«Джо, пожалуйста, не бросай меня!»
– Черт тебя подери, Бенджи, заткнись, – пробормотал Джо. – Прошло, черт возьми, шестьдесят лет, я устал это слушать!
– Но я истекал кровью в одиночестве. Ты даже не держал меня за руку. Может, ты и не мог утащить меня на спине.
– Меня бы распяли, тащи я кого-нибудь на спине и опоздай из-за этого.
– Видишь? Ты хотел просто спасти свою задницу, задание здесь ни при чем, Джо.
– Мать твою, да заткнись ты, – повторил Джо, осторожно вставая с кровати и проходя через маленькую комнату к кладовке. Он двигался медленно, потому что идти быстрее было больно, но в основном потому, что в комнате горел только один ночник и в полутьме, если понадобится, можно дойти до туалета, а если он будет скакать как заяц, то сломает шейку бедра – это как минимум – и будет как полено лежать в кровати до конца своих дней. В его возрасте не так-то легко поправиться.
Стаскивая с полки фотоальбом, он размышлял, почему одни, уже никому не нужные, живут так долго, а столько прекрасных ребят погибают молодыми. Джо чувствовал, как его накрывает отчаяние, такое знакомое и привычное, словно старое, изношенное пальто.
Он давно уже жил с этим чувством отчаяния, сжился с ним, как обитатели Нью-Йорка – с влажностью, а Аризоны – с безводьем. Оно стало частью той атмосферы, которой он дышал. Он привык, принял его. И лишь сегодня было почему-то трудно принять. Может, подошло время?
Он, Джо, давно бы и сам справился, у него хватит на это духу, вот только отец Энзена говорит, что это смертный грех. Или все-таки простительный? Забыл. А может, не расслышал. Трудно разобрать, что говорит этот чертов филиппинец, когда проповедует со своим тагальским акцентом.
Да нет, к филиппинцам он привык, нормальные ребята. Вот если бы они говорили почетче, а то чувствуешь себя идиотом, когда все время приходится возиться с этим слуховым аппаратом.
Конечно, он мог бы ходить в Беркли, там у них ирландский проповедник, но они все там такие либеральные, сукины дети, дают разрешения на неподходящие браки. И всегда ссорятся с епископом. Как можно доверять такому священнику?
Джо доковылял до стула рядом с кроватью, сел, положил на колени альбом и открыл его ближе к концу: там больше фотографий, где они с Маргарет вдвоем.
Вот снимок Мардж в элегантной шляпе от солнца. Она любила такие необычные шляпы.
Джо вдруг заметил, что плачет – просто накатило и все, он ничего не мог с этим поделать. Он так тосковал по ней, тосковал все тринадцать лет, хотя к концу она совсем перестала соображать. Но дело не в этом, а в чувстве, что без нее в его существовании не было смысла. Без нее и без работы. Из-за этого ему и хотелось плакать.
Он больше не мог держать гараж, цифры пугали его, он запутал все счета. Пробовал работать в благотворительности, бесплатно, но и там трудно было разобраться, к тому же многие относились к нему просто как к старому хлопотливому ворчуну.
И что остается? Сидеть в зале ожидания – вот и все. А что в следующем зале? Смерть. Сидишь и ждешь, пока тебя, как груду хлама, уберут из этого мира. А до тех пор осталось только играть в карты с миссис Буттнер и этим лысым деревенщиной с громадными стариковскими пятнами на голове – никогда он не мог запомнить имени этого типа. И все. Ну что это за жизнь? А теперешнее телевидение приводило его в смущение. Господи, да ему было стыдно смотреть телевизор вместе с внуками, когда шла реклама заведений с Виктория-стрит. А дети и внуки? Когда они приходят навещать, сразу видно, что просто отсиживают время.
Вот зараза, он снова плачет.
