Убеждал себя, что вы еще совсем юны и что со временем прекратите такие глупости. Люди уже стали говорить о ваших диких выходках. Ваше имя у всех на устах из-за ваших развлечений. Ваши отношения с этим гномом Флабонико! Появление на сцене вместе с кастрированным чудовищем Бенелли!..
Фоска оборвала Алессандро:
– Они мои друзья. И тот, и другой. К тому же граф Флабонико – дворянин! А кому не известно, что синьор Бенелли – прекрасный певец! Я считаю для себя большой честью выступать вместе с ним на одних подмостках. Что в этом предосудительного? К тому же на мне была маска и карнавальный костюм, и я даже не пела, не танцевала, не произнесла ни слова. Исполняла роль богини Луны. Было удивительно весело, и никому даже в голову не могло прийти, что то была я!
– Идиотские трюки! Дикое поведение! – возмущался Алессандро. – Вам чуждо чувство стыда, синьора? Вы хотите произвести сенсацию? Скандал? Черт подери! Что, в нашем городе и без того мало непристойности и аморальности? Почему дочери из благородных семей подают тошнотворный пример, подтверждающий наше вырождение? Если не хотите покончить с вашими дикими выходками ради меня, то подумайте о вашем отце и о том, как вы огорчили бы его. Задумайтесь о добром имени вашей семьи. Умоляю вас, одумайтесь!
Она сверкнула глазами.
– Для меня внове, синьор, слышать ваши рассуждения об общественной морали. Очень жаль, что вы не заботились о чести моего отца при его жизни!.. – Ее грудь вздымалась. Она была готова вот-вот дать выход своему гневу, но ей все же удалось сдержаться. Она вернулась к своему прежнему легкомысленному тону. – Полагаю, синьор, вы преувеличиваете серьезность инцидента. Во время карнавала все надевают маски. Даже дожи. Даже нищие! Это время для развлечений, время совершать глупости. Уверена, моему отцу понравилась бы эта шутка! Он всегда недолюбливал старика Моросини и посчитал бы весьма забавным то, что его юная жена вскружила ему голову.
– Я с вами не согласен. Он ни за что не одобрил бы ваше появление в столь отвратительном виде!
– Так, значит, вас раздражает мой наряд! Неужели вы считаете его таким уж непривлекательным? В маске и плаще, я могу заверить вас, меня никто не признал.
– Возможно, и так. Но все наверняка догадались, что одним из участников проделки был Джакомо Сельво. Только у него настолько дурной вкус, чтобы сочетать розовый шелк с зеленой парчой. – Алессандро передернуло от отвращения. – Он выглядел попугаем!
Фоска рассмеялась.
– Но это никак не бросает тень на меня!
– Вы так думаете? Он и Валир – ваши постоянные компаньоны. Какой из этого вывод? Кто же поверит, что они осуществили свою затею, даже не поставив вас в известность? Держу пари, что все это была ваша идея, и ни у одного из них не хватило мужества отказать вам. – Алессандро довольно хмыкнул. – Во всяком случае, этот еврей-портной больше не заговорит. Фоска уставилась на мужа:
– Что вы имеете в виду? Вы не… убили его?
– Конечно, нет. Но он немедленно уедет из Венеции к своим родственникам в Триесте. У нас станет на одного смутьяна меньше…
– Не верю, – сказала медленно, покачав головой, Фоска. – Не могу поверить, что из-за такой глупости вы изгоните из Венеции этого бедного человека.
– Я уже сделал это, ибо не хочу, чтобы кто-нибудь раскрыл личности этих негодяев. Разве не ясно? Кроме того, я уведомил синьоров Сельво и Валира, что считаю непростительным их участие в этом деле и что если ваша роль в нем станет известна или если до меня дойдут сведения о каких-нибудь других аналогичных поступках, то я запрещу им посещать наш дом.
Фоска быстро поднялась.
– Вы осмелитесь?.. – Ее глаза метали искры. – Осмелитесь закрыть перед ними дверь?.. Но они мои, а не ваши друзья. Вы не имеете права запрещать мне встречаться с ними! – Самообладание покинуло ее. Оскорбленная, возмущенная, она была готова расплакаться.
Алессандро Лоредан приблизился к ней и заговорил твердо, но отнюдь не грубо:
– Оба они знатного происхождения, и им следовало бы понимать, что подобного рода эскападами непозволительно компрометировать женщину и ее имя. Они несут ответственность перед вами и передо мной и отдают себе отчет в этом. Я не мог ожидать приличного поведения со стороны этого идиота Сельво, но юному Валиру не пристало вести себя подобным образом, и он в разговоре со мной согласился с такой точкой зрения. Я взял с них слово, что они сохранят этот эпизод в тайне и в будущем дважды подумают, прежде чем позволить вам пойти на поводу ваших безумных желаний.
