Адэр почувствовала, что он решился на конфликте представителем правительства. Но Стэннер быстро развернулся на каблуках, подошел к своему «форду» и сел за руль.
– Подождите! – начал Вейлон. – Скажите мне одну вещь!
Но Стэннер только махнул им рукой, дал задний ход и вывел машину на дорогу. Там он остановился с включенным двигателем и горящими тормозными огнями и ждал, желая убедиться, что они тоже уехали.
Адэр изо всех сил старалась не бежать к фургону, остальные тащились сзади. Она хотела было сразу сесть внутрь, но потом решила осмотреть фургон снаружи. Нагнувшись, она заглянула за спинки сидений. Не было там никаких странных шаров. Может, все-таки повлияли испарения?
Мейсон отвез их домой. И вел он себя в точности как Мейсон. В основном.

11.

4 декабря, поздняя ночь

У Винни кончились огурчики, но он прихватил с собой небольшую банку из-под них, потому что там был маринад. Наблюдая за зданием банка, он выпил пахнущий уксусом рассол и сам себе решительно кивнул, потом произнес вслух, но с оглядкой:
– Да. Да, видимо, так и есть. Это и есть реальность.
В конце концов, что тут еще скажешь? Они ведь были? Конечно, были.
Было около часа ночи. Он стоял под небольшой крышей, прикрывавшей вход в пресвитерианскую церковь позади банка в Старом городе. Винни не мог заснуть. Он частенько, когда чувствовал беспокойство, выходил ночью пройтись. Сегодня Винни проделал долгий путь: сначала по дороге, потом за угол по другой дороге, еще раз за угол – и все для того, чтобы обогнуть лес. Он не желал иметь ничего общего с лесом. Он ведь видел, что белка была неправильная и синяя сойка была неправильная, и он иногда слышал, как они бормочут, что-то замышляя, у него под окном спальни. Один раз на окраине города Винни заметил крадущегося человека, который не до конца еще превратился в человека – судя по тому, что говорили некоторые животные, – и в этом Винни тоже участвовать не желает. И как он записал в своем дневнике, не желает, чтобы это участвовало в нем.
Он размышлял над этим, глядя, как компания обычных людей неспешно опустошала банк. «Мир всегда найдет способ, как вторгнуться в твою жизнь».
Да, вот они, нынешней ночью опустошают банк, уносят из него все деньги. Вот та приятная леди, которая работает в приемной полицейского управления, вот миссис Байндсхайм из «Круллера», а вот этот старый хиппи Спорт – у него не все дома, – вот мистер Андерсен, страховой агент, вот десятилетняя дочка мистера Андерсена, вот еще один ребенок, лет пяти, испанец, Винни его не знает, а вот мистер и миссис Свинчоу, вот рыжая мисс Малли и мистер Фунстон, вот толстая дама, которая так громко поет в католическом хоре во время, как они выражаются, особых месс, что ее слышно даже на улице, вот преподобный Гринди, вот миссис Чанг, вот тот человек в тюрбане из сикхского храма, он торгует спиртным, вот мистер Руа. Был там и Пузырь-Герстон. Все были, и все выносили деньги из банка Квибры. Выносили деньги и – он видел это сквозь открытую дверь – взламывали депозитные сейфы.
Дело в том, что мистер Фанстон и миссис Чангсами работали в этом банке. Так что они в курсе. И мистер Андерсен, как Винни было прекрасно известно, уже лет десять не разговаривал с мистером Фанстоном, но здесь мистер Андерсен очень приветливо передавал мистеру Фанстону мешок. Вот из банка вышел полисмен, подал большой мешок с деньгами маленькому ребенку, который повел себя вовсе не как ребенок, а взял этот тяжелый мешок, отнес его к обочине и аккуратно засунул в кузов большого крытого грузовика рядом с другими мешками и коробками. За работой никто не сказал ни слова. Все выглядели дружелюбно, действовали слаженно, даже улыбались – но никто не разговаривал.
В одиннадцать минут и двенадцать секунд по часам Винни они полностью завершили работу. И они закрыли банк – миссис Чанг заперла его своим ключом. И все залезли в крытый грузовик с деньгами. Все, кроме мистера Фанстона, который вел грузовик. Даже дети и тот полицейский – его имени Винни не знал, – все залезли в фургон. Потом мистер Фанстон увел машину. И ни одного слова.

Через одиннадцать часов и двадцать две минуты Винни слышал, как люди на улице рассказывали репортеру из «Контра Коста таймс» о том, что нынешней ночью неизвестные совершили налет на банк.
Разумеется, Винни все рассказал людям, громко рассказал:
– Я видел целую процессию, как карнавал, все маршировали вместе, люди, которые работают в банке, и полицейские – вот кто украл деньги. Красная рука тоже помогала, но я видел это не по телевизору, а на параде, кто-нибудь мог бы спросить меня, кто это сделал.
Но они фыркали и отворачивались от него, Винни, или просто не обращали внимания, как будто он – бормочущий младенец. Он не рассердился на них за то, что его игнорируют. Он привык, что люди вокруг всегда подчеркнуто невнимательны и никогда не слушают, хотя Винни почти всегда оказывался прав.

