– Помню, все помнят, – ответила Даша, – кричал, что придет божий человек и тогда дева понесет.
Что понесет дева, я спросить не успел, сестру перебила Марья.
– Он не так говорил, совсем по другому! Меня слушай, Дашатка всегда все перепутает! Он сказал, что, ну, в общем, у нас будет Богородица. А как Богородицу звали? Мария! Вот то-то же!
– Не так, не так, про Богородицу он ничего не говорил, он по другому сказал, – начала спор младшая сестра, – он сказал: «Придет посланник и оросит всех ваших дев, но лишь одна зачнет и родит Спасителя!»
Сестры заспорили, в распрю вмешалась матушка, а я сидел как идиот с открытым ртом, постепенно начиная понимать, в какую авантюру случайно вляпался. Получалось, что какой-то козел, придумал, как надругаться над целым селом! Сначала я возмутился, но глядя на голых мадонн, не выдержал и захохотал. Сестры перестали спорить и с тревогой смотрели на меня.
– Так вы собрались рожать Спасителя? – отсмеявшись, спросил я. – Потому и батюшка из дома ушел?
Однако они моего шутливого тона не приняли, смотрели серьезно.
– А чем мы хуже других? Батюшка ведь ближе всех к Богу, – обижено ответила попадья.
– Да не хуже, вон какие вы красавицы! Только обманул вас блаженный, Спаситель родился от голубя, а не от мужчины.
– Сами знаем, а теперь будет по другому. Блаженный-то был святым, он как объявил, так с ним падучая приключилась! Так головой о землю бился, что преставился! Кто же перед смертью врать будет? И получилось, все как он предсказывал, и гром небесный и ты в наготе!
– Да, да, – поддержала мать бойкая Дарья, – все по сказанному случилось. Точно как святой человек говорил!
– Так, девушки, немедленно всем одеться! – приказал я. – Никакого орошения не будет! А ты матушка туда же, а чай замужняя, а не девственница! Или тоже решила Богородицей стать?!
От перспективы стать отцом будущего спасителя у меня разом прошел весь хмель.
Женщины замерли на своих местах, смотрели скорбно, но одеваться не спешили.
– Снимай, матушка, мои штаны, поносила и будет! – сердито потребовал я. – Мне идти пора.
– Как пора? – удивленно спросила попадья. – Никуда тебя из села не выпустят пока свое не исполнишь! Вокруг избы уже сторожевые мужики стоят!
– Этого еще не хватает! – в сердцах воскликнул я и выглянул в окно, но за толстым мутным стеклом ничего разглядеть было невозможно.
– Стоят, стоят, – успокоила меня Марья. – Кто же не захочет, что бы его дочка Спасителя родила!
– И, и много у вас таких дочек?
– В нашем селе, которые уже в поре, семь десятков и еще шесть, – сказала попадья, – а в соседних деревнях не знаю, только думаю побольше будет.
– Да вы что, очумели? Я вам что Геракл! Это надо же такую глупость придумать! Да кто ваших девок потом замуж возьмет!
– Ничего пострадают за веру, – ответила на мою бурную тираду матушка. – Каждой такое за честь! Мужики за дочернюю очередность передрались. Хорошо батюшка церковный человек, нам первыми быть дозволили. Так что ты, божий человек, смирись и делай свое святое дело. Посмотри, какие дочки у меня, одна другой краше!
Девушки тотчас выставили вперед белые груди с розовыми, как у матери сосками и состроили приличествующие случаю гримасы.
– Сегодня об орошении даже разговор быть не может! У меня голова пробита, к тому же никаких пьяных зачатий. Довольно у нас в стране и без того уродов! Вот помоюсь в бане, отдохну, а там видно будет!
– Это как сам захочешь, божий человек, неволить тебя никто не станет. Только что же ему зря пропадать, вон какой он у тебя справный. Может, пока баня истопится, первой осчастливишь Маруську?
– Ага, а вы обе будете над душой стоять! После бани посмотрим, может кого-нибудь и осчастливлю!
Я уже понял, в какую попал передрягу и лихорадочно думал, как отсюда унести ноги. Караульные крестьяне меня не пугали, чай не рыцари, как-нибудь с ними справлюсь. Другое дело, что такое неординарное событие неминуемо вызовет излишний шум и огласку, чего мне совсем не хотелось. Лучше уж втихую орошать крестьянок, чем висеть вверх ногами на березе.
– Скоро баня будет готова? – спросил я хозяек.
– Как согреется, Панкратка, поди, скажет, – успокоила меня матушка.
– Ладно, тогда продолжим, – предложил я, возвращаясь за стол, где с горя хватанул целый стакан водки. Она была у попадьи не крепкая, но ароматная, настоянная на березовых почках, малине, смородиновых листьях и каких-то пряных травах.
– А как девушки не захотят делать со мной это самое, ну, понимаете, – сказал я, когда видимость мира и согласия была восстановлена, – то я им помогу.
– Как это поможешь?
– Скажу, что все было, хотя ничего и не было.
