В ней было что-то странное, и Донни не сразу понял что. Ее голова поворачивалась туда-сюда, как будто она не могла сфокусировать взгляд и остановить его на чем-то определенном. Но когда Адэр заговорила, голос ее звучал резко.
– Он… – проговорила Адэр, облизала губы и начала снова: – Он пытается рассказать нам, где что-то находится. Он хочет… показать нам… что-то…
– Винни мы тоже можем проверить, – вмешался Донни. – Придется его держать. Ему не нравится, когда до него дотрагиваются. Всех проверим. И слушайте, вы, взрослые! От проверки может быть больно, так что и не думайте визжать.
– Донни, давай быстрее! Делай что нужно, – сказал Лэнс, рассматривая долину в бинокль. – Эти сволочи, типа, идут на нас. Возвращаются с ручья.
Именно в этот момент Винни начал им на что-то жаловаться. Во всяком случае, Донни так показалось. Жалобные звуки мешались с бессвязными словами. Винни поднялся на ноги и стал приближаться к людям, но как-то боком. Остановившись в паре ярдов от Донни, он топтался, как неуверенный в себе краб, потом развернулся задом итак подошел ближе. И уронил к его ногам клочок бумаги.
– Этого парня точно заразили, – заявил Лэнс.
Донни покачал головой и нагнулся за листком.
– Это же просто Винни. Оставь его в покое. Эй, Сисси, дай-ка мне фонарик.
Сизелла ему посветила, и он развернул листок, вырванный из справочника «Желтые страницы». На нем был список кладбищ в северной части Залива – в Ричмонде, Эль-Собранте, Сан-Пабло. Название кладбища в Квибре кто-то обвел карандашной линией. Рядом с ним на полях был нарисован четырехугольник, в нижнем правом углу стояла буква «X» и надпись «Все Мы».
– Кладбище? – спросил Донни.
Подошел Стэннер и посмотрел через плечо Донни, потом перевел взгляд на Винни.
– Говоришь, здесь у них база, Винни?
Винни стоял к нему спиной, но головой кивнул – на пять-щесть раз больше, чем надо.
Мистер Гундерстон грустно улыбнулся.
– Нет смысла туда ходить. Вас сомнут в один момент. Лучше подождите здесь. Они сами идут сюда. Потому что я им сообщил, где вы находитесь.
Все замерли. Его сын обернулся к нему и воскликнул:
– Папа!
Гундерстон начал расти. Ноги его вдруг стали удлиняться, одежда рвалась, не вмещая увеличившееся тело. Он присел.
– Мы понятия не имели, что вас здесь так много. Да еще эти. Нам не нужно, чтобы они болтались на свободе. – Он взглянул на Адэр. – А у этой к тому же чутье. Ее мать нас предупреждала. Мы ее давно ищем. – Он перевел глаза на Винни. – А теперь я еще узнал, что этот может слышать наши переговоры.
Вдруг Рэймонд заорал, разбивая чары:
– Мать твою, говнюк! – И выстрелил из автоматического пистолета, но Гундерстон успел на него прыгнуть.
– Не важно, если вы меня убьете, – заявил он, оторвал у Рэймонда руку с пистолетом и отшвырнул еще сжимающую оружие конечность за край резервуара. – Мальчики и девочки! Я – это только клетка. Клетка кожи. Вы внимательно слушали на уроках биологии? Тело постоянно производит новые клетки.
Ларри с дрожащими губами смотрел на монстра, который был когда-то его отцом. Он словно бы окаменел.
Стэннер бежал к лестнице. Бросал их.
Донни выхватил у Сизеллы ружье.
Рэймонд лежал лицом вниз. Ноги его подергивались, он, умирая, бормотал какие-то слова, но все тише и неразборчивей.
Крузон бежал к Гундерстону и целился, но ползун успел прыгнуть с криком:
– А я – новейшая модель!
