Простыни пропитались потом. Жара в комнате казалась нестерпимой. Когда женщина подала обед, Фоска жестом дала ей понять, что хочет открыть окно. Та ее поняла, но покачала головой.
– Будьте вы прокляты! – прокричала Фоска, вернувшись на свое место. – Мне нечем дышать! Я открою окно! Вы меня слышите?
Она взяла небольшой стул и швырнула его во французские окна, выходящие на внутреннюю сторону палаццо. Для ее привыкших к тишине ушей грохот прозвучал оглушающе. Почти немедленно дверь в коридор открылась. Вошла все та же служанка, но теперь в сопровождении крепкого мужчины в крестьянской одежде. Они быстро собрали осколки и осмотрели комнату и ее лично, чтобы убедиться, что фоска ничего не прячет на случай побега.
– Вы тоже глухой? – спросила Фоска мужчину. – Или просто грубиян? Почему вы не разговариваете со мной? Он вас поставил на страже у двери? Вы должны прислушиваться к любому моему движению? Тогда скажите ему, что я не собираюсь кончать жизнь самоубийством! Я не убийца – он убийца! Скажите ему, что мне понятно, почему у него не хватает смелости взглянуть мне в лицо! У него руки в крови!
Мужчина проигнорировал ее гневную тираду, если и расслышал ее. Он и женщина вышли из комнаты. Обжигающий ветер ворвался через разбитые окна. В комнате стало еще жарче. При закрытых окнах было прохладнее.
Фоска ухватилась за край решетки и стала трясти их. Но они были прочно вделаны в оконные проемы.
– Алессандро! – закричала она. Голос эхом отдавался от мрамора и стекла внутреннего двора. – Послушайте, Алессандро! Я знаю, что вы здесь. Я не жалею ни о чем. Я люблю его! Я буду всегда любить его, даже если он мертв. Вы – убийца. Я донесу на вас Совету десяти, инквизиторам, народу. Вы не сможете вечно держать меня под замком. Вам придется заставить меня замолчать, как вы заставили замолчать его. Придется убить и меня, Алессандро!
Она упала на кровать, обессилев от жары и отчаяния. Ненависть к Алессандро Лоредану превратила в камень ее сердце и душу. Но ненависть упрочила волю и усилила решимость. Несколько часов она лежала неподвижно и вспоминала свою жизнь: детство, школу, отца, брак. Ту ночь, когда она отказала Лоредану в его праве мужа. Холодный гнев на его лице.
«Как угодно, синьора. Полагаю, мы можем появляться вместе?»
«Как угодно!» До появления Рафа она жила как в аду. Любовь пробудила в ней жизнь и надежду. Она никогда не позволит умереть своей любви.
Она положила руку себе на живот. Он был еще плоским. Но ребенок там уже был. Их сын. Даниэль.
Темнота опустилась на притихший дом и опустевший город. За горизонтом прогремел гром, и прохладный бриз освежил вспотевшую кожу. Она радостно вдохнула морской воздух. Пошел небольшой дождь. Дворы, переулки, каналы Венеции издавали запахи цветов, сырой пыли, старых воспоминаний.
Она хотела думать о Рафе, вспоминать его, но возникшая в ней внутренняя боль была слишком сильна. Он мертв. Воспоминания о нем лишь породят отчаяние. А она этого не хотела.
Открылась дверь. Она даже не взглянула в ее сторону, будучи уверена, что пришла служанка с ужином.
– Добрый вечер, Фоска.
Она затаила дыхание. Итак, муж наконец пришел. Она медленно приподнялась и взглянула на него. Он стоял примерно в трех метрах от кровати. Она прищурилась от света фонаря, который он принес с собой.
– Пришли навестить заключенную, – произнесла Фоска насмешливо. – Как это милосердно с вашей стороны.
– Женщина сказала, что вы больны. Мне очень жаль.
– Причина, должно быть, в зельях, которыми они меня напоили. У вас хорошо подготовленные агенты, синьор.