5 декабря, вечер
Берт кое-как продрался сквозь тернии демонстративного отсутствия интереса к его предмету со стороны студентов на утренних занятиях в колледже «Диаболо» и теперь сидел за рулем отремонтированного «терселя», проезжая под голубоватым небом с закатными облаками по окраинным улочкам Квибры. Притормозив у «лежачего полицейского», он; успел понять причину его появления: местные ребятишки. Старшие школьники в модных мешковатых брюках практиковались на обочине в прыжках на скейтборде. Берт узнавал выкрики – он помнил терминологию по работе в старших классах. Миновав школьников, он вдруг обнаружил, что заглядывает в открытые гаражи.
Берту казалось, что распахнутая дверь гаража являет собой что-то вроде разреза личности владельца. К примеру, вот в этом гараже царит безукоризненный порядок, в следующем тоже порядок, но хозяева ничего никогда не выбрасывают, а этот очень похож на его собственный – склад всего, что не нужно в доме, полная неразбериха.
Берт проехал школу для старшеклассников. Одни подростки тащили рюкзаки, другие с трудом выруливали с подъездной дорожки, третьи перебегали через улицу стрельнуть сигаретку. Парочки часто смешанные, но если кучка приятелей, то редко, чтобы черные и белые вместе. Латиноамериканцы попадаются в обоих типах групп. Выходцы из Азии хорошо адаптируются, но, вероятно, только если безупречно говорят по-английски. И все дети стараются выглядеть друг перед другом как можно взрослее и круче. Или несутся сломя голову через дорогу.
Вон тот приземистый испанец с бритой головой и болтающимися на бедрах широкими брюками – Берт его помнил, видел как-то на уличном автошоу. Он тогда допоздна работал в библиотеке «Диаболо», и пришлось идти сквозь хохочущую, пьяную толпу. «Шоу» проходило на углу парковочной площадке у стадиона. Из автомобильных стереосистем громко рвались дикие звуки хип-хопа.
Подростки смотрели, как шесть или семь автомобилей выполняли трюки: лихо закручивали повороты – иногда по две машины сразу, выписывали неширокие круги, с ревом проносились совсем близко друг от друга. То и дело кто-нибудь из подростков – смеющихся, с бутылкой в руке – выскакивал, как тореро, перед автомобилем и отскакивал в самый последний момент. Вокруг клубились облака сизого дыма из выхлопных труб, пахло жженой резиной.
Берт ощущал беспокойство за таких детей и с тревогой подумал: а те двое, с которыми он собирается встретиться, племянник и племянница Лэси, они тоже ходят на такие вот автошоу?
Выполнив поворот в обычной своей осторожной манере, Берт вырулил на шоссе и влился в поток пыльного грохочущего металла, проехал два квартала, свернул с шоссе у поворота на Пайнкрест и поехал по нему вдоль густо заросшей деревьями лощины, которую дети называли Змеиным ущельем.
Еще пара кварталов – и вот она, Лэси, с двумя подростками. Стоят и ждут у поблекшего от солнца дома в стиле ранчо, примерно такого же, как и остальные на этой улице, только вот обитатели этого дома единственные, у кого газон беспорядочно зарос нескошенной травой. Лэси стояла с девочкой-подростком и мальчиком, который по возрасту мог бы, пожалуй, уже учиться в колледже. На парне была рубаха с капюшоном и черные мешковатые брюки с множеством карманов, на девочке – жакет из джинсовой ткани, белая блузка навыпуск и белые джинсы, старательно разрисованные синей шариковой ручкой. Сама Лэси была одета в темно-синий трикотажный жакет на молнии и довольно тесные джинсы, во всяком случае, кое-какие выпуклости они обрисовывали вполне отчетливо.
Все втиснулись в маленький автомобиль. Лэси представила Адэр и Кола.
– Починили машину? Что-нибудь серьезное?
– Серьезное? Нет. Хлопотное. Мне до сих пор стыдно, что так получилось.
– А я прекрасно провела время. Конечно, было немного мистики, но все равно хорошо. Кстати, я прочитала биографию Торо.
Лэси и Берт поговорили о Торо, о той книге, которую он ей давал. К его изумлению, она захватила книгу, чтобы вернуть. На заднем сиденье молчали брат и сестра – каждый сам по себе. Адэр внимательно прислушивалась к разговору взрослых, Кол сидел с недовольным видом, всячески подчеркивая, что его притащили фактически насильно.
Они пообедали в одном из заведений, где стены украшены потемневшей от времени рухлядью: деревянными молотками, бейсбольными битами, старинными игрушками, старомодными вывесками и табличками – все, чтобы создать непринужденную атмосферу беззаботности. Официантка произнесла заученные наизусть приветствия, потом перечислила фирменные блюда с видом – как выразилась Лэси – «заложника, под дулом пистолета читающего список требований террористов», дети хихикнули и немного расслабились. Пища, казалось, была сначала приготовлена, потом заморожена и теперь только разогрета в микроволновой печи. Однако детям вроде бы понравилось сациви из цыпленка по-тайски, Берт назвал это «национальным конфликтом в кулинарии», а Лэси с видимым удовольствием прислушивалась к спору двух лысых пьяниц, которые обсуждали шансы «Окленд рейдерс» против «сорок девятых».
