– Ахейцы тоже дорого заплатили, – говорит Эней, выныривая. – Мы потопили множество их судов.
– Им не взять Трою, – говорит Приам. – Завтра наше войско будет ждать их в поле.
– Боюсь, что это не очень хорошая идея, отец, – говорит Гектор. – Ахейцы превосходят нас числом в три раза, и единственное, чем мы можем компенсировать их перевес, – неприступные стены города. В поле они просто задавят нас количеством.
– Мы не будем отсиживаться за высокими стенами, – заявляет Приам. – Мы не можем проиграть. На нашей стороне сам Аполлон.
– Сегодня его присутствие не слишком нам помогло, – говорит Гектор.
– Не оскорбляй богов, сын.
– Я чтил богов всю жизнь, отец, но боги не помогут нам в этой войне. Нам нельзя встречаться с ахейцами в поле.
– Мы выйдем в поле, сын, – говорит Приам. – Не забывай, что я еще пока правитель города. Троянцы не боятся войн.
– Таких войн троянцы никогда не вели, – говорит Гектор. – Отец, битва на открытой местности, когда с одной стороны побережье, а с другой – стены нашего города, превратится в бойню через первые полчаса. Там не сработает никакая тактика, никакая стратегия, сила и доблесть не будут значить ровным счетом ничего. Все решит количество воинов, готовых умереть в тот день, и эти цифры говорят не в нашу пользу.
– Троянцы встретят врага в поле, – говорит Приам. – И я не буду это обсуждать. Ты – мой наследник и лавагет города, но я – твой отец и правитель! И я повелеваю.
– Хорошо, отец, – говорит Гектор. – Мы сделаем все, как ты хочешь. И умрем в поле, если будет на то твоя воля.
– Хорошо. – Приам тяжело поднимается на ноги и уходит.
– Значит, смерть, – говорит Эней, весело улыбаясь, – Приамид, я никогда не думал, что мы с тобой умрем в один день. Но, похоже, нам предстоит пасть завтра.
– Не к добру такие разговоры, – говорит Циклоп. – Мы выйдем в поле, как этого хочет басилей Приам, и будем биться. А боги пусть решат, кто достоин победы.
– Я возьму с собой половину нашего войска, десять тысяч человек, – говорит Гектор. – И встречу Агамемнона за воротами, как того желает отец.
– Я буду рядом, – заявляет Эней.
– Не в этот раз, – говорит Гектор. – Ты возьмешь столько людей, сколько сможешь найти, не бери только тех, кто участвовал в сегодняшнем сражении, пусть отдохнут. Ты поднимешься на стены, и ты будешь держать стены, что бы ни случилось в поле. Ты понял, Анхисид? – Глаза Гектора яростно сверкают.
– Да, лавагет.
– Ты выделишь Циклопу столько людей, сколько он сочтет нужным, – продолжает Гектор. – Циклоп, ты будешь держать ворота. Ты откроешь их вовремя, чтобы я успел войти в город, и захлопнешь их перед носом ахейцев.
– Да, Гектор.
– И ты не выйдешь в поле, что бы ни случилось. Обещай!
– Обещаю, Гектор.
– Если мы все умрем, позаботься о том, чтобы ахейцы не вошли в город и не добрались до наших жен и детей.
– Пока я жив, ахейцы не войдут в город.
– Попытайся прожить подольше, Циклоп.
Циклоп улыбается:
– Обещаю, Гектор.

Реалити-шоу «Троя»
Берег Троады. Вечер после высадки ахейского войска
Агамемнон, Менелай, Нестор и Калхант
– Завтра мы возьмем город, – в очередной раз заявляет Агамемнон, – Что говорят знамения, пророк?
– Боги благоволят ахейцам, – говорит Калхант. – Внутренности принесенного в жертву быка говорят об этом с полной определенностью.
– Что могут говорить внутренности быка? – спрашивает Менелай, – Войны выигрывают мечи, а не пророки.