Ну и ладно, в задницу этого филиппинского проповедника. На самом деле он торчит здесь потому, что боится: вдруг святые не позволят ему увидеть на том свете Маргарет. Но приходится признать…
Приходится признать, что он больше не верит в «тот свет». Откуда попы знают? В Бостоне их буквально десятками арестовывают за растление малолетних. А в Ирландии еще хуже. Если они сами и не пристают, то смотрят на это сквозь пальцы. Как можно доверять такому ублюдку? Попы – растлители малолетних, попы – гомосексуалисты, значит, они все лжецы, а значит, насчет загробной жизни тоже врут.
Его воспитали католиком, но он как практичный человек никогда до конца не мог поверить в то, чего не видел своими глазами.
Ну, точно. Все это просто надувательство. Он всегда это подозревал. Ну, он, конечно, не хотел бы, чтобы его внуки перестали ходить в церковь… Но с другой стороны, если эти сволочные попы будут протягивать к ним лапы… Ладно, к черту такие мысли!
В ящике стола, под бумагами, у него спрятан его родной ствол тридцать второго калибра. Здешние о нем, разумеется, понятия не имеют. Проживающим не положено иметь огнестрельное оружие. В старости у многих начинается маразм, разные мании, так что им действительно нельзя доверять оружие, это уж точно. Так что ему пришлось протащить своего дружка контрабандой.
Ощущая теперь истинное наличие цели и молча усмехаясь горькой иронии, Джо поднялся и с кряхтеньем потащился к небольшому письменному столу. Перевернул стаканчик с карандашами, достал маленький ключик, который он спрятал на дне, и завозился, отпирая ящик. Замок потребовал целой минуты – так тряслись скрюченные пальцы, но Джо справился, открыл его, наконец, и достал пистолет. Подержал в руке, полюбовался. Пистолет был у него уже пятьдесят лет, и Джо всегда хранил его в должном состоянии. Убедившись, что предохранитель снят, он поднял пистолет ко рту.
– Привет, Джо! Как дела? – Голос донесся от двери. – Я что, не вовремя?
Джо вздрогнул от неожиданности и чуть не спустил курок, но удержался и не выстрелил. Он не желает, чтобы кто-нибудь видел, как он вышибет себе мозги.
Он опустил пистолет и прищурился, разглядывая темную фигуру в дверях. Джо не слышал, как кто-то вошел, но тут ничего удивительного – с его-то слухом!
– Кто там?
Человек протянул руку и включил лампу на тумбочке. Джо узнал его: это был Гаррети.
– Надо же, Гаррети! – воскликнул он и взглянул на часы. Час ночи. – Черт возьми, как ты сюда попал? Ночью гостей не пускают. Кругом все закрыто. Охрана и все такое.
– Сейчас расскажу.
– Да уж расскажи, черт возьми.
Закрыв дверь у себя за спиной, Гаррети заговорил чуть громче.
– Я вот что скажу, Джо. На самом деле мне пришлось убить охранника. Налетел на него, когда взломал заднюю дверь. Да плевать, он был грязным маленьким крысенком, к тому же отвратительно ругался. Не будешь же ты из-за него расстраиваться?
Джо моргнул.
– Говоришь, ты убил его? Ха! – И он усмехнулся – ведь так положено, когда кто-нибудь тебя разыгрывает, но на самом деле ему вовсе не хотелось смеяться. – Ну, ты меня насмешил. Что-то я не помню, чтобы у тебя было такое чувство юмора, Гаррети! Ну ладно, надо бы поговорить о чем-нибудь более приличном, я бы, конечно, спросил, как поживает миссис Гаррети, но…
– Лучше, чем все прошлые двадцать лет.
– … но, как я понимаю, ты заметил этот пистолет?
– Заметил, – коротко отозвался Гаррети. – Похоже, я появился вовремя. Еще мгновение, и – бум! Пустая трата. Ужасно.