Фоска впилась ногтями в ладони. Она смотрела на мужа. Ее глаза сверкали, голос дрожал.
– Вы запрещаете моим друзьям посещать меня. Изгоняете из Венеции невинного человека только за то, что он выполнил мою просьбу. Если я для вас такая обуза, не проще ли запереть меня? Или поместить в монастырь?
Лоредан устало улыбнулся.
– Сомневаюсь, Фоска, что существует такой монастырь, который сумел бы удержать вас. – Она повернулась к нему спиной, но он спокойно продолжил: – Я хочу получить от вас обещание, что впредь вы не станете заниматься маскарадами, не будете распевать серенады и перестанете публично демонстрировать свое дурное воспитание.
– Если вам, синьор, не нравится мое поведение или мои друзья, почему бы вам со мной не развестись?
Лоредан сжал губы.
– Нет.
– Почему? – решительно спросила она. – Я не та жена, которая нужна вам. Для вас я сплошное разочарование!
– Что-то новое, – кратко заметил он. – Я не хочу даже обсуждать это.
– Теперь моего отца нет в живых, – возражала Фоска. – Он больше ничем не может помочь вам. Я же для вас только обуза. Вы полагаете, я не знаю этого? Я больше не нуждаюсь в вашей благотворительности, синьор. Да мне она никогда и не была нужна.
– Фоска, я вас предупреждаю…
– А почему бы и нет? – Она повысила на сей раз голос. – Вы же отказались бы от пальто, которое не подходит по размеру, или от вышедшей из моды шляпы. Прогнали бы переставшего подчиняться слугу. Выбросили прочь что угодно, ставшее вам бесполезным. Но только не жену. Вы меня удивляете. Я думала, вы захотите обменять меня на дочь другого дворянина, способного помочь вам обрести власть. Или вы слишком горды для того, чтобы признать, что, женившись на мне, заключили невыгодную сделку?
– Я запрещаю вам продолжать в таком тоне! – резко сказал Лоредан.
– Вы не вправе запрещать мне. Я вам не служанка. Вы не разрешаете мне уйти, ибо ненавидите меня. Не так ли? Ненавидите меня, потому что я не разрешаю вам приходить ко мне по ночам и потому что не подарила вам сына! Вы хотите довести меня до смерти, как довели моего отца!
– Замолчите же наконец! – заорал Лоредан.
Она молча уставилась на него. Потом уткнулась лицом в ладони.
Лоредан вылетел из комнаты. Фоска в изнеможении опустилась на кушетку. Ее руки бессильно упали на колени. У нее болела душа. Ее бросало то в жар, то в холод. Фоска ненавидела свою жизнь, ненавидела мужа, ненавидела себя за то, что ей недоставало смелости избавиться от него.
Во внезапно охватившем ее приступе гнева она ударила кулаком по столу, на котором стоял поднос с кофейным прибором. Фарфор и серебро разлетелись в стороны. Но это не успокоило ее.
Она уронила голову на стол и горько заплакала.
Лоредан отправился в школу фехтовального искусства, куда он заходил всякий раз, когда чувствовал необходимость разрядиться. Надев защитную маску и соответствующую экипировку, он скрестил шпагу с инструктором, единственным дуэлянтом в Италии – да и во всей Европе, который мог успешно противостоять ему. Алессандро яростно и дерзко атаковал своего противника, проявив нехарактерное для себя безразличие к форме и стилю боя.
– Сказать по правде, синьор, – ухмыльнулся тренер, – мне жаль мужчину, которого вы хотели бы видеть на моем месте. – Их клинки скрестились, и эфесы ударились друг о друга. Они развели оружие, разошлись, а затем возобновили схватку.
– Это не мужчина, – хмуро заметил Алессандро, срывая с себя маску. Противник последовал его примеру.
– Значит, это женщина! – Сталь звякнула о сталь. – Сочувствую вам, синьор. Очень дурной знак, когда мужчина хочет насадить на шпагу женщину.
– Да? – Они обменялись серией ударов. – Почему?
– Почему? – засмеялся тренер и перешел в яростную атаку. – Простите, синьор, но вы не прикрываете правый бок. Не забывайте, что я левша. На чем мы остановились?.. Ах, да, на даме. Вы хотите ее убить, потому что любите ее. Это совершенно очевидно.
Алессандро не успел защитить правый бок. Соперник проколол его стеганый костюм, обезоружил Алессандро круговым движением шпаги и прижал к стене.
– Что случилось? – спросил инструктор фехтования. – Вы же блестяще начали обороняться, а потом вдруг все пошло наперекосяк.
Лоредан, тяжело дыша, уставился на сверкающий клинок, снабженный шариком, наконечник которого уперся ему в область печени. В глазах горела ненависть. Инструктор что-то говорил, но Алессандро, по-видимому, не слышал его. Подчинившись голосу разума, тренер отвел шпагу и удалился.
