Бланко, огромный белый пес, лежит у очага и приветствует меня дружеским помахиванием хвоста, а его хозяин сидит по-турецки на столе, беседует с клиентом и заносит иглу над тем или иным одеянием.
Тут (и далеко не в первый раз) мне пришло в голову, что иглу эту я всегда вижу занесенной, но ни разу не наблюдал, чтобы она вонзилась в материю - портной всегда бывал целиком поглощен разговором. Вот и теперь он разливался соловьем перед ошарашенно глядящей на него фермершей.
- Вы, наверное, даже поверить не можете, миссис Хау, что все так и было.
- Это вы правду сказали, мистер Бендлоу, а вот как с жилеткой моего мужа? Вы обещали...
- А было-то именно так! Сколько уж лет прошло. У вас бы глаза на лоб полезли, расскажи я...
- Я бы ее с собой захватила, коли она готова. Ему она требуется для... Мистер Бендлоу разразился дребезжащим смешком.
- Меня стариком не назовешь, только-только пятьдесят разменял, но чего я на своем веку навидался... Вот помнится...
- Жилетка-то у вас четвертый месяц, а вы обещали к...
- Знаю, да знаю же! Да только работы невпроворот. А вы, родная, наведайтесь-ка через две недельки, и она будет готова.
- Но она ему нужна для...
- Быстрее не сумею, родная. Заходите.
Миссис Хау с пустыми руками печально удалилась восвояси, а я занял ее место, улыбаясь как мог обаятельнее.
- А, молодой человек! - Выражение на худом цыганском лице мистера Бендлоу не изменилось, но его глаза с неутолимой ненавистью скосились на брюки, которые я держал в руках.
- И что же это вы мне принесли? - простонал он.
- Вот тут внизу они поизносились, мистер Бендлоу. Пообтрепались, и я подумал...
- Ага! Подумали, что я вам их в новенькие превращу! Пустяк нашли! Вы же меня убиваете, ну просто убиваете. Рождество на носу, я спины не разгибаю. Днем и ночью, ночью и днем, ни минутки...
- Так ведь только вот тут внизу, мистер Бендлоу...
- И нога меня одолевает... Сколько же лет она у меня болит? Не сосчитать. Я ходил к доктору Аллинсону. А он говорит: "А прежде она болела?". "Да", - говорю. "Так чего же вы хотите?" - говорит. И дает мне шестьдесят таблеток. Принял я половину, и получше стало. А когда все принял, и вовсе почти выздоровел. Но доктор, он все так и задумал. "Мистер Бендлоу, - говорит, - вы примете половину таблеток, и вам станет получше, а примете вторую половину и решите, что выздоровели. Но вы не выздоровеете, нет, нет. Я вас знаю - вы не захотите снова ко мне прийти. Но я хочу вас увидеть, когда вы примете все шестьдесят таблеток. В тот самый день". Значит, иду я к нему в тот самый день, как он велел, и он говорит: "А, мистер Бендлоу! Пришли, значит". Я говорю: "Да, доктор, день в день, как вы сказали". А он говорит: "Вы кончили принимать шестьдесят таблеток?" А я говорю: "Да, принял все целиком". И он дает мне еще сто штук.
- Чудесно, мистер Бендлоу. Моя жена говорит, вот если бы вы посмотрели, что можно сделать с бахромой...
- А он говорит: "Вам больше не следует бегать вверх-вниз по лестнице". А я говорю: "Не могу, доктор. Я не могу. Я ж работаю не покладая рук". Нет, вы только послушайте, мистер Хэрриот, я вам сейчас такое скажу! Ничегошеньки я не заработал. И еще скажу: не сумели нажить состояние к сорока годам, так никогда не наживете.
- Как видите, пообтрепались они совсем немножко...
- Конечно, можете говорить, мистер Хэрриот, мол, а футбольный тотализатор на что? Вот я сейчас расскажу вам про Литлвудскую лотерею. Вы только послушайте.
