Оба инстинктивно остановились, взялись за руки и осторожно подошли к краю бетонного спуска, который наклонно уходил в воду. Внизу молодой чернокожий мужчина, белый мужчина средних лет и молодая белая женщина спускали белую моторную лодку, которую привезли на трейлере, прицепленном к небольшому пикапу. Они только что стащили лодку к воде, и для этого им пришлось включить фонари, встроенные в кузов трейлера.
Стояла холодная, ветреная ночь. В движениях группы людей, в их приглушенных голосах ощущалась какая-то безнадежность. Берт слышал, как они возбужденно переговариваются, как всхлипывает женщина, как успокаивает ее чернокожий мужчина. Их белый товарищ сказал:
– О'кей, лодка готова, давайте, на хрен, убираться отсюда.
Берт и Лэси инстинктивно присели за крупный валун посмотреть, что будет. Ни тот, ни другой сами не понимали, зачем это делают.
Берт уже собирался спросить, какие у них проблемы, когда вдруг заметил фигуру человека, крадущегося вдоль каменистой насыпи с противоположной стороны спуска. Подтягиваясь на руках, человек полз по верхнему гребню насыпи. Это сначала казалось, что он подтягивался, но потом Берт пригляделся и понял, что он ползет по неровным гранитным булыжникам с угловатой ловкостью крадущейся ящерицы. Суставы рук человека отсвечивали алюминиевым блеском и выдвигались неестественно далеко. Человек-пресмыкающееся помедлил, голова его стала вращаться на шее, остановившись так, что взгляд направился вертикально вверх, хотя тело было обращено к земле. Голова наклонилась под таким углом, что сломанные кости должны бы прорвать кожу и тут Берт его узнал.
– Моргенталь! – пробормотал он.
– Ты знаешь… – Лэси с трудом сглотнула, облизала губы и чуть слышно закончила: – Знаешь эту тварь?
– Раньше этого парня звали Моргенталь. Учитель из школьных мастерских. – Он замолчал и подался вперед, чтобы лучше рассмотреть происходящее.
Трое людей, которые уже забирались в лодку, заметили Моргенталя – точнее, то, что когда-то было Моргенталем. Он весь подобрался на своем валуне и застыл, собираясь прыгнуть.
Белый мужчина и молодая женщина одновременно вскрикнули. Чернокожий вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил. Пистолет дернулся, мелькнула вспышка, но тварь метнулась, как тигр, и с невероятной точностью налетела прямо на негра, сшибла его с ног, толкнула на остальных попутчиков, так что они повалились на дно лодки. Лодка закачалась из стороны в сторону, свалилась со спуска и упала на бок.
И тут чудовище стало рвать людей на части, отрывая от них куски мяса вместе с одеждой, швыряя оторванное за спину, как дети в раздражении швыряют игрушки, но действовало оно с такой скоростью и точностью, что крики очень быстро смолкли.
Закрыв ладонью рот, Лэси отшатнулась от этого зрелища, споткнулась, упала в песок. Берт кинулся ей на помощь и зашептал:
– Не кричи. А то он услышит. Пошли!
Они побежали к тропинке вдоль пляжа и так и бежали до самого домика Берта.
Добравшись туда, они заперли дверь и, не сговариваясь, заблокировали ручки стульями. Потом Лэси обернулась к Берту и бессмысленно спросила:
– Это что, сон?
Берт протянул руку, проверил запоры дверей. Медь отдалась холодом в пальцах. Потом ответил:
– Нет.
Он подошел к телефону и хотел позвонить хоть кому-нибудь, но в трубке зазвучала запись:
«Телефон временно не работает из-за аварии. Сейчас проводится ремонт. Мы рассчитываем на ваше терпение, спасибо».
Берт передал трубку Лэси, чтобы она тоже послушала повтор записи. Пока она прижимала трубку к уху, он заметил на полу листок бумаги со своим именем, нагнулся и подобрал его.
– Думаешь, стоит попытаться уехать куда-нибудь на машине? – спросила Лэси, положив трубку на место.
– Нет, не сегодня, – тихо ответил он и подал ей листок.
В нем говорилось:

Мистер Клейборн.
Вы единственный, кого я знаю и, думаю, могу доверять. Я оставляю вам записку, чтобы предупредить и попросить о помощи. Весь день они изменяли людей пачками. И с моей племянницей тоже это сделали. Я едва от нее спаслась. Я пробовала уехать из города, но все дороги заблокированы. Они говорят, что это из-за чрезвычайной ситуации и что мы должны остаться. Но по телевизору про это ничего не говорят. Если станешь настаивать, что хочешь уехать, они уводят тебя куда-то, и человек возвращается уже такой же, как они. Я не знаю, кто они такие.
Думаю, наступил Конец Света. Я иду в церковь и там спрячусь. Не хочу говорить, в какую. Да поможет Бог праведникам. Мне хотелось предупредить кого-нибудь перед уходом.