– Действие лекарства вскоре прекратится, и вы почувствуете себя лучше.
– Вы, очевидно, хотите, чтобы я выглядела здоровой и готовой к казни. Вы полагаете, что коль скоро я выздоровею, то буду кричать еще пронзительней. Вас ждет разочарование, синьор. Я не собираюсь умолять о пощаде. Да и вы не испытываете желания проявить милосердие.
– Я вижу, ваш разум не пострадал от лекарств, – сказал Алессандро и поставил фонарь на каминную полку. – Ваш язык остер как всегда.
– О да. Но вы отпустили мне три дня, чтобы я могла обдумать все формы оскорблений. У меня наготове целый шквал, который я обрушу на вас, когда меня потащат на виселицу.
Он сдвинул брови.
– Вы так много говорите об убийстве, Фоска.
– А разве вы его не наметили для меня? Вы убили Рафаэлло. Теперь убьете меня. Глухая женщина не сможет никому ничего рассказать. Ну давайте, насаживайте меня на ваш нож. Привяжите к ногам свинцовый груз и столкните в лагуну. Вполне безопасно. Никто не увидит вашего преступления.
– Я не убийца, Фоска, – сказал он спокойно.
– Вы убили Рафаэлло! – хрипло воскликнула она. – Вы терзаете меня. Почему вы не оставили нас в покое? Мы вам не делали зла. Теперь же будет громкий скандал.
– Вас доставили сюда агенты инквизиторов, – сказал Алессандро. – Не мои люди. Всем делом заправляли инквизиторы, и они поступили весьма любезно, не бросив вас в тюрьму. Вашу судьбу они доверили решать мне.
– Как великодушно, – с издевкой усмехнулась Фоска. – Ну и что же вы намереваетесь сделать со мной, когда я в вашей власти?
– Прошу вас, Фоска, не будьте столь мелодраматичны, – вздохнул Алессандро.
Он сел в кресло рядом с кроватью, скрестил руки на груди и вытянул длинные ноги перед собой. Фоска внимательно наблюдала за ним. Странно, но рога у него не выросли. Фоска мысленно наделила его столькими сатанинскими чертами, что реальный Лоредан выглядел теперь разочаровывающе обыденным.
– У вас всегда была тяга к мелодраме, а точнее, к плохой английской романтической литературе, – сказал он. – Полагаю, это вы унаследовали от своего отца. И подозреваю, что сложившаяся ситуация лишь разожгла пламя преувеличений.
– Я не преувеличивала свою любовь к Рафаэлло Леопарди, – бесстрастно произнесла она. – И я не преувеличиваю свое обещание: я не намерена каяться и никогда вновь не стану вашей женой. Мне безразлично, что вы собираетесь сделать со мной. Я ни о чем не сожалею. Если бы могла, то завтра же убежала бы с ним. Но вы его убили. Я вам этого никогда не прощу. Никогда.
Алессандро хранил молчание. Дождь усилился, и порывы ветра заносили через разбитые окна капли в комнату. Сидя на кровати, Фоска чувствовала их на лице. Это освежило ее и придало новые силы.
– Но мы не убили его, – спокойно возразил Алессандро. – Он жив. И очень бодр.
В ней затеплилась, но потом погасла искра надежды.
– Вы лжете.
– Нет. Зачем убивать его? Ножевая рана ослабила его. Агенты – хорошие специалисты. Они не убивают, если на то нет прямого приказа.
Во рту у нее пересохло. Она облизала языком губы.
– Но тогда где же он? – спросила она. – Вы держите его в одной из своих ужасных тюрем? В какой? Скажите. С ним все в порядке? Он сильно ранен? Скажите мне!
Алессандро покачал головой и ничего не ответил. Фоска встала с кровати и нетвердыми шагами приблизилась к нему.
