– Можешь остаться здесь с нами, а нет, так пойди во двор и выбери себе девку. Они уже, небось, заждались.
– А в селе есть кто-нибудь, кто будет, ну, это самое, следить за очередью, и вообще?
Несмотря на невразумительность вопроса меня поняли.
– Есть, староста, – ответила Марья, – только он в такие дела мешаться не станет. Это же дело божественное! Такими делами наш батюшка занимается.
– Ну, так позовите своего батюшку! Я юродивый или кто! Да, я вам сейчас всю избу разнесу! – свирепо вращая глазами, потребовал я.
Матушка подхватилась из-за стола и понеслась к выходу. Мы остались с дочерьми.
– А вы, красавицы, что на меня таращитесь? Я вам ночью помог девичьи грехи скрыть, а вы мне, значит, помогать не хотите?
Девушки смутились и быстро переглянулись.
– А что мы можем? – подала голос Дарья.
– Вы что думаете, я буду все ваше село... ну, в общем, сами понимаете! Вы должны помочь мне отсюда бежать, тогда мы будем квиты.
– Да зачем бежать-то, – удивленно спросила Марья, – чем тебе с нами плохо?
– Ты понимаешь, что говоришь? Мне и вас троих много, а в одном вашем селе семьдесят шесть девок, да еще с окрестных деревень набегут! Я что, целый год должен тут прожить?
– А чем плохо? – удивилась Дарья. – Тебя всем миром кормить, поить будут, а тебе и дел то, что девушек ласкать.
– Я для таких дел не подхожу. Вам сюда другого юродивого позвать нужно, – объяснил я.
– А по мне так очень подходишь, – застенчиво улыбнулась Дарья. – За одну ночь с двумя, – она подумала и решила не лицемерить, – с тремя бабами справился. И всем понравилось.
– Ну, это бывает иногда, но не каждый же день! Потом одни женщины мне нравятся, другие нет. Знаю я ваших мужиков, нагонят сюда кривых, косых, горбатых. Нет, ничего у меня не выйдет. Только опозорюсь.
– А зачем тебе с ними, ну, это самое? – удивилась Дарья, – у всех свои парни есть...
– У вас с Марусей выходит, парней нет? – не без ехидства спросил я.
– Есть, конечно, но нас родители в строгости держат. За ворота лишний раз не выйдешь. К тому же мы не простые девушки, не холопки какие, а поповны. Нам с каждым встречным-поперечным нельзя, нам себя блюсти надо!
– Ну, если так, тогда совсем другое дело. Тогда подскажите, как же я по-другому сельских девушек орошать буду, ты что, новый способ знаешь?
– Да не надо, ничего такого делать, поживи у нас, а с девушками мы сами сладим.
Я ничего не понял и потребовал разъяснений. Мне снисходительно рассказали, что девушки сами знают что делать, они будут приходить в поповский дом сразу по несколько человек, посидят, поболтают, а потом спокойно вернуться по домам.
– И тебе не в тягость и им польза, на тебя можно будет все старые грешки свалить. А ты пока, у нас поживешь, – добавила она, загадочно мерцая глазами. – Нас то троих не испугаешься?
– Вас нет, – рассеяно ответил я, вспоминая подобную ситуацию в «Декамероне», там молодом человек попал в женский монастырь и много лет проработал садовником. – Давайте, зовите гостей, посмотрю, как это у вас получится.
– Пока рано, сейчас батюшка придет, так ты с ним не спорь и во всем соглашайся, только требуй, что бы девок водил к нам в избу. А как он уйдет, мы их и позовем.
– Ну, ну, – сказал я, не очень надеясь на успех. Слишком многих людей заморочил припадочный блаженный, а кому не захочется оказаться свидетелем великого чуда.
Мы сидели за столом, соблюдая все светские условности. О ночных отношениях не было сказано ни слова. Когда вернулись родители, девушки вскочили на ноги и бросились обнимать папеньку. Священник выглядел довольным и смущенным. Мы поздоровались.
– Как вы тут, мои хорошие? – спросил он дочерей.
– Хорошо, батюшка, – ответили они нежными ангельскими голосами.
– Здоровы ли?
– Здоровы, батюшка, а как ты сам?
– Тоже здоров, – ответил он.
– Отец Константин, нам нужно поговорить, – безо всякой юродивой дурашливости сказал я, когда надоело слушать все их дежурные банальности.
Священник смутился, посмотрел на меня добрыми, слезящимися глазами. Он почему-то все время смущался, то ли из-за склада характера, то ли щекотливости ситуации.
– Говори, божий человек.
– Нам нужно говорить с глазу на глаз.
– Неужто матушка тебе помеха, у меня от нее секретов нет.
– Зато у меня есть!
Попадья побледнела и умоляюще заглянула мне в глаза. Я понимал, чего она боится, и поспешил успокоить:
– У нас разговор будет о божественном, женщинам это слушать не интересно.
– Ну, раз ты хочешь, – согласился поп, – давай поговорим.
Попадья с дочками неохотно вышли из избы.