– Зевс не оставит нас, – говорит Агамемнон. – И с его помощью завтра мы будем пировать во дворце Приама.
– Быть может, – говорит Нестор. Он кутается в меха и старается держаться поближе к огню, разведенному посреди шатра. – Но троянцы не сдадутся без боя.
– Троянцы не устоят, – говорит Агамемнон, – Мы разбили их флот в открытом море, разбили их армию сегодня на побережье и разобьем завтра.
– Сегодня им было куда отступать, и они отступили, – рассудительно говорит Нестор. – Завтра же они будут сражаться за свои дома.
– Кто будет завтра биться с нашей стороны? – Менелай явно пытается перевести разговор в другое русло.
– Завтра в бой пойдут золотые щиты, – говорит Агамемнон. – А также спартанцы, аргосцы Диомеда и мирмидонцы Ахиллеса. Остальным на поле не хватит места.
– Аякс может оскорбиться, что его не позвали на бой.
– Его позовут, – говорит Агамемнон. – Так же, как и всех вождей. Но его саламинцы участвовать в сражении не будут.
– А чужеземец?
– Надо присмотреть за ним, – говорит Агамемнон. – Калхант, ты знаешь что-нибудь об этом человеке?
– Его будущее закрыто для меня.
– А прошлое?
– Я постараюсь выяснить, ванакт.

Полковник Трэвис
Из шатра Одиссея, куда переместилась наша гулянка после основательного набега на винные запасы аргосца, я вышел не слишком твердой походкой, благо идти было недалеко. Палатка, предоставленная мне Лаэртидом, стояла меньше чем в сотне шагов от шатра басилея.
Звезды сияли ярко, по морю бежала лунная дорожка. Идиллия, да и только. Если, конечно, не обращать внимания на висящую в воздухе гарь от погребальных костров.
Я откинул полог палатки и шагнул внутрь.
Там кто-то сидел.
Поскольку в палатке было ненамного темнее, чем снаружи, моим глазам не пришлось адаптироваться к новому освещению, и я сразу рассмотрел незваного гостя.
Юноша в свежем, без складочки, хитоне, в сандалиях с символическими крылышками на пятках, вьющиеся волосы аккуратно зачесаны назад. Юноша сидел на походном стуле, рядом стоял его резной посох. По посоху ползали змеи.
– Проходи, – пригласил он меня в мою палатку.
– Ты кто? – Поскольку больше стульев не наблюдалось, я присел на походную постель.
– Ты первый, кто задает мне подобный вопрос, – сказал он. – Обычно меня узнают сразу. Я – Гермес.
– А я – Алекс.
– Я – сын Зевса.
– А я – Виктора.
– Ты не удивлен?
– С чего бы?
– И то верно, – сказал Гермес. – Удивленным должен быть я. Кто ты такой?
– А ты?
– Я – бог. И я задал тебе вопрос. Кто ты такой, откуда ты взялся и чего ты хочешь?
– Ты – плохой бог, раз задаешь такие вопросы. И плохо сделал свою домашнюю работу.
– Боги не бывают хорошими или плохими. Они просто есть, – сказал Гермес. – И чтобы доказать тебе, что я хорошо сделал, как ты говоришь, свою домашнюю работу, я отвечу на два первых вопроса. Ты – смертный и прибыл сюда из другого мира, лежащего в будущем. Я прав?
– У тебя хорошие источники информации, – сказал я.
– Это не твоя война. Зачем ты лезешь в битву? Ты сломал челюсть моему брату.
– Знаю. Она очень характерно хрустнула под моим кулаком. Ты пришел мстить за брата?
– Нет. Я не жалею Аполлона, хотя… Скажем так, я не слишком люблю своего братца. Но зачем ты это сделал?
– Принял его за другого.
– У тебя нет здесь врагов.
– Зато есть люди, которые мне не нравятся.
– И кто же?
– Позволь мне не отвечать, – сказал я. – Это слишком личный вопрос.