Господи, благослови.
Миссис Гудвин.

– Надеюсь, она добралась в безопасное место, – пробормотал Берт. – Она всегда зазывала меня в свою церковь, к пятидесятникам. Я вечно придумывал какие-то отговорки. Добрая душа…
– Думаешь, те люди на лодке…
Он кивнул:
– Если она права, они пытались сбежать из города. По Дороге они уже пробовали.
– А ведь это давно носилось в воздухе, правда? Что-то чувствовалось, только нельзя было понять что. О Господи! Моя сестра! Наверное, она…
Она заплакала, и Берт обнял ее, успокаивая.
Они выключили свет во всех помещениях, кроме спальни, где легли вместе, не раздеваясь, под одеяло. Немного погодя Лэси взяла Берта за руку.
Вот оно. Рука касается его руки под одеялом – простое, но по-настоящему интимное прикосновение. Он чувствовал, как сместились земные полюса.
Берт пытался сам для себя определить суть перемены, но не мог. Кошмарные хищники заполонили землю. Они могут убить их обоих. Если они выживут, то уже никогда не смогут спать по-настоящему безмятежно. Они будут ссориться, возможно, даже обижать друг друга. Но и тогда они будут вместе так, как он никогда ни с кем не был. Берт испытал очень простое чувство завершенности, более мощное, чем страсть. Плечом к плечу они встретят любую тьму, которая наползает на них из неизвестности. Полюса сместились, и теперь Лэси стала его севером.
Тощий черный кот, которого они подобрали за городом, вылез из-под кровати, запрыгнул к ним и улегся, устраиваясь поближе к их теплу. Потом Берт выключил свет, обнял Лэси, и вдвоем они стали ждать, пока в занавешенном окне появятся первые проблески наступающего утра.

13 декабря, ночь
Он точно знал, что надо делать. Сначала было именно так. Никакой корреляции с прежней личностью. Пока нет. Ему требовалось только выбраться из реорганайзера в резком свете переносных фонарей, которые установили на торчащих из грязи штативах, потом вылезти из колодца, по дороге научившись снова пользоваться своими конечностями. Конечностей оказалось что-то слишком много, и управляться с ними было непросто. Но это – если раздумывать, а если просто скомандовать себе «вперед!», то включалась мобилизационная программа, и он обнаруживал, что уже движется к выходу из туннеля. К тому же он понял, что, подражая таким же, как он сам, может двигаться и по вертикальной стенке заросшего грязью туннеля рядом с проводами ламп, установленных на деревянных кольях у него над головой. Это открытие вызвало слабое радостное трепетание в сердце: он победил гравитацию!
Все это время часть его усовершенствованного мозга принимала биномиальные импульсы, которые связывали его со «Всеми Нами», и он слышал сокращенный код слов, а когда надо, то непосредственно весь текст.
«Белое и Зеленое соединятся в будущем времени, регистрируется ноль целых, запятая семь, три тысячи, охватывание и реструктуризация… Охватывается футбольное поле, помощники преобразовывают пожарную команду, полиция полностью преобразована за исключением двух, движемся к Крузону… Стэннер вернулся в первичное операционное поле, сходимость…»
Имена вызвали в сознании какую-то искру. Крузон, Стэннер. Он вызвал мысленную картину. И вспомнил еще и третьего человека. Третий человек находился во дворе, поливал соусом кусочки стейка над горячими углями. Смеялся со своей женой. Его имя было… Спрэг.
Спрэг, Леонард Спрэг.
Он автоматически двигался по туннелю, затем вынырнул в прохладный ночной воздух – холод чувствовался отдаленно, только на тех частях тела, которые еще могли чувствовать, в основном на щеках, – однако при имени Спрэг внутри у него словно бы раскрутилась спираль, как будто это имя шлепнулось на поверхность его мозга и стало тонуть, вращаясь и унося за собой сознание.
Спрэг
Спрэг
Спрэг
Спрэг
Спрэг
Леонард Спрэг
Он уже патрулировал периметр местности над оперативной базой «Всех Нас» – это и было его основной задачей, и тут до него дошло.
Это его собственное имя.
Спрэг.
Для его нового формата оно не имело никакого значения. Он знал, что для некоторых обращенных имена их «оболочек» нужны. Как часть камуфляжа. Нужны временно. Но если тебя перезагрузили в абсолютно новый формат, то никакой необходимости в собственном имени нет. Он не должен был его помнить. Но помнил. В нем осталось достаточно много от прежней личности – может, как раз то, что люди называют духом или душой, – чтобы сохранить память о… Леонарде Спрэге.
Они забрали у него меньше, чем рассчитывали. И он вспомнил, что был Леонардом Спрэгом, и с болью понял, что лучше бы не помнить. И надеялся, что «Все Мы» заставят его забыть, кем он был. И они заставят, когда у них будет время. У них ведь есть приоритеты, первоочередные критические задачи. «Все Мы» были очень заняты.

