довольно хрупкая. Будь с ней осторожна. Всегда надевай ремешок на шею, чтобы случайно не уронить и не разбить линзу. Впрочем, не стоит сдувать с нее каждую пылинку. В конце концов это всего лишь рабочий инструмент. Главное – это то, что ты видишь своими глазами. А камера всего лишь поможет тебе поделиться увиденным с другими людьми. Понимаешь?
Лин кивнула, в глазах застыло восхищение.
– Папа! – вдруг крикнул Генри. – Тут два подарочных диска! «Железный гигант» и «Эльдорадо»!
– А вы останетесь у нас ночевать? – спросила Лин, требовательно глядя на меня снизу вверх.
– Конечно.
– А вы научите меня, как делать фотографии?
– Обязательно. Все, что ты наснимаешь этой камерой, мы загрузим сначала в компьютер, а потом уже распечатаем на бумаге. У тебя есть компьютер?
– У папы есть.
– Ну что ж, до тех пор пока он не купит тебе свой, мы будем пользоваться его. Правда, папа?
Марк показал мне кулак.
– Эх... Ладно, что ж с вами будешь делать. Так как насчет ужина?
– Ты что, Марк, умеешь готовить?
– Ты смеешься? Аннабель!
Через полминуты на лестнице послышались торопливые шаги и из коридора раздался голос пожилой женщины:
– Что это вы так кричите на ночь глядя, месье Лакур?
– Как там ужин?
– Через пять минут.
Аннабель показалась в дверном проеме. Я почему-то ожидала увидеть толстую неповоротливую матрону, но Аннабель оказалась стройной и весьма подвижной. На лице ее светилась приготовленная заранее приветливая улыбка. Лишь когда ее взгляд упал на меня, лицо вдруг мгновенно вытянулось от испуга.
– Ой...
– Аннабель, это Джордан, – поспешно сказал Марк.
– Господи прости... – пробормотала Аннабель, не сводя с меня завороженного взгляда. – Деточка, да ведь вы вылитая... – Она запнулась, вспомнив о находящихся в комнате детях. Медленно, словно ее кто-то толкал в спину, приблизилась ко мне. Я протянула руку, и она пожала ее с неожиданной силой. – Очень приятно.
Она повернулась, машинально потрепала по головам Генри и Лин и медленно вышла.
– Ты можешь быть свободна, когда приготовишь ужин, – крикнул ей вдогонку Марк. – Спокойной ночи!
– Вот только выну бисквиты из печки, и вы меня сегодня больше не увидите, – ответила Аннабель из коридора.
Когда ее шаги затихли, я проговорила:
– Неужели у вас тут до сих пор делают домашние бисквиты?
– Ты давно не была на Юге, – отозвался Марк. – Аннабель лучшая. Просто лучшая. Мы бы без нее пропали. А здорово ты ее... Она чуть в обморок не грохнулась.
Когда мы перешли в столовую, роскошный ужин был уже на столе. Поросенок в медовой глазури, сырные шарики, домашние бисквиты, разнообразные салаты. Я сама едва не грохнулась на пол без чувств от этих запахов, мгновенно заставивших меня позабыть об экзотике азиатской кухни, к которой мне поневоле пришлось привыкнуть в последний год. Этот стол живо напомнил мне о Джейн. В родительском доме мы сроду не видели с ней ни фарфора, ни столового серебра, потому-то это были едва ли не первые вещи, которыми она обзавелась, выйдя замуж. Я переводила взгляд с сервиза «Ройял Долтон» на хрусталь «Уотерфорд» и серебряные приборы «Рид энд Бартон».
– Красота... – проговорила я, шутливо подтолкнув Генри. – Садись со мной. Лин, а ты с другой стороны.
– А разве вы не сядете на почетное место во главе стола? – наивно удивилась девочка.
– Что мне почетное место, если я хочу сидеть с вами?
Лин счастливо улыбнулась, и за одну эту улыбку я готова была поклясться перед всем миром, что ни один волосок никогда не упадет с ее головы. Дети пододвинули свои стулья поближе, мы все уселись за стол и без долгих предисловий принялись за еду. Я сама удивилась, как ловко и быстро нам удалось найти общий язык. Мгновения неловкости возникали лишь в кратких паузах между веселой болтовней. Дети смотрели на меня не отрываясь. Я понимала, что они ужасно соскучились по домашним вечерам в обществе мамы. В какой-то момент даже глаза Марка мечтательно затуманились...