– Троя падет, – сказал Гермес. – Рано или поздно этого события не избежать. Но она не должна пасть быстро.
– Почему?
– Позволь мне не отвечать на этот вопрос, – сказал он. – Поверь, у меня есть причины так говорить. Аполлон был практически единственным из нас, кто осмелился открыто бросить вызов отцу и встать на защиту города. Это был наш шанс затянуть войну если не на годы, то хотя бы на месяцы. Теперь же он не скоро выйдет в поле.
– Один раз схлопотал по лицу – и уже не выйдет? – удивился я. – Это не слишком по-мужски.
– Брат чересчур дорожит своей внешностью, – усмехнулся Гермес. – Правда, в этой истории есть один плюс. Боги, которые раньше не думали защищать город, теперь могут встать на его сторону. Во-первых, Артемида-охотница уже поклялась отомстить за брата.
– Я тронут.
– Кроме того, Арес, наш неистовый любитель крови, жаждет сразиться со смертным, бросившим вызов богу Олимпа и оставшимся в живых, и до тех пор, пока ты жив, он будет воевать против ахейцев, хотя раньше собирался их поддержать.
– Я польщен.
– Ты дурак. Я не знаю, как тебе удалось устоять против Феба, но Арес сотрет тебя в порошок.
– Ты сам дурак, Гермес. Ты слышишь, как стучат молотки и визжат пилы? Ахейцы мастерят осадные лестницы и башни. Они возьмут Трою, и никто не сможет их остановить.
– Они возьмут Трою, – согласился Гермес. – Участь города предрешена. Но они не должны сделать это завтра. Завтра ты не выйдешь на битву.
– Меня и самого не слишком туда тянет. Но почему тебя так заботит мое здоровье?
– Арес поклялся сразить тебя на поле боя. Он не будет убивать тебя в лагере, если на поле тебя не будет. Арес не слишком умен, но он держит слово. Он не примет сторону ахейцев, пока ты жив. Разве ты не хочешь жить, смертный? Разве тебя так манит царство моего дяди?
– А кто у тебя дядя?
– Аид.
– Хороший дядя, – сказал я. – Значит, ты настаиваешь, чтобы я завтра не дрался?
– Да.
– Ты меня почти уговорил.
– Со мной никто никогда не разговаривал в таком тоне, смертный. Я, между прочим, бог.
– А я в тебя не верю, юноша.
– Я старше тебя в сотню раз, – сказал он. – И потом, как ты можешь не верить в меня, если я перед тобой?
– Я тебе потом объясню, Гермес, – сказал я. – А теперь, будь добр, отправляйся на Олимп и дай мне поспать. Я устал.
– Мы еще увидимся, смертный, – сказал он и исчез прямо со стула.
Исчез без всякой вспышки и запаха озона, которые сопровождали его брата.
Аполлон любит театральные эффекты?
Плевать.
Я плотнее задернул полог и завалился спать.

ГЛАВА 12

Дэн
Дико хохотал Ахилл и потрясал своим мечом. Я палил в него из базуки, снаряды рвались под ногами героя, не причиняя ему вреда.
– Вы все умрете! – орал Ахилл и отсекал Гектору голову.
Потом наотмашь рубил Энея, плечом ломал ворота Трои, врывался в город и сжигал его.
Аполлон со свихнутой набок челюстью с ехидной улыбкой наблюдал за попытками полковника Трэвиса взобраться на Олимп по канатной дороге. Каждый раз, когда кресло Алекса достигало вершины Олимпа, Аполлон дергал рычаг, кресло с умопомрачительной скоростью неслось к подножию, и все начиналось сначала.
На самом Олимпе сидели Зевс и мистер Картрайт, пили разбавленный виски нектар и закусывали амброзией с черной икрой.
Глубоко под землей Макс катил в гору камень, а мистер Хенриксон подгонял его плетью.
Академик Северов чертил геометрические фигуры на песке во внутреннем дворике дворца Приама, когда пьяный Аякс заколол его бронзовым мечом.