– Батюшка, – начал я, – мне не нравится, то, что мы здесь делаем. Какой-то сумасшедший придумал глупость, а вы все ему поверили. Я еще понимаю простых крестьян, они всякому чуду верят, но тебе священнику это не к лицу. Спаситель у нас один и не гоже ждать другого, Это не просто ересь, но и богохульство.
Старик испугался и замахал на меня руками:
– Как ты можешь такое говорить, нам не дано знать божий промысел!
– Вот именно, а вы хотите заставить меня устроить здесь блуд и разврат! Видано ли дело, священнику принуждать паству к греховной любви!
Отец Константин ответил не сразу, но когда заговорил, голос его потерял былую мягкость и нерешительность. Он как-то ни то что бы приосанился, нет, он стал значительным и властным.
– Не тебе человеку, читать то, что скрыто за семью печатями! Здесь было чудо и ты тому свидетель! Молись, чтобы Господь укрепил дух твой и чресла твои, и сделал достойным великой благодати. Ты не блаженный, а лишь сосуд блаженного! Делай то, что тебе предначертано и не гневи Господа!
Я хотел возразить, но понял, что он просто безумен. Спорить или что-то ему доказывать было совершенно бессмысленно. Что делать, и священники сходят с ума.
– Ладно, спорить я с тобой не буду, но хочу, что бы все это проходило в твоей избе, – твердо сказал я. – Иначе вообще ничего не будет, а я на тебя нашлю проклятие! И еще хочу, чтобы убрали мужиков с вилами, мне они мешают!
– Не моя это воля, а Всевышнего и я от нее не отступлю. Господь со мной говорил и учил, как он повелел я лишь все в точности исполняю. Не тебя они стерегут, а невест от демонов защищают. А место где будешь исполнять свой подвиг выбирать тебе, на это твоя воля, а мне с того только великий почет. Блажен тот, в чьей горнице произойдет великое чудо зачатие Спасителя, – договорил он своим прежним мягким голосом и прослезился от умиления. – Оставайся здесь, я тебе в этом препятствовать не стану. Главное старайся лучше выполнить пророчество блаженного Федора. Знаю непомерно труден сей подвиг, сам такое когда-то с матушкой испытал, не приведи Господь вспомнить!
Я стоял, смотрел и молчал. Больше говорить нам с ним было не о чем. Я добился минимума уступок и окончательно уяснил, что батюшка просто сбрендил.
Удивительное дело, как часто сумасшедшие увлекают своими бредовыми идеями вполне нормальных людей. Причем те своим трудом, а то и жизнями еще и умудряются возводить их в ранг великих! Вот этот поп, с первого взгляда видно, что он невменяемый, а ведь умудрился заморочить целое село!
– Ладно, батюшка, иди себе с Богом, поживи у кого-нибудь из прихожан, – небрежно разваливаясь на лавке, распорядился я, – а жену и дочерей пришли, они мне пригодятся.
Отец Константин поспешно вышел, и почти сразу же в избу вбежали поповны.
– Остаешься здесь? – первым делом спросила Дарья.
– Да, остаюсь, зовите девушек, посмотрю, что у вас получится!
Девушки вошли и смущенно столпились в дверях. По случаю важного события одеты они были в лучшее семейное платье. На радость русских мужчин мода у нас не менялась почти тысячу лет, так что гардероб накапливался поколениями, и почти у всех была для торжественных случаев припасена хорошая одежда.
Чувствовалось, что гостьям смотреть на меня неловко, и они, вразнобой поздоровавшись, демонстративно общались только между собой: встали кружком и, не глядя на меня, шушукались и пересмеивались. Я, как, положено ответив на приветствие, присел на лавку и затаился.
Теперь дело было за поповнами. Дарья позвала гостей в закрытую от меня печью часть избы. Девчонки гурьбой бросились туда и, как только спрятались за печь, тотчас осмелели. Теперь оттуда слышался такой заливистый смех и я, грешным делом, пожалел, что поддался панике и отказался от своей многотрудной, но в чем – то приятной миссии. Может быть, все-таки стоило бы потрудиться хотя бы ради отечественной демографии...
Однако мечты так и остались мечтами. Суровая правда жизни перепутала все обстоятельства. С шумом хлопнув дверью, в поповскую избу, как к себе домой, вошли два крепких мужика, одетые в богатые кафтаны. Один был наряжен в красный, другой в желтый, и оба при оружии. Естественно, что у меня екнуло сердце. Я-то был наг и почти бос и не подготовлен к такой неожиданной встрече.
Со света в слабо освещенном помещении они видели плохо, потому остались у порога, осматриваясь по сторонам, Девичник за печкой разом затих и затаился. Я же встал навстречу, уже прикидывая, чем им можно противостоять. Мужики, между тем, продолжали стоять на месте, не выказывая никакой агрессии, крутили головами. Как нетрудно было догадаться, они надеялись увидеть здесь сцену свального греха.
– Вам что здесь нужно? – спросил я, выходя им навстречу.
– Ты, что ли тот самый юродивый? – спросил тот, что был в красном кафтане.
– Ну, я? А в чем дело?
– Барыня тебя к себе требует, – сказал он, продолжая зыркать глазами по углам. – Собирайся скорее!