Глава 2
АРИСТОКРАТ
В 1774 году, сразу же по окончании обязательной традиционной стажировки на кораблях венецианского военно-морского флота, прослужив в штате двух важных венецианских зарубежных посольств, Алессандро Лоредан занял принадлежащее ему по родовому праву место в Большом Совете Синьории – иначе говоря, в венецианском конгрессе.
Согласно венецианским законам, всем мужчинам, имена которых заносились при рождении в «Золотую книгу» (так именовался официальный реестр почетных горожан), полагалось участвовать в управлении Венецианской республикой. В период, о котором шла речь, в Большом Совете официально числилась тысяча шестьсот членов. Правда, обычно на ежедневных заседаниях Совета присутствовало не более четырехсот человек, несмотря на то что неявка в Совет наказывалась штрафом.
Венеция – некогда королева Адриатики и властительница простиравшейся на суше и морях обширной империи – вступила в полосу упадка. Ее оттеснила на мировой арене нарастающая морская мощь других держав – Англии, Франции и Испании, а также контроль последних над сулящими богатства путями, ведущими через океан в Южную и Северную Америку. Венецианские аристократы, в прошлом гордые принцы торговли и свирепые воины, смирившись с потерей былого престижа, бросились в омут наслаждений, пренебрегая своим долгом перед государством.
Чуть ли не полгода венецианцы тратили на карнавалы. Ими отмечались не только недели накануне Великого поста, но и более сотни иных праздников, когда народу разрешалось устраивать маскарады, предаваться веселью и озорству. Венеция слыла в Европе центром развлечений, обязательным объектом туризма, соблазняюще прекрасным го родом, знаменитым женщинами свободного поведения и безграничными возможностями для увеселений.
Два года Лоредан приглядывался к происходившему вокруг него, впитывал новые впечатления и в 1776 году сделал выбор. Он обрушился на венецианских евреев, обвинив их в разбазаривании ресурсов государства. Лоредан утверждал, что их доля в торговле несправедливо велика по отношению к конкурентам-христианам, и доказывал, что именно они повинны в экономических бедствиях, обрушившихся на Венецию. Лоредан потребовал немедленно изгнать из Венеции и с ее территорий всех евреев и ввести строгие ограничения на их деловую активность.
Предложения Лоредана встретили доброжелательный отклик со стороны тех членов правительства, которые для преодоления запутанных проблем предпочитали прибегать к быстрым и легким, как им казалось, решениям. К тому же Лоредан играл на давних страхах и предубеждениях значительной части невежественного населения.
На евреев – вечных козлов отпущения – были обрушены древние репрессивные меры. Им запретили заниматься производственной деятельностью и сельским хозяйством, владеть недвижимостью, торговать кукурузой или зерном, а также предметами первой необходимости. Евреи не имели права нанимать на работу христиан, выступать в качестве маклеров, участвовать в финансовых делах Республики. Передвижения евреев строго ограничивались. Им не дозволялось проживать вне границ гетто, даже появляться после захода солнца за его пределами. На некоторых маленьких территориях Республики евреев изгнали из их жилищ.
Алессандро Лоредану исполнилось всего двадцать восемь лет, когда он стал в Совете признанным деятелем консервативного толка. Он весьма успешно начал свою политическую карьеру и достиг бы больших успехов, если бы не постоянные помехи, создаваемые на его пути Орио Долфином.
Шестидесятилетнего вдовца вконец разорили пристрастие к карточным играм и слабость к балеринам. Тем не менее он был беспредельно предан своей стране и сохранил значительное влияние на пожилых членов правительства. Будучи ученым, а по политическим взглядам – либералом, Долфин публично осуждал несправедливости, творимые в отношении евреев. Резко критиковал антисемитское движение, обвиняя Алессандро Лоредана в том, что тот, стремясь удовлетворить собственные амбиции, распространял всяческого рода измышления и возрождал старые страхи. Долфин энергично противодействовал избранию юноши в сенат и убеждал консервативно настроенных членов Совета в том, что в силу присущей им наглости и эгоистичности юдофобы не способны эффективно участвовать в работе важных комитетов.
Добившись на первых порах успехов, Алессандро обнаружил, что благодаря Орио Долфину его путь к власти становится все тернистей.
В один из погожих, сверкающих дней середины лета 1782 года Алессандро Лоредан решил нанести визит своему недоброжелателю. Синьория была распущена на летние каникулы, и ее члены вместе с семьями отправились в свои загородные виллы, расположенные на материке. Они утверждали, что им надо подкрепить силы после трудов, связанных с выполнением правительственных обязанностей.
После восьми лет работы в правительстве карьера Алессандро зашла в тупик. Но он знал, кто именно мешает его продвижению, и был полон решимости устранить это препятствие со своего пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57