Я был вынужден открыть свой замысел, и меня больно уязвила ее скептическая реакция. Она с сомнением оглядела хаотичное приобретение, и уголки ее рта задергались, словно она подавляла усмешку, которая грозила расползтись до ушей. Я же упрямо продолжал борьбу, собрал-таки проволочный каркас и принялся натягивать на него пленку.
Результат выглядел плачевно. Хелен вышла поглядеть, каковы успехи, как раз тогда, когда я созерцал подобие низко подвешенной веревки с хлопающим на ветру бельем: пленка почему-то полностью не закреплялась.
Тут моя супруга не выдержала. Она привалилась к стене дома, минуты две безудержно хохотала, а потом была вынуждена вернуться в дом и немножко передохнуть. Я остался в огороде, пытаясь сохранить подобие достоинства, но и у меня не было сил смотреть на парнички. Кое-как убрав их составные части в пакет, я спрятал его в гараже. Еще одна катастрофа, а мои акции упали еще ниже.
Неделю спустя, вернувшись с вызова, я застал Хелен в необычном волнении - она даже слегка задыхалась.
- Джим, ты только посмотри! - сказала она, увлекая меня в гостиную, где мебель была сдвинута к стенам, чтобы освободить место для ошеломительного ковра - широкого, назойливо-пестрого, толстого и бугристого.
- Что это? - спросил я.
- Ну... - Она задышала еще чаще. - Днем приходил продавец с этим прелестным ковром. Настоящий касба.
- Что-что?
- Касба. Очень редкий тип восточных ковров.
- Восточных?
- Ну да. Он только что из Индии и купил его на границе у воина одного местного племени.
- Граница? Местное племя? - Голова у меня пошла кругом. - О чем ты говоришь?
Хелен выпрямилась.
- По-моему, все очень просто. Нам представилась возможность купить этот прекрасный ковер. Ковер нам нужен, и это очень выгодная покупка.
- Сколько он стоит?
- Двадцать фунтов. - Что-о?!
- Очень дешево, - сказала Хелен, розовея. - Подлинный касба. Он сказал, что настоящая его цена - сотни фунтов, но ему выпала удача познакомитья с этим воином на...
- Может быть, обойдемся без границы? - перебил я. - Ушам своим не верю! Где этот тип?
- Сейчас придет. Я сказала, что ты захочешь с ним поговорить.
- Безусловно! - Я нагнулся и пощупал касбу. Он был соткан из какого-то колючего материала. Пучочки жестких волокон впивались в пальцы, легко отделяясь от ковра. Режущий глаза узор казался волнистым из-за бугров, о которые можно было легко споткнуться. Ничего хотя бы отдаленно похожего на эту редкость я в жизни не видел. С моих губ рвались жгучие слова, но я промолчал. Слишком велик был список собственных глупостей такого рода, и я находился в очень уязвимой позиции. Сказать прямо, что ковер этот невыразимо жуткий, я не мог. Такт и осторожность!
- Хелен, - начал я мягко, - ты уверена, что он нам подходит? Погляди, он такой бугристый, что дверь не закрывается. - Я наглядно продемонстировал этот недостаток. - И ты не находишь, что расцветка чуть ярковата?
По лицу моей жены скользнула тень сомнения.
- Ну-у... может быть, я немножко поторопилась... А вот и он! Она ввела специалиста по коврам - человека лет сорока с симпатичным лицом, просто излучавшего способность убеждать и чаровать. Тепло улыбаясь, он потряс мою руку и вручил карточку в доказательство своих морских путешествий. Затем, сверкая белейшими зубами, он принялся восхвалять достоинства касбы. Его глаза гипнотически впивались в мои. Но, когда он добрался до воина на границе, я сумел очнуться и остановил водопад слов.
- Спасибо, спасибо, только этот ковер нам не подходит.
