Раф тщательно проверил каждую запись и наконец нашел ту, что искал: «Тициан. Венера и Марс. Орио Долфин. Одна тысяча дукатов».
Фоска узнала картину. Она принадлежала ее отцу. Утром надо ее упаковать и отправить ей. Конечно, не от своего имени. Никто не должен узнать, откуда она прислана. За исключением Фоски.
Раф вошел в спальню и долго рассматривал картину. Он повесил ее там, поскольку она захватила его воображение, потому что была красива и эротична и шокировала тетю Ребекку. Уж она-то будет радоваться ее исчезновению.
«Да, – решил он, – лучше всего избавиться от нее и забыть Фоску Лоредан».
«Как она попала сюда? Кто прислал ее?» – удивлялась Эмилия. Два слуги закончили распаковывать картину и приставили ее к стене.
– Это та самая картина, которую ваш отец держал в библиотеке. Какой срам!
У Фоски сильно забилось сердце, но с деланным безразличием она заметила:
– Наверняка это от Антонио. Он выяснил, кому она принадлежала, и купил ее мне в подарок на день ангела. – «Надо предупредить Антонио, – подумала Фоска, – чтобы он подтвердил эту версию. Он не подведет меня».
Взгляд Эмилии выразил сомнение.
– Но ваш день ангела в мае.
– Да, но Антонио не мог ждать. Он знал, как мне она нравится, и видел, что последнее время я чувствовала себя очень несчастной.
Эмилия, у которой о настроении Фоски сложилось совсем иное мнение, иронично фыркнула.
– Она обошлась ему в кругленькую сумму. Я и не думала, что синьор Валир столь хорошо обеспечен.
– Да, именно так, – поспешно заметила Фоска. – Правда, никто мне не поверит. Я повешу ее в своей комнате над камином, чтобы смотреть на нее прямо из постели.
Раф знал, что она жена Лоредана, размышляла Фоска. Теперь он посылает ей подарок. Зачем? Чтобы привести в негодование ее мужа или чтобы доставить ей удовольствие? Ну почему он не оставит ее в покое!
Но картина очень хороша. Как это внимательно с его стороны!
Если кто-нибудь узнает о той ночи… Ее друзья или Лоредан… Ну и скандальчик разразится! Ее любовник – еврей! Она станет посмешищем. Никто и никогда не должен узнать, откуда попала сюда эта картина. Лоредан бросит их обоих в тюрьму. Она больше никогда не должна встречаться с Рафом. Это безумие.
Да, Раф оказался очень добрым. Снял мучившую ее ужасную боль. Смешно, но оказалось, она нуждалась все время лишь в одном – в мужчине. Именно так. Теперь нужно найти другого любовника и забыть Рафа. Забыть его нежность и силу. Забыть умелые руки и обжигающие губы.
Фоска закрыла глаза и заставила себя успокоиться: «Хватит! Перестань вести себя как школьница! Все мужчины в конце концов одинаковы».
В этот момент в гостиную, где слуги распаковывали картину, вошли Алессандро Лоредан и его секретарь Пьетро Сальвино. Фоска внимательно наблюдала за Сальвино, но он ничем не выдал то, что узнал в ней женщину, выходившую из дома Рафаэлло Леопарди.
– Что это такое? – спросил Алессандро. – Разве я недавно приобрел какую-нибудь картину?
Фоска пошла навстречу, чтобы поздороваться.
– Это, синьор, моя картина.
Алессандро поцеловал ей руку и вновь обратил внимание на картину.
– Тициан?.. Не лучшая из написанных им Венер, но тем не менее работа весьма мила. Полагаю, это средний период его творчества.
– Вы правы, ваше превосходительство, – прошептал Пьетро. – Насколько я помню, в пятидесятые годы Тициан написал серию портретов Венеры.
– Вы, возможно, узнаете, синьор, эту картину, – сказала Фоска. – Она раньше принадлежала моему отцу.
– Правда? – сдвинул брови Алессандро. – Я что-то не припомню.