Ползун пролетел двенадцать ярдов в длину и два в высоту и приземлился на Лэнса, ударил его в спину так, что из груди выскочили кости, прорвав кожу. Лэнс не мог даже крикнуть, он беззвучно раскрывал губы, но изо рта вырывалось одно шипение.
Донни приготовился стрелять, но на линию огня попадали разбегающиеся дети.
Крузон сумел выстрелить дважды, одна из пуль угодила в ползуна, тот лишь обернулся и зарычал в ответ, показав плоское ухмыляющееся лицо – чудовищную пародию на своего сына, который упал на колени и плакал, закрыв глаза руками.
Ползун снова прыгнул и приземлился перед Крузоном. Его кулак со страшной силой ударил маленького полицейского в грудь. С криком отчаяния Крузон перелетел край цистерны и рухнул в темноту.
Донни оттолкнул кого-то с дороги, даже не заметил, кого именно, поднял ружье, выстрелил в ползуна, загнал следующий патрон и снова выстрелил. Гундерстон развернулся и приготовился прыгнуть на Донни.
И тут сын Гундерстона Ларри…
Его слабовольный, простоватый и одновременно заносчивый, его ненадежный сын, фанатик-неофит «Звездного пути»…
Ларри бросился на чудовище, которое раньше было его отцом, и всем своим весом навалился на ползуна. Тот был вынужден ухватиться за мальчика, но все же потерял равновесие и повалился на бок.
– Папа! Прекрати! – завопил Ларри.
Донни показалось, что на миг в глазах старшего Гундерстона мелькнуло сомнение, но потом эти глаза вспыхнули нечеловеческим блеском, и он переломил сыну шею. Гундерстон отшвырнул безжизненное тело и приготовился прыгнуть на Донни.
– Вот гадство! – пробормотал Донни. И тут голова Гундерстона треснула и развалилась на части – кто-то выстрелил сзади. Второй выстрел пробил дыру у него в груди, оттуда на зеленую крышу цистерны хлынула кровь и блестящая серебристая субстанция с кусочками живого металла.
Чудовище рухнуло вниз, за ним оказался Стэннер с дымящимся дробовиком в руках.
– Я спрятал его за трубой у лестницы, там было совсем темно. Не хотел, чтобы кто-нибудь из вас напугался. Хорошо, что у него не светились глаза, пока он поднимался.
Донни опустился на колени, руки у него тряслись, сердце бешено колотилось. Когда-то он не мог себе представить, как это – быть стариком и бояться сердечного приступа. Пожалуй, теперь он более-менее понял.
Подошел Стэннер и помог ему встать.
– Ты замечательный мальчик, – заметил он.
Донни чуть его не убил, но сдержался и пожал плечами.
– Кто это вам сказал, что я все еще мальчик? – Отвернулся и пошел поговорить с остальными.

Существо, которое было Спрэгом, обнаружило, что если быть очень осторожным и внимательным, то можно делать вещи, которые не являлись для него первичными или даже вторичными директивами. Однако чтобы дать Винни уйти, пришлось постараться.
Теперь, помогая тащить сеялку, он понял, что может двигаться медленно, очень медленно, и понемногу оттаскивать эту штуку назад, чтобы остальным приходилось все время ее поправлять. Про себя он не называл это саботажем. Он вообще изо всех сил старался не думать об этом. Старался скрыть эту часть своего сознания. Ту часть его личности, которую они не сумели прочесть. Что-то на самом дне души.
Импульс сопротивления «Всем Нам» исходил из самой глубины его существа. Из той глубины, о которой «при жизни» он почти не имел понятия, как будто всегда отворачивался от этой части души и не мог изучить ее, как нельзя увидеть свои глаза без зеркала.