13 декабря, ночь
Винни прошел вдоль супермаркета Альбертсона и в 9:53 свернул на Квибра-Вэлли-роуд, и тут оно началось.
Он знал: нужно побыстрее куда-нибудь спрятаться и побыть одному. У него не было с собой уксуса и таблеток тоже не было, так что припадок будет сильным, Винни это чувствовал. Это какая-то форма эпилепсии, которая нападала на него довольно редко, раза четыре в год. Она как-то связана с его состоянием. Даже врачи в этом не могли разобраться. То ли эпилепсия, обусловленная аутизмом, то ли аутизм, обусловленный эпилепсией… Винни обычно избегал принимать лекарства, потому что от них он становился как зомби.
Винни считал, что они хотели, чтобы он превратился в зомби. Но ведь зомби были всегда, еще до того, как пришли они. Винни всегда их боялся и знал, что люди думают, будто он тоже похож на зомби, он так и сказал вслух, проходя мимо группы подростков на скутерах – как раз тех, которые думают, что он зомби. «Ну, это еще один способ доказать, что, когда жизнь хочет сыграть с тобой шутку, она смеется над тобой, а не вместе с тобой». И, конечно, ребята, как будто они на сей раз играли роль самой Жизни, засмеялись над ним.
Этот смех принял форму, которая повисла в воздухе как ветер, состоящий из зубьев. Эта мысль и этот образ сказали Винни, что уже поздно куда-нибудь прятаться, что приступ уже начался. Он еще успел добраться до скамейки на автобусной остановке, сел на нее, вцепился в деревянную спинку, пытаясь не обращать внимания на лицо, намалеванное рядом с плакатом «ЛЛОЙД МАК-КЕНЗИ» ОЗНАЧАЕТ «ПРОДАВАЙ СВОЙ ДОМ С НАМИ». И тут же веселая, круглая, подмигивающая физиономия Ллойда на стенке автобусной остановки повернулась с легкостью галлюцинации и злобно уставилась на Винни. И раздался монотонный звук, означающий, что приступ, смешивающий все представления, набирает силу.
Винни его очень боялся. Так страшно, когда привычке вещи меняют места, когда от звука двух полицейских машин, мигающих своими огнями на пути в старшую школу, во рту появляется тошнотворно красный вкус, вкус отвратительного вишневого сиропа от кашля, у которого был настоящий вишневый цвет и который лживо обещал настоящий вишневый вкус. Страшно, когда трое пожилых людей в автомобиле, который притормозил около Винни, чтобы пропустить патрульные машины, вдруг становятся синими, как их автомобиль, сам же автомобиль поменял цвет на телесный, а в головах у них начал пульсировать барабанный бой, и все выглядело так, будто эти головы – часть автомобиля, как в игрушечных машинках с головой водителя, где, если присмотреться, видно, что голова прикреплена к нарисованному сиденью. Страшно, когда птицы на ветках превращаются в тактильные ощущения в его глазах, и он чувствует, как их формы болезненно давят на глазные яблоки своими острыми краями и…
И тут Винни снова услышал голоса мошек.
Сейчас он не видел никаких мошек, но голоса были теми же, которые он слышал, когда мошки падали с высоты и замирали у него перед глазами. Поэтому он называл эти голоса голосами мошек. Винни знал, что каким-то образом его измененное состояние, электрическая сверхстимуляция, которой подвергается его мозг во время припадка, помогает ему слышать голоса, на самом деле постоянно звучащие в воздухе. Некоторые голоса произносили только цифры, например, «010110100-1011001». Другие – слова, которые никак не стыковались друг с другом: «Протокольное Завершение Охват Пляжа Падение Марафона Зона О-Семнадцать Зеленая Метарецепция Зонтичный Отказ До Дальнейшего Указания». А некоторые голоса звучали почти разумно – конечно, до какой-то степени.
«Гарольд Поттс, помогай, у нас нет свободного приема».
«Я моделирую с высокой эффективностью, буду продолжать с той же модальностью охвата до новых инструкций».
«Зонтик. „Все Это“ оценено в тридцать три часа, готовятся осеменительные сосуды для экспансии, проследить, чтобы младшая группа старших была протестирована на максимум».
«Нелокализованная молодежь по-прежнему находится в состоянии дезориентации и возвратного протеста. Мы должны охватить их до того, как Социальный Организм распространит свои антитела до сферического признания в юго-восточном диапазоне».
Винни пытался затыкать уши, но толку не было.
Тем временем маленькая девочка, которая проходила с матерью мимо, потеряла свой воздушный шарик, он взлетел вверх и унесся в темнеющее небо. Шарик был алым со вкусом апельсинов, а формой напоминал низкие звуки органа.
А еще мимо проехал грузовик, и его форма давила на лоб Винни. Он видел мысленным взором, как форма грузовика вжимается в мягкую субстанцию его мозга, как отливка игрушечной машины – в пластмассу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52