– Тарас! – окликнул меня кашевар. – Иди сюда, глянь, эти уходят!
Он принципиально не называл наших противников казаками, отказывая им в такой чести. Мне новость не понравилась. Стратегически это место было удобно для маневра и если банда уйдет за Оку, то подобраться к ней будет сложнее.
– Сейчас кончу с Полканом и подойду, – ответил я.
Степан обернулся, когда я появился сзади. Кивнул на пустошь, по которой ехал довольно значительный конный отряд.
– Вон они, уходят!
Мне так не показалось. Казаки ехали нестройной кучей и направлялись к синеющему вдалеке лесу. Одни, без пленных.
– Это они нас поехали ловить! – сказал я. – А не пойти ли нам проведать оставшихся казаков?
– Вдвоем? – удивился Степан. – Порубят!
– Почему? Мы их обманем!
Не знаю, отчего это случилось, но нынешним утром у меня было прекрасное настроение. В членах появилась удивительная легкость, и потянуло на рискованные авантюры.
– Правда, пошли, пока их мало! Поменяемся платьем, что бы они тебя не узнали! Да и так, думаю...
Я критически смотрел парня. Голова замотана тряпками, один глаз заплыл, и вид не самый воинственный.
– Наденешь мой камзол, а я твой жупан. Скажем, что отбились от своих ватаг!
Кашевар с сомнением покачал головой, но кажется, идея ему начинала нравиться.
– А коней куда? – спросил он и сам же ответил. – Здесь оставим, чего им станется, опять же твой Полкан постережет!
Казачья гурьба, между тем, удалялась все дальше. Теперь до них было не меньше километра. Люди и лошади поглощаемые расстоянием слились в одну темную массу. Нужно было на что-то решаться.
– Ну что, пошли? – спросил я.
– А, где наша не пропадала! Будь, что будет! – воскликнул он.
Мы тотчас обменялись верхним платьем. Мой бархатный красный «камзол» ко всем своим прежним достоинствам за эту ночь приобрел новые, бурые пятна собачьей крови. Одежда запорожца была не в лучшем состоянии, так что из нас получалась такая классная бомжовая парочка, что не стыдно было бы показаться даже возле трех вокзалов в Москве.
Мы открыто вышли из леса, и не торопясь, направились в сторону казачьего лагеря. Солнце уже взошло, и день обещал быть ясным и теплым. Мы пробирались сквозь густую траву и молодой кустарник, На месте этой пустоши, судя по следам, недавно было поле, а теперь земля то ли отдыхала от пахоты, то ли, просто лишилась хозяев и заросла сорняками. Соцветия буйных трав со зрелыми семенами уже желтели и готовились к осеннему умиранию. Листья кустарников огрубели, стали темно зелеными, а кое где даже поменяли цвет на яркий, осенний.
– Красивое место, – сказал я.
Запорожец удивленно посмотрел сначала на меня, потом на пустошь и неопределенно пожал плечами. Суждения о красоте явно не входили в круг его интересов.
– Если сложу голову, то не даром! – мрачно заявил он, когда мы подошли к леску, в котором расположились казаки. – Они меня долго будут помнить!
Я промолчал. Впереди, между деревьями, показалось несколько пасшихся лошадей. Я насчитал девять голов. Выходило, что столько же, если не больше казаков осталось в лагере. Конечно, это было много для нас двоих, но если учитывать фактор внезапности и мое настроение, то терпимо. Будь их пятнадцать, было бы значительно хуже.
Лесок, который я впервые увидел при свете дня, был молодой, чахлый и ничем не интересный. Давешний костер не горел, но возле него сидело четверо человек. Судя по окровавленным повязкам, раненные. Рядом лежало еще трое.
Нас они пока не заметили.
– Здорово, казаки! – поздоровался я, останавливаясь в нескольких шагах.
На голос обернулись, нас со Степаном осмотрели, но никто не встал.
– Здорово, коли, не шутишь, – откликнулся только один, вислоусый, славянского типа, но с крупным кавказским носом. – Кто такие?
– Казаки, – ответил я, – отстали от своих.
Интерес к нам слегка увеличился, привстал со своего места даже один из лежавших, странный тип с явно бандитской мордой, в красных турецкий шароварах и рваном крестьянском зипуне.
– Казаки, говоришь! – сказал он, разглядывая нас прищуренными глазами. – Кто атаман?
– Прокопий, – ответил за меня Степан, лучше знавший казацкие реалии.
– Знаю его, славный атаман, – вмешался в разговор крупный казак с непомерно длинным оселедцем, заплетенном по-китайски в косицу. От этого вид у него был отнюдь не героический, несмотря на широкие плечи и мужественно заросшую щетиной рожу.
– А чего такие побитые? – продолжил допрос вислоусый, тот что первым откликнувшийся на мое приветствие.
– Да и вы, я гляжу, не лучше, – сердито сказал Степан. – Кто вас так подрал?