Борьба за то, чтобы стать чем-то еще, а не только бездумной клеткой «Всех Нас», высвободила скрытые в нем силы, словно бы Спрэг начал вдруг ощущать этот тайный уголок своей личности, ощущать его связь с чем-то прекрасным, более высоким, чем «Все Мы», и даже более высоким, чем люди. Именно это дало ему силы так плохо работать.
Спрэг суетился вокруг металлической шахты пускателя, умудрился налететь на плотную земляную стену, а потом на двух других работников «Всех Нас». Возникла толчея, неразбериха, разносортные конечности перепутались.
Однако один из работников стал с подозрением наблюдать за Спрэгом, и он благоразумно решил вернуться к работе.

Адэр следила, как остальные осторожно укладывали тела. Ей казалось, будто она находится где-то по другую сторону жизни и может вернуться оттуда назад, а может окончательно рухнуть в смерть.
Лэси мягко обняла ее, а Берт обнял Лэси. Они молча следили за приготовлениями.
– У нас всего несколько минут, Донни, – сказал Стэннер, покачивая дробовиком. Он смотрел на небо.
Донни кивнул.
– Я понимаю. Это быстро. Я чувствую, мы обязаны это сделать. Иначе мы просто не сможем заниматься ничем другим.
Он обернулся к остальным – всем детям и небольшой горстке взрослых, которые столпились с другой стороны импровизированного погребального костра на крыше резервуара. Поверх тел Лэнса, Рэймонда, Гундерстонов и Крузона лежали охапки хвороста. Изуродованное тело Крузона Стэннер сам втащил по лестнице в пожарной связке.
За толпой детей Гарольд и Вейлон готовили оборудование. Кое-что выглядело довольно странно. Тут была гитара, усилитель, динамики, провода от переключателя, который контролирует напор воды в системе резервуара. Были еще какие-то приборы, которых Адэр не знала. И кругом провода. Еще был прибор, который, как она помнила, они оставили в машине. Излучатель, как сказал Гарольд.
Все – две сотни детей и кучка взрослых – стояли и смотрели, как Донни приблизился к погребальному костру. Он вылил на трупы бензин и заговорил, громко, чтобы каждый его слышал:
– Они увидят здесь свет и услышат шум и придут сюда, но нас уже здесь не будет. Мы уйдем, но не слишком далеко, надо, чтобы они нас преследовали.
Он сделал шаг назад и кивнул Сизелле. Книжечка спичек в руках девушки вспыхнула, и Сизелла швырнула ее в костер. Взметнулось и через мгновение заревело пламя.
Адэр в оцепенении слушала, как гудит костер, и ей чудилось, что она наблюдает за происходящим откуда-то сверху. Вот Донни повернулся к ребятам и заговорил с ними, заговорил громко, как проповедник, стараясь, чтобы его услышал каждый, заговорил, перекрикивая грохот кружащегося перед глазами мира, заговорил с природным чувством выполнения ритуала:
– Мы не просто прощаемся с Лэнсом, Рэймондом и всеми, кого убило это чудовище. Мы прощаемся со своими родителями. Это и их похороны!
Над толпой детей взлетел общий стон. Они плотнее сбились в кучу. Маленькие заплакали, а Донни продолжал:
– Может, погибли не все наши родители. Майор Стэннер говорит, что не до всех сумели добраться, но многие из нас знают наверняка. Многие из нас знают, что наши родители мертвы. И надо с этим смириться! Мы должны сами себе сказать: Да, это действительно случилось. Наши родители еще могут быть где-то тут, ходить, как живые, но они уже мертвецы. Даже если они разговаривают и двигаются, они мертвы! – Он помолчал, пытаясь справиться с собой, потом прочистил горло, сжал кулаки и воскликнул: – Они оставили нас слишком рано! Но они этого не хотели. И мы тоже в этом не виноваты! И мы должны всегда помнить об этом. Всем ясно? Они не хотели нас оставлять, и мы в этом тоже не виноваты!