Фраза вышла запутанная, но меня поняли.
– Это кто же на такой обман пойдет? – удивилась матушка. – Да и как можно в таком деле обмануть?
– Запросто, скажем что все было, а на самом деле ничего не было, – продолжил я искать пути к отступлению.
– Старух не обманешь, они сразу дознаются.
– Как это можно узнать? – удивился я.
– Проверят. Что же они девку от бабы не отличат, – удивилась попадья моей наивности. – Да и кто от такого подвига откажется!
– Не откажемся, – разом в два голоса заявили сестры. – Раз нам батюшка с матушкой велят, значит, так тому и быть! Мы из родительской воли не выйдем!
– Я же говорила, что у меня хорошие девочки, – с гордостью сказала мать. – Ангелы, а не дочки! Никогда против родителей слова не сказали. Думаю, одна из них за праведность и послушание, непременно понесет!
– А если обе? – чувствуя себя загнанным в угол, воскликнул я. – Ну, ладно вы, это я понимаю, но батюшка-то куда смотрит! Он же должен понимать, что это ересь!
– Ты такое даже думать забудь! – обиделась за мужа попадья. – Ему вещий сон был, и там точь-в-точь все как нынче случилось и показалось.
На этом наши споры кончились. Работник постучал в окно и крикнул, что баня готова. Матушка вернула мне подштанники, надела сарафан и летник и повела меня мыться. В церковном дворе, как меня и предупреждали, несмотря на непрекращающийся дождь, дежурили мокрые мужики с вилами. Было непонятно, кого они собственно охраняют. Когда мы проходили мимо они нам с матушкой низко поклонились.
Баня у священника располагалась вне церковной ограды. Мы с матушкой прошли в калику, и вышли прямо к ней. Здесь кроме четверых караульных оказалось много праздного народа. Теперь я понимал, почему вызываю такое любопытство, и на мокрых крестьян смотрел безо всякого интереса. Возле бани, попытался отделаться от попадьи:
– Спасибо, матушка, дальше я сам, – сказал я, придерживая ее в дверях, но она прошла вслед за мной внутрь.
– Никак нельзя, божий человек, я тебе услужу!
– Ладно, – обреченно сказал я, входя в предбанник, – раздевайся.

Глава 6

Спать мы легли поздно. Сначала затянулись банные дела. Баня у попа была отменная, с легким паром, душистыми ароматами трав и заботливостью матушки. Она легко выдерживала жар, от которого у меня начинали трещать волосы, и парилась с таким самозабвением, что невольно увлекла и меня. Никакой эротики или даже простой нескромности во время помывки, не случилось. Разве что матушка пару раз случайно прижалась ко мне большой мягкой грудью, да излишне усердно терла мне спину, попадая руками в такие места, которые спиной уже не считаются. Думаю, что происходило это не нарочно, из-за плохого освещения, когда немудрено и ошибиться.
Когда процесс уже близился к концу, к нам нежданно-негаданно присоединились поповны. Они то ли соскучились по матери, то ли им надоело ожидание. А возможно, просто решили проверить, что мы так долго делаем вдвоем. Они явились обе и внесли в наши водные процедуры некоторое разнообразие.
После бани мы всей компанией вернулись за стол. Я, прогревшись, как говорится, до костей, окончательно ожил и набросился на еду, с учетом накопления сил для предстоящего мне подвига. Опять вся компания, не стесняясь, налегла на настойки и наливки, так что скоро я почувствовал себя в роли невинной девушки, попавшей в компанию пьяных охальников. Оно и понятно, сидеть практически голым в компании одетых людей всегда неуютно, а тут еще я оказался на положении дичи, которую дамам нужно было загнать.
В любовных делах, как известно, пары обычно делятся на убегающего и догоняющего, вот я и попал в категорию робких ланей. А так как охотниц было трое, да еще близких родственниц, что усугубляло положение, то между ними сразу началась жесткая конкуренция. Когда сестры, и моложавая маменька начинают делить кавалера, им уже не до конкретных мужиков и тем более, не до девичьей скромности. Главное настоять на своем.
Пока родственницы не стесняясь в выражениях, выясняли отношения, я обдумывал план побега. Оставаться в семнадцатом веке я не желал ни в коем случае, тем более в роли архангела Гавриила. Бежать, используя силу, мне не хотелось. Одно дело самооборона, даже с превышением ее необходимости, (поди рассчитай эту необходимость, когда на тебя лезут с топором!), совсем другое, неоправданное насилие ради собственного комфорта и спокойствия. Проломиться сквозь крестьянскую охрану было реально, однако без крови сделать это вряд ли удастся. Здесь же пока ничто не угрожало моей жизни, а опасение предстоящих сложностей, еще не повод для кровавой агрессии. К тому же я не раз признавал справедливость поговорки: «глаза боятся, руки делают», даже если руки, как в этом случае, понятие фигуральное. В конце концов, не на эшафот же мне предстояло забираться...