Он был поражен и никак не мог поверить, что мы готовы упустить посланную Богом удачу, но я упорствовал в своих вежливых отказах. Он был красноречив и убедителен, но по мере того, как цена снижалась, в его речи все чаще проскальзывали зловеще знакомые фразы: "Послушайте, только для вас!", и "Если уж на то пошло", и "Скажу вам откровенно". Наконец мне удалось вставить слово:
- Я помогу вам вынести его за дверь.
Явно разочаровавшись во мне, он скорбно наклонил голову. Коврище оказался невероятно тяжелым, и мы тащили его наружу в угрюмом молчании, усыпая свой путь разноцветными колючими волокнами.
Закрыв дверь за бывалым мореходом, говорить о нем с Хелен я не стал и вообще помалкивал об этом эпизоде и в дальнейшем. После собственных подвигов позволить себе добродетельное негодование я никак не мог. В нашей семье здравый смысл и практичность, бесспорно, воплощены в Хелен, и этот ковер остается ее единственной промашкой. Однако с тех пор, когда я опять что-нибудь вытворял, немалой поддержкой служило сознание, что и у меня есть в запасе кое-какое оружие. Ведь в крайнем случае я всегда мог бы сказать: "А подлинный касба?".
26

Забияка был единственным спортсменом-любителем среди знакомых мне псов.
- Давай, малый! - скомандовал Арнольд Брейтуэйт, его хозяин. - Покажи подачу Лу Хоуда.
Красавец бордер-колли лихо встал на задние лапы, а правую переднюю вскинул над головой и резко опустил, словно подав крученый мяч. Я засмеялся.
- Поразительно, Арни. Вот уж не догадывался, что он в довершение всего еще и теннисист.
- А как же! - Великан наклонил голову и с удовлетворенной гордостью посмотрел на своего любимца, а потом нагнулся и потрепал косматую голову. - Он у нас во всем мастак. С хозяина пример берет - во всех видах спорта разбирается. Ну а этой подаче грех было бы его не обучить - уж кого-кого, а Лу Хоуда я знаю.
- Вы с ним знакомы?
- Знаком? Да он мой друг. Мы с ним старые товарищи. Он меня очень уважает. Лу то есть.
Я смотрел на Арни с изумлением, которое всегда охватывало меня в его присутствии. Подрядчик-строитель на покое. Вернее, так он себя называл, однако никто не видел, чтобы он когда-либо что-либо строил. Холостяк без малого семидесяти лет, грузный, но еще крепкий, он был неистовым фанатиком всех видов спорта, обладал в этой сфере поистине энциклопедическими познаниями и водил дружбу со всеми знаменитостями. Как это у него получалось, оставалось неясным, ибо из Дарроуби он отлучался редко, тем не менее почти все британские спортсмены с мировым именем числились у него в приятелях.
- Ну а теперь, малый, - объявил он своему псу, - поиграем в крикет. - Мы вышли на лужайку за домом. - Будешь ловить, понятно?
Брейтуэйт прицелился битой по мягкому мячу и, едва Забияка припал к земле, готовясь к прыжку, быстро послал мяч чуть левее пса. Тот взвился в воздух, схватил мяч на лету, отнес хозяину и занял прежнюю позицию. Новый удар правее, потом опять левее, и всякий раз Забияка ловко ловил его в полете.
- Уж он не уронит! - сказал Арни с довольным смешком. Он взмахнул битой. - Та самая, про которую я рассказывал. Лен Хаттон пару раз брал ее у меня перед решающими матчами. И вот что он мне тогда говорил, слово в слово: "Отличная деревяшка, Арни, отличная!".
Это я уже слышал. Легендарный Лен Хаттон, позднее сэр Леонард, в то время был капитаном английской сборной, держателем рекордов, кумиром всюду, где любят крикет, а в помешанном на крикете Йоркшире - так и вовсе верховным божеством.
- А вот и эти бутсы! - Он поднял пару отлично выбеленных крикетных бутс. - Их Лен тоже заимствует. То и дело берет. Говорит, они ему удачу приносят.
- Да, Арни, я помню, как вы про это рассказывали.