Ему не ответили. Казаки переглянулись, видимо, оценивая дерзость незнакомца. Какое-то время все молчали. Мы продолжали стоять, не доходя до кострища, не приближаясь и, тем более, не садясь рядом с хозяевами. Впрочем, сесть нас никто и не приглашал. Соблюдалась нормальная обоюдная осторожность.
– Волков не встречали? – вдруг спросил владелец красных шальзар.
Я понял откуда дует ветер и, не давая кашевару ответить, показал на его голову.
– Встречали, ему один волчара чуть башку не отгрыз! Еле отбились!
– И нас вчера подрали, – меланхолично поведал вислоусый. – Не волки, а оборотни.
Миколе глотку клыком от уха до уха располосовали, как ножом! Сколько живу, такого не видел!
Микола, скорее всего и был тот самый дежурный у костра, которому Степан перерезал горло.
– И большая стая была? – заинтересовано спросил я.
– Большая, штук два ста, их тут столько ночью на нас наскочило, едва отбились. Наших десятеро полегло!
Это меня удивило. На моих глазах, Степан зарезал дежурного, потом, ненадолго оставшись один, в кутерьме, мог убить еще кого-то, ну, и я, отбиваясь в темноте от насевших казаков, мог ранить одного, от силы двоих. Десять человек, только убитыми, было слишком много и никак не соответствовало событиям прошедшей ночи. Я, грешным делом, подумал, не сами ли они в темноте, да еще с испуга, побил друг друга.
– А мы только с одним столкнулись, – в свою очередь, сказал я.
– Оборотни, – не слушая, продолжил тот же казак, – больше некому. Рвали в клочья. Кому скажи, не поверит!
– Может быть, вы невинных христьян обидели? – не выдержал и вмешался в разговор Степан, имея в виду то ли своих погибших товарищей, то ли плененных и убитых крестьян. – Тогда понятно, за что вам волки отомстили.
– Этого быть не может, – сказал еще один из лежавших до сих пор казаков. – Мы свою честь знаем, и дурного дела за нами нет. Может, только какой колдун притравил проклятых тварей!
Объяснять подлым людям их неблаговидные поступки, последнее и, главное, бесполезное дело. Все мерзавцы получая по заслугам, как правило, считают себя невинными жертвами, пострадавшими за какую-то свою собственную правду. Потому я даже не попытался морализировать, и спросил, надеясь узнать, когда вернется основная группа.
– А что вас так мало? Неужели всех волки погрызли?
– Нет, ватага по делу отъехала, – после паузы ответил вислоусый, – скоро будет. Да вы садитесь, подождите атамана. Никак хотите к нам прибиться?
– Ну, если вы правильные казаки, почему и не прибиться, – опять не выдержал Степан, – если же обычаев не чтите и казачье имя позорите, то нам с вами не по пути.
Мне показалось, что поторопился он зря. Присутствующие сразу как-то напряглись и тревожно уставились на парня. Сам же Степан гордо встал, подперев бок рукой, и свысока, в прямом и переносном смысле, смотрел на отступников.
– Сдается мне, что это ты к нам с запорожцами приезжал, – вдруг воскликнул владелец красных шальвар и вскочил, хватаясь за рукоять сабли. Однако Степан оказался проворнее и так махнул своим длинным клинком, что у казака разом отскочила голова, с глухим стуком упала на землю и покатилась в строну. Наступила такая тишина, что стали слышны птицы, щебечущие в кронах деревьев.
Мне тоже однажды случилось обезглавить противника, но получилось это случайно и отнюдь не так лихо, как сделал запорожец. Раненые казаки, люди не робкого десятка, изваяниями застыли на своих местах. Видимо никто не хотел стать вторым. Наконец вислоусый, откашлялся и заговорил негромким голосом:
– Ты, парень, того, на нас сердце не держи! Не мы виной в твоих товарищах. Это атаман наш покойный Панас, удумал так гостей привечать. Мы же сами казаки правильные, законы знаем. Воюем только против басурман.
Договорить он не успел. На Степана, прямо с земли с кривым турецким кинжалом в руке, бросился владелец заплетенного оселедца. Теперь уже мне пришлось взмахнуть саблей и в последний момент помешать ему, воткнуть клинок в живот запорожца. Удар, надо сказать, получился, хотя я на лишнюю секунду задержался вытаскивая из тугих ножен клинок. Казак упал прямо в ноги кашевара и натужно закричав, пытался ползти, скребя землю ногтями.
И опять о происходящем никто не сказал ни слова. На разрубленную голову товарища казаки старались не смотреть. Вислоусый как запнулся на полуслове, так и сидел с открытым ртом. Я думаю, то, что казаки не попытались всем скопом оказать сопротивление было из-за того, что все они были ранены.
Не дождавшись протестов, я спросил:
– Где крестьяне, что вы угнали?
Мне не ответили, было, похоже, что больше никто не хотел высовываться. Что им грозит от казацкого сообщества и, особенно, запорожцев они представляли вполне реально.