Додумать свою тяжелую думу я не успел, попадья за дерзость влепила старшей дочери пощечину, та зарыдала, и начался такой ор, что мне пришлось вмешаться в распрю и растаскивать родственниц. Рыдающую Марию мы отправили на печную лежанку, Дарью послали спать за печку и остались за столом вдвоем с матушкой. Она еще не отошла от скандала, пылала округлыми щеками и бросала на непокорную дочь гневные взгляды.
– Что же ты, матушка, того, так взъелась на девушку? – спросил я, наливая по последней.
– Маруська с малолетства такая, все норовит поперек батьки в пекло, – пожаловалась она. – Маленькие детки, маленькие бедки, большие детки большие бедки!
– Да что произошло, из-за чего это вы поругались? – спросил я, демонстрируя этим, что не следил за ходом дискуссии.
– Много о себе воображает, думает, что ей все позволено!
Ответ был чисто женский, но другого, я и не ждал. В родственных ссорах обычно столько внутренних подтекстов, накопившихся претензий друг к другу, что объяснить их словами невозможно.
– Однако и спать пора, – намекнул я, допивая остаток водки, – завтра дел невпроворот. Где мне ложиться?
Матушка рассеяно на меня посмотрела и неопределенно махнула рукой, мол, сам выбирай себе место.
Я глянул по сторонам, но особого выбора не заметил. Обстановку в избе составляли всего несколько предметов интерьера, из которых для спанья подходили только две лавки, на одной из которых легла Дарья, да печная лежанка, где продолжала рыдать Мария.
– Здесь? – вопросительно-утвердительно спросил я, указывая на оставшееся свободное спальное место.
– А хоть и тут ложись, – ответила матушка, продолжая переживать семейную баталию. – Дашенька, постели божьему человеку, – ласково окликнула она покорную дочь. Девушка резво выскочила из-за печи и принялась стелить на лавку пуховую перину.
Когда она управилась и вернулась на свое место, я, не спрашивая разрешение хозяйки, задул свечу и лег. В избе наступила тишина. Перина была мягкая и пахла птицами и летним солнцем.
Я вытянулся во весь рост, в предвкушении сладости засыпания. Усталое тело приятно ныло, голова практически прошла. Однако сразу заснуть мне не удалось.
Спустя какое-то время, я почувствовал, как нечто мягкое и теплое коснулось моего нагого тела. Ощущение нельзя было назвать неприятным, и я подвинулся к стене, чтобы освободить на лавке место.
– Божий человек, – прошептал знакомый голос, – можно я с тобой полежу?
– Лежи, – так же тихо ответил я, проводя рукой по тому, что оказалось в такой близости. – Только смотри, как бы муж не узнал!
Матушка не ответила, прижалась всем телом и начала нежно меня гладить. Потом я почувствовал, что щеки у нее мокрые, а грудь неровно вздымается.
– Ну, что ты, не нужно плакать, – попросил я, крепко прижимая к ее себе. Матушка отыскала мои губы своими горячими солеными губами, и мы надолго замолчали. Потом она несколько раз вздрогнула и успокоилась. Какое-то время мы лежали не шевелясь. Она горько вздохнула и вновь начала гладить мое тело. Потом испуганно, спросила:
– Ой, а что это у тебя?
Честно говорю, я едва удержался от смеха. Очень уж ситуация походила на старинный русский анекдот.
Как-то попросился солдат в избу на ночевку. Хозяйка пускать не хочет:
– Никак не могу служивый, муж у меня в отъезде, больше никого нет, а ты, поди, еще приставать будешь.
– Хозяюшка, – жалостливо уговаривает солдат, – какой там приставать, мне бы в тепле ночку скоротать. Дашь сухую корочку, бросишь на пол тряпку и то ладно!
– Ну, если так, то заходи, но помни, что обещал!
Солдат зашел, отогрелся, осмотрелся и просит:
– А нет ли у тебя, хозяюшка, водицы теплой пыль с себя смыть.
– Есть в бане, недавно топила, – отвечает она.
– Так что же ты молчала! – обрадовался солдат.
Пошли в баню.
– Я пока буду мыться, ты мне бельишко-то простирни, – просит он.
– А в чем же ты останешься?
– Дай пока мужнино, поди, зараз не заношу.
Помылся солдат, переоделся, вернулся в избу и сразу за стол. Ложку приготовил и требует:
– Ну, что есть в печи на стол мечи!
– Ты же давеча просил сухую корочку? – удивляется хозяйка.
– Ладно, ладно, что ты шуток не понимаешь. Я по запаху чую, что в печи щи и каша томятся.
Накрыла хозяйка стол. Солдат похлебал щей и ложку отложил.
– Не могу так есть, сухая ложка горло дерет. Ну, что смотришь, неси, что там у тебя припрятано!
Принесла хозяйка бутылку. Выпили они, закусили. Солдат на лавку ложится и спрашивает:
– Так что ты там такое о том что я приставать буду, говорила?
– Ты что смеешься? – спросила матушка, осторожно трогая непонятный предмет пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39