- Уж в крикете я себя показал, было дело. - В его глазах появилось мечтательное выражение, и я понял, что сейчас услышу о том или ином его спортивном подвиге на фронтах первой мировой войны. Собственно, я заглянул к нему подстричь когти Забияке, но было по опыту известно, что с этим придется подождать.
- Мы тогда с артиллеристами играли, во Франции то есть. Ну никак у нас броски не шли, и счет рос да рос. Тут полковник кидает мяч мне. "Должен вас поставить, Брейтуэйт, - говорит. - Положение у нас скверное". Ну, я его немножко подправил.
-Да?
- Ага. Три очка в один момент. Тут полковник подходит ко мне и говорит: "Лучше я вас сниму Брейтуэйт. Счет сравнялся, но пережимать тоже не годится". Ну и опять то же самое: их игроки начали выбивать одного за другим, так что полковник опять подходит и говорит: "Извините, Брейтуэйт. Должен снова вас поставить".
Арни помолчал и посмотрел на меня с торжеством.
- Ну и я опять сделал то же.
- Вы... вы опять сравняли счет?
- Ага.
- Потрясающе. Просто чудо. - Я выразительно пощелкал щипчиками, но Арни словно не заметил.
- Ну а теперь покажи Тома Финни! - воскликнул он и покатил по траве футбольный мяч. Это был один из коронных номеров Забияки, и я его уже видел, но все равно разделял восторг, с каким Арни следил, как пес вел мяч по лужайке между передними лапами, обходя невидимых защитников.
- Ну-ка, забей гол! - скомандовал Арни, и Забияка повернул прямо к двум миниатюрным штангам у края лужайки, а затем носом вкатил мяч между ними.
Мы с Арни смеялись и хлопали в ладоши, а Забияка прыгал на нас, отчаянно виляя хвостом. Меня радовала его энергия - ведь он был уже стар. Ему шел десятый год.
- Он ведь любит эти штуки, верно? - сказал я.
- А как же! Спорт для него первое дело. Ему только бы поиграть. - Арни задумчиво надул щеки. - Что-то я Тома давненько не видел.
Том Финни был тогда в зените славы. Игрок сборной, универсал на поле и, возможно, величайший футболист, какого только знала Англия.
- Вы с ним знакомы? - спросил я.
- Конечно, конечно. Мы с ним закадычные дружки. Надо будет навестить его. Эй, Забияка! - Он снова махнул своему псу. - А как насчет гольфа? Покажи нам своего Тони Лока.
Я поднял ладонь.
- Как-нибудь в другой раз, Арни. А сейчас пора заняться его когтями.
- Ладно, Джим, не буду вас задерживать. - Он задумчиво улыбнулся. - Вот подумал про гольф и вспомнил времечко, когда мы с Тони были не разлей вода.
- Еще один друг, э?
- Да уж, можно сказать.
Обрезая когти Забияке, я прикидывал, найдется ли хоть один знаменитый спортсмен, которого Арни не числил бы среди своих друзей. В то время Лок был в гольфе светилом - и добрым приятелем Арни, несмотря на это.
Подобно большинству собак, Забияка не жаждал приводить когти в порядок, и едва я брал его лапу, как он начинал пыхтеть, широко- разинув пасть и вывалив язык, но характер у него был добродушный, и он покорялся судьбе, не рыча и не огрызаясь.
- С черными когтями ухо надо держать востро, - сказал я. - На них кожица совсем не видна, не то что на светлых, и приходится быть очень осторожным. Ты ведь никогда меня не простишь, Забияка, если я тебя ненароком пораню.
Услышав свою кличку, большой пес, несмотря на свой страх, слабо вильнул хвостом, а едва простенькая операция завершилась и я погладил его по голове, он с облегчением убежал на лужайку.
- Выпейте чайку на дорожку, Джим, - сказал Арни.
Я заколебался, времени у меня было мало, но я знал, как он любит поговорить, а я любил его слушать.
- Спасибо, Арни. Но только быстро.