Тринадцать месяцев назад чья-то злая воля вырвала из их жизни любимую жену и маму. И на том месте в их сердцах, которое безраздельно занимала Джейн, появилась рваная рана. А сейчас она чудесным образом затянулась. Пусть и временно. И все благодаря женщине, родственнице, которая по прихоти природы точь-в-точь походила на Джейн.
– А не пора ли вам, братцы мои, в постель? – поинтересовался Марк.
– Нет! – в один голос закричали дети.
– Может, и правда позволишь им немножко покуролесить сегодня?
Марк нахмурился, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин. Но... согласился. Мы перешли в гостиную, где я преподала Лин первый урок фотографии, а Генри тем временем возился со своим новым плеером, вставляя в него диск с «Эльдорадо». Меня поразило, с какой быстротой Лин схватывала все мои советы и указания. Мы отщелкали несколько пробных кадров, и я загрузила их в компьютер Марка. Снимки были очень приличные, о чем я тут же объявила пунцовой от удовольствия Лин. Спустя некоторое время Марк вновь попытался отправить детей спать, но те взбунтовались и кинулись ко мне за поддержкой. Они ее получили, и веселье продолжилось. К счастью, Генри предложил поиграть в салочки и уже через десять минут заклевал носом от усталости, а еще через пять заснул на диване.
Марк сидел в кресле в углу комнаты, сложив ноги на высоком пуфе, и вполглаза смотрел сводку биржевых новостей по Си-эн-би-си. Вымотавшись во время игры с Генри, я тоже отдыхала и не сразу заметила обращенный на меня неподвижный взгляд Лин. А когда встретилась с ней глазами, увидела, что у девочки мелко дрожит подбородок.
– Что с тобой, зайчик? – шепнула я.
Она нахмурилась, смахнула кулачками выступившие слезы, а потом – не в силах совладать с собой – уткнулась мне в грудь и всхлипнула:
– Я скучаю по маме...
На этот раз я тоже не смогла удержать себя в руках и разревелась. Никогда в жизни меня не охватывал столь сходный с материнским инстинкт «защиты детеныша». Даже в юности, когда я фактически в одиночку поднимала Джейн деньгами и советами. Сейчас все было по-другому. В эту минуту я готова была пойти на все – даже на преступление, – только бы защитить Лин и Генри. Но что я могла сделать, как могла исправить то, что с ними случилось? Никак... Оставалось только гладить Лин по волосам и плакать вместе с ней.
– Я знаю, зайчик, – прошептала я, когда снова смогла говорить. – Я тоже скучаю. Но ведь теперь мы вместе и у нас все будет хорошо.
– А вы останетесь с нами?
– Конечно.
– А надолго?
Она шмыгала носом, утирая мокрое личико.
– Надолго. Пока буду вам нужна.
Марк отвлекся от телевизора и глянул в нашу сторону.
– Что там у вас?
– Ничего особенного, – ответила я, пристроив Лин у себя на коленях и потихоньку баюкая ее.
А сама снова и снова вспоминала тот телефонный звонок, раздавшийся у меня дома ночью восемь месяцев назад. «Господи! Господи, сделай так, чтобы это была Джейн! – возносила я про себя неистовую молитву. – Этим детям нужно гораздо больше, чем я смогу им дать».
Через полчаса мы с Марком отнесли спящих малышей в детскую. Со времени исчезновения Джейн они спали в одной комнате, упросив отца переставить их кровати в помещение, смежное с его спальней.
Вернувшись в гостиную, мы откупорили уже вторую за вечер бутылку вина и предались воспоминаниям. Марк не лукавил, когда говорил, что тяжело переживал потерю Джейн. Не раз и не два я ловила в его глазах отблеск слез.
– Я знаю, что ты про меня думаешь... Что я гад распоследний, потому что объявил им о смерти Джейн. Но ты пойми, постарайся понять. Им было очень тяжело, невероятно... А я просто всеми способами пытаюсь сделать так, чтобы им стало чуть легче. Да, то, что я сказал, мучительно принять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64