В толпе согласно загудели, бормотание мешалось со стонами и рыданиями. Адэр подошла к Донни поближе, чтобы лучше слышать. Что-то в ее душе отозвалось на его слова, пробилось из глубины, как дым этого погребального костра.
Голубые струйки закручивались и шипели.
– А теперь слушайте, – продолжал Донни. – Наступили Тяжелые Времена. Черт знает, какие тяжелые. Но мы должны простить своих родителей за то, что они нас бросили. И мы должны их оплакать. Каждый из нас думает о своих папе и маме и каждый плачет о них. Думайте о них сейчас, вспомните своих родных. Вы их любили, а может быть, ненавидели, или сами не знаете, как к ним относились, подумайте о них, простите их и позвольте им уйти!
– Я не могу! – сказала одна девочка, губы ее дрожали.
– Ты должна, – решительно ответил Донни. Общий вздох взлетел и превратился в стон.
Адэр закрыла глаза и стала думать о своих родных. Как они приезжали к ней в летний лагерь, когда она была маленькой. Как отец учил ее плавать. Как мама настаивала, чтобы Адэр не позволяла ей выигрывать в шахматы. Как отец работал на своем катере, как она им гордилась. Тогда она не понимала, что это было за чувство, но сейчас знала – гордость.
Она вспомнила, как родители спорили друг с другом и как они помирились, когда заметили, что она их слышит. Помирились тут же, не сходя с места, из-за нее, Адэр.
– Мы прощаемся со всеми, кого потеряли! И мы отпускаем их! – кричал Донни. – Отпускаем всех!
И она вспомнила Кола. Своего старшего брата. Как он пытался сдерживаться и не слишком наезжать на нее, когда она падала на скейт-борде. Как он помог ей создавать простой веб-сайт. Как на Рождество притворялся безразличным, глядя на ее счастливое лицо, когда дарил ей жакет, который она хотела получить. Как пытался самостоятельно заработать денег.
Прощай, Кол!
А Донни продолжал. Сейчас он уже не кричал, но его голос все равно долетал до каждого.
– А теперь скажите себе: мои родители умерли, они ушли. Я тоже скажу это, мы скажем вместе. Мои родители ушли.
На лицах отражались сполохи огня, мечущегося по чернеющим трупам. Вместе с Донни дети прокричали: Мои родители ушли!
Адэр упала на колени и повторяла эти слова в прижатые к лицу ладони.
– Они никогда не вернутся. Они никогда не вернутся.
– Мы теперь взрослые. Мы теперь взрослые.
Этого Адэр не смогла произнести, но она кивнула.

Засунув выключенный фонарик между грудями, Лэси почти катилась по металлической лестнице вниз. Она так спешила, что в конце все же упала на гравии и подвернула щиколотку.
– Вот сволочь! – Она вытащила из прорези блузки фонарик и пробежала лучом по машине. – Сукин сын! Хочет сбежать!
Она и сама побежала – чуть не воя от дикой боли в щиколотке – к багажнику «шевроле», где Берт засовывал в открытую заднюю дверь ящик из-под пакетов молока со всякой электронной мелочевкой.
– Берт! Ты предатель!
Он обернулся к ней, неумело имитируя полную невинность.
– Ты что? Я собирался… гм…
– Ах ты, черт побери!
Стэннер и Гарольд обменялись понимающими взглядами и двинулись к передним дверям автомобиля.
Берт вздохнул, сунул ящик в «шевроле» и захлопнул дверцу.
– О'кей. Я не хочу, чтобы ты ехала.
– Вот как? Значит, мужчины «делай что должен, и будь что будет», а женщины «сиди дома и не рыпайся»?
– Чем меньше народу поедет, тем лучше. Какой от тебя толк? Ну, то есть… я имею в виду это дело…
– У меня хватит ума и находчивости. И я могу вас подстраховать, слышишь, шовинист!
Берт потянулся к ней, но Лэси отстранилась, губы ее дрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52