– Райс ушел, теперь «девятым» не светит, – мрачно заявил Кол.
– А я о спорте почти ничего не знаю, – слегка виноватым тоном сообщил Берт. – Может, сходим как-нибудь на матч? Вы дадите мне урок.
– Новички «девяток» – защитник и полузащитник – очень быстро учатся, – заметила Лэси, и затем они двадцать минут очень квалифицированно обсуждали с Колом футбольные проблемы.
Потом Кол рассказал, что снова хочет заняться гитарой – на эту мысль навела его Лэси, которая показала ему несколько известных ей аккордов, но тут Берт спросил подростков, как обстоит дело со спасательным бизнесом у их отца, и оба они вдруг притихли и помрачнели – должно быть, Берт, сам того не ведая, что-то ляпнул.
– Ну, а в школе как? – спросил он, отчаянно пытаясь найти безопасную тему. – Какой из предметов вы ненавидите меньше всего? Конечно, я не считаю, что вы ненавидите школу…
– Вполне можете считать, – пробормотал Кол, придерживая пальцем ягоды в стакане с безалкогольным клубничным коктейлем и допивая со дна сироп.
– А у меня, наконец, появился учитель по информатике, который знает больше меня, – сообщила Адэр. – Уже сколько лет кто-нибудь из нас посещает этот курс, и каждый раз оказывается, что мы знаем больше учителя, к тому же нас заставляют делать всякие дурацкие штуки, которые мы умели делать, еще когда были маленькими.
– А я пользуюсь компьютером для работы и когда пытаюсь критические статьи писать, – сказал Берт, – но понимаю в нем не больше, чем служитель друидического культа в аэроплане. – Дети смотрели на него без всякого выражения, и Берт решил пока не объяснять им, кто такой служитель друидического культа. – А что тебе нравится в этом курсе? – спросил Берт у Адэр.
– В информатике? – уточнила она, с улыбкой разглядывая у себя над головой старую табличку, скорее всего поддельную, на которой с нарочитой грубостью было написано: «КУПАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО! В ЭТОЙ ДЫРЕ НЕ КУПАТЬСЯ!» – Мне нравится писать коды, чтобы логика была и все такое, как будто что-то, типа, передаешь. Ну, не знаю… Вот у нас там есть одна программа, типа, искусственный интеллект. Там ты заставляешь отдельные кусочки структур взаимодействовать друг с другом определенным образом, ты устанавливаешь действия и реакцию на них, и получается, типа, самостоятельная жизнь, получается из математики, из чисел – просто из-за того, как все устроено.
Кол скорчил Адэр гримасу. Берт и Лэси улыбнулись друг другу.
– Да, действительно интересно, если вдуматься. Компьютер дает жизнь математике… или находит жизнь в математике.
Адэр пожала плечами, а Кол фыркнул, словно бы говоря: «Взрослые гладят нас по головке: ах как чудесно!», но Берт чувствовал, что на самом деле Адэр польщена, и даже Кол удивился, какие серьезные мысли приходят в голову его сестре.
А Берт думал: «Они так увлечены техникой, просто купаются в ней. Компьютеры, компакт-диски, скачать, перекачать, на компьютерах целые фильмы. Лэптопы. Платформы для видеоигр переделывают сами с помощью чипов, купленных по интернету, все домашние рефераты тоже пишут в он-лайне, часами сидят на сайтах с чатами, перебрасываются эсэмэсками». Он сам слышал, дети только об этом и говорят. Не говоря уж про машины, телевизор, переносные си-ди-плееры.
Ему хотелось привести цитату из своего любимого Торо: «Мы знаем о животном внутри нас, которое просыпается тем верней, чем сильнее слабеет наша высшая природа. Животное это – страшная, чувственная рептилия, и совсем ее, видимо, не изжить». Ему хотелось обсудить идею высшей и низменной природы. Хотелось спросить у этих подростков, когда они в последний раз смотрели на что-нибудь, кроме пейзажа, созданного цифровой технологией, смотрели на небо, море, леса, в конце концов, на друг друга. Спросить, не боятся ли они, что их маниакальная страсть к технологии расслабления оглушает их, не дает расслышать то, зачем их сотворил Бог.
Но Берт, разумеется, промолчал. Промолчал потому, что прекрасно знал, как помпезно прозвучат такие слова, и еще потому, что тинейджеры терпеть не могут, и очень даже справедливо, самовлюбленных лекторов-праведников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52