– Ты говори, – указал я саблей на вислоухого.
Казак смутился, наконец, закрыл рот с несколькими выбитыми зубами и, кашлянув, ответил:
– Так они, в овраге, – махнул он рукой, указывая направление.
– Всем встать, – приказал я, хотя двое из лежащих, были явно тяжелораненые. Однако оставлять у себя за спиной пятую колону я не собирался. – Кто не сможет, я помогу, – добавил я, демонстративно играя клинком.
Намек поняли. Все пятеро медленно поднялись.
– Отцепите сабли и ножи, кто оставит оружие, зарублю, – вступил в разговор Степан.
В серьезности его намерений никто не усомнился, и оружие полетело в кучу.
– Теперь ведите к крестьянам, – приказал я и, поверженное воинство, спотыкаясь и помогая тяжело раненным товарищам, побрело вглубь леса. Мы со Степаном шли следом, отстав, на всякий случай, шагов на пять. Однако героя способного поднять против тиранов массы не нашлось, и мы без проблем добрались до места. Впереди виднелся невысокий вал, за которым угадывался овраг. Откуда, снизу, было слышно нестройное хоровое пение. Голоса были женские, какие-то унылые. Наши провожатые пошли прямо к валу.
Стойте! – приказал я, не давая им возможность предупредить караульных о непрошенных гостях.
Казаки сделали вид, что не услышали, и опять Степан предпринял свои крутые меры: первый в шеренге упал с разрубленной надвое головой. Как мне ни было ненавистно насилие, но в эту минуту спорить с ним об абстрактном гуманизме я не стал. Ибо, сказано в шестьдесят первом псалме: «каждому воздашь по делам его».
И опять никто из казаков не вскрикнул и не запротестовал. Остановились и послушно замерли на своих местах.
– Всем лечь лицом вниз, руки за голову, – приказал я, предвосхищая будущие полицейские приемы.
Квартет как подкошенный повалился на землю, правда, как правильно заложить руки за голову они не знали.
– Стереги, – одними губами сказал я кашевару и приготовил лук и стрелы.
Стрелять из лука меня научили, перед тем как отправить в средние века. Особенно в этом искусстве, требующем каждодневной тренировки я не преуспел и, честно говоря, не годился даже в подметки покойному Селиму, сумевшему стрелой поразить лошадь точно в глаз, но с двадцати-тридцати шагов попасть в мишень могу без вопросов.
Песнопение, между тем продолжалось. Это говорило о том, что нас пока не услышали. Нажевав стрелу, и зажав в зубах еще три штуки про запас, я подошел к валу и осторожно посмотрел вниз. Там открылась потрясающая сцена. Три казака вальяжно устроившись на лошадиных попонах, картинно возлежали на дне оврага, а вокруг них вели хоровод девушки, с поднятыми выше поясницы рубахами. В другой момент жизни меня, возможно, заинтересовала бы такая яркая картина, но теперь ничего кроме глухой ненависти к глумливым кобелям я ничего не чувствовал.
Казаки полулежали, приспустив портки и широко расставив ноги. Они явно наслаждались собственной силой и властью. Рассматривать подробности мне было некогда. Я выбрал целью среднего, здоровяка с пышным хохлом, в папахе с красным верхом. Он в этот момент поигрывал своими гениталиями и подбадривал девушек матерными шутками.
Целился я ему в затылок. Тетива, взвизгнула как гитарная струна, но ее заглушил звероподобный рев смертельно раненного зверя. Моя цель, как была со спущенными штанами, вскочила на ноги, схватилась за голову и, бросившись бежать неизвестно куда, упала прямо перед остановившим движение хороводом.
На несколько секунд все участники действа замерли, так что я успел наживить следующую стрелу. Однако еще раз выстрелить оказалось не суждено. «Танцовщицы» первыми поняли, что происходит и, отпустив подолы, с воем бросились на возлежащих казаков. Зрелище того, как десять доведенных до исступления женщин расправляются над поверженными бесштанными мужиками, оказалось не для слабонервных. Я, во всяком случае, смотреть на такое не смог и занялся более насущным, спустился в овраг и побежал к основной группе пленников.
Забитые в колодки мужчины и женщины сидели кучками, и пытались понять, что происходит. Люди были так измучены, что на сильные эмоции их просто не хватало. Когда я добежал до толпы, только несколько человек поднялось с земли.
– Чего там? – спросил какой-то мужик, вытягивая шею, чтобы рассмотреть, что происходит в клубке из сарафанов и криков.
– Казаков бьют, – коротко спросил я. – Гривов здесь?
– Где-то там, – кивнул он, – Кто их бьет-то?
– Ваши девки, – ответил я, направляясь на розыски приятеля.
Пленных был много, Едва ли не четыреста человек, Наверное, все население деревни Коровино, а может быть и не только его.
– Гривов, – крикнул я, – отзовись!
В одной из групп поднялся человек, в котором я не без труда узнал своего знакомого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39