– Что за барыня и что ей от меня нужно? – спросил я, не трогаясь с места.
– Барыня, здешняя госпожа, – ответил за товарища второй, – сама Мария Алексеевна!
Ни о какой Марии Алексеевне я не ведал ни сном, ни духом, потому ответил так, как положено юродивому:
– Если у нее ко мне дело, то пусть сама придет. Да не просто, а боса! А я не холоп, что бы выполнять ее приказы.
От такого дерзкого ответа мужики просто онемели, не понимая, как кто-то может отказывать их госпоже. Постояв, они переглянулись, явно не зная, что говорить дальше, потом тот, что был в красном кафтане, откашлялся и, поменяв тон с приказного, на ласковый, попросил:
– Давай выйдем во двор, там и поговорим.
– О чем мне с вами разговаривать? Я вас сюда не звал, вошли вы без спроса, как положено не поклонились, так что и разговора у нас с вами не будет. Так и передайте вашей Марии Алексеевне.
Какое-то время они молча переглядывались. Скорее всего, я не соответствовал их представлению об юродивых или, что более вероятно, людей с оружием всегда удивляет строптивость безоружных. Кончилась игра в молчанку тем, что более шустрый и сообразительный, попробовал взять меня на подначку:
– Что боишься что ли с нам выйти? – спросил красный, презрительно ухмыляясь.
– Боюсь, – чистосердечно признался я, – вон вы, какие орлы!
– Это само собой, нам палец в рот не клади! – подтвердил второй, чем заслужил гневный взгляд товарища и смутившись, замолчал.
– Так не выйдешь? – снова спросил тот. – Марья Алексеевна тебя за то не похвалит!
– Ну, почему же не выйти, выйду, – прекращая бессмысленный спор, неожиданно для них согласился я. Тем более что в этот момент в голову пришла неплохая, на мой взгляд, идея, как решить все свои здешние проблемы.
– Так пошли! – обрадовался красный.
– Пошли!
Мы вышли наружу.
Моя «охрана» сбившись в кучку, обсуждала явление незваных гостей. Увидев нас, крестьяне, как по команде, замолчали.
– Ну, вышел, дальше что? – спросил я, рассматривая лошадей посланников таинственной барыни, Они были примерно одного класса, но одна по виду все-таки казалась немного лучше другой.
– Теперь поедешь с нами, – разом теряя толерантность, приказал красный.
– Не поеду, – твердо ответил я, – мне и здесь хорошо!
– Божьему человеку отсюда ни ногой, батюшка так велел, – вмешался в разговор один из крестьян.
Желтый, удивленно посмотрел на обнаглевшего смерда, подошел к нему вплотную и вдруг, неожиданно для всех, ударил кулаком в лицо. Крестьянин вскрикнул, отшатнулся, и отступил, пятясь задом и прижимая руку к разбитым губам.
– Ты чего дерешься? – обиженно крикнул он с почтительного расстояния, вытаскивая изо рта выбитый зуб. – Так разве можно?
Гости переглянулись и рассмеялись. Потом перестали обращать внимание на крестьян и сосредоточились на мне.
– Ну, что видел? Теперь поедешь или тоже хочешь получить?
– Хочу, – ответил я.
– Чего?
– Что слышал.
Такая наглость не могла остаться безнаказанной. Желтый двинулся ко мне со сжатыми кулаками. Я спокойно ждал на месте когда он подойдет. Нормально драться в эту эпоху еще не умели. Бились по принципу, развернись плечо, размахнись рука. Если попасть под такой удар, то мало не покажется. Только зачем под него попадать?
Кулак просвистел мимо моей отклонившейся головы, а вот мой попал точно в то же место, куда желтый ударил крестьянина. Костяшки пальцев пронзила боль, желтый же, взвыл и схватился за лицо.
– Ты, что делаешь, – невнятно закричал он, пытаясь вытащить саблю, – да я не посмотрю, что ты юродивый, я тебя...
Я не стал дожидаться, пока он до конца обнажит оружие, подбежал к своим ошарашенным охранникам и у одного из них выхватил вилы.
Теперь можно было и понаблюдать, что будут дальше делать посланники Марьи Алексеевны. На мое счастье соображали они не очень быстро. Пока желтый, на чем свет стоит, проклинал меня, одной рукой размахивая саблей, а другой, вытаскивая изо рта выбитые зубы, его товарищ чесал, как говорится, репу. Лезть на вилы у него желания не было. Не знаю, походил ли я на голого гладиатора с трезубцем, но, думаю, вид был достаточно грозный, потому что и пострадавший, в конце концов вложил саблю в ножны.
– Надеюсь, вопросов у вас больше нет? – спросил я.
– Поехали к Марье Алексеевне, божий человек, – просительно сказал красный. – Ублажи ее, и она тебя, как только хочешь, уважит!
Предложение в свете моей последней ипостаси прозвучало так двусмысленно, что я чуть не засмеялся.
– Сколько лет вашей хозяйке? – на всякий случай уточнил я.
– Да кто ее знает, мы ее лета не мерили, однако пребывает в достойных годах, – ответил красный, явно не понимая, куда я клоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39