– Он продал ее, когда испытывал нужду в деньгах, – объяснила жена. – Он вынужден был продать все, что любил. Мой милый друг Антонио Валир был настолько любезен, что разыскал ее для меня и выкупил. Это доставило мне огромное удовольствие.
– Естественно, – кивнул Алессандро. То же самое сделал и Пьетро, эхом повторяющий поступки своего хозяина.
– Я уже приказала повесить ее в моей комнате. Если, конечно, вы не возражаете.
– А почему я должен возражать? Я очень рад, что вы вернули нечто из вашего старого дома.
– Можете считать это частью моего приданого, – любезно сказала она, когда он наклонился над ее пальцами.
Алессандро сжал губы. Он холодно улыбнулся и вышел из комнаты. Пьетро, напоминая спаниеля, последовал за ним.
– Вы что-то скрываете, – прошипела Эмилия, когда они вышли. – Не считайте меня дурой. Синьор Алессандро наверняка узнал картину!
– Принимая подарок от своего поклонника, я что, совершаю нечто ужасное? Это не касается моего мужа!
– Он не поверил, что подарок сделал синьор Валир. Впрочем, и я этому не верю. Рекомендую вам быть осторожней, донна Фоска. Вашему мужу не понравилось бы прослыть рогоносцем!
– Мой муж! Муж! – возмутилась Фоска. – Почему никого не заботит мое счастье?
– Потому что вы о нем заботитесь сами! – едко заметила Эмилия.
Фоска сверкнула глазами.
– Беда нашей Республики в том, что слуги стали забывать свое место.
Эмилия обозлилась, и ее огромная грудь заколыхалась.
– Я только хотела предупредить, пока вы не попали в глупое положение! Вы прекрасно знаете, донна Фоска, что никто не позаботится о вас так, как я. Я не хочу, чтобы вы вредили сами себе!
– Я уже столько навредила себе, – сказала Фоска. – Настало время для возмещения ущерба. Я заслужила хоть какое-то счастье, Эмилия! Почему же люди так отвратительны! Я уже решила, что больше с ним никогда не увижусь. Всех вас ненавижу!
Фоску словно ветром сдуло. Эмилия покачала ей вслед головой.
– Одни неприятности, – сказала она мрачно. – Мужчины – это сплошные неприятности.
Лиа передала Рафу блюдо с едой и уселась на свое место. Она не разговаривала с ним. Не разговаривала она и с тетей. Раф же ел с удовольствием и делал вид, что не замечает атмосферу холодности, воцарившуюся в доме после той ночи, когда он привел Фоску.
– Вы сегодня обе такие тихие, – отметил Раф. – Рекомендую попробовать тушеное мясо, Лиа. Очень вкусно!
– Я знаю. – Лиа рассеянно ковырялась в тарелке и даже не притронулась к вину. Она не поднимала глаз на Рафа.
– Уже устала от жизни в гетто? – спросил он. – Я не осуждаю тебя, Лиа. Ты не привыкла к такому. Оказаться запертой в четырех стенах, когда ты могла бы…
Лиа поднялась так резко со стула, что он с грохотом повалился на пол, и выбежала из комнаты. Раф непонимающе посмотрел ей вслед.
– Если бы ты не был моей плотью и кровью, – сказала тетя Ребекка, – я бы разбила всю посуду о твою тупую голову. Тебе мало, что ты навлек на всех нас позор и печаль, пренебрегая законами, глумясь над добрым советом наших старейшин и самого раввина – мудрого человека! Образованнейшего ученого! Нет, тебе мало того, что тебя изгоняют из гетто – первого еврея за сто лет! Ты приводишь в наш дом, в котором живут приличные женщины, проститутку! Да еще проститутку-христианку!
– Да, она христианка, – сказал спокойно Раф. – Аристократка.
– О мой Боже! Я так и знала! После того как она ушла, я в каждой щели и уголке нашего дома чувствую смрадный запах ее духов. Это отвратительно! Я понимаю, почему девочка так расстроилась. Какой пример ты ей подаешь? Вчера она отсутствовала весь день, и, если бы она не вернулась, я бы не осудила ее!