Джо ощутил в сердце теплую волну надежды. Может, есть другой выход? Может, и для него что-нибудь найдется? Может…
– Послушай, – продолжал Гаррети. – Мы ведь давно с тобой знакомы. По крайней мере, двадцать пять лет, с тех пор как я сюда переехал. Джо, ты не думай, я прекрасно понимаю, сколько сейчас времени. И понимаю, что ты чувствуешь. И пришел специально, чтобы сказать тебе: есть кое-что получше, чем пуля в лоб.
Джо зарычал от разочарования.
– Нет, нет. Ты-то снова родился, так? И это все, да? Я ненавижу все эти секты. Черт возьми, Гаррети, я католик. Я только что сам думал, что все это – дерьмо, но пойми, это мое дерьмо, так сказать, семейное, зачем же мне твое?
– Я не заново родился, то есть не в том смысле. Я вообще не христианин, Джо. Дело тут не в религии. Я говорю о другом. Есть кое-что получше. Настоящее, реальное, понимаешь? Дай-ка я тебе кое-что покажу.
И он сделал стойку на руках, прямо посреди комнаты. Без малейшего усилия, и руки у него не дрожали. У Джо отвалилась челюсть.
– Просто сон, вот что это такое, – пробормотал он.
– Никакой не сон, – ответил Гаррети, снова становясь на ноги. – Джо, я снова стал молодым, внутри, в организме.
И кстати, если бы захотел, то снаружи тоже выглядел бы молодым. Так мне сказали. Я и теперь могу это сделать, если понадобится «Нам Всем». Но я считаю, не имеет никакого значения, молодо я выгляжу или нет. Мне наплевать. Секс мне не нужен. А если тебе не нужен секс, то с какой стати хотеть выглядеть молодым? Из тщеславия? У меня есть кое-что получше. Жизнь и сила. И ты можешь получить то же самое.
Джо смотрел на Гаррети и размышлял. Наконец он сказал:
– В последнее время, как я помню, ты очень плохо себя чувствовал. Что-то с тобой случилось, это ясно. Но зачем ты пришел ко мне?
– Меня к тебе послали. Мы набираем сначала тех, кто постарше. С ними легче, чем с молодыми. У молодых другая химия мозга, с ней еще не все ясно, а у нас пока недостаточно интеллектуальной мощи, чтобы с этим справиться. Эта проблема требует больших усилий. Мы пробовали парочку молодых, так они то ли работают, то ли нет… Один вроде помогал, но потом начались неприятности, а другой бродит в лесах, превращает животных и присматривает за всем, но как-то все через задницу. Мы сейчас разрабатываем тест для определения, кто из ребят подходит. – Он замолчал и странно улыбнулся. – И вот еще что, Джо. У нас временная нехватка коммуникационной замазки.
– Чего нехватка?
– Ну, это я так ее называю. Это особый материал, который встраивает «Нас Всех» в нервную систему людей, которых мы преобразуем. Его приходится вырабатывать, но материала до сих пор не хватает, и надо строить механизм для его производства. Поэтому мы не можем обратить всех, то есть всех сразу. Но скоро у нас будет новая система. Эта штука будет сама себя вырабатывать. Да, Джо, после запуска так и будет. Тогда все ускорится. А тебе, Джо, надо попасть в основание системы.
– Похоже, что у этого твоего нового мира немало проблем, – задумчиво проговорил Джо. – Вы не можете справиться с каждым. Не можете управиться с молодежью.
– Конечно, – горячо подтвердил Гаррети. – Но мы с ними боремся. Скоро начнем работать с молодыми, вот увидишь. Черт возьми, даже некоторые из пожилых тоже способны немного сопротивляться. Возникают осложнения. Приходится проводить перезагрузку.
– Что еще за перезагрузка?
– Понимаешь, Джо, иногда это означает, что их приходится убивать. – Улыбка Гаррети ничуть не потускнела. – А остальное время приходится восстанавливать их статус – это если человек уже был с нами.