Он слегка наклонился вперед с самым сосредоточенным видом, и тут в дверь с улицы вошел мужчина богатырского сложения. Я узнал Джереми Будби, сына крупного землевладельца и весьма внушительную личность.
- Вы меня извините, - прогремел он, слегка меня отодвигая. - Бендлоу, я пришел за своим костюмом. Я уже был на прошлой неделе.
Портной даже не взглянул на него.
- Вы знаете, что я в Литлвудскую лотерею все выигрывал да выигрывал. Но только по маленьким ставкам - шесть шиллингов, не больше. Вот и говорю себе: если поставишь большие деньги, так получишь большие деньги.
- Вы меня слышите, Бендлоу? - Комната зазвенела от оглушительного баса. - Я каждую неделю прихожу начиная с октября и...
- Ну заполняю я карточку на тройную ставку и сразу выигрываю двадцать четыре номера. Жду, жду чека на семьдесят тысяч фунтов да так и не дождался. Где уж! Получил только письмо от одного из устроителей.
- Послушайте, Бендлоу! - От вопля мистера Будби зазвенели стекла. - Вы держите этот костюм уже год, и...
Он поперхнулся. Перед столом, покинув очаг, возник Бланко и посмотрел на него. Задирать голову псу особенно не пришлось - выше и крупнее я собаки не видал. Мистер Бендлоу сообщил однажды, что Бланко горной шведской породы, и я на всю жизнь запомнил, с какой снисходительной улыбкой он выслушал мой удивленный ответ, что о такой породе слышу впервые, Я остался при убеждении, что Бланко - помесь, но в любом случае выглядел он просто великолепно: белоснежная шерсть, могучая грудь, а уж рост! И вот теперь пес неподвижно стоял прямо перед мистером Будби - неподвижно, чуть приподняв львиную голову. В глазах застыла угроза, в груди нарастало утробное ворчание.
Человек и собака смотрели друг на друга. Ворчание стало заметно громче, и на миг губы Бланко вздернулись, показав львиные клыки.
Будби попятился и сказал заметно тише:
- Вы отдадите мой костюм?.. Я...
Мистер Бендлоу, явно раздраженный, что ему слова не дают сказать, взмахнул иглой.
- Еще не готово. Загляните на будущей неделе.
Бросив прощальный взгляд на Бланко, богатырь удалился.
- Прекрасное такое письмо с извинениями, - продолжал портной. - Он сообщил мне, что я бы получил свои семьдесят тысяч фунтов, но их нельзя выслать из-за одного маленького обстоятельства. Да, из-за одного маленького обстоятельства, можете себе представить. Я, оказывается, заполнил шестнадцать квадратов вместо восьми. А письмо и правда прекрасное, и видно было, что он искренне сожалеет, но сделать ничего было нельзя.
- Да-да, очень грустно. А не могли бы вы привести брюки в порядок до конца следующей недели? Я был бы очень приз...
- И от денег этих мне толку бы не было. Я могу про людей с деньгами такое рассказать...
Я уронил брюки на стол, кивнул и стремительно ретировался.
Я медленно брел по улице (в голове у меня кружил водоворот пустопорожних историй, которые здесь я воспроизвожу дословно, благо тогда же сделал записи) и тщился постичь феномен мистера Бендлоу. В конце концов он все-таки отдавал готовую работу, из чего следовало, что кроит и шьет он главным образом по ночам. Портной, кстати, он был редкостный, и мне доводилось видеть его костюмы, столь превосходно сшитые, что можно было понять, почему люди вроде Будби обращались к нему, несмотря ни на что. Все сводилось к чистой удаче: иной раз он удивлял меня, заканчивая починку или перелицовку почти к назначенному сроку.