Пылала Троя. Агамемнон с Менелаем пировали на костях, а прислуживала им Елена Прекрасная.
Аполлон, уже с нормальной челюстью, снова плевал Кассандре в рот, а потом насиловал ее.
Мальчишка, похожий на Ахилла, бегал по домам, вырывал младенцев из рук матерей и бросал их со Скейской башни.

– Дэн, просыпайся.
– Черт! – Я обнаружил, что Макс трясет меня за плечо, и сел на диване. В руках главного режиссера были две чашки кофе, одну из них он протягивал мне. – Что-то стряслось?
– Ага. Меня самого разбудили час назад.
Мы завалились спать, как только стало ясно, что никого сегодня больше не убьют. До этого мы восемь с половиной часов провели, уставившись в мониторы.
Спали мы каждый в своем кабинете. Не было сил, даже чтобы доползти до служебных квартир тридцатью этажами ниже.
– Что на этот раз?
– Полковник Трэвис выпал.
– Куда?
– Не куда, а из чего. Он выпал из записи на двадцать семь минут и тринадцать секунд.
– В смысле? Камеры его потеряли? Это же невозможно. За ним наблюдает больше десятка, не могли же они все сломаться.
– Знаю, что не могли.
– Или он просто захотел остаться наедине с собой и отключил их? Он ведь может.
– Может. Но он этого не делал. С его стороны не было никаких программных вмешательств в работу оборудования.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Я тоже. Пойдем, посмотришь.
Действительно странно.
Полковник Трэвис неплохо провел вечер, накачиваясь вином в обществе правителей Итаки и Спарты.
Из шатра Одиссея, где остались храпеть вышеупомянутые правители, полковник выбрался около двух часов ночи. Походка у него была, как и следовало ожидать, нетвердой, хотя для меня было удивительно, как он вообще может ходить. Немного постояв на свежем воздухе и отдав дань незамутненному промышленным смогом небу, он откинул полог своей палатки. Три камеры влетели следом за ним, две ждали его внутри.
Полог продолжал колыхаться, но полковника Трэвиса в палатке не было. Такое впечатление, что, переступив порог, Алекс шагнул в другое измерение. Словно прошел через привычный профессиональным виртуалам портал.
Через двадцать семь минут и тринадцать секунд полковник Трэвис обнаружился мирно спящим в своей походной кровати.
– Фигня, – сказал я. – Макс, я пойду спать. Разбуди меня, когда получишь съемки с Олимпа.
– Ты не можешь так со мной поступить, – сказал Макс. – Это бесчеловечно.
– Плевать, – сказал я. – Мне и так уже снятся кошмары по ночам, и, говоря откровенно, мне плевать, если полковник Трэвис решил поиграть в Чеширского Кота. Мы все равно только наблюдаем и ничего не можем изменить. Спокойной ночи.

Говорят, что утро вечера мудренее. Бессовестно врут.
Я проснулся с полным отупением мозга, и даже две чашки кофе, которым сопутствовало полпачки сигарет, не способствовали просветлению.
Считается – и я уже об этом говорил, – что мы получаем записи из прошлого с запаздыванием в один час. Технически это действительно так, только вот смотреть эти записи невозможно.
В подвале нашего служебного небоскреба установлены четыре суперпупермегакомпьютера, по сравнению с которыми компьютер Пентагона, отвечающий за развертывание военных действий, не более чем дешевый китайский калькулятор.
Наши компьютеры занимаются сортировкой данных по персонажу, отсеиванием двойных планов, синхронизацией происходящего и прочими техническими тонкостями, в которые я не стараюсь особо вникать; на вышеперечисленное уходит еще около сорока минут. В результате мы имеем полную панораму событий и способны получить как общий вид происходящего, так и вывести на крупный план любого из основных персонажей.
Камеры ломались, отказывали по техническим причинам или же из-за внешнего воздействия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42