– Так эту пытку вы приготовили для меня? Говорите, что не знаете. Хотите, чтобы я думала, будто Рафаэлло гниет в тюрьме, под свинцовой крышей? Вы хотите свести меня с ума. Вы лжете! Он мертв! Мертв!
– Нет, он в тюрьме, которую называют «Могилой». Его судили и обвинили в предательстве.
– В предательстве! – У Фоски перехватило дыхание. – Он не совершил никакой измены!
– Он был связан с якобинцами, иностранными революционерами, врагами нашей Республики, – выпалил Алессандро. – Подобные контакты строго запрещены. Он по всей справедливости приговорен к смерти, но время казни пока не установлено.
На Фоску обрушилась волна надежды и предчувствие нового ужаса. Она закрыла глаза и упала на колени. Она чуть ли не хотела, чтобы Раф был уже мертв. Ничего нет ужаснее «Могилы», камеры смертников. В их первую ночь она и Раф шутили по поводу этой тюрьмы. Он сказал, что за связь с ней его могут бросить туда.
Фоска предположила, что Рафа казнят прилюдно, после того как дворяне вернутся со своих загородных вилл. Однажды ей пришлось увидеть казнь. Это было случайно, когда Антонио потерял бдительность. Мужчину повесили между двумя пилонами, установленными в конце Пьяцетты вблизи Моло. Солдаты проткнули его мечами и оставили умирать. Он обвинялся в измене.
Она тихо застонала.
– Нет, нет! Это жестоко, ужасно! Вы не должны допустить этого! – Фоска простерла руки к своему мужу. – О Боже мой, Алессандро, умоляю вас, заклинаю отпустить его на свободу! Клянусь, я сделаю все, что вы скажете. Буду вам хорошей женой, настоящей женой. Всю свою оставшуюся жизнь!
– Не думаете ли вы, что немного опоздали с подобными обещаниями? – спросил он.
– Нет. Нет. Выслушайте меня, – сказала она, поднявшись с пола, она приблизилась к нему и взяла его руки в свои. – Я знаю, что они осудили его из-за меня, поскольку я бросила на вас тень позора и бесчестья. Это не его вина, Алессандро. Я соблазнила его. Именно я – распутница, ветреная женщина.
Он недоверчиво хмыкнул.
– Алессандро, убедите их выпустить его, – упрашивала она. – Я буду вашей служанкой, вашей рабыней. Буду преклоняться перед вами всю свою жизнь. Клянусь! Вы на меня сердиты, и вы правы. Я понимаю и прощаю вам все дурное, что вы причинили мне, и смиренно прошу вас понять и простить мои прегрешения. Когда-то я вас любила. Помните? Я полюблю вас снова. Вы же знаете, я не похотливая женщина, а, как вы говорили, страстная.
Он выпрямился в кресле и молча наблюдал за ней. Его лицо ни разу не дрогнуло. Она не знала, что он думает. Впрочем, она никогда не знала этого.
Фоска продолжала гладить его руки, ощущая, какие они сильные и напряженные, как сталь. Он чувствовал на щеке ее дыхание и тепло ее тела. Ночная сорочка была из прозрачного шелка и прилипала к ее потной коже. Он видел темные соски, темный треугольник между ног. Его сердце учащенно забилось.
Глаза Фоски засверкали ярче, она приоткрыла губы и тесно прижалась к нему.
– Поверьте, Алессандро, – прошептала она. – Я забуду его. Я буду любить вас, только вас.
Фоска развязала ленточки, скреплявшие спереди сорочку, и она опустилась до талии.
– Посмотрите, ну посмотрите же, что я вам могу дать, – выдохнула она. – Я еще красивая. Разве не так? Я красивей, чем была тогда, когда мы с вами впервые познакомились. Помните? Тогда я была ребенком, который полюбил вас. Сейчас я уже не дитя. Я могу сделать вас счастливым. Вы больше никого не захотите. Никогда. Это могло быть так чудесно, Сандро. Чудесно.
Ее губы трепетали у уголков его рта, как крылья ночной бабочки.