– Все, что произошло, не имеет никакого отношения ни к одной из вас, – спокойно сказал Раф. – Или ты забыла, кто теперь хозяин в этом доме?
– Хозяин! – фыркнула тетя Ребекка. – Ты что, забыл, кто тебя мыл, кормил, кто убирал за тобой и растил тебя с младенческих лет? Я живу в этом доме пятьдесят пять лет, и такого несчастья, как сегодня, никогда не испытывала! Ты разбил мое сердце! А девочка?
– А что девочка? Ты напрасно меня осуждаешь…
– Ты балбес. Разве не видишь, что она в тебя влюблена?
– Что?.. Да это смешно!
– Ты так считаешь? А она тем не менее влюблена. А ты так с ней поступаешь! Рафаэлло, то, что ты делаешь вне стен дома, не важно. Но ты приводишь шлюху…
– Она не шлюха, черт побери! – заорал Раф и стукнул ладонями по столу.
– Не ругайся на меня, мальчик. Боже, какой ты вспыльчивый. Твоя бедная мать, да будет ей земля пухом, всегда была какой-то шальной. Никогда ничему не радовалась. О, она навлекла на нас скандал и большое горе! Да и твой отец, говорят, тоже был сумасшедшим.
Раф сердито посмотрел на старую женщину, но ничего не сказал.
Она глубоко вздохнула.
– Что же, ты так никогда ничему и не научишься? Ты что, решил навлечь на всех нас гнев государства? Кем бы ни была эта женщина, она не для тебя. Дворянка!.. Господи, у нас в гетто двадцать незамужних девушек, которые отдали бы все, лишь бы ты обратил на них внимание. Даже теперь!.. Почему ты не можешь удовольствоваться тем, чем обладаешь? Почему всегда стремишься к невозможному? Почему никак не смиришься с реальностью?
– Потому что не хочу! – завопил Раф, поднимаясь со стула. – Не хочу подчиняться никакому закону, придуманному кем-то. И не хочу, чтобы мне читала проповеди женщина. Ясно?
Тетя Ребекка плотно сжала губы и неподвижным взглядом уставилась перед собой. Раф перевел дыхание.
– Прости. Я не хотел обижать тебя или Лиу. Но это моя жизнь, и я проживу ее так, как считаю разумным.
Он набросил плащ и собрался уйти из дома, но вспомнил о Лие. Надо поговорить и с ней. Эти женщины должны уяснить, что он не намерен подчиняться их настроениям.
Лиа сидела на стуле перед окном, поджав колени и обхватив их руками. Кот Джекоб и котенок дремали на подоконнике. Она не обернулась, когда в комнату вошел Раф и встал позади нее.
– И ты, Лиа, сердишься на меня?
Она слегка пожала плечами и продолжала пристально рассматривать темнеющие в сумерках крыши и небольшие островки проглядывавшего между высокими зданиями неба.
– Я не могу рассчитывать, что ты меня поймешь, Лиа, – сказал он грубовато. – Ты еще молода, и хотя видела в жизни гораздо больше, чем многие девочки твоего возраста…
Она подняла лицо. Взгляд ее был поразительно зрелым. Старые глаза на юном лице. Раф почувствовал, что он сбился уже в середине разговора. Он замолчал и откашлялся.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – твердо сказал он.
– Правда понимаете? – Она вновь отвернулась от него. Для столь молодого существа она держалась с поразительным самообладанием.
– Ты убедила себя, что влюблена в меня. Это не удивительно. Я, вероятно, единственный мужчина, который был добр к тебе, и естественно…
– Вы единственный, кто не изнасиловал меня, – сказала она. – Не обращайтесь со мной как с ребенком, синьор Раф. В девять лет я потеряла девственность. Я знаю о мужчинах все, знаю, что им нужно. Неро обычно позволял незнакомым мужчинам спать со мной. Они ему за это платили.