Кухня была типично холостяцкой, функциональной и неуютной. И наблюдая, как Забияка ходит за хозяином от плиты к посудному шкафчику и столу, я понял, какую радость должна приносить его преданность. Без него кухня выглядела бы еще более холодной и неуютной - недаром Арни, хлопоча с чайником и чашками, все время заговаривал с ним. Но никаких признаков бедности заметно не было - Арни, казалось, в деньгах не нуждался.
Он со вкусом помешал в своей дымящейся чашке.
- Лучше горячего чайку ничего нет, а, Джим?
- Да, он очень освежает, Арни. Ну да вы всегда любили чай по-особенному и, наверное, очень мучились во время войны, когда его нельзя было достать.
Он энергично мотнул головой.
- Да нет. У меня всегда имелся запасец. Парочка индийских раджей снабжала меня с начала и до конца.
- Парочка раджей?
- Ага. Во время первой мировой я одно время служил там. Ну и сдружился с ними, с раджами этими. Отличные были ребята, скажу я вам. И, черт, как началась вторая, они про меня вспомнили, и в чем-чем, а в чае я не нуждался.
- Замечательно! - Служба в армии познакомила Арни с поразительным числом стран. Я уже слышал от него про Францию, Бельгию, Италию, Месопотамию, Африку, Египет - и вот теперь Индия!
Я допил чашку и отправился дальше по вызовам. Когда я уходил, Арни уже играл в гольф со своим псом.
Я часто видел Арни и помимо моих профессиональных визитов к Забияке, так как каждый вечер он восседал на обычном своем месте в "Гуртовщиках" у конца стойки. Как-то вечером, возвращаясь с отела, стоившего мне порядочной толики пота, я завернул в "Гуртовщики" утолить жажду. Арни уже был там, а под его стулом по обыкновению свернулся Забияка.
- Отличный денек я провел в Хедингли, - заметил Арни. - Игра хороша была, это уж так.
- Счастливчик! Завидую вам. - Объезжая фермы, я слушал по радио репортаж о крикетном матче и лелеял надежду выбраться с Хелен в Лидс на субботний матч.
- Да, было дело. И знаете, сидел я в первом ряду, ну и подходит ко мне Денис Комптон и говорит: "Здорово, Арни, рад тебя видеть. Я тебя искал. Ребята сказали, что ты будешь тут сегодня, ну так хочу тебя позвать пообедать с нами. Я все глаза проглядел".
- Чудесно! - пробормотал я. - Так вы обедали с командой?
- Ага. И лучше быть не могло. Они там все собрались: Билл Эдрич, и Сирил Уошбрук, и знаменитые австралийцы. Кит Миллер, Нил Харви, Рей Линдоулл - ну да все до единого. И очень мне обрадовались. Я же, понятно, с ними давно знаком.
- Понятно.
Тут с другого бока к моему другу подсел Кении Дитчберн, мясистый краснолицый парень.
- А, Арни! - сказал он ухмыляясь. - О крикете, значит, беседуете? А вы свои бутсы давно Лену Хаттону одалживали?
Арни обратил на него суровый взгляд.
- А, Кении! - буркнул он и снова обернулся ко мне.
Его воспоминания принесли ему в городке немалую известность, и молодое поколение все время тщилось подковырнуть его, но у Арни выработалась защитная реакция - он сразу замыкался в себе. Я же во время наших частых встреч никогда не начинал разговор о его спортивных интересах, никогда не проявлял особенного любопытства, и тогда он расслаблялся, утрачивал настороженность, и одна увлекательная история сменяла другую.
Бедняга становился жертвой не только насмешливого поддразнивания, но и превращался в героя бесчисленных апокрифических легенд, которыми обменивались местные остряки. По словам одних, Арни якобы рассказывал, что, служа во Франции во время первой мировой войны, он настолько прославился как непробиваемый вратарь, что в конце против его ворот встали в очередь все самые результативные нападающие и принялись бить пенальти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44