– Убивать? Так ты действительно убил нашего охранника?! – Джо почувствовал, что по спине у него пробежал холодок.
– Ну конечно! По разным причинам он не подходил для обращения, ну, для преобразования. Некоторые люди похожи на кошек – с кошками у нас тоже проблемы. Ох уж эти кошки! Нам они не нужны. Не та химия мозга. Нам их трудно утилизировать, и похоже, маленькие твари это чувствуют. В любом случае, когда дело касается людей, мы предпочитаем добровольных рекрутов, потому что процесс тогда идет быстрее и надежней. Из всех испытанных моделей добровольное присоединение оказалось наиболее продуктивным. Нам ведь, Джо, пришлось много экспериментировать. Некоторые из ранних форматов оказались… просто месивом. Но, как видишь, сейчас дело дошло практически до стадии искусства. Обращение может произойти теперь за одну-две минуты.
Джо стоял, слушал и пытался не смотреть на дверь.
– Значит, говоришь, мне не придется совершать последнее путешествие – на кладбище, я имею в виду?
– Забавно, что ты это спросил. В некотором смысле отправиться туда придется. Но не умирать. Видишь ли, мы используем кладбище. Там наш Центр. Оказалось, что именно там наилучшая защита от электромагнитных полей извне. Есть проблема риска… – Он замолчал и, казалось, прислушался. – Нет смысла тебе объяснять. Ну как, Джо, ты готов к омоложению? Что скажешь?
Джо покачал головой.
– Гаррети, или как тебя, можешь поцеловать меня в задницу. Я теперь более-менее представляю, кто ты такой. И вот что тебе скажу. Я, может, и не бог весть что, но этим я не буду.
– Джо! Но что тебя ждет? Выбор между старческим ничтожеством, бесконечным одиночеством, изоляцией – и забвением? Старость – это мерзость, Джо. Я помню, как осознал, что старею. Мне было едва за пятьдесят. Это примерно то же, как когда тебе говорят, что у тебя неизлечимая болезнь и ты видишь, что проявляются первые симптомы. Вот как я себя чувствовал. А теперь… Теперь совсем не то. Таким способом, Джо, можно жить практически вечно.
Джо сглотнул. Во рту внезапно стало сухо. Так тяжело, так тяжело…
– Вечно?
– Ну, есть, конечно, такая штука, как энтропия. Рано или поздно она тебя достанет. Может, через десять тысяч лет.
– Десять тысяч! – Он почувствовал изнеможение только при мысли о таком сроке. – Десять тысяч лет? Да ты шутишь!
– А может, и дольше. Если присоединишься к нам, Джо, вся боль для тебя будет позади. Все болезни. Усталость. Грусть. Вся неуверенность тоже уйдет. С ними будет покончено. Ты станешь частью чего-то прекрасного, растущего, как узор снежинок. Снова станешь полезным. Если бы ты только мог взглянуть на дело моими глазами, ты бы не медлил ни секунды.
– Но я больше не буду собой.
– Это не совсем так. У тебя остается рудимент личности. Этого достаточно. Да и насколько ты был самим собой всю свою жизнь? Люди ведь обманывают себя на этот счет, Джо. Ну, вспомни: то ты в веселом настроении, то вдруг разозлишься или обидишься. Люди непостоянны, как туман на ветру. То их туда несет, то сюда. На самом деле все очень расплывчато.
– Говори за себя. Ты вот что мне скажи. Ваши люди… вы откуда? Из космоса?
Гаррети покачал головой и улыбнулся.
– Вовсе нет. Отсюда, с Земли. Мы не враждебные пришельцы, нет! Мы… Тебе надо только знать, что мы теперь часть чего-то великого. Моя хозяйка и я так счастливы в нем. И множество твоих друзей тоже, Джо. Да вот, например, Гарри Дельвиччио недавно присоединился к нам и много чего делает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52