– О! – Раф нахмурился. – Я не сознавал…
– Не нужно ничего объяснять. Я была для вас чужая, но вы подобрали меня, радушно приняли, будто я действительно ваша кузина. Вы мне ничего не должны, синьор Раф. И меня не касается, что вы делаете.
Она казалась такой хрупкой и юной и вместе с тем была мудрей любой женщины, в три раза старше ее. Раф положил руку ей на плечо и почувствовал, что она дрожит.
– Мне очень жаль, Лиа.
– Все в порядке. Я на вас не сержусь, – сказала она. – Только на себя. А теперь оставьте меня, пожалуйста.
Когда он ушел, Лиа взяла кота на колени и погрузила лицо в его мягкий мех.
– О, Джекоб, как я люблю его! И как ненавижу ее! Ненавижу!
– Ума не приложу, что с вами произошло, Фоска, – озабоченно сказал Антонио Валир. – Начиная с выдумки по поводу картины. Я еле сообразил, что сказать, когда ваш муж поблагодарил меня за то, что я разыскал ее для вас. Знали ли вы, что Сальвино обнюхал весь мой дом, допрашивал слуг? Зачем вам это?
– Неужели он пошел на это? О, мой бедный Тонино, – тихо проговорила Фоска. – Простите, что я поставила вас в неловкое положение. Я знаю, что это жестоко. Но ведь я раньше от вас никогда ничего не скрывала, так? Умоляю вас, проявите терпение и не сердитесь на меня.
– Я не сержусь, просто не могу понять. Если вы больше не хотите видеть меня…
– Ничего подобного у меня и в мыслях нет, мой дражайший друг! – уверяла его Фоска. Они прогуливались рука об руку вдоль Листона по направлению к кафедральному собору. – Вы всегда в моем сердце. Вы же знаете. Но ни о чем не спрашивайте. Я сожалею по поводу случая с Лореданом. Однако поймите, я была вынуждена ему что-нибудь сказать! Сальвино… Неужели он и на меня науськал своих агентов?
– Агентов? – воскликнул Антонио. – Но почему он шпионит за вами? – Он боязливо оглянулся. Площадь была заполнена личностями в масках, каждая из которых могла нести угрозу. Вполне возможно, что рядом с ними увивалось пятьдесят шпионов.
– Кого вы высматриваете, Фоска? С кем убежали в ту ночь? Представляете, как мы разволновались, когда, подъехав к Моло, увидели, что вас нет ни в одной из двух гондол? Я был готов броситься к Лоредану и сказать ему, что вы исчезли. Только подумайте, какая бы поднялась суматоха.
Они зашли в кафе Флориана и заняли места у самого входа. Фоска заказала горячий шоколад. Антонио купил для нее у цветочницы букетик фиалок. День был теплым, в воздухе носились экзотические запахи и приглушенные голоса. Антонио что-то жужжал на ухо Фоске. Она успокаивала его, поддерживала легкую беседу, но все ее мысли были сосредоточены на Рафе. Вдруг он случайно появится на площади? Как она узнает его? Она несколько раз посетила «Ридотто». Конечно, она вовсе не хотела встретиться с ним.
Недавно в ней проснулась ненависть к своим наивным поклонникам. Их пустые фразы отвлекали ее от собственных мыслей, глупые знаки внимания и витиеватые комплименты, которые раньше доставляли ей удовольствие, выводили из себя и раздражали. Теперь все ее кавалеры казались ей женоподобными щеголями, напудренными и надушенными, как хорошо выдрессированные собачки. Они совсем не походили на Рафаэлло.
Примерно неделей позже Фоска получила записку от своего брата. «Дорогая сестра! Я в ужасно стесненном положении, но чувствую себя плоховато и, увы, не могу посетить тебя. Мы должны возможно скорее встретиться. Только, умоляю тебя, приходи одна! Ты помнишь адрес: Кампо Сан-Барнаба, 274, над мастерской сапожника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57