Его отличала бесподобная уверенность в своих талантах и умственных дарованиях. Собственно говоря, он был настолько убежден, что знает все обо всем и особенно осведомлен в тонкостях экономики, что считал своим святым долгом делиться этими познаниями со всеми, кто оказывался рядом, а поскольку женой так и не обзавелся, то, кроме клиентов, ему благодетельствовать было некого.
Лишь один раз я видел его в растерянности, за несколько лет до описываемых событий: он снял мерку с Хелен для юбки, а примерку устроил только через несколько месяцев. Когда знаменательный день наконец наступил, юбка в талии не сошлась на два дюйма. Мистер Бендлоу уставился на корсаж, не веря своим глазам, потом подергал, потянул, но без толку. Тогда он обвил ее талию сантиметром, заглянул в записную книжку, снова обмерил. Не вставая с колен, он устремил на нас ошеломленный взгляд.
Хелен улыбнулась и избавила его от терзаний.
- Мне следовало предупредить вас, - сказала она, - что я беременна.
Он прищурился на нее, но примерка задержалась по его вине, и возмутиться он все-таки не мог. Однако наши отношения, наверное, натянулись бы, если бы не прочная симпатия между мной и Бланко, на которого хозяин надышаться не мог.
Бланко было пять лет, и, хотя он отличался завидным здоровьем, иной раз требовалась моя помощь - обычно для извлечения булавок из подушек лап. Он был единственной портновской собакой на моем веку, что не давало материала для сравнений. Однако я пришел к выводу, что, ложась ежедневно на пол в мастерской хозяина, пес подвергался, так сказать, профессиональному риску. Во всяком случае, булавки проникали глубоко под кожу, и их удавалось извлечь пинцетом лишь после долгих усилий. Бланко всегда был как будто благодарен мне и входил в число собак, которым нравилось навещать нашу приемную. Некоторые собаки, попав на нашу улицу, сразу переходили на противоположную сторону, поджимали хвосты и торопливо крались мимо нашего крыльца, но Бланко врывался в дверь, буквально волоча за собой на поводке мистера Бендлоу.
Неделю назад хозяин приводил его на профилактический осмотр, и Бланко, прогарцевав по коридору по дороге в смотровую, не преминул приветственно всунуть голову в приемную. Прямая противоположность суке желтого Лабрадора, которая проехала задом по плиткам всю длину коридора с выражением величайшей муки на морде, хотя ей предстояло всего лишь сменить повязку на лапе.
Бланко был само добродушие и суровел только, когда, по его мнению, мистеру Бендлоу угрожали. Портному он оказывал бесценную услугу - в его мастерской мне не раз доводилось наблюдать бушующих клиентов обоего пола, которых проволочки довели до исступления. Но массивная белая голова с холодными глазами, появляющаяся из-за угла стола, успокаивала их просто не удивление. Иногда требовалось слегка поворчать или обнюхать лодыжки клиента, и уж это действовало без промаха.
Еще я часто думал, что Бланко блестяще подтверждает мою давнишнюю теорию, что в маленьких домиках заводят больших собак, а в больших домах обитают маленькие. Да, огромные особняки с башенками и садами в несколько акров служили приютом бордер-терьеров и джек-расселл-терьеров, а в кухоньке, выходящей прямо на улицу, царил какой-нибудь Бланко.
Неделю спустя - неизлечимый оптимист! - я. опять навестил мастерскую мистера Бендлоу. Он по обыкновению сидел на столе по-турецки - эдакий трудолюбивый гном.
Очередной клиент, сердито насупленный фермер, как раз повернулся, чтобы уйти, но на прощание произнес негодующе:
- Я по горло сыт. Некогда мне сюда каждую неделю являться! - В голосе у него нарастал гнев. - А вы и не почешетесь. Только так не пойдет, знаете ли...
Мистер Бендлоу взмахнул иглой.
- На следующей неделе, на следующей неделе...