– Вы же хотите меня, хотите! Мы проводили бы вместе такие прекрасные ночи – вы и я.
Она легко потерлась обнаженной грудью о руку Лоредана, положила ладонь между его ног и расстегнула его атласные брюки. Она улыбалась тепло и блудливо.
Лоредан почти поверил ей. Хотел верить. Ее пальцы гладили его, и он задрожал, а она все шире расплывалась в улыбке. Алессандро вдыхал ее пряный женский запах. Она опустила свою увенчанную яркой копной волос голову. Он закрыл глаза и схватился за подлокотники кресла. С его губ слетел стон.
Он поднял голову и сильно ударил Фоску между грудями. Она распласталась на спине на полу и пристально смотрела на него. Он встал над ней.
– Мерзкая шлюха, – тяжело выдохнул он. – Бесстыжая сука! То, что вы не разрешали мне иметь по своему супружескому долгу, теперь готовы охотно дать ради того, чтобы спасти этого еврея! Вы гадкая. У вас нет никакой гордости!
– Действительно нет, когда речь идет о нем! – выкрикнула она. – Я сделала бы все, чтобы спасти его, даже продала бы себя как проститутка мужчине, к которому испытываю отвращение. Вы мне, Алессандро, противны!
Не глядя он со всего маху ударил ее кулаком по лицу. Она снова упала на спину. Но даже когда кровь засочилась в уголках ее рта, она улыбалась. Она приподнялась, опершись на локоть, и в изумлении покачала головой.
Лоредан потерял контроль над собой. В Венеции дворянам запрещалось применять свою власть против людей, не обладавших ею. Человека могли привлечь к суду за избиение его собственного слуги. Мужчины редко прибегали к физическому насилию и искали другие способы для разрешения конфликтов. До сих пор он никогда не поднимал в гневе руку на другого человека. Что же с ним случилось?
– Я, Алессандро, жду от него ребенка, – хрипло сказала Фоска. – Его сына. Я принесу ему сына. – Она захохотала.
Он побледнел как мел. Глаза озарились холодным, мертвенным светом. Пристальный взгляд остановился на Фоске, и она умолкла. Она испугалась и, готовясь защищаться, согнула ноги в коленях.
Лоредан резко опустился на одно колено рядом с ней. Она в ужасе закричала и попыталась отползти в сторону. Но Алессандро настиг ее, схватил за волосы и притянул обратно. Она подумала, что он переломит ей шею. Он в ожесточении целовал ее, изо всех сил прижимая к полу.
Фоска стала задыхаться и попыталась оттолкнуть его. Она извивалась, и он снова ударил ее, на этот раз ладонью. Она упала плашмя, застонала, прикрывая руками кровоточащее лицо. Он сел верхом на нее и двумя руками разорвал сорочку.
Буря уже разразилась над домом, и их обдало порывом холодного ветра. Ее белое тело трепетало. Темные соски будто насмешливо уставились на него, напоминая невидящие глаза. Он положил руки ей на талию и сильно нажал большими пальцами. Ей стало трудно дышать – правда, больше от страха, чем от боли.
«Он собирается выдавить из меня ребенка», – подумала Фоска.
– Не надо, прошу вас!.. – пронзительно закричала Фоска.
Он снова ударил ее. Она издала стон и, не сопротивляясь, легла под него. Он шарил руками по ее телу. Его движения не были чувственными, скорее осознанными, как у человека, желающего определить физические возможности своего противника.
Его мужское достоинство набухло и, казалось, излучало злость. Он неожиданно загнал его между ее напряженными ногами и яростно навалился на Фоску всем своим весом. Ей хотелось кричать, но из ее рта не вырвалось ни звука.
Лоредан схватил ее груди и свирепо впился в них ногтями. Его лицо исказилось бешенством. Он совсем не походил на хладнокровного государственного мужа, который всего несколько мгновений назад спокойно сидел в кресле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57