- Это я уж сколько раз слышал! - рявкнул фермер, и я поглядел через стол на распростертого у очага Бланко. При таком обороте событий он всегда вставал и становился перед заказчиком, но на сей раз могучий пес даже ухом не повел и продолжал лежать неподвижно, когда фермер с заключительным яростным фырканьем вышел вон, хлопнув дверью.
- Доброе утро, мистер Бендлоу, - сказал я деловито. - Я забежал на минутку за...
- А, мистер Хэрриот! - Гном нацелил на меня иглу. - Когда вы ушли, я вам рассказывал про людей с деньгами. Старик Краудер в Аплгейте. Восемьдесят тысяч фунтов после себя оставил, а когда я ему брюки чинил, так он с кровати не вставал. Не шучу и не сочиняю. Так и не вставал, пока...
- Кстати, о брюках, мистер Бендлоу...
- А у него экономка была - Мод... Фамилию запамятовал - и уж так его обихаживала. Можно сказать, с постели поднимала и спать укладывала, стряпала для него, тридцать лет минуты отдыха не знала! И знаете, он ей и пенса не оставил. Она оспорила завещание, знаете ли, но присудили ей только пятьсот фунтов. А все денежки отошли какой-то дальней родне.
- Мои брюки готовы? Они мне необходимы для...
- Я вам про случай и похуже расскажу, мистер Хэрриот. Мальчишкой я у фермера работал. У него тысячи были, но он ни в пивную не заглядывал, ни в кино не ходил, носа со двора не высовывал. Экономил каждый пенс. Уж не знаю, что он с деньгами делал, в доме прятал, не иначе... Мне это про одну историю напомнило...
Я набрал воздуха в легкие, чтобы вновь воззвать к нему, но тут дородная дама у меня за спиной не выдержала:
- Послушайте-ка, я, конечно, извиняюсь, что вас перебила. Только у меня времени ну совсем нет. Платье мое мне дайте. Вы назначили на сегодня.
Портной воздел иглу.
- Не готово. Работы невпроворот. Приходите на следующей неделе.
- Работы невпроворот! Для языка, что ли? - Голос у нее обладал какой-то особой пронзительностью, и она включила его на полный диапазон. Я взглянул на Бланко: он лежал, как лежал. Странное равнодушие!
Мистеру Бендлоу явно не хватало моральной поддержки своего пса. Во всяком случае, вопли дамы его против обыкновения смутили.
- А... ну да... - промямлил он. - На следующей неделе получите. Это уж точно. - Он покосился на меня. - И вы тоже, мистер Хэрриот.
Зайдя на следующей неделе, я замер на пороге, пораженный открывшейся мне картиной - мистер Бендлоу шил! В своей обычной позе он наклонялся над пиджаком, и его рука с иглой просто порхала над лацканом. И он молчал!
Зато говорила супружеская пара. Муж и жена обрушивали на него поток сердитых жалоб. Портной безмолвствовал с затравленным видом. А Бланко спал себе у огня.
За своими брюками я заезжал между визитами, но всегда наталкивался на очередь, а времени ждать у меня не было. Однако я успевал заметить, что мистер Бендлоу трудился на столе в покорном молчании, а Бланко неподвижно лежал у огня. И мне становилось грустно. Разговоры были для маленького портного смыслом жизни, единственным развлечением и утешением в его одиноком существовании. Что-то недопустимо разладилось.
Я зашел к мистеру Бендлоу как-то вечером и нашел его одного. О брюках я упоминать не стал, а спросил:
- Что происходит с Бланко?
- Да вроде бы ничего. - Он посмотрел на меня с удивлением.
- Ест он хорошо?
- Хорошо.
- Гуляет как следует?
- Ну да. Утром и вечером, подолгу. Вы же знаете, я о своей собаке забочусь, мистер Хэрриот.
- Конечно, конечно. Но... он не встает перед вашим столом, как раньше. И... э... не интересуется заказчиками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44